На мгновение в ослином мозгу промелькнула мысль, безумная и мрачная – старик-хозяин заодно с волками, и в этом ему помогают Чубайс и Агрепина. А это значит, что зловещее определение «следующий» в один прекрасный день будет применено к нему. Старый, жесткий, невкусный осел, которому просто не повезло оказаться «следующим».
Праздничное настроение улетучилось, и он по-новому посмотрел за злодейку-козу. Вернее, хотел посмотреть, потому что Агрепины в хлеву не оказалось.
История становилась совсем запутанной. Савелий должен был все проанализировать, но с этим у осла была беда, и он решил для начала просто выйти на воздух. До него долетели обрывки диалога овец.
– Это она во всем виновата!
– Соблазнила нашего Лукашу…
– И погубила!..
– Бессовестная!
– Девоньки, – нарушила личное овечье пространство Криштиана, – вы зря на нее наговариваете. Только подумайте, как романтично и трагично одновременно. Они поняли, что не смогут быть вместе – весь мир против козы и барана – и ушли в лес, положить несчастную любовь на алтарь волчьих желудков.
Только тут овцы заметили, что Агриппины нет.
Версию Криштианы тоже следовало взять во внимание. Осел в задумчивости повертел головой, понимая, что забывает суть предыдущих размышлений. Это было чертовски плохо, но на то он и осел. Захотелось морковку, большую и сочную, чтоб хрустела на зубах.
Скоро в далеком далеке начнут бить куранты, и люди, отплевываясь от неудач прошедшего года, не оправдавшего ожиданий, будут мечтать о море счастья в наступающем, таком особенном и непохожем на все предыдущие.
Неожиданно дверь распахнулась, и снежный вихрь ворвался в хлев предвестником чуда. Вслед за беснующимися снежинками вошла процессия – маленькая круглая Снегурочка верхом на массивном Дедушке Морозе, а впереди гарцевал олень. Нельзя сказать, что Снегурочка была некрасивой, скорее своеобразной – кокошник размером с саму внучку был единственным элементом наряда. Такая Снегурочка вряд ли выиграет конкурс красоты, но теплоту во взгляде индюка нельзя было сравнить ни с чем – влюбленное сердце не обманешь. Дед Мороз удовлетворенно хрюкнул, довольный произведенным эффектом.
– Батюшки… Живые…
– Владимир Вольфович, невредимый…
– Да как же такое возможно-то?!
Шепот перерос в гвалт, животные наперебой принялись обнимать и поздравлять чудесно спасенных, и только олень скромно отошел в сторону, спокойный и умиротворенный, будто хорошо сделал свою работу, не нуждаясь в другой похвале.
Савелий был опытным ослом, и его такой маскарад не провел. Оленей с прямыми рогами не бывает.
– Агриппина, – тихо спросил он у оленя, – как?!
Поднял вверх брови, чтоб выразить всю степень своего изумления.
– Я его сожрала, – спокойно ответил олень Агриппина.
– В… волка?.. – Уточнил осел.
– Ага, – все та же невозмутимость, – мой хлев – моя семья. А за семью я порву любого.
Этого оказалось достаточно для того, чтобы за Агриппиной закрепилось прозвище Донна. Особо впечатлительные называли ее не иначе, как пожирательница волков.
Полночь вступала в свои права, таща на горбу Новый Год. В доме изумленные внуки восторженно вытаращились на запеченную баранью ногу, которую бабка вытащила из печи, а дед, заразившийся оптимизмом президента, налегал на самое вкусное блюдо в мире – шикарные бараньи ребрышки.
***
Козлята разом выдохнули. Сказка превзошла их ожидания.
– А волк? – спросил Валентин, – ты и вправду его съела?
В глазах козлят читался неподдельный восторг.
– Да не было никакого волка, – коза зачерпнула браги алюминиевой кружкой, – а дело было так. Когда меня бросил подлый баран, Чубайс в утешение предложил намять ему бока. Я согласилась было, но тут он рассказал, что дед на Новый Год собрался заколоть поросенка, и в моем мозгу родился новый план. Если поросенка загрызут волки, то дед будет вынужден найти ему замену на новогоднем столе. Так мы инициировали его пропажу. Чубайс постоянно вертелся под ногами у деда, и выяснил, что внуки выпросили запеченную индейку. Пришлось убрать и ее, а волка прекрасно сыграл Владимир, даром что Вольфович. Пришлось им пожить пару дней у Агафьи в сарае – она туда всю зиму носа не сует. И тогда уже деду захотелось баранины. А я к тому времени готова была половину живности «волкам скормить», вопрос принципа. А потом чудесное спасение. Овцы, дуры, до сих пор уверены, что я волка сожрала.
– А мама говорит, – не унимался Валентин, – что вы – прожженная сука.
«Права твоя мама» – подумала коза, а вслух сказала:
– Права твоя мама. А еще я – добрая.
– Добрее козы я не видел, – согласился Владимир Вольфович, грузный умудренный опытом хряк. Куры спорили у насеста, чье яйцо более правильной формы. Жизнь продолжалась.