Валерика Шум
Конкурс
Пришла на выступление я раньше почти на полтора часа, какая интересная тенденция – не опаздывать на такое, ведь по моему обыкновению нет мест, куда бы я не опоздала. Воскресенье, никто не неволит, дома все уже привыкли к моим выходкам и “облачениям”. Я, как в детском саду – только сегодня я не лисичка, сегодня я – поэт. И что же тут странного, ну не может же быть нас в зале 100 человек с прибабахом? 15 выступают, 4 судят, еще трое – приглашенные артисты, остальные смотрят, и что, все мы не в рамках нормы? Не думаю!
Итак, я стесняюсь выходить даже на саундчек в пустом зале, я слышу голос в микрофон и не слышу себя. Тут начинает проявляться вся гадость волнения – промахи, ты делаешь досадные промахи, запнулся о ковер, ударился, порвал колготки, растерял вещи. Я красивая, нарядная, с напудренной кожей как у младенца, румяная и яркая, внутри как расшатанный забор, некрашеный, скрипучий и трухлявый! Иду в туалет, снимаю кольцо, чтоб помыть руки, забываю его…десятью минутами позже бегу в уборную, кольцо исчезает, никто не видел, не знает, уверяют, что персонал отдает все и всегда, даже самые ценные ювелирные украшения, ага, видимо не в этот раз, забудь про кольцо! С Богом – началось, пусть это будет самая большая потеря в моей жизни, а, нет, пусть это будет маленький взнос за мой будущий успех, равно как и забытые мной после конкурса цветы, красивая корзинка с желтыми розами, что я оставила нечаянно на столе, когда уже за полночь уходила домой.
Но ведь я готова, что там, я же сто раз это делала… Прошу одну из членов жюри помочь мне с микрофоном. Просто не знаю, как он регулируется, она помогает мне, а три часа спустя она же вручит мне награду. По меркам стихотворных премий – подарит грамоту, кусок бумажки, песчинку с мелководной речки. По меркам того, кто принял и полюбил себя, она подарит мне личную победу надо мной вчерашней, еще вчера не умеющей даже стоять у этого микрофона, она даст жемчужину со дна моря, маленький ключик от следующей двери. Ну ведь правда, есть какая-то последняя дверь, как в огромном замке жизни, ну нельзя в нее пройти, пока много-много других дверей перед не откроешь!
Только вот все не просто, ключик есть, а двери нет, представляешь, дверь тоже надо искать, снова и снова.
Сцена
И вот я выхожу на сцену, обнуленная, как выполощенная тряпка… Где мои стержневые медитации накануне, методики настройки, выученный текст? Я трясусь на физике по-настоящему, если было бы шелковое летящее платье – оно передало бы всю вибрацию, потому все ношу в обтяжку, но кажется в этот раз дрожали, колыхаясь, даже капроновые колготки.
Я читаю, вообще не так как я хотела, ни голос, ни тело, не слушаются, они несутся вперед, чтобы скорее уйти со сцены, конечно же. Я не насладилась, я оглушена, я обессилена, я машу руками, перебираю ногами, чтобы меньше тряслись, два раза срываю аплодисменты, но гашу их, потому что Я НЕ ДОЧИТАЛА! И дочитываю, подпрыгивая, лопаясь, будто семечка подсолнечника, поджаренная на сковородке.
Люблю эти моменты за щеки… Щеки? причем тут щеки? Они красные, алые, пунцовые, они горят, и мне тепло, они меня спасают от внутренней заморозки, моей личной анестезии, которая просто хочет меня спасти, спрятать от глаз, от ошибки, от стыда, от падения, она напрягает тело настолько, что оно дрожит, перемешиваемое колотящемся сердцем. Поэтому сегодня так сильно болит голова – спазмы от шеи и спины, в них нет свободы, там ходуном ходят крылья, которые нет сил расправить. Да где уж там, расправить – мне негде их разложить, я и не знаю, какого они цвета. Белого? Может быть… Я страдала много, я не делала зла, ну может эгоистична, да, в семье одна, может тщеславна, это эго, да, но сущее ангельское.. Может черные? Тогда почему я до сих пор не смела все на своем пути. Наверное, они – серые, серые крылья, а еще лучше пятнистые) Вы знаете почему…
Так вот, где тут им раскрыться?
Нечего, пусть скребутся под кожей.
Критики достают хлыст из ножен.
Кажется рождается стих
Пока бой внутри не затих…
Достают и бьют, без ножа режут, подрезааают крылышки, словно длину моей юбки и без того короткую, тем самым медленно погружая меня в стыд, от которого тело анестезируется напряжением. К платью я еще вернусь, напомните только. А пока – мои пощечины, и я подставляю щеки одну за одной, будто у меня много щек, многощекая, многоликая Лера.
