© Валерий Большаков, 2015
© ООО «Издательство АСТ», 2016
Бискайский залив, близ устья Шаранты и острова Олерон. 1671 год
Ядро просвистело по-над самой палубой «Ретвизана», ломая балясины фальшборта[1].
Горячий чугунный шар махнул совсем рядом с Олегом – снаряд гадостно зудел, так и норовя оттяпать руку или ногу, а то и вовсе располовинить организм. По спине сквозануло холодком.
– Залп верхним деком! Последовательно! – скомандовал Сухов и дал отмашку.
Пушки на палубе с левого борта зарявкали, по очереди выбрасывая ядра и кутаясь в плотные клубы порохового дыма.
Голландская шнява почти успела развернуться к «Ретвизану» кормой, сверкнув затейливо выложенными буквами: «Мауритиус». Чуть в стороне от нее вскинулись белые фонтаны воды, ядрами взбитой в пену.
Перелет.
– Попал!
Парочка чугуняк все-таки достала верткую шняву, проковыряв в борту черные зияния, но выше ватерлинии – волны в пробоины захлестывать не будут. А жаль.
«Мауритиус» огрызался, открывал огонь из мушкетов, «горячие голландские парни» даже пушку перезарядили и пальнули картечью.
– Тысяча чертей! – процедил Олег. – К повороту оверштаг, морячки-корсарчики!
Флейт «Ретвизан» держал курс на юг. С левого борта открывался вид на остров Олерон – песчаные пляжи, хвойные леса да соленые болота. На фоне елей белела цитадель.
– Поворот!
«Мауритиус» болтался между островом и флейтом – слишком далеко от пушек Шато-д’Олерон, зато от «Ретвизана» – на дистанции мушкетного выстрела. – Лево руля! Раздернуть фока и кливеров шкоты!
Корабль покатился к ветру.
– Фок на вантах! – доложили с бака.
– Отдать грота-шкот! Грот на гитовы!
«Морячки-корсарчики» живенько убрали грот и взялись за бизань, вынося паруса на ветер.
– Отдать фока-галс!
Все паруса на фок-мачте были быстро обрасоплены, шкоты кливеров перенесены налево, шустро и бегом. Флейт плавно разворачивался к «Мауритиусу» правым бортом.
– Капитан! – крикнул Ташкаль. – Этим идти подкрепление!
Сухов раздвинул подзорную трубу.
Слева по борту, в открытом море, хорошо был виден голландский бриг, спешивший на помощь шняве. Он шел круто к ветру, задувавшему с берега, выписывая зигзаг переменными галсами.
Ну, пока бриг дотелепается, бравые канониры «Ретвизана» успеют перезарядить орудия.
Нет, но какова наглость! Чуть ли не на пороге Рошфора, базы, между прочим, Флота Океана, напасть на французскую галеру!
Вон она, качается на волнах – фок-мачта перекосилась, грот-мачта и вовсе сбита, весла – в дрова…
Зато надстройка на корме разукрашена, изузорена, вызолочена. Как галерку окрестили хоть? Сухов поднес к глазам трубу.
«Реаль». Ну, конечно…
Кабы не «Ретвизан», голландцы с «Мауритиуса» накрыли бы галеру вторым залпом, а так все ядра достались Олегу со товарищи. Ну не бросать же своих – как-никак, на мачте флейта полоскался белый флаг Королевства Франции.
Пиратствуя с Генри Морганом по городам и весям Вест-Индии, Сухов не слишком-то интересовался происходящим в Старом Свете.
Вроде как Нидерланды, в союзе с Испанией и еще с кем-то, были на ножах с Францией и Англией. «Голландская война».
Но сейчас-то перемирие!
– Готово, капитан! – проорал Илайджа, черный от сажи, как негр, и белозубо оскалился.
– Залп лагом!
Загрохотали пушки по правому борту, накрывая нахальную шняву.
Палуба под ногами капитана вздрогнула, жаром пальбы дохнуло в лицо.
«Реаль» сделала попытку развернуться, дабы сказать свое веское слово и ударить с кормы, где у галеры имелось пять орудий приличного калибра, но маневр выходил плоховато.
Впрочем, «Мауритиусу» и без того досталось.
– Капитан! Там еще один!
– Ах, чтоб вас…
Вражеский бриг раздвоился будто – на подмогу шняве торопилось сразу два корабля!
В трубу было хорошо видно, как из-за ближнего к «Ретвизану» двухмачтовика вышел дальний, словно зеркальное отражение. Только красно-бело-синие вымпелы на мачтах относило в одну сторону.
Оба брига шли к берегу, лавируя, и решение к Сухову пришло как бы само собой.
– Илайджа! Бастиан! Кэриб! Это самое… Пушки верхней палубы зарядить книппелями! Каждую третью – картечью! Пушки нижней – ядрами!
– Да, капитан!
– Айюр! Ташкаль! Готовьте своих – чувствую, без абордажа не обойдемся!
– Сделаем, капитан!
Из двери, ведущей в надстройку, показалась Флора.
Олег сделал грозное лицо, и девушка понятливо скрылась.
– Сеть натянуть! Мушкетеры – готовсь!
Команда забегала, развешивая над палубой сеть, сплетенную из обрывков троса, – этого требовала «техника безопасности».
Ежели пушкари с подоспевших бригов окажутся меткими, то обломки рангоута не попадают на головы, а задержатся в ячеях сети.
Чернокожий Прадо сноровисто выводил мушкетеров, Айюр расставлял стрелков из фальконетов.
На шняву Сухов уже не обращал никакого внимания. С одной порядком потрепанной мачтой, с внушительными брешами в борту, с перебитыми снастями – «Мауритиус» не внушал опасений.
Но французская галера развернулась-таки и дала залп. Двадцатичетырехфунтовые снаряды, выпущенные почти что в упор, с грохотом и треском взломали шняве корму, а тут и остальные бойцы-галерщики открыли огонь из фальконетов – ядра величиной с яблоко проламывали доски и рвали тела немногих уцелевших на борту «Мауритиуса». Отомстили, называется.
– Проснулись! – захохотал рулевой, рукой тыча в сторону острова.
И впрямь – бастионы Ле-Шато-д’Олерон окутались дымом.
Глухо донеслось громыханье канонады, но даже дальнобойные орудия цитадели ничем не могли навредить голландцам. Попугать разве.
– К повороту фордевинд! Поворот!
Со скрипом и шорохом натянулись снасти. Заполоскал фок, но живо поймал ветер и снова надулся, округлился.
Флейт заскользил в море, навстречу бригам.
На шканцы поднялись Айюр, Бастиан, Голова, Джимми Кид, Ташкаль.
– Отдубасим голландцев? – ухмыльнулся Малыш.
Олег кивнул.
– Кстати, да. Это самое… Выбора особого нет. Или будем сопровождать галеру до Рошфора, хотя бы до олеронской цитадели, и тогда голландцы нападут на нас, или атакуем сами – сейчас, с попутным ветром!
В двух словах изложив незамысловатый план, Сухов отпустил своих офицеров.
Оба брига шли в лавировку, зигзагом. Ход почти против ветра лишал их особого маневра, и всё же…
Двое на одного. Хотя…
На каждом из бригов по дюжине пушек, шесть орудий на борт. Скорее всего, не шибко серьезные четырехфунтовки – даже для одной такой, чтобы обслужить, требуются усилия троих пушкарей. Не будут же голландцы возить с собой целую ораву канониров!
А «Ретвизан» вооружен восьмифунтовками – двадцать четыре штуки на обеих палубах.
Получается, что по числу стволов флейт сравнялся с бригами, зато его бортовой залп мощнее вдвое.
Вот такая нехитрая арифметика.
И есть еще парочка длинноствольных трехфунтовок в носовых портах. С них и начнем.
– К бою!
О чем думали голландцы, наблюдая за флейтом, следующим им навстречу, неясно.
Возможно, решили, что французы перещеголяли их в наглости. Переть напролом, поправ всякую осторожность…
И бриги стали расходиться, решив, видно, взять «Ретвизан» в два огня. Ну-ну…
– Илайджа! Засади-ка по тому, что справа, из погонных! – Слушаюсь, капитан!
Вглядевшись в трубу, Олег различил название правого – «Грооте Маане». Сейчас мы тебя!..
Носовые орудия грохнули дуплетом, посылая свои ядра по бригу, правым бортом наполовину развернувшемуся к флейту.
– Право руля!
Один из снарядов угодил по фальшборту «Грооте Маане», совсем рядом с портом, из которого торчал ствол пушки, и сбил канонира, как кеглю.
Другой расколотил блок, натягивавший фока-шкот. Снасть хлестнула бичом, и угол паруса захлопал, выворачиваясь и полоща.
Голландцы не стерпели – борт окутался дымом, и грянул залп. Что и требовалось доказать.
Взяв вправо, «Ретвизан» подставлял бригу практически один нос, так что усилия голландских канониров пропали даром – лишь одно ядро втесалось в скулу флейту, особых бед не причинив.
Однако носовые орудия флейта целились сразу в двух зайцев – уберегаясь от «Грооте Маане», Сухов развернул «Ретвизан» бортом к другом бригу (название которого Олегу всё никак не удавалось рассмотреть), провоцируя голландца на залп.
И тот поддался. Пальнул лагом, хоть и пребывал далековато от флейта.
Ядра всё же наделали бед: перебили снасть, продырявили парус, с треском вломились в борт.
– Нижний левый дек – огонь!
Залп расколол воздух, туча дыма застила голландский бриг, а когда клубы рассеялись, Сухов убедился, что калибр имеет значение – за проломленным фальшбортом «голландца» виднелись две разбитые пушки и мертвые тела.
Корсары дружно взревели: неплохо они всыпали любителям тюльпанов! Будут помнить!
– Верхний дек – огонь!
Теперь в дело вступили книппели и картечь. Словно невидимые руки злобного великана, принялись они рвать снасти и паруса, кромсать человеческие тела.
– На абордаж! – крикнул Олег, рукою с палашом указывая на «Грооте Маане».
На палубе брига царила суета сует и полная неразбериха – моряки бегали, то за снасти хватаясь, то кидаясь к пушкам.
– Нижний правый дек – огонь! Верхний – огонь!
Флейт ощутимо тряхонуло.
Тяжелые ядра впивались в борт голландского корабля, застревая или проламывая крепко сбитое дерево. Книппели, со зловещим гудением раскручиваясь, сбривали ванты и головы, картечь язвила живую силу, дырявила паруса, будто железной метлой вычищая палубу.
– Мушкетеры – товсь! Пли!
Ряд абордажников в гребенчатых шлемах-морионах поднялся из полуприседа, вскидывая тяжелые ружья. Выстрелили вразнобой и тут же уступили место парням, раскручивавшим цепи с абордажными крючьями.
Разлапистые кошки со стуком и грохотом вонзались в фальшборт брига, а корсары, крича непристойности, подтягивали «Грооте Маане», пока оба корабля не сошлись.
И наступила самая кровавая фаза морского сражения: экипаж «Ретвизана» – опытные, закаленные в боях пираты – с ревом и воем повалил на палубу брига.
Голландцев оказалось куда больше, чем Олег ожидал увидеть, но остановить его молодцев не смог бы и сам дьявол.
Несколько пистолетных выстрелов мигом угасли в лязге и звоне скрестившихся клинков, в рыке и уханье свирепых рубак.
Джимми Кид, широкоплечий гигант, неистовствовал, орудуя двумя абордажными саблями зараз, снося противникам головы, отрубая руки, распарывая животы, накалывая печенки…
Чернокожий Прадо, пуча глаза и щерясь злобно, лихо набрасывался на врагов и, нанося травмы, не совместимые с жизнью, отскакивал. И снова накидывался, пока противник не падал, бездыханный.
– Бей их!
– Руби! Коли!
– Ташкаль, сзади!
– Готов!
– Врежь гаду!
– Илайджа, заряжай!
– Заряжаем! Скоро уже!
Олег, стоя на шканцах, наблюдал за вторым бригом.
Досталось тому изрядно, но голландцы не сдавались – корабль, описывая широкую дугу, заворачивал влево, спеша на выручку «Грооте Маане». Или попросту развернется, да и махнет до дому.
Сухов ухмыльнулся. Ну, пока они там будут кренделя по воде выписывать, он успеет поучаствовать в общей свалке!
А то давно уже никого не абордировали, грех упускать такой случай – кровь согреть!
Корпус флейта в разрезе походил на грушу – это хитрые голландцы так придумали, чтобы пузатый трюм был шире палубы. Пошлину платили меньшую.
А при абордаже округлый борт не позволял сойтись с призовым судном впритык. Ну да перескочить с палубы на палубу – не проблема.
Заткнув пистолет за кушак, Олег ухватил покрепче палаш и перепрыгнул на шканцы «Грооте Маане» почти без разбега.
А бой был в самом разгаре.
Команда на команду – этот этап уже прошли, сражение распалось на малые очаги, где бились один на один. Или три на одного, это уж как получится.
Приседая после прыжка, Сухов заодно уберег свою голову от режущего воздух палаша.
Бледнолицый голландец, судя по камзолу, офицер, уже не поспевал покончить с Олегом обратным движением абордажной сабли – суховский палаш прободал его от низа живота и до… И до смерти. Готов.
Выдернуть увязший клинок Сухову помешали двое бросившихся к нему наперегонки.
Олег выхватил пистолет и разрядил его в первого из пары голландцев. Пуля, пройдя навылет, окропила горячей кровью бежавшего следом, и тот круто затормозил, вдруг сделав открытие – так ведь и убить могут!
Осознать это и перековаться в пацифиста не хватило времени – лезвие Олегова палаша распороло живот так и не добежавшему.
Олег оглянулся – на шканцах никого, одни мертвяки. Зато на палубе – гвалт и лязг. Корсары брали верх, они врубались в голландцев, как сборщики в сахарный тростник.
Бой был близок к завершению, и Сухов решил, что хватит ему тактикой баловаться, пора и о стратегии подумать.
Вернувшись на палубу «Ретвизана», он взбежал по ступеням на шканцы.
Второй бриг уже развернулся, явно намереваясь уходить на север, от греха подальше.
Правда, пушки с его правого борта заряжены. Как только корабль выйдет на дистанцию, он даст залп. Может дать…
Неожиданно прямо на палубе голландской посудины вспухли клубы дыма. Докатился грохот – по звуку Сухов опознал мортиру-двенадцатифунтовку.
«Не дай бог, бомба!» – мелькнуло у него.
Бомбические пушки были большой редкостью, но они все-таки встречались. Правда, вести прицельный огонь из мортиры не получалось, а заряжать бомбами длинноствольные орудия было небезопасно – снаряды не выдерживали.
Надо полагать, голландцы держали мортиру ради обстрела береговых крепостей.
Бомба рванула чуть ли не у самого борта «Ретвизана».
Флейт выдержал, а вот капитана снесло в море взрывной волной – еще один начиненный порохом снаряд бабахнул на перелете, прямо в воздухе.
Бизань-мачта заслонила Сухова, приняв на себя осколки, но от взрывной волны не уберегла.
Олег и сам не понял, что с ним, когда мощный толчок раскаленного воздуха сбил его с ног, опрокинул вверх ногами.
«Мортир было две…» – мелькнуло в гудевшей голове.
Ухнув в холодную водичку, Сухов слегка очухался, хоть в ушах и продолжало звенеть.
Море и небо содрогнулись – голландский бриг дал залп и пошел чертить дугу поворота.
Ругаясь и отплевываясь, Олег сбросил ботфорты и поплыл, всё еще чувствуя приступы дурноты.
Минуту спустя до него дошло, что плывет он не туда, куда надо бы, не к «Ретвизану». Тут и муть, колыхавшаяся в черепушке, осела.
Сухов будто протрезвел, разглядывая качавшуюся корму голландского брига. Он назывался «Миддельбурх».
В этот самый момент бриг ударил по «Ретвизану» со всех орудий, и бил он восьмифунтовыми ядрами. Прицельно.
Олег зло сплюнул. Проиграл! Он проиграл голландцам!
– Стратег хренов!
…Круглая мушкетная пуля рассадила Сухову кожу выше уха и цвиркнула в воду. Свет померк.
…В конце февраля «Ретвизан» покинул берега обобранной Панамы и двинулся на север извечным путем галеонов – между Юкатаном и Кубой, а после огибая Флориду. И в океан…
Удивительно, но штормы миновали флейт, лишь краешком трогая порывами свежего ветра, заставлявшими скрипеть мачты, а снасти – гудеть внатяг.
Прекрасная Испанка, она же донна Флора Состенес, не комсомолка, не спортсменка, зато пророчица и просто красавица, занимала отдельную каюту, а чтобы было меньше разговоров, с ней вместе поселили суровую дуэнью – пожилую индианку с величественными манерами королевы в изгнании.
Звали ее Анакаона, а выглядела она именно так, как и должна выглядеть скво: неспешная в движениях, смуглая, с бесстрастным лицом, на котором жили только непроницаемо черные глаза.
Флора частенько навещала капитана Драя, то бишь Олега Сухова, и дуэнья всякий раз скромно устраивалась в уголку, занимаясь рукоделием, с улыбкой слушая милую девичью болтовню.
В последнее утро, когда заря занималась над тонкой линией берега, Прекрасная Испанка, шурша юбками, продефилировала к большому окну, выходившему на корму, и сказала задумчиво:
– А мне опять было видение… Удивительно… Я никогда ранее не различала твою судьбу, всё было как в тумане, а вот теперь увидела – немножечко, самый краешек, но всё равно. Скоро ты встретишь старых друзей, а потом вам поможет некая влиятельная особа…
Сухов кивнул, поняв всё по-своему.
Что за друзей он повстречает, ясно ему не было. Быть может, речь о графе Жане д’Эстре, вице-адмирале? А влиятельная особа – это, без сомнения, французский король.
Олег намеревался добиться аудиенции у Людовика XIV, дабы монарх, милостью своей, принял его под свою руку, а «Ретвизан» стал бы еще одной боевой единицей Флота Леванта. Иначе никак.
Где-то на Варварском берегу, в Алжире кажется, стоит древняя крепость времен Карфагена.
Местные обходят руины стороной, ибо их выбрали пристанищем ифриты, порождения тьмы.
Порою высокие ворота Крепости ифритов, названные в честь богини Танит, озарял сиреневый свет, нездешний и пугающий, – это срабатывал межвременной портал.
Арабы и берберы, завидя сполохи, истово молились, отводя зло.
Кому как, усмехнулся про себя Сухов. Для него та пуническая крепость – единственная возможность вернуться домой, в родное время.
А в одиночку такое дело не провернуть. Даже если взяться всею командой «Ретвизана», миссия окажется невыполнимой, ибо берег тот не зря назван Варварским.
Там правит ага, вассал турецкого султана, а янычары и берберские пираты просто кишат.
Они держат в страхе всё Средиземноморье, никому спуску не дают – грабят корабли и приморские города, берут в полон тысячи христиан и продают в рабство, режут, жгут, убивают направо и налево…
Явиться на берег обетованный можно только в составе эскадры Флота Леванта. Только стопушечные фрегаты способны перетопить берберские шебеки и фелюги да зачистить бережок.
А уж потом можно и к крепости отправляться.
Совершить марш-бросок да закрепиться, дожидаясь открытия врат. И держать оборону, пока не случится чудо.
– А я выйду замуж, – тихим голоском сказала Флора и шмыгнула носом.
– А как зовут твоего избранника?
– Граф д’Эбервиль.
– Так чего же ты плачешь, глупенькая? – Потому что…
… – А ну, встать! – прорезался грубый властный голос, и Олега окатили водой из ведра, обрывая полусны-полувоспоминания.
И приводя в чувство.
Олег сразу ощутил твердые доски палубы, и…
Резво повернувшись на бок, Сухов открыл рот, изливая мутную воду. Полегчало.
Хрипло дыша и отплевываясь, он огляделся. Ноги вокруг. Исходное положение – шире плеч.
В ношеных сапогах, в грубых башмаках, в подобии туфель, плетенных из кожаных ремешков. В нечищеных ботфортах.
Обладатель ботфорт, белобрысый и толстогубый, повторил свою команду на корявом французском:
– Встать!
Олег сплюнул и внятно сказал:
– Если я встану, ты ляжешь.
Левый сапог с замызганными кружевами на отворотах заехал носком Сухову в бок, метя в печенку, но Драй был наготове – выставил блок.
А после ударил обидчика обеими ногами в живот – белобрысого отнесло на стоявших кругом матросов.
Олег вскочил.
Было тошно, мутило изрядно, рана на голове пульсировала, словно какой злобный зверек вгрызался в плоть с каждым ударом сердца.
Корабль шел на север – синяя полоса земли тянулась по правому борту.
А далеко-далеко на юге белел ма-аленький кораблик, окутанный серым дымом. Наверное, это был «Ретвизан».
– Экий лягушатник прыткий попался! – заорал расхристанный матрос на полупонятном наречии.
– Отметелить лягушатника!
Толпа вокруг была настроена на драку в стиле «все на одного, один на всех», да и что с них взять?
Вчерашние босяки, бросившие свои наделы в болотистых польдерах, погнавшиеся за длинным гульденом, да и зашанхаенные на флот, что они видели в жизни?
Вон с каким азартом ждут продолжения.
– Вставайте, минхер!
– Минхер Маус…
– Щас мы этого прыткого…
Выкрикивая брань и угрозы, моряки помогли подняться белобрысому.
Побледневший, с искаженным лицом, тот набросился на Сухова, маша кулаками, как та мельница на польдере, что воду откачивает.
Олег увернулся, ушел в сторону и заехал как следует Маусу по почкам. Тот аж выгнулся.
Но не сдался – ударил с разворота, обратной стороной кулака.
Сухов пригнулся и всадил кулак в печень «мышу в сапогах». Хотел добавить локтем, да противник отбил удар, тут же обрушив на Олега добрую порцию прямых и хуков по корпусу.
Маус оказался не таким уж и хилым, каким выглядел.
Что называется – жилистый. Удары его костистых кулаков были весьма болезненны.
Сделав обманное движение, «мыш» провел прямой в голову – Сухов увернулся в последнее мгновение.
Костяшки противника всё же достали его, попав в бровь, но вызвали лишь «непрошеную слезу». Лишь!..
На целую секунду Олег перестал четко видеть, всё расплылось перед ним, и Маус тотчас же воспользовался своим преимуществом – что есть силы заехал Сухову в солнечное сплетение, сбивая дыхание.
Олег вслепую отбил следующий удар, судорожно пытаясь подавить конвульсии бедного организма и восстановить дыхалку, однако «мыш» не унимался – перейд я в наступление, он так и сыпал ударами, вынуждая Сухова перейти в глухую оборону и отшагнуть. Толпа победно ревела, потрясая кулаками.
Судорожно вздохнув, Олег ощутил прилив холодной ярости. Нарочито вяло отбив очередной хук, он внезапно атаковал «мыша», врезав тому как следует – костяшками пальцев под нос, ребром ладони по горлу, «пяткой» ладони в подбородок.
Маус, обливаясь слезами и кровью, упал на доски палубы. Живо загреб ногами, откатываясь, и поднялся.
Тяжело дыша, подтирая красную юшку, капавшую из носа, он закружил, накапливая силы.
Сухов восстановил дыхание, огрызаясь по мелочи, дожидаясь, когда же голландец откроется.
Попавшись на ложный финт, тот дернул левой, прикрывая бок, – и получил по ребрам.
– Что, «мыш в сапогах», – выдохнул Сухов, – больно? Спасибо, конечно, что спасли, век буду помнить. Это самое… что, решили, если уж победу одержать не удается, то хоть пленного взять? В-вояки сраные… Тут на него накинулись все.
Прикрывая голову, Олег давал сдачи, чувствуя, что долго не выдержит – «купание» отняло много сил.
Но и прогибаться он не привык.
Изнемогая, Драй работал локтями, кулаками и пятками, увеча всех подряд, но желающих отметелить чужака было куда больше.
…И еще одно ведро воды пролилось на него.
Глаза заплыли так, что еле открывались. В щелочки Сухов разглядел всё ту же толпу.
Белобрысый «мыш в сапогах» возвышался над ним, уперев руки в боки.
– Кто таков? – спросил он, гнусавя после ха-арошего хука с правой, прилетевшего от Олега.
– Корсар его величества Олегар де Монтиньи, – ответил Сухов и криво усмехнулся: наверное, он впервые представлялся лежа. – А ты кто?
Минхер Маус потер скулу, зверски выворачивая челюсть.
– Ян Якобсзоон Маус, – представился он, – капитан «Миддельбурха».
– А-а… – протянул Олег, опираясь на локти, подтягивая ноги и усаживаясь. Болело всё. – Предлагаю сделку. Разворачивай корабль и дуй обратно. С почетом доставляешь меня на борт «Ретвизана», получаешь вознаграждение – и свободен.
Маус кривовато усмехнулся.
– Ах ты, лягушатник драный… – глухо проговорил он. – По вашей милости сгибли ребята с «Мауритиуса» и «Грооте Маане». И ты еще смеешь вякать?! А ну, пузом вниз его!
Дюжие матросики живо перевернули Олега, как тюленя, и ухватились, держа за руки и ноги.
Ян Якобсзоон вооружился стеком и пошел стегать по широкой суховской спине.
– Я ж тебя убью, сволочь мышастая! – прорычал Сухов, пытаясь вырваться.
Маус ударил так, что сломал стек, и отшагнул, шумно дыша.
Тут из толпы вышел узкоплечий молодчик в потасканом камзоле и, дергая ртом, высказался:
– Да что с ним цацкаться! Что у нас, веревки не найдется? Вздернуть гада, и всего делов! Или вон, по доске пускай прогуляется!
– Можно и так, – медленно проговорил Маус, глумливо усмехаясь, – но уж слишком быстро! Не-ет… Мы его кормить будем, холить и лелеять, чтоб живехоньким и здоровеньким в Роттердам доставить… И на галеры!
Толпа восторженно взревела, а белобрысый снял свою шляпу и сделал вид, что раскланивается перед Суховым:
– Пожалуйте на гауптвахту, шевалье!