Валерий Цуркан
Хранитель в красных доспехах
Человек, который умер в постели
Мужчина не должен умереть в постели.
Эрнест Хемингуэй
1
Ветер гонял по небу футбольные мячи грозовых туч, передавая пасы с востока на запад. Окно на чердаке монотонно аплодировало. Иван взобрался на крышу и сидел на коньке, как всадник, свесив ноги по обе стороны скатов. Ждал грозу, ему нравилось наблюдать за мельканием огненных росчерков на чёрном небесном холсте. В эти часы он представлял себя дирижёром светового оркестра, который одним движением руки оживляет ночное небо. Пасс левой рукой – озарился восток, пасс правой – блеснуло на западе. Кивок головой – и небо стало ярко-белым, розовым, или красным.
Давно стемнело, семья собралась в гостиной, а Иван продолжал торчать наверху. Ветер и гроза манили на чердак, башенка которого представлялась ребёнку сторожевым постом. Проводя здесь почти все вечера, он зорко вглядывался в горные пики, покрытые туманной дымкой, и чего-то ждал. Как любой нормальный ребенок, ожидал чуда, но чудеса редко посещают этот мир.
Несмотря на то, что это лишь игра, она приносила пользу – именно Иван первым замечал редких непрошенных гостей. Часто приходили пастухи-ваханцы, забредающие сюда в поисках потерявшихся овец. Отказывались оставаться на ночь, лишь просили зелёного чаю, и после пары чашек прощались – горцы не любили нарушать спокойствия в чужих домах.
Но встречались и туристы. Отец не очень-то жаловал непрошеных гостей, но отказывать людям в помощи нельзя – таковы законы гор. Именно горцы-ваханцы научили отца законам гостеприимства – отказать в предоставлении крова нельзя даже своему заклятому врагу, в горах это издавна считалось тягчайшим преступлением.
Сергей построил этот дом пятнадцать лет назад, а затем почти полностью изолировал себя и семью от всего мира. Единственной связью оставался радиоприёмник, по которому они слушали новости, и Интернет, доступный лишь пару часов в день, ранним утром. Раз в год заказывали необходимые вещи, которые доставляли кибер-комми, не задававшие глупых вопросов в отличие от людей. Такой расклад устраивал отца – если б не нужда, и вовсе отрезал бы себя от цивилизованного мира, как новорождённого младенца отрезают от матери, отсекая пуповину. Но что бы он ни думал, семья продолжала зависеть от окружающего мира, такого далёкого, вроде бы и нереального, но всё же, достаточно материального для того, чтобы снабжать семью необходимым. Жить совсем уж дикарём Сергей не хотел и не умел – бегать по горам в травяных набедренных повязках и вонючих коровьих шкурах он бы ни за что не согласился.
Иван никогда не видел ни автомобилей, ни другой техники, кроме самолётов и спутников, изредка пролетавших высоко в небе. Самолёты можно даже услышать, особенно свистящие сверхзвуковики, которые сперва появлялись, и только потом, где-то позади, плёлся этот шелестящий свист работающих на полную катушку двигателей. Иногда в стратосфере планировали флай-бомбардировщики, похожие на бабочек, но разглядеть их формы возможно только в телескоп. Отец говорил, что одной бомбы, сброшенной с борта этого монстра, достаточно для того, чтобы вдолбить в грунт целый город. Иван смутно представлял, что такое огромный город – это сотни тысяч Домов. При этих словах перед его глазами вставала картина – здоровенный кулак обрушивается вниз и сминает крыши, вбивает крепкие стены в землю, кроша в пыль кирпич. Но до конца поверить в то, что можно куском металла угробить столько домов, не мог.
Некоторое представление о цивилизации он вырвал из двух помятых журналов, оставленных однажды искателем приключений, что прожил здесь пару недель. С удивлением разглядывал тогда цветные фотографии – неужели действительно есть на свете подобные штуковины? И для чего они предназначены? И как они работают? По поводу одного из журналов отец сказал, что это просто глянцевая дребедень, зато о втором отозвался более сдержанно – научно-популярная литература. И даже сам соизволил прочесть последний от начала и до конца.
Иногда мальчик видел тот далёкий мир во снах. Снились ему яркие, красочные сны. Вторая жизнь, там можно встретить то, что пожелается, делать то, что заблагорассудится. Часто перед тем, как уснуть, заказывал себе сон по прочитанной книге, где главным героем становился он сам. Когда увидел фотографии городов в журнале, то сны стали более конкретными, они приобрели новые формы.
Иван младше Дома на пять лет, недавно ему исполнилось десять. Уже пятнадцать лет как семья живёт здесь, на Памире, и никто не хочет покидать Дом. Это их Родина. И другой не будет никогда. Любил это ярко-синее небо, эти рваные скалы, этот чистый воздух, которым иной раз так тяжело дышать, если поднимешься слишком высоко. Любил, но ещё не знал об этом – такие вещи люди понимают только тогда, когда лишаются того, что любят.
Так они и жили современными отшельниками. Изредка отец вместе с Саней, старшим братом, ходил на охоту, но никогда они не брали слишком много дичи. «Нельзя быть жадными, – говорил папа. – Природа этого не простит». Сергей любил эти горы и считал, что их дарами следует пользоваться размеренно, иначе можно погубить природу. Переживал за всё живое, и эта любовь, это беспокойство передались жене и детям.
***
…Когда гроза разошлась во всю силу, Иван продолжал сидеть на крыше, свесив ноги по обе стороны конька. Гремел литаврами гром, то глухо бабахая где-то за горизонтом, то рядом, оглушительно, будто стреляя из пушки. Молнии то и дело освещали тропинку, ведущую к дому. В дальнем конце, там, где тропка начинает извиваться между валунами, он угадал фигуру. При следующей фотовспышке снова увидел человека. Мужчина был завёрнут в тёмный плащ и казался весьма высокого роста. Вскоре фигура проявилась в свете, падающем из запертых окон, и мальчик разглядел, что тот слегка прихрамывал. В руках путник держал суковатую палку, на которую опирался при ходьбе, кривую и длинную.
– Откройте!
Мужчина заколотил в дверь огромными кулачищами – одним ударом такого кулака можно отправить в нокаут медведя – дверь едва не слетела с петель, но ей не впервой, и кулаками били, и сапогами пинали, а однажды Саня нечаянно всадил в неё заряд дроби.
Сергей спустился, вышел во двор, отворил дверь в стене и впустил незнакомца. Гостю повезло – едва оказался под крышей – по листве, по валунам, по черепице, по стёклам забарабанил сильный ливень. Когда Иван сбежал вниз, то увидел высокого старика, хотя с крыши, в темноте, показалось, что странник довольно молод. Он имел крепкую фигуру – немудрено перепутать с молодым атлетом. Лицо пожилого мужчины исполосовано древними шрамами – и где это так угораздило? Куртка под плащом наглухо застёгнута до подбородка и, видимо, скрывает такие же шрамы на шее. Гость снял с головы несуразную меховую шапку, подобную той, в которых и зимой и летом ходят чабаны на высокогорных пастбищах, и по плечам рассыпались густые длинные волосы, чуть тронутые сединой.
Гость и хозяин обменялись скупыми приветствиями.
– Меня зовут Ассир.
Незнакомец протянул руку. Отец, помедлив, пожал широкую ладонь. Жанна, мать Ивана, забрала плащ и шапку гостя, а Сергей проводил в гостиную.
– Откуда вы пришли? – спросил отец, указывая на место за большим круглым столом.
– Из Ирана.
– Пешком?
– Пешком, – пожилой богатырь усмехнулся, заметив, что хозяин недоверчиво смотрит на него.
– С больной-то ногой?
– Ерунда! – отмахнулся старик. – Если считать каждую царапину, то ходить надо сразу в саване.
– А зачем… из Ирана… пешком… Для чего?
– Ну, так… хочется. Путешествую.
– Понятно, – сказал Сергей, и по интонации стало ясно, что он ни черта не понял.
Разговор не клеился. Ассир, заметил, что глава семьи не очень любит гостей, и потому языку воли не давал. Оба и вовсе замолкли и молчание висело над столом, как проклятие, пока обстановку не разрядила Жанна.
– Ужин готов!
За столом все, кроме отца с интересом разглядывали Ассира. Отец не любил людей и с уважением относился только к горцам, которых называл детьми природы. Своё отношение к остальным демонстративно выпячивал и зачастую это выглядело смешно.
– Ассир, – сказал Иван, вдребезги расколотив нависшую тишину. – Расскажите что-нибудь про мир, откуда вы пришли. Мы о нём так мало знаем, в основном радио слушаем.
Сергей недовольно крякнул и исподлобья посмотрел на сына, но промолчал.
Гость задумался, потрепал грубой ладонью свои длинные космы и ответил глухим голосом:
– Радио? Нашли кому верить! Радио Европы в своих бедах обвиняет Россию и восточные страны, азиатские радиостанции вовсю пропагандируют джихад против мира и винят европейцев в том, что из-за тех начался экономический кризис. Американцы в прямом эфире вещают о том, что их ракеты несут мир, и только мир, и даже Австралия, отколовшая от блока НАТО, заверяет, что ни при каких обстоятельствах не вступит в войну, хотя её подводный флот обнаружен невдалеке от Огненной Земли.
Отец оживился.
– И что там с австралийским флотом?
– Штаты обещают раздолбать его своими мирными ракетами.
– А что австралийцы?
– Говорят, что это научная экспедиция.
– А может и правда, научная, – заметила Жанна.
– Научная, конечно! Хиросиму в сорок пятом раздолбали именно в научных целях. Начинается третья Мировая война.
– Она идёт уже несколько лет. Но ещё не произвели ни одного выстрела.
– Ещё бы! – Ассир хищно улыбнулся. – Если пушки локальных войн бабахают очень часто, то в большой войне достаточно будет только одного залпа. Бах – и тишина! Думаю, это будет последний спектакль в сезоне. Очень короткий, – одноактовый.
– О том, что большая война не за горами, нам и так известно, – сказал Саня, он был старше Ивана на пять лет и многое понимал. – Привирают, конечно, как же без этого – но картина ясна. Если снять по килограмму лапши с каждого уха, то можно увидеть то, что происходит в мире на самом деле. В общем, мы это и без вас прекрасно знаем и понимаем. Расскажите нам что-нибудь другое. Лично мне не интересно слушать о том, как мирные американские ракеты ведут переговоры с мирными австралийскими атомаринами.
– Да, нам неинтересно слушать о войне! – добавила Мария, сестра Ивана.
– О чём ещё можно говорить в этом говённом мире? – старик резко повернул голову, тяжёлые волосы взметнулись и снова упали на плечи. – Время сейчас такое – насилие порождает насилие. Хотя… да, именно в такое время в кинотеатрах начинают крутить комедии, мелодрамы и разные задушевные фильмы. Смешно даже, ей богу – вокруг война, а толпа идиотов сидит перед экранами и смеётся над плоскими шутками или плачет над пластмассовыми чувствами.
Он замолчал и принялся за ужин – заячье рагу пришлось гостю по вкусу. На последней охоте, на которую отец впервые взял Ивана, им удалось подстрелить нескольких талаев, а мать готовит как бог – тут обо всём забываешь. Старик стал рвать зубами нежное мясо и урчать, как голодный кот.
После ужина Ассир поднялся из-за стола и сказал:
– Я устал и хотел бы лечь спать, если хозяева будут не против.
Жанна и Мария, мать и дочь, вызвались проводить его в комнату для гостей.
2
Ассир ушёл. Постепенно разошлись по своим комнатам и остальные, в гостиной остался сидеть только Иван. В камине, потрескивая, перешёптывались дрова, обсуждая вечернего гостя. Мальчик сидел перед огнём и в язычках пламени видел разные миры, о которых мечтал с тех пор, как научился мечтать. Вот сказочное синее море разбивает свои волны о неприступную крепость, вот зелень предрассветного неба над теменью коричневых гор. Но вдруг крепость стала волшебной, стены затрепетали, и она, взмахнув ими, как крыльями, взлетала в небо. А горы превратились в мифическое животное огромных размеров, и этот зверь пытался ухватить за крылья порхающую над ним крылатую крепость, но у него ничего не получалось.
Было уже поздно, когда и Иван тоже отправился спать. Порхающая крепость растворялась в угасающих углях, зелёное небо заволокло едким дымом и фантазировать, глядя в камин, уже не хотелось.
Мальчик лёг в постель, уснул и перешёл в мир сновидений. В нём чувствовал себя уверенно, он умел управлять своими снами. Всегда снилось то, что заказывал. Обычно он переживал во снах прочитанные книги, то за одного, то за другого героя.
***
…Поздно утром, проходя мимо комнаты постояльца, которая находилась на первом этаже, Иван увидел, как приоткрылась дверь и из-за неё выглянул Ассир. Лицо осунувшееся, глаза окаймляли синие круги, щёки стали бледными, как у покойника, а белая рубашка в пятнах крови.
– Малыш, – сказал негромко старик. – Ты вовремя. Подойди ко мне.
Когда мальчик оказался рядом, гость слабым голосом прошептал на ухо:
– Скажи матери, что мне нужен бинт и что-нибудь для промывания ран.
– Вы порезались?
– Старая рана. Этого добра у меня на всех хватит.
Ран у старика действительно было много. Лицо покрыто сеточкой шрамов и рубцов, а что скрывала нательная рубашка, оставалось только гадать. И где только в наше время можно получить столько ран?
Мальчик побежал на кухню, передал матери просьбу и она, захватив необходимое, бросилась в комнату постояльца. Оттуда донёсся звонкий возглас:
– Бог мой, сколько крови! Как же это получилось?
Мальчик подошёл поближе и прислушался к разговору за дверью.
– Старые раны, хозяйка, они часто открываются.
– Ну, мы их сейчас быстренько закроем!
– Однажды мне сказали, что это болезнь, но, к счастью, я забыл, как называется, – прохрипел Ассир. – А за постель не беспокойтесь, я заплачу. Я всегда при деньгах.
– Не нужно денег! – Жанна повысила голос. – Давайте бок! Потерпите… Так… обработаем… Я на этих порезах собаку съела, у меня очень неспокойные дети. Так что сделаю всё, как положено.
– Спасибо, хозяйка.
– А теперь забинтуем. Так, а теперь повернитесь этим боком.
– Спасибо! Вот, возьмите! Это за постель.
– Да Бог с ней, с постелью-то, выздоравливайте.
– Нет, возьмите!
– Вот чудак, – пробормотала Жанна, выходя из комнаты. – Деньги, на кой они мне? На что я здесь потрачу эту макулатуру?
В руках мать держала несколько банкнот.
В гостиной гость появился только к обеду. Лицо бледное, шрамы слегка посинели от потери крови. Прихрамывая, подошёл к столу и тяжело опустился на крепкий дубовый стул, жалобно заскрипевший под весом старика.
– Как рана? – участливо спросила Жанна, наливая кофе.
– Спасибо, хозяйка, уже, лучше. Если у вас есть ром, плесните немного в кофе, пожалуйста. Это меня взбодрит.
Ром нашёлся. Старик благодарно кивнул и, взяв чашку обеими руками, поднёс к губам.
– Эти чёртовы раны, их у меня так много! И кровоточить они начинают в самый неподходящий момент, во сне.
– Не совсем нормальное явление, я бы сказал, – в задумчивости изрёк Сергей, разглядывая старика.
– А что в нашем мире может быть нормальным? Самые нормальные места, где природа сохранила остатки благоразумия – это сумасшедшие дома.
– А вы и там побывали? – с интересом спросил Сергей.
– К сожалению, не в качестве пациента.
Угрюмое лицо старика было разрисовано синеватыми рубцами, как боевой раскраской. Чем-то эти мрачноватые узоры напоминали рунические татуировки. Не обращая внимания на откровенные взгляды Ивана, Ассир продолжил говорить:
– Санитаром я там работал. А по поводу моих царапин я могу сказать вот что: когда-то у меня был хороший друг. Но в одной переделке я потерял его и сам едва унёс ноги. Тогда и появился этот рисунок на моём лице.
Старик помолчал и потом обратился к Ивану, переключившись на другую тему.
– Ты не хочешь учиться в каком-нибудь большом городе?
– Учиться? Я учусь дома.
– Ты не хочешь посмотреть мир?
– Мир? – недоумённо спросил Иван. – Что в нём смотреть? Грязные заводские трубы? Автомобили? Они загрязняют воздух. Войны? Они убивают.
Отец с благодарностью посмотрел на сына, Ассир улыбнулся и подмигнул мальчику.
– Войны приходят и уходят! – После непроизвольного кровопускания настроение старика стало куда лучше. – К тому времени, когда ты вырастешь, они утихнут, если, конечно, не уничтожат этот мир. Трубы химических заводов дымят не только для того, чтобы выпускать паралитические и слезоточивые газы. Автомобили и самолёты – это обязательные компоненты техноцивилизации. Без них мир рухнет. Но ведь и много прекрасного. Книги… Очень много книг, и плохих, и хороших.
– А что там есть, кроме книг? – заинтересованно спросил Иван.
– Театры… Картинные галереи… Знаешь, малыш, сказочная красота! Там есть ещё колледжи, институты и университеты, в которых учатся умные парни, такие же, как ты.
Иван не ответил. Замолчал, и весь обед просидел тихо, как мышка. Не слушал разговоры взрослых, погрузившись в свой мир. Пообедав, ушёл в горы, прогуляться в одиночестве и подумать над словами гостя. Вернулся только поздно вечером.
За ужином старик опять разговорился. Рассказывал про театры и про библиотеки, про парки и заповедники, в которых приходилось побывать. Говорил так оживлённо, словно в столовой сидел другой человек. У него даже взгляд изменился – оттаял, подобрел. Может быть, виной этому всё то же кровопускание?
– Приятно попасть в такую компанию, где знаешь, что тебя поймут и где можно говорить о том, что тебе дорого, не боясь, что после тебя будут высмеивать за твою откровенность. Мой покойный отец мне часто говорил: «Если ты окажешься в незнакомой компании, не вздумай сразу заводить разговор на серьёзные темы. Присмотрись к людям, выясни каковы их интересы, узнай, чем они дышат. Только потом можешь открываться перед ними. Да и то я не советую тебе этого делать. Нечего каждому показывать свою душу, это не кино и не театр. Это твой храм, твои мысли, твои чувства». Так говорил мой отец.
– У вас умный отец, – заметила Жанна, сидя в глубоком кресле у камина. В глазах отражался мерцающий синеватый огонь.
– Да, мой папа не дурак, – гость коротко, с придыханием, вздохнул. – Но однажды совершил очень бестолковый поступок.
– Какой же? – спросил Сергей.
Постоялец замялся, словно случайно проговорился о том, чего говорить не хотел. С минуту молчал, глядя в огонь. Затем, с трудом, будто память изменяла, стал выталкивать из себя слова, тяжёлые, будто налитые свинцом.
– Ушёл добровольцем на войну… э-э-э… оставив меня на руках моей матери. – Тяжёлые, свинцовые слова падали на пол и с глухим стуком катились к притихшим слушателям. – Мне едва исполнилось три года, я совсем ещё ничего не понимал. Мать умерла через полгода от сердечного приступа, когда получила письмо, в котором сказано, что отец пропал.
– А что дальше? – с детской нетерпеливостью спросил Иван. – Папа вернулся?
Он уже знал, что старик расскажет свою историю. Отец называл это интуицией.
– Дальше? – гость перевёл взгляд на мальчика. – Ты прав, малыш, вернулся. Когда мне исполнилось десять лет. Я жил у тетушки, и отец появился так неожиданно, что даже она не сразу узнала родного брата. Волосы поседели, лицо покрыто шрамами, левую кисть потерял в бою, да ещё и хромал на одну ногу. На груди висела серебряная цепь с круглой бляшкой, амулетом. Вот этим самым.
Он извлёк из-под куртки цепь. Металл тускло поблёскивал, как и полагалось благородному серебру. На массивной круглой пластине изображён древний замок с несколькими башнями, а над этими башенками меч, длинный меч, какими бились ещё средневековые рыцари. По краю медальона шла витиеватая надпись на незнакомом языке.
– Вот этот амулет, – сказал и спрятал медальон под куртку. – Единственное, что осталось от отца. Он умер через три месяца после приезда. Врачи говорили, что заболел какой-то неизлечимой болезнью, которой в наших краях никто и никогда не страдал. Сгорел быстро, мне даже казалось, что хворал и до своего приезда, и держался только на одной мысли – вернуться домой и спокойно умереть. Перед смертью повесил цепь на мою шею и с тех пор я ношу этот амулет, не снимая.
Ассир замолчал глядя в окно, по которому как мухи ползали крупные капли дождя.
Дальше разговор не клеился. Постоялец словно закрылся, и никто не решился расспрашивать.
***
Все разошлись спать. Иван уснул сразу, и проснулся уже поздним утром. Вышел из своей комнаты и увидел, как мать пробежала по коридору к гостевой комнате. «Опять открылась старая рана», – подумал мальчик.
Дверь в комнату постояльца оказалась открыта, и Иван, заглянув внутрь, увидел, что на полу наляпаны алые пятна. Старик сидел рядом с кроватью, без рубашки, крепкое смуглое тело посинело от потери крови, вытекающей из широкого пореза на боку. Рана оказалась такой глубокой, что пришлось накладывать швы. Сергей когда-то работал хирургом и ещё не растерял мастерства – осмотрев порез, принялся за дело. Ввёл в вену обезболивающее и, когда оно стало действовать, наложил несколько швов, стянув края раны.
– Это никак не может быть старой раной, – сказал, закончив работу. – Она свежая, вероятно, это удар ножом с большим широким лезвием. И достаточно острым, я бы сказал, потому что края не рваные.
На это постоялец ответил:
– Да нет же, это древнейшая рана!
Сергей не сказал больше ни слова, не поверив Ассиру.
Мальчик обратил внимание на то, что грудь старика в крови, а амулет блестел ровным серебряным светом. Это казалось более чем странным – на звеньях цепи не видно ни одной капельки красной жидкости. Чуть ли не вся комната залита кровью, но цепь и медальон оставались чистыми.
– Этого не может быть, как ты не понимаешь! – сказал Сергей жене, когда они вдвоём сидели на кухне. – Это не старые раны… Зачем ему понадобилось себя резать? Этак и нас ночью в перережет! Он просто сумасшедший! Маньяк!
– Или стигматик, – заметила мать.
Иван ушёл в горы и целый день гулял там, а вечером от усталости свалился спать, даже не поужинав. Он не знал, что значит слово «стигматик».
