bannerbannerbanner
Большая книга пиратских приключений (сборник)

Валерий Гусев
Большая книга пиратских приключений (сборник)

Полная версия

– А тебе мало? – сердито спросил капитан.

– Ага. На сигареты не хватает.

Со стороны открытого моря в порт вошла красивая яхта под всеми парусами. Их у нее было так много, и такие они громадные и пузатые, что казалось – в порт низко, над самой водой, вплывает белоснежное облако.

Капитан пошел на мостик. Алешка – за ним, и тут же начал отдавать ему какие-то приказания, размахивая руками. Капитан послушно взял микрофон, и по судну громко разнеслось:

– Выбрать якорь!

Гремит бегущая из воды черная цепь, по ней стекает вода; и вот цепь исчезает в овальной дырке на носу «Афалины» – якорный клюз называется.

– Отдать носовой!

Матрос выбирает носовой швартовый канат, и яхта чуть отодвигается от причала к морю.

– Отдать кормовой! Самый малый вперед!

Наконец наш корабль отцепился от берега и плавно набирает ход, нацелившись своим крутым и острым носом куда-то вдаль. На южный край света.

По акватории порта «Афалина» шла осторожно, все время лавируя меж стоящими на якорях кораблями. Но как только она оказалась на чистой воде, «Афалина» сделала стремительный бросок, как кошка за мышкой, и, высоко задирая гордый нос, понеслась навстречу приключениям и опасностям…

Мы с Алешкой долго стояли на носу. «Афалина» летела будто не по воде, а над водой.

Плавно шелестели, обегая ее, зеленые и уже совершенно чистые волны.

– Ни фига себе корабль! – с восторгом сказал Алешка. – Настоящий дельфин! Никакая не лошадь.

Казалось, если капитан прикажет прибавить ход, «Афалина» раскинет крылья и помчится в свободном полете, как летучая рыба. Или какой-нибудь альбатрос (вроде спаниеля). От нас даже чайки отстали, замотались, наверное, крыльями махать.

Очень скоро мы замерзли и спустились в отведенную нам каюту. Здесь были две койки, одна над другой, и диванчик у самого иллюминатора. Письменный столик, банкетки и вместительный шкаф. Рундук, по-морскому.

Мы стали осваиваться. Полазили по койкам, попрыгали на диванчике и стали разбирать и укладывать свои вещи.

– Чур, я наверху сплю! – забил себе верхнюю койку Алешка.

Я не возражал, с нее падать выше.

– А вот фиг! – сказал Алешка.

Он щелкнул какой-то задвижкой, и у внешнего края койки появился такой же барьерчик, как и у стола в кают-компании, только обтянутый желтой кожей.

Впрочем, на нижней койке тоже была такая же предохранительная доска.

Я уложил свои вещи на свою полку, а Лешка, разбирая свой чемодан, вдруг громко икнул.

– Ты что? – спросил я. – Морского воздуха надышался?

– Привет от мамы! – сказал Алешка и запустил в меня валенком.

Не поверила, значит, мама. Засунула-таки тайком валенки для Алешеньки. И не только валенки. Алешка откопал на дне чемодана свою старую зимнюю шапку и пару рукавиц.

Шапку он сразу же выбросил в иллюминатор:

– Она мне все равно мала.

А валенки засунул в нижний ящик письменного стола.

Но тут вдруг стремительный ход «Афалины» стал постепенно замедляться. Стихли двигатели, раздались на палубе тревожные голоса матросов.

– На какого-нибудь кита налетели, – предположил Алешка. – Сейчас ко дну пойдем. Пошли посмотрим, интересно ведь.

И мы помчались на палубу, посмотреть, как мы пойдем ко дну. Там, возле капитанского мостика, происходила бурная сцена. Капитан яростно дымил трубкой, а старший механик наступал на него и кричал во весь голос:

– Это вредительство, Иван Федорович! На судне враг! – И при этом он тыкал чуть ли не в нос капитана каким-то мятым бесформенным предметом.

– Наверное, взрывное устройство, – шепнул мне Алешка. – Ща как рванет!

Но оно не рвануло. Оно и само было какое-то рваное.

Оказывается, почему смолкли двигатели? Потому что в их воздухозаборник попал посторонний предмет и плотно его закупорил, а без воздуха, понятно, никакой двигатель работать не может.

– Ну что? Что это такое? – возмущался стармех.

Алешка подошел поближе, вгляделся и задумчиво сказал:

– На старую зимнюю шапку похоже. – Зевнул и добавил: – Пошли, Дим, спать.

А я подумал: хорошо, что он валенки в иллюминатор не швырнул…

В общем, зимняя шапка, превратившаяся в тряпку, полетела за борт, рассерженный стармех запустил двигатели, и «Афалина» вновь начала свой плавный бег по морским волнам.

Надо будет, подумал я, и рукавицы поскорее за борт отправить. Вместе с валенками…

Глава III
«Бугенвиль» – 9140 метров

Папа долго не приходил, наверное, обсуждал с капитаном корабля первое происшествие на борту. Мы сначала немного побаивались, что он мог узнать Алешкину шапку, но она была уже в таком виде, что ее даже родная мама не узнала бы. Наша родная мама, не шапкина, конечно.

В общем, мы не стали дожидаться папу и забрались в свои морские койки. Потому что очень устали от всяких впечатлений этого длинного дня. Особенно от перелета через всю большую страну. Ну и «взрывная» шапка нам добавила эмоций.

«Афалина» шла ровно, без всякой качки, чуть слышно работая своими двигателями. Мы погасили свет, оставили только маленький синий плафон под потолком, и смотрели в иллюминатор на бескрайнее море, бесконечное небо и бесчисленные звезды.

– Хочу, Дим, – сказал Алешка, – как-нибудь акулу поймать. Ни разу их не ловил.

– Тебе это надо? – испугался я.

– А как же! Нужно же посмотреть, что она там в своем брюхе таскает. Там же, Дим, такие интересные вещи попадаются!

Можно себе представить!

– Всякие бутылки, Дим, со всякими письмами. – Размечтался! – И зубы ей надо пересчитать – сколько их там сотен.

– Как бы она сама нам все зубы не пересчитала. Своим хвостом.

– Ты не романтик, Дим.

Ага, согласен. Ничего романтического не вижу в том, чтобы копаться в брюхе какой-нибудь акулы. Представляю, какая у нее там свалка.

– В одной акуле, Дим, – не унимался Алешка, – часы капитанские нашлись, хронометр называются. И они, Дим, шли – тикали. Здорово?

Здорово. Счастливая акула. Всегда знала, который час, режим дня соблюдала: когда спать, когда вставать, когда за пловцами охотиться. В обеденное время.

С акул Алешка перескочил на свой остров, набитый сокровищами. Стал рассказывать мне, в каком именно месте они запрятаны и что он станет делать, когда их разыщет.

– Прежде всего, Дим, сразу же школу брошу. Зачем богатому человеку учиться, да?

– Богатый дурак, конечно, умнее бедного ученого, – рассердился я.

– Я пошутил, Дим. – И Лешка мгновенно вырубился – здорово устал, и от событий, и от планов.

А папа все не шел. Потом он рассказал нам, уже утром, что засиделся на совещании с учеными.

– И чего вы там насовещали? – с интересом спросил Алешка. Он всегда старался быть в курсе всех дел и событий. Особенно тех, которые его никак не касались.

– Умойся сначала, – сказал папа.

– Потом, – пообещал Алешка. – Свежим морским ветром.

Быстро он освоился на корабле в океане.

– Ладно, – сдался папа, – вам это тоже не мешает знать.

И он подробно рассказал нам о задачах и целях экспедиции.

Никогда бы не подумал, что мирная научная работа может стать опасной для тех, кто ее делает…

Совещание в кают-компании проводил начальник экспедиции Штокман.

– Наша экспедиция, – сказал он, – комплексная. Мы будем изучать многие параметры разных районов Тихого океана. Но главная наша цель – обследовать глубоководную впадину под названием «Бугенвиль».

– И чего вы там потеряли? – удивился наш папа-бизнесмен.

– Сейчас объясню, – Штокман поправил очки и погладил бородку. Он всегда, когда волновался или сердился, поправлял очки и гладил бородку. Наверное, поэтому она и завивалась у него черной запятой. – Весь мир сейчас озабочен очень важной, трудноразрешимой проблемой. Она связана с захоронением радиоактивных отходов. И вот ученые одной из западных стран предложили использовать для этого глубоководные океанские впадины. Казалось бы, неплохое решение: запаять ядовитые вещества в контейнеры и сбросить их на глубину, положим, десять тысяч метров. И даже если контейнеры с течением времени разрушатся, ничего страшного не произойдет…

– Как это не произойдет? – возмутился ихтиолог Рыбкин. – Они расползутся по всем океанам и морям и погубят в них все живое. А заодно – и все человечество, всю планету. Ведь Мировой океан – основа всей жизни на Земле!

Штокман опять поправил очки.

– Эти ученые высказывают такие утверждения. Во-первых, на таких страшных глубинах нет никаких живых существ из-за колоссального давления воды и полного отсутствия света. А во-вторых, во впадинах нет никаких течений – ни горизонтальных, ни вертикальных. Многокилометровые слои воды совершенно неподвижны и не перемешиваются. И вся сброшенная на дно ядовитая гадость останется на том же месте.

– А если это не так? – Рыбкин вскочил со своего места. Сейчас этот «пушистый» человечек был похож не на одуванчик, а на рассерженного ежика. У которого яблоко отобрали. – А если там есть живые существа, если там имеются течения? Вы представляете, какой глобальной опасности подвергнется океан?

– Вот это и надо нам проверить. И сообщить свои результаты мировой науке. А то ведь, оказывается, на Западе уже существует фирма, которая взялась за это дело. Эта фирма уже закупила контейнеры для отходов и корабли для доставки их и сброса на дно океана. И рассчитывает зарабатывать на этом бизнесе громадные деньги.

Все слушали начальника экспедиции с большим вниманием, даже глухой боцман не хлюпал носом, а включил свой слуховой аппарат, похожий на обычный простенький плеер, он висел у него на животе.

– Да, – задумчиво почесал за ухом капитан своей трубкой. – Если надежды этой фирмы не оправдаются, у нее возникнут огромные финансовые проблемы.

– И претензии к нам, – с усмешкой добавил ихтиолог Рыбкин.

Тут и наш папа сказал свое слово.

– Я не последний человек в бизнесе, – скромно заявил он. – И я знаю, какие там действуют волчьи и пиратские законы. А об этой фирме я кое-что слышал в своих кругах. Кажется, она называется «Оазис». Жулики. Если этот «Оазис» не оправдает своих расходов, его люди пойдут на самые крайние меры. Нам нужно быть к этому готовыми.

 

– Что вы имеете в виду, Сергей Александрович? – тревожно спросил папу капитан. – Надеюсь, не…

– Не надейтесь, – отрезал папа. – Если результаты исследований их не удовлетворят, возможны прямые столкновения.

– С какой целью? – удивился наивный Штокман.

– С целью уничтожить всю полученную вами информацию. И всех нас заодно. Вместе с «Афалиной».

– Это не так просто, – сказал капитан. – В крайнем случае удрать мы всегда успеем.

– Не уверен, – возразил папа.

Нам с Алешкой он объяснил, что нарочно немного сгустил краски. Чтобы никто не расслаблялся и чтобы все были бдительными.

Но ближайшее будущее показало, что эти самые краски оказались еще гуще и чернее.

Да, знать бы заранее, в какой форме эта фирма «Оазис» предъявит нам свои претензии! Да я бы лучше комаров на даче кормил…

Я часто потом, вспоминая наше плавание, думал – каким бы оно было прекрасным и удивительным, если бы нам не мешали жадные и злобные враги.

Вот представьте себе, если сможете… Большой-пребольшой Тихий океан, по которому уже не одно столетие плавали отважные мореходы. Кругом безбрежная синь. На горизонте море сливается с небом. Бежит волна за волной. С тихим плеском, похожим на шорох, режет их острый нос «Афалины». Она идет быстро, но кажется, будто застыла на месте, только неугомонные волны стремительно обегают ее с бортов.

– Какая красивая глазурь, – с поэтическим восторгом говорит Алешка.

– Лазурь, – поправляю я.

– Какая разница! И так и так красиво.

Почти все время мы торчим на палубе. Вглядываемся в океанскую «глазурь». Иногда над нами парит громадный альбатрос, что-то высматривает. Штокман сказал, что размах крыльев у него (у альбатроса, а не у Штокмана) больше трех метров. Симпатичная птичка. И клювик у нее приличный.

Время от времени мы собираем с палубы летучих рыбок и небольших кальмаров. Они, эти кальмары, тоже, оказывается, могут летать. С помощью своего «реактивного» двигателя, как говорит пушистый Рыбкин.

Алешка относит нашу добычу в камбуз, и кок Сковорода радостно укладывает ее в холодильник.

Очень часто рядом с «Афалиной» – бок о борт – скользит громадная акулья тень. А впереди нее шустрят полосатые рыбки-лоцманы. Наводчики, как говорит пушистый Рыбкин.

Когда нам надоедает торчать на палубе, мы идем в рулевую рубку. Алешка становится за штурвал. Он уже так освоился с «Афалиной», что капитан полностью ему доверяет. Только немного морщится, когда Алешка фамильярно называет ее Фалькой.

Кстати, штурвала как такового на нашем судне не было. Был сложный пульт с кнопками и тумблерами, с голубым экраном, на котором светилась яркая звездочка, обозначающая положение «Афалины» на поверхности океана. Звездочка медленно двигалась на юг.

Алешка становился перед пультом, уточнял у рулевого курс и уверенно держал «Афалину» в нужном направлении. Правда, не всегда…

Однажды наш гидробиолог, подняв на борт планктонную сетку и изучив ее содержимое, радостно завопил:

– Открытие! В этой части Тихого океана никогда не было такого типа планктона! А теперь есть!

Никто еще ничего не успел сообразить, а капитан уже бросился в рубку. Взял Лешку за ухо, отстранил от пульта и проверил курс… «Афалина» уже два часа шла совершенно не туда, куда ей было нужно.

– Я хотел на минуточку к одному острову свернуть, – безмятежно объяснил Алешка. – Кое-что там проверить. А что, нельзя, что ли?

И я до сих пор точно не знаю: играл ли он роль взбалмошного бестормозного сыночка олигарха или в самом деле решил «завернуть на островок».

…А мы все плыли и плыли.

Южная ночь. Водная гладь. Над ней незнакомые яркие звезды. «Афалина» идет своим научным курсом. Идет плавно, упорно – кажется, ничто ее не остановит. Ни жестокий шторм, ни подводные мели, ни коварные пираты…

Она останавливается только тогда, когда в нужной точке ученые делают свое дело. А дел у них – выше крыши! Они проводят замеры глубин, определяют соленость и температуру воды в разных уровнях, отлавливают планктон, всяких рыб и животных, наносят на специальные карты рельеф океанского дна. В общем, всего не перечислить.

Мы с Алешкой допоздна засиживались на палубе, возле спасательной шлюпки, и любовались океаном и звездным небом. Все это было так необъятно, так непостижимо… Просто чудо какое-то. А когда мы уставали от этого великолепия, то спускались в кают-компанию – послушать научные споры и всякие интересные и загадочные морские истории. А иногда это были простые шутливые разговоры о жизни. Больше всех говорил ихтиолог Рыбкин. Он был жутко болтливый. Любая тема разговора будто открывала в нем какой-то фонтан красноречия. Он был великий спорщик. Кто бы что ни сказал, Рыбкин всегда обрывал его и говорил сердито:

– А вот и нет! Вы глубоко заблуждаетесь, коллега. Утверждение, что тигровые акулы предпочитают на завтрак именно белого человека, – это глубочайшее заблуждение. Гастрономические пристрастия акул еще недостаточно изучены. Вот например, в море плавает белый человек. Извините, вполне для акулы вкусный. Тогда почему она бросается с распахнутой пастью не на него, а на старый и несъедобный баллон автомобильного колеса? А?

– Извините, коллега, это с вашей точки зрения резиновый баллон несъедобен. А может быть, он необходим акуле для улучшения пищеварения, перед тем как схавать на обед белого человека? Не допускаете?

– Вы, пардон, какой-то бред несете, коллега! – Рыбкин вспыхивал как спичка. – Тогда почему вы сами перед обедом не глотаете десяток булыжников? А?

– Я не акула.

– Возможно. Но то, что вы людоед, это всем известно.

И этот Рыбкин, самый болтливый человек на судне, говорил Алешке:

– Знаешь, за что я люблю рыб? Потому что они молчаливые.

Ну да, это нам понятно. Когда Рыбкин говорит, они помалкивают, слушают его умные речи, шевеля жабрами.

Наш Алешка, конечно, в этих дискуссиях не помалкивал:

– А я бы всех этих ваших акул!..

– Сам бы съел? – засмеялся веселый матрос.

– Глупости! – Рыбкин из ежика опять стал одуванчиком, заговорил с нежностью: – Акулы – милейшие существа, ценнейшие и полезнейшие рыбки. – Тут он стал загибать пальцы: – Целебная печень. Великолепная кожа. Высококалорийное мясо.

– Суп из акульих плавников! – сладко зажмурился кок Сковорода.

– А какие зубки! – ехидно добавил гидролог Кошкин. – И как их много!

– К вашему сведению, – добавил Рыбкин, – акулы поддаются дрессировке. – Тут он, немного смутившись, честно, как ученый, поправился: – Не совсем так, конечно, но договориться с ними можно. Я знал одного американского ученого, который целый год провел в стае акул. Он изучал их образ жизни, повадки, вкусы. Вместе с ними охотился. Подготовил очень интересную книгу. – Тут Рыбкин немного поник головой. – Но, к сожалению, не успел ее опубликовать…

– Не договорился, значит, – безжалостно сказал Алешка. – По вкусу им пришелся.

– Ваши акулы, – нападал гидролог на ихтиолога, – очень вредные существа. Они мешают науке!

И тут он стал очень интересно рассказывать, как в свое время ученые изучали морские и океанские течения с помощью бутылочной почты. Оказывается, они закладывали в пустые бутылки записки с указанием координат и бросали их в море. Потом бутылку кто-нибудь обнаруживал на другом конце океана и сообщал об этом ученым. А они таким образом узнавали какое-нибудь течение.

– И сколько этих бутылок, – горячился гидролог, – находили в брюхе акул! Какие уж тут данные! Шляются ваши акулы по всему Мировому океану.

– Шарлатанство! – возмущался Рыбкин. – Бутылка плывет на поверхности. Любой ветер изменит ее курс. Вот вам и течение!

– А вот и нет! Вы просто темный человек! На дно бутылки насыпали песок, и она плавала только чуть высунув из воды свое засургученное горлышко. Влияние ветра исключается!

Алешка эту тему прослушал с особым вниманием. И стал собирать пластиковые бутылки. И складывать их в письменный стол.

– Я, Дим, – объяснил он, – буду маме письма в них посылать.

– ?

– Ну, Дим, вот мы вернемся к родным берегам, мама спросит: «Что ж ты, Ленечка, мне не писал письма?» А я ей: «Да я тебе сто бутылок писем написал!»

Вот хитрец! Не знаю только, где он песок найдет, чтобы в бутылки засыпать. Кругом одна вода. Да и та морская.

Нашел-таки! Стал захаживать в камбуз к Сковороде и выпрашивать у него сахарный песок: «Мы с папой вечерами чай пьем, нам много сахара надо».

В общем, жили мы очень интересно. Особенно по вечерам, в кают-компании, за всеми этими разговорами. Наш папа в них тоже принимал самое активное участие. И иногда порол такую чушь, что за него становилось стыдно. А иногда вдруг задавал такие вопросы, что нам становилось ясно – эти вопросы неспроста!

– А вот я, – важно рассказывал папа, – прочитал в газете, как одна акула помогла раскрыть преступление.

– Преступника съела? – ехидно спросил Рыбкин. – И отравилась!

– Нет, зачем же? – Папа наивно распахнул глаза, совсем как Алешка. – Она съела его пистолет.

– Вместе с патронами? – продолжал ехидничать Рыбкин.

– Нет, зачем же? – терпеливо повторил папа. – Патроны уже были израсходованы. При ограблении банка. Преступник потом выбросил пистолет в море, акула его проглотила, ее случайно поймали и обнаружили в брюхе оружие. Установили владельца и задержали его. Так прямо в газете и было написано.

– Чушь какая-то! – возразил Рыбкин. – Не может такого быть!

Папа чуть заметно усмехнулся. Мы с Алешкой – тоже. Потому что знали эту историю. И вовсе не из газет. Папа сам расследовал это дело. Вот тебе и «не может быть!»

А капитан папу поддержал.

– У нас тоже был случай. На море. С акулой. В брюхе – бутылка, там отчаянная записка. «Наше судно «Глория» идет ко дну. Капитан и экипаж покинули судно на шлюпке, оставив нас на тонущем корабле. Боже! Покарай их!»

– Ну и что? – заинтересованно спросил Алешка. – Покарал?

Капитан кивнул:

– Прямо из шлюпки – в тюрьму.

Веселенькая история!

Но все-таки наш папа был больше слушателем, чем говоруном. Он чаще всего помалкивал. Как глуховатый боцман Шмага со своим насморком. Как только начинались научные разговоры, боцман вешал на шею свой слуховой плеер, втыкал в ухо наушник и зыркал глазами по сторонам. Будто они ему слушать помогали.

– Очень любознательный моряк, – с уважением говорил о нем начальник экспедиции. – Он обогащает свой ум и знания. Я очень уважаю таких людей.

Боцман шмыгал носом и слушал.

Он был не только любознательный, но и очень застенчивый человек; наверное, из-за своего насморка и плохого слуха.

А вот нашего Алешку не смущали никакие разговоры, даже самые научные.

Как-то ихтиолог Рыбкин предложил:

– Представьте, что вы отправляетесь в долгое космическое путешествие. Ну, представили? Вы можете взять с собой с Земли три самые дорогие и любимые вещи. Что бы вы взяли?

Ну, тут все разгорячились. Кто-то хотел взять с собой любимые книги, кто-то музыку Чайковского, кто-то трех любимых девушек (это веселый матрос), кто-то горсть родной земли (три горсти родной земли), кто-то три плитки шоколада, кто-то три бутылки вина (это боцман), а Лешка сказал:

– Я возьму папу и маму. И соседскую кошку. Потому что у нее нет ни папы, ни мамы.

– А Диму? Разве его не возьмешь? – ужаснулся капитан Флинт.

Алешка не смутился:

– А кто же будет за квартиру платить? И посылки нам в космос слать?

– А я бы, – мечтательно сказал Рыбкин, – взял с собой баночку с тремя простыми земными карасями. Пусть они виляют хвостиками и напоминают мне родные подмосковные пруды.

– Взяли бы уж лучше, коллега, три баночки шпрот.

А папа ничего не сказал. Но по его глазам я понял, что уж он-то взял бы с собой в космос трех самых опасных преступников и выпустил бы их там на волю. В черное космическое пространство. Безвоздушное.

Вот так мы и плыли. Работали, шутили, задумывались и мечтали. И наконец прибыли в район глубоководной впадины по имени знаменитого французского мореплавателя Бугенвиля.

– Вот тебе раз! – сердито сказал капитан, когда механики застопорили машины и «Афалина» легла в дрейф на плавной океанской волне. – Тебя тут только не хватало!

В нескольких милях от нас маячила серая туша военного крейсера. Капитан взял бинокль. Папа – тоже.

– Американец, – сказал капитан.

– Точно, – подтвердил папа. – Приятное соседство.

– А чего ему тут надо? – спросил Алешка. – Этому американцу?

– Американцам везде чего-то надо, – проворчал капитан и стал отдавать команды для подготовки к исследованиям.

 

А папа долго стоял на мостике с биноклем, разглядывал чужой корабль, а потом тихо сказал капитану:

– Он ведет наблюдение за нами. Сейчас разведку вышлет.

И точно – через две минуты с палубы крейсера поднялся вертолет и направился к нам, сверкая лопастями винта в синем небе. Весь наш экипаж высыпал на палубу, даже боцман с плеером.

Вертолет приблизился к «Афалине», снизился так, что даже стала видна голова пилота в шлеме, и начал кружить над нами. Иногда так низко, что казалось, он вот-вот коснется своими поплавками поверхности океана.

– Чтоб ты свалился! – в сердцах сказал Алешка.

И даже боцман что-то пробурчал неразборчиво. А капитан погрозил пилоту кулаком. И тот, будто испугавшись, свернул в сторону, помчался к своему кораблю и быстренько сел там на свое место.

– Вот так! – гордо сказал капитан. – Не нравится тебе кулак российского моряка.

– Это ему моя фига не понравилась! – заспорил Алешка.

– Что? – возмутился капитан. – А ну, покажи!

Алешка показал. Капитан презрительно рассмеялся:

– Да такую фигу и в микроскоп не разглядишь. Вот у меня – фига так фига. – И он снова сложил свою ладонь-лопату в здоровенный кулак.

– Не нравится мне это соседство, – сказал папа капитану. – Оно не случайное.

– Сергей Александрович, – капитан положил свою лопату папе на плечо, – «Афалина», я вам скажу, в какой-то степени неуязвимое судно.

– Разве что, – вздохнул папа. – Но меня вовсе не «Афалина» тревожит.

А Лешка в тот же день отправил маме свое первое письмо в бутылке с сахарным песком. Мне удалось подглядеть в этом письме три строчки. «…В Тихам океани очень харашо. Плавают акулы и летают вражеские виртолеты. Я один виртолет сбил валинком, а другой зимней шапкой. А капитан сбил свой виртолет своей фигой… Сахарный писок чистый, можеш пить с ним чай…»

Интересно, если это письмо и в самом деле разыщет нашу маму, она будет смеяться или плакать? Скорее всего – смеяться до слез.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24 
Рейтинг@Mail.ru