bannerbannerbanner
Убивают не камни

Валерий Пушной
Убивают не камни

Полная версия

– Ты же видел, он отказался. Я хотел, – пробормотал охранник, выпятив тонкие губы. Он был крепок на вид, но еще не втянулся в роль охранника.

– Хотел, хотел, – недовольно проворчал Никола. – Надо не хотеть, а делать. Подождем еще немного, если ничего не изменится, пойдем наверх.

Стали ждать. А когда из подъезда вынырнули двое с женщиной на плече, водитель насторожился и через секунду узнал Ольгу, забившуюся в руках Коромысла.

– Атас! – крикнул охраннику, выхватывая травматик.

Оба стремительно выкатились из машины и бросились на Коромысло, чтобы отбить Ольгу. Сбили его с ног.

Тот, увидав пистолеты, опешил, оттолкнул от себя женщину, завозился на асфальте.

Изрыгая проклятья, Судоркин заурчал, ему никак не удавалось выхватить ствол, потому что с двух сторон его долбили кулаки водителя и охранника. А тут еще из подъезда выскочили три парня на подмогу им.

Коромысло поднимался, но его опять сбивали с ног. Наконец, ему все-таки удалось вскочить, и он пустился наутек. Не устраивать же стрельбу возле подъезда.

Видя, как быстро поменялись обстоятельства, Вольдемар, наконец, выхватил ствол и выстрелил вверх, останавливая драку. А сам пустился следом за Коромыслом. Преследовать его не стали. Подняли с земли Ольгу, развязали.

Взбешенный, Судоркин в эту ночь не появился ни у Вобровой, ни у Врюсовой. Вместе с Коромыслом они набрали водки и пили у того до утра.

Правда, Коромысло не мучился от неудачи, постигшей их с Ольгой. Он был доволен, что они сорвали хороший денежный куш и могли как следует погулять на эти деньги. Он пьяно твердил Вольдемару:

– Не расстраивайся, кореш, я притащу тебе эту жвачку, как только скажешь!

На него Вольдемар смотрел, как на недочеловека. Он не умел довольствоваться малым, как Коромысло, он был максималистом – либо все, либо ничего.

Они сидели в тесной кухоньке за тесным столиком. На столешнице было несколько бутылок, стаканы, закуска, вилки, ложки, ножик. Большими кусками нарезанный хлеб кучкой навален сбоку. На газовой плите издавала запахи яичница, поджаренная с колбасой.

Квартирка была маленькая, съемная. Но Коромысло она вполне устраивала. Он снял сковороду с плиты, поставил посреди стола. Плеснул в стаканы себе и Судоркину водки и произнес тост:

– Давай выпьем, братан, за тех, кто чалится, кому небо в клеточку. Чтобы и у них наступило время воли с батареей бутылок на столе! – и выпил. – А этого мужика мы еще тряхнем! У него, видать, деньжата водятся. Живет-то он, видал, как? Не то, что эта конура. Выдавим из него все, что тебе нужно!

– Ну, ну, – глухо сказал Вольдемар. – Смотри не надорвись. Сегодня ты сиганул, только пятки сверкали. Башку откручу, если в следующий раз поджилки дрогнут! – отхлебнул из стакана и полез вилкой за яичницей. А утром подставил голову под душ, привел себя в порядок и позвонил по телефону. – Я буду к обеду. Приготовь ее.

В обед подъехал к длинному кирпичному дому рядом с гостиницей, нырнул в крайний подъезд с узкими лестницами, подошел к крайней двери, крашеной в коричневый цвет, на первом этаже, нажал замусоленную серую кнопку звонка.

Его встретила молодая женщина крепкого телосложения в красной кофточке, похожей на мужскую рубашку, и джинсовых брюках. У нее были покатые плечи, налитые бедра и несколько резкие движения. Пегие волосы по плечи, прическа чуть растрепанная. На ушах тяжелые серьги, оттягивающие мочки вниз. Лицо чуть заостренное с острым подбородком и длинным разрезом глаз.

По-хозяйски войдя в квартиру, Судоркин с порога спросил:

– Ты покормила ее, Зинка?

– Она ни черта не жрет, Вольдемар, – сказала та, сводя брови.

– Заставляй, Зинка, заставляй! Не хватало мне, чтобы эта чума подохла раньше времени! – проговорил Вольдемар и прошел вглубь.

Зинка прикрыла за ним дверь.

Коридор квадратный. Налево – кухня, туалет и ванная комната. Направо – комната. В ней платяной шкаф, стол со стульями и два дивана по разным стенам. Один – зеленый, другой – синий. Окно пластиковое со шторами. На подоконнике – скотч и ножницы. На столе какие-то коробочки и мягкая игрушка в виде лесного зверька.

На зеленом диване лежит Шехова. Лицо измученное, осунувшееся. Ноги и руки связаны. Рядом стул. На нем тарелка с остывшим супом.

Окинув ее, Вольдемар выговорил:

– Ты, жвачка, почему не жрешь?

– Не хочу, – не поднимая головы, ответила та.

– Брезгуешь? Не привыкла к такой жратве? – спросил Судоркин.

– Пусть развяжет. Все затекло, – попросила она.

– Развяжи! – сказал Зинке, и пока та срезала скотч, стоял, ждал. А когда Шехова освободилась от скотча, села на диване, спустив ноги, посмотрела ему в глаза, он придвинул к себе свободный стул. – Пришла пора поговорить.

Вдова была с правильными чертами лица. Глаза большие. Кожа светлая и гладкая. Пальцы рук не длинные, но и не короткие, средние. Волосы с каштановым оттенком. Сейчас они были смяты, чуть свалялись, требовали воды и шампуня, они привыкли к ежедневной укладке, следы ее сохранялись поныне. Ноги стройные, фигура красивая. Она опустила глаза, провела по запястьям рук, сказала:

– О чем еще говорить? Ты уже спрашивал.

– Все верно, я спрашивал тебя, дуру, да ты крутилась, как коза на веретене. А теперь советую крутеж прекратить, времени у меня на тебя нет. Кормить тебя из своих рук Зинка тоже долго не будет, – посмотрел на Зинку, которая стояла, опершись о косяк двери. – Дай-ка ей пожевать, пусть пошамкает по-людски.

Оторвавшись от двери, Зинка недовольно пробурчала что-то себе под нос, взяла тарелку с остывшим супом со стула и понесла ее в кухню. Оттуда принесла хлеб с колбасой и стакан с молоком. Поставила не на стул, а на стол, сверху положила хлеб с колбасой и снова отошла к двери.

Вдова продолжала поглаживать руки.

Наблюдая, как она это делала, Судоркин не сомневался, что сейчас та сосредоточенно думала.

– Ну, все, хватит мызгать ручонки! – проговорил. – Что надумала? У меня появились новые вопросы к тебе, но сначала ответь на старые. Успел ли твой муж что-нибудь рассказать Корозову до поездки к нему? Ну, скажем, по телефону, скайпу или еще как-то? И не говори, что ты не знаешь. Я не поверю. Где у него припрятаны драгоценности? Молчишь, жвачка? Не советую. Я только с виду такой добрый, а внутри я – зверь. Разозлишь меня, не пощажу! И знай, я не лох. Я сразу допер, что Корозову что-то известно, когда узнал, что ты оставила ему перстень под матрацем. Ведь это знак. И не только о том, что ты была в номере. Он не дурак и без перстня все понял, ведь ты успела позвонить ему до этого. Но перстень тоже не может быть уликой, на нем не написано, что он оставлен тобой. Значит, этим перстнем ты сообщила ему о чем-то другом? А потому слушай мои новые вопросы! Где ты взяла перстень, и где остальные части гарнитура? Какое отношение к этому гарнитуру имеет Корозов? И о чем ты сообщила Корозову, оставив перстень под матрацем? – Судоркин произнес все это без перерыва, не отрывая взгляда от лица Шеховой.

Та уставила глаза в пол и молчала. Конечно, надо было что-то ответить, и она сделала движение всем телом, как бы выражая готовность говорить, но только вздохнула. Она знала Вольдемара по тому времени, когда тот занимался у них на даче хозяйственными работами.

– Это ты убил моего мужа? – подняла глаза.

– Не пори чушь, дура, – возмутился Судоркин. – Ты знаешь, что твоего мужика не я ухлопал. Он мне нужен был живой!

– Я не знаю, – качнула она головой. – Скажи мне, если тебе известно?

– Не задавай больше таких вопросов, коза, иначе от моих ответов тебе станет очень плохо! – сказал Вольдемар. – Отвечай на мои вопросы и не упрямься!

– Я не знаю, что тебе ответить, – опасливо вымолвила вдова, переплетая пальцы рук. Ее голос чуть дрожал, как будто она готова была всхлипнуть.

– Не ври, коза, не валяй Ваньку, и не корчи передо мной пушистую ручную собачку! Предупреждаю! – медленно произнес он, как будто опутывал паутиной неявных угроз.

Выбора у Шеховой не было. Не отвечать на его вопросы было опасно, но и отвечать также опасно. Продолжительность ее жизни зависела от того, как долго он не узнает этих ответов. И пока он не узнает их, он будет нуждаться в ней. Но если он получит ответы, она ему больше не будет нужна, тогда уже ничто не спасет ее. Вот в такие моменты понимаешь, что молчание – золото.

– Ты все равно скажешь! – уверенно изрек Судоркин, будто услыхал ее мысли.

– Я не знаю, – тихо повторила она.

Вскочив со стула, он ударил ее по лицу.

Отшатнувшись к спинке дивана, она вжалась в нее. Во взгляде застыло изумление, словно не понимала, как это он мог, как посмел ударить ее. Подняла руку, защищаясь.

Схватив ее за эту руку, он оторвал от спинки, и снова ударил. Его лицо стало злым.

И тогда она поджалась и изо всех сил, какие были у нее, ударила Судоркина ногами в живот, отталкивая от себя.

Охнув от неожиданности, тот согнулся.

Снова ударив его острыми каблуками босоножек, она угодила на этот раз в плечо. Не удержавшись на ногах, он качнулся и завалился, стукнувшись затылком о стену.

По комнате разнеслась его безостановочная ругань.

У двери звонко засмеялась Зинка.

Вскочив, он схватил Шехову за горло:

– Где гарнитур с алмазами?! Зачем ты приехала к Корозову?! – повторял эти слова, как заведенный и душил женщину, в ярости не видя, что она начинает задыхаться. А когда заметил, отпустил и ударил. Бил, пока она не перестала чувствовать его удары.

– Хватит, Вольдемар, ты убьешь ее! – остановила Зинка, прижимаясь к дверному косяку.

– Не суйся! – прохрипел он недовольно.

– Я бы не совалась, если бы мне потом не пришлось прибирать за тобой, – бросила она, не двигаясь с места.

– Приберешь, не переломишься! – отступая от вдовы, огрызнулся Судоркин.

– Ни черта она не знает, Вольдемар! Я тоже подъезжала к ней, пытала, пока тебя не было!

 

– Я же говорил тебе, не прикасайся к ней!

– А зачем прикасаться? У меня свои подходы! Ты бы лучше узнал, кто убил ее мужика и кто Оксаночке черепушку проломил? Наверно, он и загреб гарнитурчик! – Зинка длинно вздохнула.

Судоркин исподлобья посмотрел на неподвижное тело Шеховой, распростертое на диване:

– Тогда откуда у нее перстень оказался?

– Это я выясню. И про Корозова выясню. Ты только разреши. Дай я займусь ею! Но все же, мне кажется, она ни черта не знает, Вольдемар! – Зинка оторвала плечо от косяка.

– Не уверен! Но ты все равно не тронь ее, я сам разберусь! И Найкова я найду, знаю, кто это, догадался.

С любопытством глянув на Вольдемара, Зинка не поверила его словам. А он ухмыльнулся, сделал паузу, и уверенно назвал кличку:

– Крыса!

– Крыса? – Зинка внезапно оживилась и напружинилась, лицо заострилось еще сильнее, беспокойно переступила ногами. – А он-то, с какого боку выплыл?

– Все с того же боку! – произнес Судоркин. – Гарнитуром интересуется давно уже.

– Я слышала, Крыса по пустякам не работает. И следов не оставляет, – заметила Зинка. – Значит, он тоже гарнитурчиком интересуется?! А, может быть, и хапнул его уже. А если не хапнул, то тебе надо быть осторожным. Крысу кореша не жалуют, потому что опасаются. Он всегда появляется, когда его не ждут, и линяет так же мгновенно. Надо спешить, Вольдемар! Смотри, не приведи Крысу ко мне! Не будь дураком!

– Ты меня за кого держишь? – досада прозвучала в голосе Вольдемара, и он отошел от дивана.

4

После посещения его квартиры Судоркиным и Коромыслом, Глеб привез к Ольге врача, а потом распорядился Исаю об ее охране. Сообщил Акламину приметы бандитов. Исаю поручил проследить за Бобровой и Врюсовой. У него отпали сомнения в их причастности к этим событиям.

Скоро охранники засекли возле гостиницы мужскую фигуру, по описанию похожую на Судоркина. Проследили, как вошел в крайний подъезд длинного кирпичного дома неподалеку. Осторожно обложили подъезд и сообщили Исаю. Тот прибыл, прихватив с собой еще четверых парней.

Чтобы определить квартиру, где скрывался Вольдемар, расставил охранников на площадках. Внизу у входных дверей в подъезд поставил двоих, на межэтажных площадках по одному. Прождали полтора часа.

Сам Исай осторожно периодически курсировал между первым и верхним этажами, прислушиваясь к шумам. Последний раз прошел до верха, предупреждая охранников, чтобы не расслаблялись. И стал медленно спускаться. Уже находился на площадке между вторым и первым этажами, когда дверь крайней квартиры внизу приоткрылась и из нее выглянул Судоркин.

Он моментально обратил внимание на двух парней, куривших у входной двери, заметил, как они встрепенулись, а сверху услыхал шаги и наткнулся на хваткий взгляд Исая. Мигом почуял опасность. Выхватил пистолет и, не целясь, выстрелил, а потом матюгнулся и скрылся в квартире, щелкнув замком и задвижками.

Кинувшись к двери, Исай ударил ее плечом, но дверь в ответ глухо охнула и не подалась. Изнутри раздался выстрел, пуля пробила дверное полотно на полсантиметра выше плеча Исая. Он отодвинулся в сторону и две новых пули прошили дверное полотно точно в том месте, где только что была его грудь. Исай крикнул:

– Бросай ствол, оставлю живым!

– А ты сначала возьми! – крикнул из-за двери Судоркин и еще раз пальнул из пистолета. Потом крутнул головой по квартире, остановил глаза на Зинке. Та с пистолетом в руке стояла у него за спиной. Он бросил ей. – Держи их за дверью, пока я не уйду!

Кивнув, Зинка подняла ствол.

Вольдемар кинулся в комнату с окном на другую сторону дома. Распахнул створки и вскочил на подоконник. Последним взглядом окинул комнату, увидал на диване истерзанное побоями тело Шеховой. Сейчас стоило бы пришить ее. Рука со стволом потянулась к ней, но ноги оттолкнулись от подоконника и вынесли его наружу. Перебежав через улицу, он потерялся во дворах других домов.

В ответ на требование Исая бросить оружие Зинка сделала пару выстрелов по двери, затем метнулась в кухню, обдала струей воды пистолет, смывая свои отпечатки. Пробежала в комнату, выбросила оружие в распахнутое окно, выхватила из тумбочки наручники, защелкнула на своих запястьях, и села на пол в углу комнаты.

Шехова на диване была без памяти. Зинка знала, что, очнувшись, та даст показания полиции против нее, но показания эти не страшили Зинку, ведь вдова сможет сказать только то, что было на самом деле. А именно, что Зинка держала ее в комнате по требованию Судоркина, кормила насильно, разговаривала с нею, но ни разу пальцем не тронула. Зинка уже придумала, что сама скажет полиции. Что Вольдемар запугал ее, заставил. А сегодня, когда, стервенея, измывался над Шеховой, она защищала ту, и за это он накинул на нее наручники. Вдова не сможет ничего ни подтвердить, ни опровергнуть. Была в это время без сознания.

Исай отправил охранников блокировать окна. Но опоздал. Судоркин уже ушел. Едва Зинка успела примоститься в углу и принять страдальческий вид, как один из охранников влез в открытое окно. Зинка, делая лицо испуганным, вжалась в угол, подобрав под себя ноги.

Скользнув глазами по ее красной кофточке, он метнулся мимо к входной двери:

– Смылся! – крикнул, открывая. – Через окно ушел!

С улицы влез еще один охранник, а в дверях выросла фигура Исая.

Из угла Зинка протянула к нему руки в наручниках, привстала на колени, молча, но умоляюще смотря просящими глазами.

Опустив на нее глаза, Исай спросил:

– Ты кто?

– Зинка, – она трудно сглотнула слюну. – Здесь живу, – и торопливо выложила придуманную версию предыдущих событий.

Никак не реагируя, Исай слушая, то и дело бросая взгляд на Шехову во время Зинкиного рассказа. Его лицо не понравилось Зинке. Холодное, оно не прочитывалось ею. И это тревожило. Между тем, она быстро определила, что перед нею не полиция.

– А ты сам-то кто? – задала вопрос. – Только не вешай мне лапшу на уши! Небось, бандюган, как и мой квартирант? – глянула исподлобья.

– Ты что, нормальных людей от бандитов отличать разучилась?

Сделав глубокий вздох, Зинка старательно показала на лице недоверие. Встала с колен и выговорила:

– Да кто вас разберет. Тот тоже нормальным представился, когда первый раз на ночлег попросился. А потом вот браслеты накинул, – и Зинка снова протянула вперед руки с наручниками на запястьях. – Сними.

Он снял.

Она быстро заправила в джинсы кофточку, какую сама же выдернула из-за пояса перед тем, как разлохматить волосы и надеть наручники, чтобы создать видимость несчастной жертвы.

Он наклонился над вдовой. Она жива, и это было главным. Аккуратно срезал с нее скотч. Подозвал Зинку, ожидающе топтавшуюся около окна, делавшую вид, что рада избавлению от Судоркина.

– Помоги ей! – распорядился.

Старательно Зинка захлопотала вокруг Шеховой. Сбегала в кухню за водой, из ванной прихватила полотенце, вытерла ссадины на ее лице, стала приводить в сознание.

Волосы падали Зинке на лоб, закрывали глаза, она то и дело отбрасывала их, цепляя пальцами тяжелые серьги на ушах.

Наконец, вдова очнулась, открыла глаза и не поняла сразу, что за люди возле нее. Смотрела на охранников опасливо. Попыталась подняться, поправляя измятую одежду.

Зинка помогла, сказав:

– Кончились твои мытарства, – кивнула головой на Исая.

Глаза Шеховой остановились на нем:

– Ты кто?

– Я – Исай, начальник охраны Корозова. Меня Глеб прислал за тобой.

– Глеб? – в ее голосе появилось некоторое удивление. Она ладонью пригладила свалявшиеся волосы. – Но откуда он знает, где я?

– Он не знает еще, – сказал Исай. – И я не знал, что ты тут. Мы пришли сюда за Судоркиным.

– Где он?

– Сбежал. Пока сбежал, – с сожалением произнес Исай. – Но ничего, мы его достанем.

– Они вместе, – сказала про Зинку.

– Я знаю, – ответил он.

Зинка резко качнулась, ущипнула острый подбородок, сжала скулы, подумала, вот, подлюка, будет сейчас переть на меня!

Но вдова негромко проговорила:

– Ее я не знаю.

– Успокойся, – сказал Исай. – Будет еще время, все расскажешь.

Пригнув голову, Шехова всхлипнула, из глаз покатились слезы. Взяла со стула полотенце, каким Зинка обрабатывала ее раны, чистой стороной приложила к векам.

Отступив к окну, Исай позвонил Корозову.

Тот, услышав новость, бросил все дела, поспешил по адресу.

Когда Глеб вошел в комнату, Исай выпроводил всех и подвинул ему стул. Глеб сел перед Шеховой, взял ее за руку. Ему сделалось стыдно за то, что он сидел перед истерзанной женщиной такой здоровый и сытый. Его ссадины на голове от ударов рукояткой пистолета Судоркина, показались сейчас ничтожными и смешными, в сравнении с ранами вдовы. Было не по себе оттого, что не смог быстро найти ее и вытащить из рук бандита.

Вспомнил Ольгу, как та пострадала от Судоркина, и стал наливаться негодованием.

Теперь должен, просто обязан сделать все, чтобы прижать мерзавца к ногтю.

Стоило бы дать время Шеховой, чтобы немного оклематься, но он, тем не менее, спросил:

– Как все произошло, Люба?

– Судоркин был нашим садовником до недавнего времени, – взволнованно задышала вдова. – Жил у нас на даче. Но после убийства Павла работу сразу бросил. Однако иногда в городе попадался мне на глаза, как будто следил за мной. Но за неделю до моего отъезда сюда пропал. Я обрадовалась, думала, больше не увижу его. И забронировала в этой гостинице номер. Все сделала тайно, и тайком от всех поехала к тебе. Но, оказывается, зря обрадовалась. Судоркин все знал о моих перемещениях. Знал, когда я приехала сюда и где остановилась.

– Где же Павел откопал такого садовника?

– В этом городе, в этой проклятущей гостинице. Он встретил его случайно, но теперь, я думаю, что это было не случайно. Судоркин сумел расположить Павла к себе. Не знаю, чем. А потом, через некоторое время, он очутился в нашем городе и попался на глаза Павлу. Вот так и получилось. Судоркин хороший актер, он умело играл свою роль. Разве можно было предположить, кто он на самом деле? Такой вежливый был и немногословный, и все делал старательно. Павлу пришелся по душе. А мне не понравился сразу. Смотрел он всегда не по-доброму. Вежливость его казалась мне лицемерной. – Шехова крепко сжала руками голову и надолго замолчала. Ей было тяжело вспоминать.

Не торопя женщину, Глеб подождал, а когда она подняла голову, спросил:

– Кто помогал ему в гостинице?

– Дежурная на этаже. Они вдвоем зашли ко мне в номер утром, спустя несколько минут после моего звонка тебе. Принудили перейти в другой, там связали руки, заклеили рот, отвели в подсобку, связали ноги и оставили до ночи. А ночью привезли сюда. – На лице у вдовы было мучительное выражение. Губы ее дрожали, в глазах стояли слезы.

Глеб заскрипел зубами. Получалось, что в то утро, когда он с Исаем приехал в гостиницу и пытался выяснить у Бобровой, куда пропала Шехова, она была недалеко, в какой-то подсобке. Глеб метнул взгляд на начальника охраны, тот, не спрашивая ни о чем, сорвался с места. В коридоре прихватил с собой пару охранников и выскочил из квартиры.

– Зачем ты хотела встретиться со мной, Люба? Откуда у тебя этот перстень? Почему он оказался под матрацем?

– Утром после звонка тебе, я случайно выглянула из номера в коридор и опешила. По коридору вместе с дежурной шел Судоркин. Я сразу сообразила, что это по мою душу. И первое, что пришло мне в голову, сунуть под матрац перстень. Чтобы, если со мной что-то случится, как с Павлом, ты обыщешь номер и найдешь перстень. Я успела положить его под матрац во второй комнате, хотя спала в первой. Подумала, что во вторую комнату Судоркин заглядывать не станет. – Она откинулась к спинке дивана, прикрыла глаза, долго тяжело дышала.

Он уже корил себя за то, что не ко времени затеял весь этот разговор:

– Тебе надо в больницу, Люба. Я отвезу тебя.

– Ни в коем случае, – открыла она глаза. – Я боюсь. Он везде найдет меня.

– Около тебя будут мои люди. Круглосуточно, – постарался успокоить Корозов.

Но она словно не услышала, с придыханием продолжала говорить о Судоркине:

– Его надо найти. Это страшный человек.

– Не беспокойся, – успокаивал Глеб. – Никуда он не денется, полиция уже ищет его. И моим людям я поручил.

Люба снова прикрыла глаза.

Сейчас она казалась Глебу хрупкой, как хрустальная ваза тончайшего стекла, достаточно было одного неосторожного движения, чтобы все рассыпалось на осколки. Когда начинали дрожать ее губы, он хотел только одного – чтобы она успокоилась и ничего больше не произносила.

Но по ней было видно, что она сама желала скорее излить из себя все, что внутри накопилось. Однако было тяжело говорить не только морально, но и физически. И все же она, не открывая глаз, прошептала:

 

– Ты нашел перстень. Ты все понял?

Не догадываясь, что он должен был понять, Глеб подтвердил:

– Я понял, что ты была в номере, что ты приехала. Ты сказала, что забронировала номер. Но на ресепшен не подтвердили твоей брони.

Подышав, вдова тихо ответила:

– Бронь действительно была. Но уже здесь я поняла, что Судоркину сообщили о ней, поэтому он очутился здесь. Он заранее знал, когда и куда я должна приехать. И ждал. И в гостинице меня ждали. Как только я вошла в холл, меня подхватил под руку охранник, а за ним откуда-то выскочила дежурная по этажу. Я была приятно удивлена, решила, что так уважительно обслуживают тех, кто бронирует места. Дежурного администратора на ресепшен не было. Дежурная по этажу повела меня наверх, сказала, что утром все оформится. Я и пошла, – она опять зажала руками голову. – Он бил меня по голове, он зверь. – Подышала чуть и закончила. – Павел мне говорил, что ты все поймешь, когда увидишь перстень.

– Что я должен был понять, Люба, кроме того, что я уже сказал? – осторожно осведомился Глеб.

– Разве ты не получил письмо от Павла? – воскликнула Шехова, приподнимая голову.

– Какое письмо? – качнулся к ней ближе он.

– Так ты ничего не знаешь? – она расширила глаза, вскинулась, напряглась, потом обмякла и через некоторое время тихо прошептала. – О господи, так тебе ничего не известно! Но как же так? – Ее руки задрожали, и она надолго замолчала, положив голову на спинку дивана и сомкнув веки.

Сидя неподвижно напротив, он смотрел, как она трудно втягивала в себя воздух и так же трудно выдыхала, и не решался потревожить ее. Потом, надумав все-таки отвезти ее в больницу, стал тихо подниматься со стула. Но бесшумно сделать это не удалось, и он настойчиво проговорил:

– Я все-таки отвезу тебя в больницу. И… сообщу в полицию.

Но в ответ на его слова она вздрогнула, распахнула глаза, вскрикнула со страхом и отчаянием:

– Нет. В полицию не надо! – подалась вперед, пытаясь оторваться от сиденья. – Они ничего не должны знать! – испуганно схватила его за руку своими слабыми пальцами. – Про перстень они не должны знать!

– Но почему? – Глеб растерянно приостановился. – Объясни! – он не двигался с места. Сейчас он оказался в каком-то дурацком положении: ведь полиция уже знала от него о перстне. Он был обескуражен, не видел, как теперь должен вести себя, и произнес. – Но им известно.

Отпустив его руку, она вновь вся обмякла. Он как стоял в полусогнутом положении, так и остался в этой позе, пока она не прошептала:

– Я больше не могу говорить, – она не то чтобы не могла говорить, она не хотела говорить.

Почувствовав себя виноватым, Глеб не мог определить меры собственной вины. Он сделал не так, как требовалось. Но ведь он не знал, как нужно было. Распрямил спину и позвал охранников.

Те помогли подняться женщине с дивана и осторожно проводили в машину.

Оставшись один, Корозов набрал номер Акламина. Аристарх пообещал немедленно подъехать. Глеб распорядился охранникам до приезда Акламина не спускать с Зинки глаз, а сам повез Шехову в больницу. Дождался, пока ее положили в палату, и оставил возле двери двух парней.

Ее реакция на его слова о полиции была непонятной. Все было странно. Глеб был в замешательстве. Перстень не давал ему покоя.

Выскочив из Зинкиной квартиры, Исай прыгнул с охранниками в машину, быстро миновал расстояние до гостиницы. Можно было бы добежать, но он, как заведенный, механически выполнял эти действия. Застопорил авто у входа. Бросил и вбежал в холл, сметая с пути охранника у дверей. Пролетел взглядом по стойке ресепшен с сонной Вобровой, и кинулся по лестнице вверх, оставив своих людей внизу.

Выглянув из-за стойки, она посмотрела ему вслед недоумевающими глазами, приоткрыла рот и зевнула.

Он поднялся на этаж к столу дежурной. Но ее не было. Обежал весь коридор, заглядывая в номера, где открывались двери. В дальнем номере наткнулся на уборщицу, которая пылесосила ковер на полу. На вопрос о дежурной, получил неопределенное пожатие плечами, и расплывчатое:

– Была где-то.

Не найдя ее на этаже, Исай спустился в холл, подошел к стойке:

– Мне нужна Врюсова! – сказал.

Неторопливо подняв голову, Оксана пальцами одернула на груди цветную кофточку, отозвалась:

– Ты бы сразу спросил, а то бегаешь, как ошалелый, гостей наших пугаешь, охранника оттолкнул. А ведь он на работе. Зачем его обижать? Вот тебе понравится, если тебя будут толкать?

Покосившись на здорового крепыша, обидеть которого было не так просто, Исай проговорил:

– Мне не кажется, что он на меня обиделся. Он понял, что я тоже на работе. И хочу знать, где она?

– Недавно отпросилась, – отозвалась Боброва. – Заболела, сказала. Как больного человека не отпустить? Чтобы она заражала наших гостей? Нельзя. Они же потом не приедут к нам. Мы дорожим репутацией нашей гостиницы.

– Я это уже понял, – усмехнулся Исай. – У кого отпросилась?

– Ну конечно, у меня. У кого же еще? Я на смене администратор. Или ты еще здесь кого-то видишь? – не спеша провела взглядом по холлу. – Не у охранника же ей отпрашиваться. Я ее отпустила. Если бы я знала, что ты скоро ворвешься, как оглашенный, станешь толкать охранника, бегать по лестнице, стучать по стойке кулаком и требовать подать тебе Брюсову, я бы задержала ее до твоего прихода. Но ведь я не знала, что ты появишься.

– Не сочиняй. Никто по стойке кулаком не стучит. У тебя богатая фантазия, – насупился он.

Конечно же, Исай не мог знать, что Судоркин сразу, как только затерялся во дворах жилых домов, позвонил Оксане:

– Я прокололся! – сказал ей. – Скажи Галине, чтобы немедля пятки смазывала! Менты на хвосте, сейчас придут за нею!

Тут же Оксана подняла на ноги Брюсову:

– Галина, Вольдемар приказал немедленно убраться! Менты на горизонте.

Бсе бросив, Брюсова исчезла через боковой выход буквально несколькими минутами раньше появления Исая.

Минуту он раздумывал, как поступить с Бобровой. Может быть, задержать и передать Акламину, пока эта курица тоже не сбежала. Однако Шехова ни слова не сказала об Оксане. Как бы не наломать дров. И остановил себя. Только произнес напоследок стандартную полицейскую фразу, хотя не был полицейским:

– Сообщи мне, когда появится, – взял на стойке авторучку и листок бумаги, написал номер телефона.

Воброва тоже ответила стандартно, так, как должна была ответить, но не так, как думала:

– Хорошо, сообщу.

После гостиницы он с охранниками запрыгнул в машину и во весь опор помчался к Врюсовой домой. Охранник, следивший за домом, сообщил, что та не появлялась.

Пройдя в подъезд, он осмотрел дверь. Один из охранников достал из кармана связку ключей и начал подбирать ключ к замку. Один подошел, дверь поддалась. Исай осторожно шагнул внутрь.

Осмотрев квартиру, решил оставить в ней засаду. Уверенности не было, что Врюсова появится, она явно была предупреждена, но чем черт не шутит? Стоило рискнуть. Оставил двоих. Связался с Корозовым.

Оставшись с охранниками Исая, зная, что к ней едет полиция, Зинка стала лихорадочно искать выход для себя. Если Исаю и Корозову худо-бедно удалось навешать на уши свою лапшу, то с полицией такой номер не пройдет. Тут ей могут прилепить что угодно. Похищение человека налицо. Судоркина нет, а она вот она, готовенькая. Да еще Шехова покажет на нее, как на соучастницу. Полный облом. Нары. Нет, только не это.

Двое охранников вместе с нею сидели в кухне за столом.

Тот, что в желтой рубахе был неразговорчивым, смотрел подозрительно, сузившиеся глаза резали, как будто лезвием ножа, ее чуть заостренное с узким подбородком лицо. Весь он был мужиковатый с крупным носом, густым голосом и большими ручищами.

Второй в голубой рубашке был мельче, аккуратнее слеплен, бойкий, слова с языка слетали, как легкие плевки. Смотрел на нее презрительно, словно знал всю подноготную Зинки. То и дело двигал руками по столешнице, старался что-нибудь поймать пальцами. Зинкины глаза были спокойны, не отталкивали и не притягивали. Она изредка дергала головой, отбрасывала волосы назад, но они снова падали при всяком резком повороте головы.

Бойкий охранник двинул перед собой руками и спросил:

– Что же ты, девка, такая стерва? Допустила, чтобы человека ни за что так избивали!

– А кто меня спрашивал? – глянула исподлобья Зинка. – Посмотрела б я, что ты сам запел бы, когда к твоему горлу нож приставлен! Я жить хочу, помирать мне еще рано! Сама бы ментам сообщила, да только эти козлы, не разобравшись, меня бы и заграбастали. Им все равно кого сажать, лишь бы сажать! Давайте-ка, я чайник поставлю. Чего просто так языком молоть? – она поднялась с табуретки.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18 
Рейтинг@Mail.ru