Валерий Пылаев
Метро 2033. Выборг

Полная версия

© Д. А. Глуховский, 2015

© В. Пылаев, 2015

© ООО «Издательство АСТ», 2015

* * *

Раз герой, два герой
Объяснительная записка Вячеслава Бакулина

Привет, друзья! Не успело закончиться лето (на этот раз – в сентябре), а синоптики уже буквально на днях грозят первым снегом, и все актуальнее с каждым днем кажется девиз Дома Старков. Кто могут – летят в жаркие страны, все прочие запасаются теплыми вещами, вкусняшками и всякими иными приятностями, которые позволят дожить до весны без особых потерь. (У кого-то, может статься, в качестве последних выступят книги нашей «Вселенной».) А я вот в очередной раз размышляю о разном. К примеру, о героях, за приключениями которых мы следим, затаив дыхание.

Для начала – немного столь любимой мною теории.

Итак, сам термин «герой», как и многие-многие другие, пришел к нам из Древней Греции. Поначалу так называли исключительно и только детей, рожденных от связи божества со смертным (Геракла, скажем), обладающих невозможными для простого человека качествами, умениями и даже устремлениями. Именно они делали героя своеобразным посредником между двумя мирами, человеческим и божественным. Герои свершали великие деяния, которые были только им, героям, по плечу, за что простые люди их премного почитали, поклонялись им и возводили им храмы не хуже (а то и лучше), чем у бессмертных родителей. Даже специальный эпитет для них придумали – «богоравный».

Уже во времена Гомера картина поменялась. Героем тогда, если верить словарю Брокгауза и Ефрона, именовался «…почти каждый выдающийся над общей массой своей физической силой, своим умом или другими достоинствами свободный муж». Другими словами – то, что вершит герой, в общем-то, по плечу почти всякому… герою. Так, под Троей, скажем, из героев «старой» формации развлекался только один – неуязвимый Ахилл. Все прочие «шлемоблещущие» вояки с обеих сторон, по сути, мало отличались друг от друга. Да – могучие, да – хитроумные, да – провидцы, и все же – люди. А «богоравный» стало просто вежливым обращением наподобие «глубокоуважаемого».

Еще несколько веков – и новая метаморфоза. Героем отныне и навсегда может быть кто угодно: простолюдин, слуга, раб. Аристотель в своей «Поэтике» вообще припечатал: попал, мол, в трагедию, пережил «ужасное» – всё, герой. Добродетель и справедливость вкупе с прочими достоинствами уходят на второй план. «Попал» (так и хочется уточнить: «круто попал»), «пережил»… Одним словом, движуха задавала тон уже тогда.

Это я все к чему? Понятно, что читать о том, как простой человек ковыряется день изо дня в своей простой жизни, готов не каждый. Во-первых, скучно – я и сам так живу, за все мои… (вставить нужную цифру) лет не завоевав любви ни одной принцессы, не получив ни единого сокровища и не сразив никого, опаснее таракана. И не красавец, и не силач, и не мудрец, и не богач. Такой… обычный. А что может быть интересного – в обычном? Во-вторых… ой, а оно надо вообще, это «во-вторых, в-третьих, в стопицотмильонных»? Ведь скууучно!

Оно, конечно, да. У «прирожденной машины убийства» (именно такие ведь обычно героями-то работают, верно?) жизнь куда насыщеннее. Только два вопроса, друзья:

1) Вы бы сами так хотели? И не просто – так, а только так? Чтоб, например, тянется рука к мольберту или даже к обычному рубанку, а по ней тут же кто-нибудь – хлоп! Ты куда, дескать, болезный? Найдется и без тебя, кому этим заняться. А вот глотки резать и мозги вышибать…

2) Вы бы хотели такого человека рядом? В качестве партнера… да по чему угодно, от воспитания детей до прополки репы? Вот честно? Разумеется, если завтра война, если завтра в поход, и врагов полно, и мутанты острозубые, а я… ну, такой я… в общем… не богоравный…

А если – нет?

Ни войны, ни врагов, ни мутантов. И вы, такой, стоите и гордо произносите, ничуть не кривя душой: «Мой лучший друг – Джон Рэмбо! Если б вы знали, какой он замечательный человек!». И тишина…

В общем, разные они, герои. Не только в книгах, но и в жизни. А уж в нашей жизни – и подавно. С богоравными проблем нет, человекоравных бы побольше. Ведь зима близко…

Пролог

Крохотные огоньки керосиновых ламп, закрепленных на древних стенах через каждые полтора десятка шагов, тускло мерцали в темноте подобно глазам каких-то невиданных чудовищ. Страшно? Конечно, страшно! Замок и днем-то сложно было назвать приятным местом, а ночью он и вовсе превращался… Превращался во что-то жутковатое. Странно, что кроме Лёшки этого будто бы никто и никогда не замечал. Камень под ногами, камень по сторонам и даже сверху – камень, безжизненный, темный и холодный. Дозорная башня, казалось, склонялась над Лёшкой, грозя раздавить его, жалкого маленького человечка, осмелившегося бросить вызов немому могуществу Замка. Почти ничего не видно, но это даже хорошо. Лёшка едва мог разглядеть на фоне ночного неба высокую фигуру дозорного наверху, а это значило, что и дозорный не заметит его, тихо скользящего вдоль стены. Скорее всего – не заметит. Если Лёшка не споткнется, если не заденет камни стволом автомата или просто не свалится под весом тяжелого рюкзака. Если девчонка не вздумает подать голос.

Но пока все шло хорошо – настолько хорошо, насколько вообще могло. Лёшка осторожно привалился боком к стене, давая себе отдохнуть хотя бы несколько секунд. Непривычное к таким нагрузкам тело ныло, хотя в сумме он преодолел едва ли больше трех сотен метров. Ночь была холодной, но лицо уже успело покрыться испариной. Тяжело. Тяжело и жарко. И еще несколько быстрых рывков впереди – по одному на каждую лампу. Керосинки дают совсем немного света, но и этого достаточно, чтобы разглядеть двух человек у стены даже с такого расстояния. Поэтому места, где они висели, приходилось перебегать. Аккуратно, на цыпочках, успевая не только смотреть себе под ноги, но и оглядываться на дозорного. И на девочку – следить, чтобы она не споткнулась и не упала. Лёшка мысленно поблагодарил ее – молодцом держится, даром, что ничего не понимает. Или все-таки понимает? С тех пор, как Волки притащили ее в Замок несколько дней назад, Лёшка слышал от нее всего несколько слов – «есть», «пить», «холодно» и, пожалуй, все.

Странная она все-таки. На вид лет двенадцать, а ума как у младенца. И глаза. Сейчас, в темноте, они огромные, круглые, но при свете превращаются в узенькие щелочки. Совсем как у кошки. У людей таких глаз не бывает. И ладно бы только глаза, она вся какая-то… необычная. Все время вертит головой, раздувает ноздри, как будто принюхивается. Двигается чуть слышно – и не потому, что сейчас их могут заметить – она вообще всегда так ходит. Мягко, аккуратно, перекатываясь с пятки на носок. Крохотная, но неожиданно сильная – Лёшке так и не удалось затолкать дикую девчонку в ванную, чтобы хоть как-то отмыть грязь, сплошным слоем покрывавшую ее худенькое тело. В общем, странная она, по-другому и не скажешь.

Но это уж точно не повод сделать с ней то, что собирался сделать Фенрир. И он, Лёшка, этого сделать не даст. Хрен им всем. Хватит, потерпели. Уроды.

– Тихо, маленькая, тихо, – прошептал он, подтягивая девочку поближе к себе. – Сейчас идем, быстро-быстро, но не шумим, ладно? Молодец.

Еще одна короткая перебежка через пятно света, и вновь спасительная темнота. Сердце бешено колотилось в ушах, настолько громко, что Лёшка удивился, как это дозорный не слышит его со стены. Бросить бы этот чертов рюкзак. Быть бы сейчас посильнее и постарше – хотя бы лет на пять. Тогда бы он смог все изменить… наверное. А может, и не смог бы. Отец был взрослым, умным и сильным, но даже у него не получилось.

А у него, у Лёшки, получится! И плевать, что ему всего пятнадцать. Пусть ему не под силу схватиться с Фенриром и Варгом, но девочку он им не отдаст. Выведет наружу и спрячет, а потом они дождутся утра и двинут подальше отсюда, туда, где их не найдут. Живут же как-то люди за стенами Замка – значит, и Лёшка жить сможет. И все будет хорошо. Надо только пробежать за следующую лампу. А потом – за следующую после следующей. И все, караулка и ворота. О том, что ждет ЗА воротами, Лёшке пока даже думать не хотелось.

– Ну, давай, еще разок, – прошептал он, подбадривая скорее самого себя, чем девочку. – Пошли!

Рывок. Пауза. Отдых. Так же – боком к стене. Безумно захотелось сесть на заросшие жиденькой травой камни. Нельзя! Это не усталость – вернее, не только усталость. Замок, молчаливой холодной громадой возвышавшийся в темноте, не хотел отпускать Лёшку, отбирая последние силы. Не Фенрир, не дозорные – сам Замок крепко держал свою жертву, обманчиво убаюкивая волю, упрашивая скинуть рюкзак и передохнуть хотя бы несколько минут. Но если сядешь – будет уже не встать. Надо двигаться дальше.

Кое-как оттерев рукавом пот со лба, Лёшка расстегнул ворот куртки, запустил руку за пазуху и нашарил на груди крохотный кусочек металла. Простенький серебряный крестик, немного погнутый и потемневший от времени. Отец всегда носил его сам, но тогда, перед уходом, отдал Лёшке. Вот так, просто взял и отдал, даже ничего не сказав. Как будто чувствовал, что не вернется. Десять лет назад…

– Помоги, – тихо попросил Лёшка. – Не мне, девочке помоги. Нам только бы выбраться, а дальше мы сами. Тебе ведь несложно, да?

Отец всегда учил: проси не для себя, а для других. Никогда не проси много, никогда не проси понапрасну – и тогда Он обязательно поможет. Были еще специальные слова – особенные, более сильные, но их Лёшка давно забыл. Да и нужны ли они на самом деле? Ему всегда казалось, что тому, наверху, все равно, как ты к нему обращаешься. Лёшка всегда представлял Его похожим на отца – высоким, широкоплечим, с ласковой улыбкой и мудрыми глазами. Ну разве такому есть дело до того, что именно ты говоришь, чтобы Он тебя услышал?

Нагретый теплом Лёшкиной ладони металл отозвался легкой вибрацией, и свинцовая тяжесть, давящая на плечи, отступила – не ушла насовсем, но все же дышать стало немного легче. Или это только показалось? Неважно, главное – что помогает. Ведь сейчас ему предстоит совершить то, о чем еще пару дней назад он боялся даже подумать. Последняя пробежка далась безумно тяжело. Пот уже заливал глаза, ноги подгибались под весом рюкзака, а ремень автомата резал плечо, но Лёшка боялся выпустить руку девочки, чтобы поправить его. Кто знает, что может взбрести ей в голову. Если она выдаст себя голосом или неосторожным движением, все закончится очень быстро. У дозорного хороший фонарь, и стрелять он умеет уж точно получше Лёшки. Осталось совсем немного – но самое сложное. Лёшка выдохнул, толкнул дверь и вошел в караулку.

– Кто и..? – дозорный задергался на стуле, скинул со стола ноги и вскочил, бессмысленно хлопая сонными глазами. – Лёха? Твою мать, ты-то что здесь забыл?

Этой ночью ворота охранял Саня. Щербатый, высоченный и нескладный, всего на три года старше самого Лёшки, но уже начавший лысеть. Неплохой, в общем-то, парень – если сравнивать с остальными. От большинства Волков Лёшка за всю свою жизнь ничего, кроме пинков и подзатыльников, не видел, но Саня, или, как его теперь звали, Гарт, прошел Посвящение совсем недавно и еще не успел набраться наглости.

– А эту ты куда тащишь? – поинтересовался дозорный, лениво опускаясь обратно на стул. – Блин, ну ты на меня и страху нагнал. Я думал, это Варг решил ночью посты проверить. Увидел бы, что я сплю… Сам знаешь, у него разговор короткий – по зубам, и все дела. Не расскажешь?

– Могила, – улыбнулся Лёшка.

Неужели получится? Вот так, легко. Но нет. Виноватое выражение уже полностью сошло с лица Сани, и теперь на нем начало проступать другое – настороженное и злое. В самом деле, кто такой Лёшка, заставший его за сном на посту? Отщепенец, мальчишка, сирота, да еще и из пришлых. Слишком тощий и слабый для того, чтобы держать в руках оружие. И какого черта он, молодой Волк, должен что-то просить у этого задохлика?

– Кому сболтнешь – зубы повышибаю, – грубо бросил Саня, сложив руки на груди. – Усек?

– Усек, – хмуро ответил Лёшка. – Будто бы оно мне надо. Открой ворота, мне выйти надо. Варг приказал.

– Что приказал? – Саня было приподнялся, чтобы достать ключ, но тут же сел обратно, подозрительно разглядывая Лёшку с девочкой. – И с чего это вдруг он тебя отправил?

– Надо, – Лёшка постарался придать голосу как можно большую твердость. – Девку эту… В общем, я вернусь один. Уже скоро. Это мое Испытание.

– Гонишь? – недоверчиво прищурился Саня. – До восемнадцати один Гром Посвящение прошел, и то потому, что он здоровый, как кабан. А ты?

– Это мое Испытание, – упрямо повторил Лёшка, незаметно перетягивая ремень автомата. – Открывай. Не веришь – пойдем к Варгу и спросим. Только будить сам будешь.

– Ты меня Варгом-то не пугай, я уже и так пуганый, – проворчал Саня, ощерился, но тут же его лицо расплылось в широченной щербатой улыбке. – Ну ты и жук, Лёха. Жуча-а-а-ра!

– Чего? – Лёшка на всякий случай сделал шаг назад.

– Да ладно тебе заливать, – насмешливо оскалился дозорный. – Испытание, блин. Девку ты зажать решил, вот чего. По глазам вижу. Понятное дело, визгу будет – весь Замок на уши поставишь. Но наружу переться – это ты, конечно, зря. Ночь на дворе, сожрут и не заметят.

– Я ничего… – начал было Лёшка.

– Да понимаю я все, понимаю, – Саня заговорщицки подмигнул и поднялся со стула. – Дело молодое. И правильно – все равно девке хана, чего добру пропадать. Страшная она, конечно, как моя жизнь, но нам-то что? – глаза дозорного жадно заблестели. – Не ходи никуда, давай ее прямо тут, на столе. Только, Лёх, делиться надо. Чур, я первый – так сказать, по старшинству. Ты ей, главное, рот чем-нибудь заткни, чтобы сильно не орала, Варг услышит – обоим яйца поотрывает. Ну?

Все-таки по-хорошему не получится. Саня тупо уставился на ствол автомата, смотревший ему прямо в живот.

– Ворота, – приказал Лёшка, стараясь унять дрожь в голосе. – Быстро.

Дозорный не двигался, взглядом оценивая разделявшее их расстояние. Его собственное оружие лежало на столе – слишком далеко, чтобы попытаться до него допрыгнуть – до Лёшки почти вдвое ближе.

– Слушай, недоносок… – глухо зарычал Саня, избегая, впрочем, резких движений.

Только чуть скользнул вперед по полу караулки, слегка переставив ноги, – почти незаметно, но сейчас все чувства Лёшки были обострены до предела. Дозорный явно собирался напасть. Уйти с линии огня, броситься в ноги, свалить невысокого и хрупкого противника, выбить автомат и измолотить до кровавых ошметков. Вот только для того, чтобы броситься на вооруженного человека – пусть даже он куда легче и слабее тебя, – нужно мужество и подходящее расстояние. Ни того, ни другого у Сани не было – пока не было, и он медленно наступал на Лёшку, накручивая себя руганью.

– Ты чего это задумал, сучонок? – еще один шаг вперед. – Да у тебя ж и патронов-то нет. Ты хоть понимаешь, что я с тобой сделаю? А ну быстро…

Момент, когда Саня рванулся вперед, Лёшка все-таки пропустил. Автомат запрыгал в руках, выплевывая смерть, ствол тут же задрало вверх, и большая часть пуль ушла в стену караулки, высекая искры из камней. Но и тех, что достигли цели, оказалось достаточно. Очередь поймала дозорного уже в прыжке. Голова Сани резко дернулась назад, как от удара, он уже начал заваливаться, но Лёшка не мог перестать стрелять. Палец словно окоченел, вдавливая спусковой крючок в рукоять «ксюхи», и автомат грохотал, вырываясь из рук, пока курок не щелкнул вхолостую. «Патроны кончились, – рассеянно подумал Лёшка, – а больше нету…»

Из оцепенения его вырвало только всхлипывание девочки. Она не кричала, даже когда в караулке загрохотали выстрелы – только вжалась в угол и, закрыв голову руками, тихо плакала. Больше всего на свете Лёшке хотелось усесться рядом с ней. И заснуть. А потом проснуться от шагов отца.

– Нет. Нельзя! – скомандовал он сам себе, отгоняя соблазнительное наваждение. – Надо идти.

Отца нет уже десять лет, и теперь все зависит только от него, от Лёшки. И если он сейчас будет распускать сопли, то умрет. И девочка тоже умрет.

– Вставай, маленькая, побежали, – Лёшка аккуратно потянул ее за рукав. – Скоро сюда придут.

Очень скоро. Ближе всех – дозорный на стене. Еще один Волк дежурит на смотровой башне, и еще двое – на крыше со стороны Набережной Комсомола, но их можно пока не бояться – слишком далеко. Рюкзак теперь придется бросить, нечего и думать пытаться убежать с такой махиной. Магазин от автомата Сани – в карман, ключ от ворот… где же он? А, вот тут, на стене. Все.

Глава 1
Под парусом

Пробуждение сложно было назвать приятным. Похоже, во сне Расул успел пару раз приложиться головой о переборку, когда волны – или кое-что похуже – болтали яхту. Виски ломило. То ли от усталости, которая уже казалась вечной, то ли от крепкого коньячного духа, исходившего от Эдика Вассермана.

– Все-таки нашел, зараза, – тихо проворчал Расул, аккуратно выбираясь из спального мешка.

Заснуть все равно больше не получится, а валяться здесь и нюхать перегар не хотелось совершенно. Уж лучше подняться наверх и подышать свежим воздухом – хотя бы через противогаз. Не зажигая фонарик, Расул нашарил в темноте «берцы» и развернул ОЗК, заменявший ему подушку. Оделся. Люк открывал медленно, стараясь не скрипнуть петлями – научился за последние несколько дней. Лишний раз лучше не шуметь. Королев, светлая голова, объяснил: по воде любой звук разносится дальше. Поэтому и ходили на цыпочках, и разговаривали шепотом. Даже дядя Костя каким-то чудом перестал храпеть. Возможно, просто не спал.

Новый день встретил Расула так же, как и все предыдущие: серым небом, готовым рухнуть на голову, обвалившись под собственной тяжестью, мелким противным дождем, непрерывно моросящим уже неделю и неизменным удивлением тому, что они до сих пор живы. На то, чтобы добраться досюда из места со смешным названием Лисий Нос, у них ушло три дня. Не так уж быстро для почти пустой яхты – если верить расчетам Королева, но для Расула подобная скорость казалась немыслимой. По суше пришлось бы тащиться, пожалуй, месяц – без единого шанса дойти. Даже для опытного сталкера прогулка в полтора-два километра от метро может оказаться последней, что уж говорить о десятках километров для группы, в которой стрелять-то нормально умели всего три человека. Вернее, уже два.

Это случилось вчера утром. Гигантские щупальца появились из воды и схватили Серого. Расул тогда всадил два магазина в слизистое тело Спрута, но пули, казалось, не причинили тому никакого вреда. Тварь утащила бы в воду и самого Расула, если бы не Барс. Командир выскочил на палубу, не успев толком проснуться – босиком, без защитного костюма, но с карабином и неизменным томагавком. Древнее, как мир, оружие, исполненное по технологиям двадцатилетней давности, оказалось куда эффективнее огнестрела: прикончить зверюгу не удалось, но двух или трех своих конечностей Спрут точно лишился. А группа лишилась Серого. Вот так. Был человек – и нету.

– Проснулся? – прошептал дежуривший у штурвала Барс. – Эдик… того?

– Того, – хмуро кивнул Расул, прикрывая за собой люк. – Ты чего без маски? Не фонит?

– Фонит, – командир пожал плечами. – Сейчас везде фонит. Где-то больше, где-то меньше.

Расул завистливо вздохнул: чутье у Барса было просто отменное, можно сказать, сверхчеловеческое. Даже уровень радиации – и тот без дозиметра определяет. Нутром чует. Если уж снял маску, значит, тут дышать можно. Более-менее. Расул взялся за «хобот» противогаза и сдвинул его вверх, открывая лицо.

– Надень обратно, – строго приказал Барс, указывая рукой куда-то вправо. – Берег уже близко, минут через десять начнет фонить по самое не балуй. А ты еще молодой джигит, тебе детишек делать.

Вот всегда он так. Мне – можно, а тебе нельзя. Молодой… А ведь сам-то не сильно старше… наверное. Расул не знал, сколько командиру лет. Может быть, двадцать пять, а может – все пятьдесят с лишним, как Королеву. Спрашивать почему-то не хотелось. Лицо Барса, заросшее темной щетиной, выглядело совсем не старым, а волосы – все седые. Серый как-то проболтался, что Барс не всегда был таким. А потом что-то с ним произошло. Что-то, что должно было убить его – но почему-то не убило. Расул тогда хотел поподробнее разузнать, принялся спрашивать, но Серый так больше ничего и не рассказал. Не принято у них об этом разговаривать – и все тут. Кому надо – тот знал, а ему, Расулу, видать, знать пока не положено. Может, Барсу теперь и радиация нипочем.

– Детишек, – недовольно проворчал Расул, снова натягивая противогаз. – Тут не до детишек. Почему мы к берегу-то идем? Это уже Финка?

– Сильно сомневаюсь, – Барс достал из кармана камуфляжной куртки видавшую виды карту. – Если я хоть что-то понимаю в местных ориентирах, нас несет к Выборгу.

– Несет? – переспросил Расул, – а как же руль, там, паруса?..

– Штурвал. Не руль, а штурвал.

Королев поднялся на палубу неслышно. Расул вздрогнул от неожиданности, когда шепот инженера раздался прямо у него за спиной.

– Доброе утро, гражданин ученый, – Барс насмешливо отсалютовал Королеву рукой. – Я тебя разочарую, но джигит почти угадал: штурвал-то как раз на месте, а вот с рулем какая-то ерунда творится. Спрут постарался, не иначе. Я только под утро заметил, когда начал отворачивать от берега. А еще, похоже, где-то течь – яхта явно просела.

– Наверное, швы на сварке разошлись, – Королев заглянул за борт, – корпус-то весь гнилой, ему лет тридцать, не меньше, да еще и в таких условиях…

– Иными словами – мы постепенно тонем? – уточнил Барс. – Сколько у нас осталось времени?

– Черт его знает. Часа два-три, – ответил Королев, – если повезет – четыре. Трюм уже заливает, скорее всего. Надо разбудить наших, незачем мочить спальники.

– Твою ж мать, – Барс легонько стукнул кулаком по штурвалу и сплюнул сквозь зубы. – Значит, все, приплыли. Ну, что-то такое я и подозревал, с другой стороны. Я тут прикинул по карте – попробуем пройти между островами и высадиться как можно ближе к Выборгу. Если где-то поблизости и реально найти машину, еду и патроны, то только там. А потом двинем дальше по побережью. Еще варианты есть?

– Никаких, – Королев пожал плечами. – Разве что потонуть с концами.

Значит, вот и пришел конец их морскому путешествию. Расул украдкой вздохнул. Шансы добраться до Хельсинки из призрачных превращались в нулевые. Две с половиной сотни километров по неизвестной территории. Радиация, твари, еды и воды от силы на пару дней. Патронов – по полтора магазина на человека, рации сели, гранат нет. Машина… Неплохо бы, но очень вряд ли. Все, что после Катастрофы еще могло ездить, уже давно уехало. Туда, где можно было нормально жить – если такие места вообще еще существовали. Никто не возвращался. Никогда.

– Пойду разбужу дядьку с Эдиком, – Расул шагнул к люку. – И надо бы уже собираться.

– Зови всех, будем поворачивать, – сказал ему вслед Барс. – Попробуем не впечататься в остров. А Вассерману передай, что если через пять минут не оденется, я его за борт выкину.

А было бы неплохо, кстати.

* * *

Спрут все еще был рядом. Пару раз Барсу казалось, что он даже видит сквозь толщу воды огромное тело мутанта, с обманчивой медлительностью скользящее в глубине. Но это, конечно же, иллюзия. Разглядеть что-то сквозь грязные волны залива и крупную рябь, расходящуюся от яхты, почти невозможно. Во всяком случае, глазами. И все же тварь была где-то там, под килем, чуть правее. Выжидала. Даже без двух щупалец у нее вполне хватит сил потопить ржавую разваливающуюся посудину, которая каким-то чудом не пошла ко дну сразу после того, как они отчалили от пристани в Лисьем Носу. Стоит только выдать себя громким звуком, и Спрут снова нападет.

– Там, – прошептал Барс, указывая на волны по правому борту. – Близко. Очень.

– Уверен? – зачем-то переспросил Эдик, тщетно пытаясь что-то разглядеть. – Он… он очень большой?

– А то, – тихо ответил Барс. – Кстати, питается он исключительно евреями и алкоголиками. Я вот думаю попробовать половить на живца.

– Очень смешно, – проворчал Эдик, массируя виски. – Не видишь – плохо человеку, а тут еще ты… сатрап.

– Человек сам виноват, – резонно заметил Расул, легонько ткнув Вассермана в бок. – Человек пил хороший коньяк, человек получил удовольствие – человек отвечает за последствия. Все честно.

– Никакого понимания, – жалобно простонал Эдик. – Никакого уважения к старшим. Костя, хоть ты им скажи.

– Кончайте языком молоть, – Барс сердито оборвал товарищей. – Сейчас мы повернем и встанем по ветру. Пока мы движемся ровно и не дергаемся, Спрут нас не тронет. Но когда начнем поворачивать, может и напасть – движение, шум, вибрация – черт его знает, на что он реагирует. Королев, Костя, займитесь парусами. Эдик – за штурвал, выкручивай вправо, как сможешь. Расул, возьми у Эдика ружье. Если что, старайся бить в тело, а не по щупальцам. Все понятно?

– Да вроде бы, – Расул перекинул автомат за спину и поднял вассермановский «Вепрь». – Ты только, если что, его топором, как вчера, ладно? За Серого.

Барс поморщился. Если бы он вчера был на палубе во время нападения Спрута, а не дрых внизу, Серый, возможно, остался бы жив. И ведь как назло – самого лучшего. Расул, конечно, хороший парень, крепкий, и стрелок отличный, но опыта у него маловато, да и горячий больно. Когда спину прикрывал Серый, можно было не беспокоиться, а теперь… Чертова тварь.

– Ты уж не сомневайся, – Барс отстегнул томагавк от крепления на поясе. – И патроны зря не трать. Этих у нас вообще вроде штук двадцать осталось. Давайте, мужики, по местам.

Парус пришел в движение. Костя с Королевым перетягивали снасти настолько ловко, что на секунду даже показалось, что удастся провернуть все без лишнего шума. Но когда яхта почти легла набок, заваливаясь под ветер, внезапно налетевший шквал вырвал канат из пальцев Королева. Древнее полотнище паруса с оглушительным хлопком расправилось и затрепетало. Яхта, только что гладко скользившая по волнам, дернула носом и заметалась, как норовистая лошадь.

– Черт! – выругался Барс, поудобнее перехватывая рукоять томагавка.

Сейчас.

Ну, где же он?

Вода забурлила за кормой, но щупальца появились по бортам, одновременно справа и слева. Королев охнул и повалился на палубу, когда гигантский слизистый отросток ударил его сзади по ногам. Здоровяк Костя устоял и даже смог каким-то чудом не выпустить канат.

– Держи! – заорал Барс, одним прыжком преодолев расстояние, разделявшее их.

Нельзя терять скорость. Сейчас Спруту приходится тратить часть сил на то, чтобы удерживать вырывающуюся яхту, но если они остановятся, мутант заберется на палубу и попросту раздавит ржавое суденышко своим весом. Щупальце, вцепившееся в мачту, Барс отсек с трех ударов, а вот с тем, что скрутило Королева, пришлось повозиться. Если бы инженер не успел ухватиться за какую-то скобу – закончил бы, как Серый. Стальное лезвие легко входило в податливую плоть Спрута, мутант лишился уже половины конечностей, но даже и не думал отступать. Где-то за спиной завопил Эдик. И тут же раздались выстрелы. Три – почти одновременно, очередью, и потом еще два – с перерывами в несколько секунд. «Молодец Расул, патроны бережет, – мелькнуло в голове, – надо помочь». Но сначала закончить здесь – обрубить щупальца, вытащить Королева. Вот так.

Нос яхты вдруг задрался вверх, будто бы она собралась взлететь прямо из воды. Раздался треск, настолько громкий, что Барсу показалось, что ржавый корпус сейчас развалится пополам. Но ничего – выдержал, только остался висеть в воздухе под немыслимым углом. Спрут оплел яхту всеми оставшимися щупальцами и теперь пытался забраться на корму. Расул стоял к Барсу спиной и, упершись ногой в крепление для каната, хладнокровно всаживал мутанту в голову (или тело, черт его разберет, где у этих уродов что) один заряд крупной дроби за другим. Эдик орал что-то нечленораздельное и изо всех сил колошматил багром щупальце, туго закрученное вокруг смятого и исковерканного штурвала. Неплохая, в общем-то, идея – только инструмент неподходящий. Сейчас бы что-нибудь крупнокалиберное или гранату…

– Режьте щупальца! – Барс рубанул по тому, что держало штурвал. – Голову все равно не пробить!

Через несколько минут все закончилось. Потеряв еще пару конечностей, Спрут наконец выпустил яхту из смертельных объятий и ушел в глубину. Нос судна с размаху плюхнулся обратно в воду. По палубе, смывая кровь и слизь, прокатилась холодная соленая волна. Сам не зная зачем, Барс подобрал погнутый багор и, широко размахнувшись, вышвырнул его за борт.

– Пусть подавится, – тихо подытожил Расул. – Надеюсь, он там сдохнет.

* * *

Между островами яхта прошла без особых сложностей – наполовину затопленный трюм не позволял развить нормальную скорость, так что можно было кое-как маневрировать даже с поврежденным рулем. До планируемого места высадки оставалось совсем немного – километров пять-шесть.

– Как думаешь, дотянем? – поинтересовался Барс, поднимая крышку люка.

Вода уже полностью закрыла нижнюю ступень лестницы. Если так пойдет и дальше, скоро их ожидает продолжение водных процедур.

– Думаю, да, – отозвался Королев. – Ветер хороший, и меняться вроде как не собирается. Высадимся вон у тех кранов. Кажется, это какой-то судостроительный завод. В смысле – раньше был.

Потемневшие останки огромных механизмов вздымались из воды подобно скелету какого-то доисторического монстра. Раскаленный смерч пронесся над Выборгом двадцать лет назад, сметая с поверхности земли все живое – но стальные гиганты выстояли. Выстоял и сам город – Барс уже мог разглядеть и крыши домов, и мосты, и даже несколько небольших судов, стоявших у причала. Вот только остались ли в Выборге люди?

– Вполне возможно, кто-то здесь и живет, – Королев словно прочитал мысли Барса. – Скорее всего, боеголовки разорвались где-то в стратосфере – иначе бы на месте города мы нашли бы лишь оплавленный по краям котлован. Километра три диаметром.

– Фон здесь слабый, – кивнул Барс. – В несколько раз меньше, чем в Питере. Можно даже ходить без маски – какое-то время. День, два. К тебе, Расул, это не относится. И остальные – тоже надевайте. Пока фильтры работают, лучше этим дерьмом не дышать.

Весь их небогатый скарб уже давно был вытащен на палубу – рюкзаки с «пенками» и спальными мешками, оружие и ящик коньяка, изрядно початый героическими усилиями Вассермана. Странная ирония судьбы: обнаружить такое богатство в подвале подчистую разграбленного магазинчика в Лисьем Носу. Ни еды, ни воды, ни даже сигарет. Все утащили – а коньяк оставили. В Питере за одну бутылку дали бы сто, а то и двести патронов, но здесь он не стоил ничего, да и торговаться было, в общем-то, не с кем. Вот так и таскали они целый ящик, пока Эдик не обнаружил свое пагубное пристрастие. Несмотря на скромные габариты, брюхо у этого полноватого рыжего еврея было просто безразмерное. Останавливаться он попросту не умел – пил, пока не утрачивал возможность ходить и говорить. Или пока у него не отбирали бутылку. Впрочем, даже в самом невменяемом состоянии дело свое Эдик знал: из банки свиной тушенки, двух сухарей и горсти питерских грибов он умел приготовить самый настоящий кулинарный шедевр – лопали все, даже Расул с Костей. Расул набрасывался на еду сразу – молодой организм требовал. А вот дядька его сначала отворачивался, охал, бормотал что-то про то, что правоверному мусульманину такое вроде как не положено, но потом сам не выдерживал и грешил за обе щеки. В такие моменты Барс не мог удержаться от смеха: выражение лица пожилого кавказца в равной степени содержало в себе и блаженство, и страдание.