Валерий Шамбаров
Свердлов. Оккультные корни Октябрьской революции
4. Война и революционеры
Итак, в 1904 г. Свердлов стал «профессионалом» и перебрался из Нижнего в Кострому. Подготовка революции уже шла полным ходом, и был создан Северный комитет РСДРП с задачей объединить разрозненные социал-демократические кружки и организации по Верхней Волге. Свердлов и стал одним из эмиссаров этого комитета. Кострома была крупным центром текстильной промышленности, здесь действовали фабрики Бельгийского акционерного общества, Кашинская, Зотовская. И 19-летний Свердлов снова проявил себя блестящим организатором. Он быстро находит «нужных» людей, связывает их между собой в ячейки, ячейки – в более крупные структуры. Придумывает правила конспирации, налаживает каналы распространения нелегальной литературы. Создает и подпольную типографию.
Еще раз подчеркнем, что революционеры в этот период выступали в теснейшем союзе с либералами и пользовались их активной поддержкой. Так, осенью 1904 г. либералы из «Союза освобождения» развернули банкетную кампанию. Собрания и митинги маскировались под банкеты. Ведь на политические сборища потребовалось бы испрашивать разрешения властей (которые их наверняка запретили бы). А банкет он и есть банкет. Либералы были люди не бедные, почему же не снять зал в ресторане? И кто помешает пригласить на банкет хоть сотню человек, хоть две сотни – кого сочтет нужным хозяин? Эта самая кампания прошла в 34 городах и приняло в ней участие 50 тысяч человек. К.Т. Новгородцева упоминает, что и Яков Михайлович был в числе костромских банкетных активистов, присутствовал и выступал на этих мероприятиях.
Вполне «легальные» респектабельные либералы, к которым полиция и не сунуться не смела во избежание скандала, давали нелегалам пристанище, поддерживали, обеспечивали документами. Как пишет Новгородцева: «Мы… пользовались обычно чужими паспортами, которые нам предоставляли сочувствующие партии, но находившиеся вне подозрения люди, чаще всего из либеральных интеллигентов. Некоторые из нас поддерживали личные отношения с такими либералами, и те охотно отдавали свои паспорта, вручавшиеся нелегалам по усмотрению комитета. Владелец паспорта через какое-то время заявлял о пропаже, платил штраф и получал новый, а по его паспорту в другом городе жил подпольщик. Облегчалась передача паспорта тем, что фотографий на них тогда не было».
Революционное движение ширилось, раскручивалось. В январе 1905 г. начались беспорядки и забастовки в столице. Руководил ими уже упоминавшийся Рутенберг. По ничтожному поводу – увольнение четырех рабочих, забастовал Путиловский завод. За ним остальные. И грянула грандиозная провокация, «кровавое воскресенье». Гапон, создававший свои легальные рабочие организации вроде бы под эгидой полиции, на самом деле действовал под руководством Рутенберга. В массы была внедрена провокационная идея – идти 9 января к царю, изложить ему свои нужды, искать правды и справедливости. Распространялись слухи, будто государь сам хочет встретиться со своим народом, разобраться, как его обманывают чиновники и дворяне.
Царя, кстати, в это время вообще не было в столице. А правительство в последний момент узнало, что вместо петиции, принятой рабочими – с экономическими требованиями, заготовлена другая. Экстремистская, с требованиями созыва Учредительного Собрания, изменения государственного строя. А пункты, выработанные рабочими, перенесены в конец. Узнали власти и о том, что к мероприятию готовятся боевики и террористы. Что в шествиях должно принять участие более 300 тысяч человек. Это была бы катастрофа, грозившая такой же давкой, как при коронационных торжествах на Ходынке. Во избежание беспорядков и давки манифестацию запретили, но было уже поздно. Агитация сделала свое, и с утра 9 января огромные толпы горожан с четырех сторон двинулись в направлении Дворцовой площади. При этом провокаторы подзуживали прорываться в любом случае, даже силой. А если, мол, нам будет отказано, то «нет у нас больше царя». В ряды мирных манифестантов, несших иконы и хоругви, влились в полном составе эсеровские боевые дружины, отряды социал-демократов и анархистов.
Центр города был оцеплен войсками, получившими приказ никого не пропускать, но оружие применять лишь при крайней необходимости. И в четырех местах, на пути движения четырех колонн, на Обводном канале, Васильевском острове, Выборгской стороне и Шлиссельбургском тракте, события развивались примерно по одному сценарию. Толпы останавливались оцеплением, но провокаторы подогревали людей, возмущали – дескать, мы с добрыми намерениями, а нас, надо же, к государю не пускают. И толпы напирали, несмотря на выстрелы в воздух. В солдат летели камни. Из толпы, прячась за спины рабочих и их жен, экстремисты стреляли и из револьверов. И цепи солдат, видя, что вот-вот будут смяты, раздавлены и растерзаны лезущей на них возбужденной массой, били уже по людям. На поражение. После чего начиналась паника, и толпы в ужасе бежали прочь, сминая и топча друг друга. Не столько людей пало от пуль, сколько погибло и перекалечилось в давке. Всего же в день «кровавого воскресенья» было убито и умерло от ран и травм 130 человек, 299 получили ранения. Причем среди этих убитых и раненых были и солдаты, и полицейские.
Но ох какой же подарок получился для смутьянов и агитаторов! Царь расстрелял тех, кто с иконами и хоругвями шел ему челом ударить и просьбы выложить! Ох как взвыло мировое «общественное мнение»! Цифры жертв были многократно преувеличены, вопили о «тысячах расстрелянных». Обстоятельства перевирались, подробности придумывались и приукрашивались новыми беспардонными наворотами. И провокация фактически дала старт общей мощной атаке всей оппозиции. Забурлило по всей стране, забастовки охватили 400 тысяч человек…
Однако само по себе «забурлить» не может. Так не бывает. Нужны активизаторы процесса. А чтобы «бурление» шло синхронно на огромной территории – нужны режиссеры и дирижеры. И в данном плане успехи Свердлова в Костроме обратили на себя внимание руководства. Потому что социал-демократическая партия по-прежнему в значительной мере состояла из пустопорожних болтунов. Или из экзальтированных юнцов и девиц, готовых жертвовать собой (и другими) ради протеста против действительности. Или заводских хулиганов… Но настоящих деловых людей с практической организаторской хваткой в партии очень не хватало.
Скажем, в Северном комитете РСДРП заседали Губельман, Подвойский и прочие лидеры. Но Подвойский был всего лишь учащимся юридического лицея в Ярославле и возглавлял студенческий комитет – то есть, занимался такой же фигней, как Лубоцкий в Нижнем. А Миней Губельман сумел организовать стачку текстильщиков в Ярославле. Одну-единственную, но это считалось такой выдающейся заслугой, что ему даже присвоили псевдоним «Ярославский», вроде почетного звания.
Практические таланты и энергия Свердлова пришлись для Северного комитета очень кстати. Яков Михайлович получает партийную кличку «товарищ Андрей», и его начинают посылать в другие города для активизации там работы и налаживания нелегальных структур. В том числе и в Ярославль, где базировался сам комитет. Видать, не очень-то хорошими организаторами были его руководители и дела у них не слишком клеились, раз они предпочли воспользоваться услугами специалиста, зарекомендовавшего себя в Нижнем Новгороде и Костроме. Разъезжая с места на место, он действует и в Саратове, Самаре, наведывается на родину, в Нижний.
Организует революционные мероприятия, митинги, демонстрации. По поводам, взятым чаще всего от фонаря. Например, в Ярославле превратили в демонстрацию похороны застрелившегося гимназиста Панова, в Нижнем – похороны застрелившегося Н.И. Девятова. Складывается впечатление, что стоило какому-нибудь юному неврастенику и юбкострадальцу пустить себе пулю в лоб, революционеры оказывались тут как тут, превращая дурачка в «политическую» жертву. Для общей раскачки, для нагнетания эмоций. Продолжались и плодотворные контакты с либералами. В июне 1905 года Свердлов выступает в Нижнем Новгороде в помещении Всесословного клуба. Перед купцами, приказчиками. И бросает экстремистские призывы добиваться удовлетворения политических требований «силой и оружием».
Но контактировал он не только с либералами. И успехи его объяснялись не только организаторскими способностями. Он повсюду, как и в Нижнем, активно вовлекает в ряды революционеров шпану. Ведь Волга являлась единой экономической системой – транспортной, портовой, торговой. И мир поволжского «дна» тоже был единым. Хулиганье и бомжи-босяки мигрировали из города в город. Мигрировало и ворье, сутенеры, шулера. То в поисках более выгодного «дела», то уходя от полиции, от кредиторов, от облапошенных обывателей. Или просто ради разнообразия. И человеку, вхожему в нижегородский мир люмпенов, совсем не трудно было найти «своих» в трущобах Ярославля, Костромы, Саратова. Если и не обнаружится старых «приятелей», то по повадкам признают, общие знакомые найдутся.
Существовали связи и между еврейскими общинами поволжских городов. Через них также можно было найти подходящих людей, наладить рабочие контакты. А людей Свердлов умел распознавать очень хорошо. Мгновенно оценивал их натуру, качества. Вот и росли по Волге, как грибы, новые большевистские структуры. Ярославский писал о Свердлове: «Он не мирится с работой в одном месте. Его организаторский талант увлекает его к созданию вокруг целой сети организаций, и он покрывает Поволжье такой сетью партийных организаций, кружков, районных и подрайонных комитетов, подбирает людей, рассылает их повсюду в качестве организаторов и агитаторов, организует распространение нелегальной литературы, выполняет колоссальную организационную работу по созданию нашей партии».
Его способности оценивают и в вышестоящих инстанциях. И уже не от Северного комитета, а от ЦК партии направляют в Казань. А Казань, заметим, не являлась в те годы крупным промышленным центром. Но была армейским центром. Здесь располагались командование и штаб военного округа, множество воинских частей. Именно Казань стала одним из основных мест, где шло обучение солдат и формирование пополнений для отправки на фронт. Как видим, рейтинг Свердлова быстро рос. И повышался ранг задач, которые доверялись ему. По прибытии на место он был введен в состав Казанского комитета РСДРП. И возглавил в этом комитете «военную группу», развернувшую работу по внедрению в воинские части и разложению их.
Под руководством «военной группы» стали создаваться партийные ячейки в солдатской среде, в казармах, выпускаться листовки – специальные, рассчитанные на воинов. Сам «товарищ Андрей», между прочим, среди солдат не появлялся ни разу. На вчерашних крестьян, надевших шинели и готовящихся к схватке с врагами России, вид юнца слишком уж характерной наружности, пожалуй, произвел бы нежелательное впечатление. Тут вся агитация насмарку пошла бы. Нет, для непосредственного общения с солдатами подбирались другие люди. Чтобы были не из «бар», не из белоручек-студентов, не из «инородцев». Выискивали агитаторов с «открытыми», вызывающими доверие русскими физиономиями. Желательно – из бывших крестьян или тех, кто сам успел послужить. Часто использовали и женщин, девушек. Свердлов же только организовывал, направлял и координировал их работу, оставаясь в тени.
Между тем боевые действия протекали для России неважно. В Маньчжурии русским войскам несколько раз пришлось отступить. Пал Порт-Артур. В Цусимском проливе погибла 2-я Тихоокеанская эскадра – представлявшая собой боевой костяк Балтийского флота. Хотя, еще раз повторюсь, в истории эти события отображались крайне однобоко и тенденциозно – сугубо с точки зрения «бездарности русского командования». Но Куропаткин в отступлениях был совершенно не виноват. Ему дали нескольких негодных командиров корпусов, имевших обыкновение при вражеских атаках паниковать и без приказа бросать позиции. Когда же он пытался их отстранить от должностей, в Петербурге его решения отменяли, поскольку издалека видели войну иначе (и эти же самые командиры корпусов, вроде Артамонова, еще проявят себя в 1914 г., будут действовать точно так же).
Стессель сдал Порт-Артур, когда дальнейшая его оборона уже не имела смысла. Враг занял господствующие высоты, расстреливая с них город и гавань, все корабли 1-й Тихоокеанской эскадры были уже потоплены или повреждены артогнем. И продолжение сопротивления вело бы только к одностороннему и безответному избиению гарнизона и населения. Ну а Рожественский был одним из лучших российских флотоводцев. В начале Цусимского сражения он искусным маневром добился очень выгодного положения своей эскадры по отношению к японской. Возник момент, когда казалось, что русский огонь сейчас выведет из строя неприятельские флагманские корабли – и исход боя будет предрешен. Но вдруг оказалось, что наши снаряды главных калибров… не взрывались. Летели и били в борта и надстройки японских броненосцев, как обычные болванки. То есть имел место или производственный брак, а скорее, диверсия.
Предательство кого-то из тех, кто выпускал и поставлял флоту снаряды с негодными взрывателями. Может быть, и самих либеральных промышленников. Но предательство оставалось «за кадром». А «общественное мнение», формируемое прессой (в том числе выражавшей интересы тех же промышленников) спускало всех собак на «бездарное командование», на «царизм». И, как это ни прискорбно, Николай II в данном отношении повел себя далеко не принципиально. Вероятно, под влиянием своих советников, но факт есть факт. Он пошел на поводу «общественного мнения». Дело о невзрывавшихся снарядах и другие подобные вопиющие факты были вообще замяты. А вместо этого царь пожертвовал своими верными слугами. Рожественским, Стесселем, Куропаткиным. Позволил сделать из них козлов отпущения…
И тем не менее война-то не была проиграна! «Сокрушительный разгром», «позор» России, о котором вопили иностранцы и наши либералы – чистейшей воды миф. Русские потери были большими, но не катастрофическими. Всего за время войны погибло 37 тысяч солдат, матросов и офицеров. Это вместе – и Порт-Артур, и Цусима, и все битвы в Маньчжурии. Японцы потеряли в 5–6 раз больше. И хотя Куропаткин был смещен с поста главнокомандующего, но его позиционная стратегия принесла плоды. В Маньчжурии постепенно удалось сосредоточить силы, значительно превосходящие противника. Уже не одну, а целых три армии. В то время как Япония выскребала последние резервы, Россия только разворачивалась для решающего удара! Предсказать его результаты было совсем не трудно.
Но заполыхала революция. Охватила русский тыл. Перекинулась в деревню, вылившись в беспорядки в Центральном районе, Прибалтике, Грузии. Революция парализовала пути сообщения, закупорила очагами мятежа и забастовками Транссибирскую магистраль, от которой целиком зависела армия в Маньчжурии. И сорвала удар, готовый обрушиться на врага. Пошли мятежи и в вооруженных силах. В июне по пустяковому поводу вспыхнул бунт на броненосце «Князь Потемкин-Таврический», к нему присоединились броненосец «Георгий Победоносец» и корабль «Веха». (И представляется далеко не случайным, что основной упор революционеры делали на раскачку флота и береговых частей, в чем были заинтересованы англичане и японцы – отсюда и мятежи на «Потемкине», в Свеаборге, Севастополе).
Экстремистам активно подыграли и закордонные «друзья». В начале войны, в мае 1904 года, царское правительство, предложив высокие ставки процентов, добилось получения займов во Франции. Теперь же, якобы в связи с революционной ситуацией, западные банки отозвали из России свои капиталы. В разгар боевых действий внешнеполитический и внутриполитический кризис дополнился финансовым.
Все это и стало подлинной причиной поражения России. Она вынуждена была спешно предложить Токио мир. Но и Япония на самом-то деле была весьма сильно измочалена. И хорошо понимала, чему обязана своей удачей. Понимали японские руководители и то, что война могла бы вот-вот повернуться совсем иначе, если бы не затруднения русских. Поэтому с величайшей готовностью ухватились за мирные предложения.
Мало того, на внешнеполитическую ситуацию 1905 года наложился еще один фактор. Германский. Кайзер Вильгельм II решил, что Россия в результате ее поражений и революции достаточно ослаблена, выведена из игр европейской политики, и с ней можно не считаться. То бишь, без помех испробовать на прочность Францию. Совершая круиз по Средиземному морю, кайзер вдруг надумал сойти на берег в г. Танжере – в Марокко, входившем во зону влияния Франции и являвшемся по сути французской полуколонией. Где и заявил, что считает Марокко вполне суверенным государством, что Германия готова поддержать этот суверенитет и требует для себя в Марокко прав, одинаковых с французами.
И тут уж парижские политики, активно работавшие против царя, схватились за головы. Поскольку было ясно, что дело не только в Марокко, что немцы ищут предлог для ссоры. А без помощи России Франции придется ох как худо. Изменилась и позиция Англии. Ведь для нее-то главным было военно-морское соперничество с русскими. И поскольку две эскадры уже лежали на дне, в Порт-Артуре и Цусимском проливе, эта задача была решена. Строить новый флот – дело далеко не быстрое и не дешевое. А раз так, то на роль основной морской соперницы англичан выходила Германия. Ну а американцы в данный период считали своей «зоной интересов» Тихоокеанский регион. Где гибель флота и потеря Порт-Артура подорвали позиции русских. Зато победы в сражениях явно показали, какую грозную силу может представлять из себя Япония…
Словом, получилось так, что те же самые международные силы, которые сплотились против России, быстро переориентировались в обратную сторону. Стоит ли удивляться, что мирные переговоры в Портсмуте прошли очень быстро? И что наша страна смогла выйти из войны с минимальными потерями – уступив японцам Ляодунский полуостров в Китае, разрешив им утвердиться в Корее, а из своих территорий отдав лишь Южный Сахалин…
Кстати, мировое масонство отнюдь не скрывало своей причастности к поражению России, даже выставляло это напоказ. Так, упомянутый американский банкир Яков Шифф за свой вклад в победу Японии (то есть за финансирование революции) был награжден орденом от лица японского микадо. И произнес при сем речь с угрозами в адрес царя и русских – мы, мол, им еще не то устроим, если не будет предоставлено равноправие евреям, не отменят «черту оседлости». В общем – знай наших. Пусть трепещут и боятся…
5. Агент ЦК
Война закончилась, но революция только еще набирала силу. Забастовки, стачки, митинги и демонстрации катились сплошной чередой. Завершались приготовления к вооруженному восстанию. Организаторы и дирижеры революции отлаживали свои структуры, укрепляли слабые звенья. Эмиссар ЦК Розалия Самуиловна Залкинд (Землячка) посетила с инспекционной поездкой Урал и докладывала: «Здесь я застала дела в ужасном виде. Комитет целиком провалился. Оказались группы по разным городам без комитета». И в Екатеринбург в сентябре 1905 г. был направлен специалист-организатор, Свердлов. В качестве полномочного представителя или, по тогдашней терминологии, агента ЦК.
Нет, еще не по всему Уралу. Столицей Уральской губернии в то время являлся не Екатеринбург, а Пермь. Но, тем не менее, Якову Михайловичу доверили очень важный участок. Екатеринбург был самым крупным из уральских городов, больше Перми. Здесь располагались важные заводы, это был центр горнодобывающей промышленности, ключевой транспортный узел, связывающий Европейскую Россию с Сибирью. К Екатеринбургу тяготел и весь южноуральский регион.
О том, каким был Свердлов в 1905 году, оставила красноречивые воспоминания его вдова. Ведь в Екатеринбурге случилась их первая встреча. Сама Клавдия Новгородцева была из русской купеческой семьи. Окончила гимназию, три года работала учительницей. Потом отправилась в Питер повысить образование, училась на курсах Лесгафта. Как и многие другие юноши и девушки из «хороших» семей, увлеклась революционностью и нелегальщиной, по возвращении на Урал стала тусоваться во всяких марксистских кружках, вести занятия в «рабочих школах». Увлеклась не на шутку, с полной отдачей. Хотя, может быть, просто в девках засиделась, не подсуетились вовремя родители замуж выпихнуть, вот и играла кровь. На фотографии 1905 г. перед нами предстает очень симпатичная молодайка, одухотворенная, по-уральски крепенькая и ядрененькая, как говорят, «в самом соку». Ей уже было 29 лет, она успела войти в Екатеринбургский комитет РСДРП, успела попасться по делу о подпольной типографии, полгода просидеть под следствием. Потом выпустили – условно, до суда.
Ну а зачем ей было суда ждать? Не проще ли уехать и поминай как звали? Она высказала свое мнение городскому партийному комитету, и тот согласился, принял решение – Новгородцевой уезжать. И тут ей вдруг сообщили, что с ней хочет встретиться прибывший на Урал «товарищ Андрей». Он, мол, обязательно беседует с каждым активистом, уезжающим из Екатеринбурга. Конечно, первая встреча очень ярко запечатлелась в ее памяти. И описание этой встречи с психологической точки зрения выглядит весьма выразительно.
На улице, под видом прогулки, Клавдии показали «молодого, очень молодого человека, совсем юношу». Свердлова. Который с ходу огорошил ее вопросом – «собираетесь удирать с Урала?» Все доводы, что она «под колпаком», что засвечена, что нормальной работы в Екатеринбурге у нее уже не получится, Яков отмел начисто. Дескать, это сегодня «под колпаком», это сегодня мешает. А завтра полиции не до того будет, чтобы за каждым засвеченным следить и гоняться.
Выходит, он уже знал, что ситуация вскоре изменится. Даже указал ей, что требования конспирации, тормозящие работу, скоро можно будет вообще отбросить. А раз девушка здешняя, знает местную специфику, то и должна остаться. Решение Екатеринбургского комитета об отъезде? Поторопились принять такое решение. Отменим, мол. В целом же, когда читаешь описание их встречи, бросается в глаза одна немаловажная черта Свердлова. Властность. Да, у него уже появилась властность. Он однозначно любит командовать. И умеет командовать. Этот «совсем юноша» полностью подавляет и берет под контроль женщину, которая на 9 лет старше его. Он говорит с ней как человек, обладающий властью над ней. И Клавдия покоряется ему. Совсем и во всем. Она остается в городе. Остается в комитете партии. Становится верной подручной Свердлова. И его наложницей.
Без сантиментов, без ухаживаний. Посмотрел – годится. Значит – ложись и подставься. Видимо, он так же обращался с девушками в местах своей прошлой работы. Он и других товарищей учил относиться к половым вопросам проще. Хочется – сходитесь и живите. А сам Свердлов обосновывается в Верх-Исетском поселке, организуя «коммуну». Можно отметить – очень смахивающую на ночлежки, где ему доводилось обитать. В одном снятом доме живут скопом его ближайшие помощники и подручные: Новгородцева, Батурин, Вавилов, Мария Авейде, Крысин. Тут же останавливались ночевать курьеры и связные, наезжающие из других городов.
Их было немало, поскольку Свердлов принялся раскидывать сети революционных структур на Алапаевск, Челябинск, Златоуст, Тюмень, Нижний Тагил. Делая это, как он умел, четко, оперативно, квалифицированно. Выискивал и привлекал подходящих помощников – Черепанова, Камаганцева, Минкина. Полномочия Якову Михайловичу были даны немалые. В частности, в рамках подготовки вооруженного восстания он занялся транспортами с оружием, которое шло из-за границы, похищалось или покупалось на Ижевском заводе. Оно нелегально доставлялось в Екатеринбург для оснащения здешних боевиков. Переправлялось и дальше – в Сибирь.
А в октябре, как и предупреждал Яков Михайлович Клавдию, ситуация и впрямь резко стала меняться. По России началась всеобщая политическая стачка. Правительство сперва надеялось погасить революционную волну методом «пряника», уступками и реформами. По предложению министра внутренних дел А.Г. Булыгина было принято решение о создании законосовещательной «булыгинской думы». Не помогло, все слои оппозиции, как либеральной, так и социалистической, такой вариант отмели и бойкотировали. Более глубокие реформы инициировал премьер-министр С.Ю. Витте. Великолепный финансист, экономист, хозяйственный реформатор, но в политике он попытался соединить несоединимое: традиционные российские ценности, Православие и самодержавие – с насаждаемыми из-за рубежа «ценностями» либерализма.
Его поддержали многие члены царствующего дома, значительная часть петербургской аристократии, ряд министров, либеральных деятелей. И результатом стал царский Манифест 17 октября. Николай II даровал народу «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». В стране вводилась выборная Государственная Дума, коей предоставлялись законодательные права. То есть менялась сама структура государственности, Россия превращалась в конституционную монархию. Объявлялась и амнистия всем политзаключенным.
Но… ни малейшего успокоения и национального примирения Манифест не принес. Наоборот. Либеральная буржуазия увидела в нем признак слабости власти. И закусила удила, желая добиться большего. А революционным экстремистам «неприкосновенность личности» и те же свободы слова, собраний и союзов распахнули дорогу к расширению подрывной деятельности. Они теперь могли безобразничать и вести свою работу легально, в открытую!
Правда, в Екатеринбурге первый блин получился комом. Сходку и манифестацию на центральной площади левые назначили на 19 октября. А рабочие самого крупного, Верх-Исетского завода, призывам не поддались и на митинг не явились. Пока же их ждали, успели сорганизоваться патриоты из Союза Русского Народа. Собрали своих сторонников и принялись разгонять смутьянов. Тут-то впервые показала себя екатеринбургская дружина боевиков. В руках молодчиков, окружавших Свердлова и его группировку, неожиданно оказались револьверы. И загремели выстрелы. Без предупредительных, сразу по людям. Но стреляли плохо, неуверенно. Наверное, и руки дрожали, перетрусили и переволновались боевики – это ж не так легко, первый раз в человека выстрелить. А патриотов даже и угроза жизни, свистящие навстречу пули не остановили. Напротив, разозлили и раззадорили. Они тоже вооружились кто чем – колами, дубинками. И организаторам митинга пришлось удирать восвояси.
Свердлов и его приближенные, спасаясь от разъяренных русских мужиков-черносотенцев, сумели улизнуть, спрятавшись в здании Волжско-Камского банка, где их укрыли и выводили потом небольшими группами через задние двери, чтобы не привлекали внимания. И вот эта деталь представляется очень многозначительной.
Ведь если Яков Михайлович руководил забастовочным движением в нескольких городах, организовывал выпуск и распространение литературы в обширном южноуральском регионе, был причастен к приобретению и транспортировке оружия, то значит, он уже имел доступ и к финансовым потокам, питавшим революцию.
Какими именно способами шло финансирование, по каким каналам, мы не знаем. Но передача средств наличными через курьеров отпадает. Деньги риска не любят. Да и ни в одном документе полиции и Охранного отделения нет данных о каких-либо денежных курьерах. Остаются два варианта. Поступления от местных либералов – промышленников, купцов, банкиров. Либо банковские переводы извне. Не исключено, что имело место то и другое. Кстати, альянс Свердлова с Новгородцевой, женщиной из местной купеческой среды, был для таких целей очень удобным. Ей проще было и с тузами связь поддерживать, и найти подходящих доверенных людей для банковских операций.
О том, что многие уральские воротилы симпатизировали революции и готовы были подыграть ей, проговаривается сама Новгородцева: «На ряде предприятий сам хозяин был не прочь сократить рабочий день или даже остановить завод на два-три дня». А тайные финансовые операции, осмелюсь предположить, совершались именно через Волжско-Камский банк. Конечно, перепуганные и запаниковавшие революционеры могли забежать куда угодно. Но посудите сами, ворвавшихся в банк вооруженных проходимцев не задержали, не вызвали полицию. Предоставили убежище и позаботились о благополучном уходе. Могли ли служащие и охрана банка действовать таким образом на свой страх и риск, из личных симпатий к экстремистам? Ох, вряд ли. Скорее, знали своих клиентов. Знали о покровительстве им своего начальства. И были уверены, что их за помощь Свердлову со товарищи с работы не вышибут.
Но вернемся к провалу манифестации в октябре 1905 г. Настроение у екатеринбургских революционеров было после этого удрученным. У боевика Ивана Бушена, чья пуля попала в человека, случилась из-за этого истерика. И только Свердлов не унывал, сохранял бодрость. Бушена он зло высмеял: «Ты что же, Ванюша, революцию в белых перчаточках хочешь делать? Без крови, без выстрелов, без поражений? Тогда, голубчик, ступай к либералам, с рабочими тебе не по пути!» Да, Яков Михайлович не расстраивался. А чего расстраиваться? Разогнали? Ну и пусть. Зато начало положено. И первая кровь пролилась, это уже сам по себе важный результат! Это о-го-го как поможет дальнейшему нагнетанию страстей, углубит революционный раскол. Да и «прогрессивная общественность» наверняка обратит внимание.
А просчеты можно выправить. Он и принялся их выправлять. Заполонил новыми агитаторами и смутьянами Верх-Исетский завод, вполне втянув его в требуемую струю. И провел кардинальную реорганизацию боевой дружины. Для такого дела он подбирает более надежных людей. Он же хорошо умел находить общий язык с бандитами, хулиганами, шпаной. А в боевики нужны были именно такие. Ближайшим помощником Свердлова становится Янкель Хаимович Юровский. Его дед был раввином, но отец пошел по уголовной дорожке, стал вором. Сам Янкель обучался при синагоге в школе «Талматейро», но окончил лишь два класса. Сидел за убийство. В тюрьме связался с «политиками». Другие кадры Свердлова – Лейба Сосновский, Теодорович. Подходящих людей помогала найти и Новгородцева, она раньше преподавала в рабочих школах, местную шпану знала. Через нее Яков Михайлович привлекает таких головорезов как Петр Ермаков.
А командиром дружины становится Федор Сыромолотов. «Унаследовавший» жену Троцкого – Лев Давидович, удирая из сибирской ссылки в эмиграцию, бросил ее, ну а Федор в нее крепко втюрился, привязался, души в ней не чаял. Для дружины было введены регулярные тренировки. Боевиков обучали стрелять из различных положений, владеть бомбами, холодным оружием, фехтованию, рукопашному бою. Яков Михайлович ввел даже изучение анатомии, чтобы знать жизненно важные и уязвимые точки человека. Изучалась тактика уличного боя, от женщин требовалось пройти курс оказания первой медицинской помощи.
