Валерий Шарапов
След на кабаньей тропе
© Шарапов В., 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
* * *
г. Псков, послевоенные годы.
Сегодня в столовой авторемонтного завода было многолюдно. Отстояв длинную очередь, Павел Васильевич набрал полный поднос еды, расплатился и занял одно из свободных мест возле кассы. Рядом со Зверевым, ссутулившись, сидел, поедая суховатый шницель с перловкой, хмурый скуластый мужичок в засаленной куртке, тут же напротив устроились две полноватые тетки в синих халатах. Женщины ели лапшу и при этом с набитыми ртами довольно бурно обсуждали вышедший недавно на экраны страны художественный фильм «Алите́т уходит в горы»[1]. Мужик в куртке ел молча и то и дело бросал косые взгляды то на словоохотливых «дамочек», то на восседавшего за столом Зверева, поедавшего грибную солянку. Когда Павел Васильевич доел свой суп и взялся за оладьи, он вдруг услышал какой-то непонятный шум.
Обернувшись, Зверев увидел своего подчиненного – молодого оперативника Веню Костина. На груди у парня висел огромный морской бинокль в кожаном футляре, на боку болталась брезентовая сумка с ярко-красным крестом на клапане. Вид у парня был явно растерянный, он тяжело дышал.
Шагая между столами, Костин постоянно вытягивал шею и вертел головой. Он кого-то искал, при этом бубнил что-то под нос, беззвучно шевеля губами. Кого ищет Веня, догадаться было нетрудно, но Зверев и не думал окликнуть парня. Он все так же молча ел оладьи, сдерживая лукавую улыбку. Веня налетел на какой-то столик, едва не снеся с него посуду, извинился перед дамочкой, миску которой он едва не разбил, и наконец-то отыскал взглядом Зверева. Веня тут же бросился к его столику, оборвав на полуслове словоохотливых киноманок – соседок Зверева.
– Пал Васильевич, ну наконец-то тебя нашел!
– Не пойму я что-то. Ты в дальнее плавание собрался или на курсы санитаров? – усмехнулся Зверев.
– На место происшествия я собрался! Бросай все и поехали! Дело срочное!
Зверев и глазом не повел.
– Не видишь? Я ем…
– Потом поешь, у нас чепэ! – Буквально выкрикнув это, Костин схватил с подноса стакан с компотом и опустошил его наполовину. Тут уже Зверев возмутился.
– А ты не обнаглел, Венечка? А ну оставь в покое мой компот! Хочешь пить, становись в очередь и на кассу.
Костин, который терпеть не мог, когда его называли Венечкой, на этот раз вовсе не обиделся, а схватив освободившийся по соседству стул, подсел к Звереву.
– Не нуди, Василич! Говорю же, у нас чепэ!
– Уж не знаю, что там у вас случилось, но, если ты сейчас же не оставишь в покое мой компот, я тебя этим же стаканом по голове тресну! А потом косточки от абрикосов твоим лбом колоть стану…
Услышав столь необычную угрозу, соседки Зверева тут же напрочь забыли про «Алитета» и его горы и моментально закрыли рты. Скуластый мужичок поперхнулся, еще сильнее ссутулился и притянул поближе свою тарелку. Костин же, судя по всему, совсем не испугался:
– Ладно-ладно! Треснешь, конечно! И косточки абрикосовые поколешь, только потом! А сейчас бросай все – и поехали! Все уже в автобусе, ждем только тебя!
Зверев и не думал отрываться от еды.
– Кто это – все? – спросил майор, с явным раздражением макая кусочек оладьи в сметану.
– Оперативно-следственная группа! Говорю тебе: у нас убийство всесоюзного масштаба!
– Так уж и всесоюзного?
– Всесоюзного! Думаешь, я шучу?
Зверев взял опробованный Веней компот из сухофруктов, поморщился и отодвинул его в сторону.
– Так я же не вхожу в состав вашей дежурной группы? Я вообще-то…
– Теперь входишь.
– С чего это?
– Так Корнев решил.
Зверев фыркнул и, скорчив кривую улыбку одной из пялящихся на него толстушек, снова посмотрел на Костина:
– Да что ты говоришь? Корнев так решил? А у меня он спросил? Хотя… Что там у вас… убийство?
– Убийство!
– Всесоюзного масштаба?
– Точно!
– Ну тогда само собой! Как же тут без меня?
Зверев все-таки допил свой компот, съел лежавший на дне стакана абрикос и выплюнул косточку в тарелку. Он снова посмотрел на соседок, которые все еще глазели на него, и Зверев не мог понять, обрадованы ли они тем, что он не выполнил свою угрозу насчет косточек, или нет, и снова уставился на Костина.
– А без меня что… совсем никак? А то у меня планы…
Веня вскочил и прокричал на весь зал:
– Да какие, к черту, планы, Василич! Начальник рвет и мечет! Ты хоть знаешь, кого убили?
Зверев тут же нахмурил лоб.
– Ты чего орешь? Совсем уже…
Опомнившись, Костин глянул по сторонам и увидел целую вереницу перепуганных посетителей, которые тут же перестали жевать и уставились на их столик. Веня пригнулся к Звереву и прошептал так, чтобы только тот его услышал:
– Убит Войнов! О случившемся уже доложили в Москву! Корнев в отчаянии! Начальник главка в бешенстве! От нас требуют хотя бы первичную информацию, а мы тут с тобой компоты распиваем!
Зверев цокнул языком.
– Войнов, говоришь, убит? Второй секретарь горкома? Да уж, тут и впрямь дело нешуточное! А чего же вы тогда резину тянете? Отправлялись бы без меня, а я бы позже подъехал.
– Куда бы ты подъехал? Дежурка занята, а других свободных машин нет.
– Так я бы сам на общественном…
– На каком общественном? Знаешь, где Войнова убили?
– Где?
– В Сла́вковичах!
– В Славковичах? Это же в сотне верст от города.
– Все правильно. Сам ты туда не доберешься! – Веня схватил со стола несколько салфеток, обернул ими две оставшиеся на тарелке Зверева оладьи и вышел из-за стола. – Поэтому поехали, доешь свои оладьи по дороге!
Все вокруг словно застыли, и, прежде чем Зверев попробовал что-то возразить, Костин, прижимая к бедру санитарную сумку, уже двинулся к выходу.
– Вот же засранец… – процедил сквозь зубы майор.
Этим вечером у него и в самом деле была назначена встреча с одной хорошенькой особой по имени Юлиана – довольно миленькой брюнеткой со стрижкой гарсон и чудными пухлыми губками. Именно поэтому Зверев в этот момент и в самом деле немного злился. Тем не менее он встал и двинулся вслед за Веней. Когда Зверев вышел из столовой, в обеденном зале все еще царила гробовая тишина.
Часть первая. Войно́в
Глава первая
Дорога виляла между холмами. Зверев, надвинув на лицо кепку, сидел у окна и клевал носом. За спиной майора сидели эксперт псковского управления милиции Леня Мокришин и кинолог Геннадий Логвин. Справа от Логвина в проходе на полу автобусного салона устроилась служебная овчарка оперативного отдела по кличке Бармалей. Также в автобусе помимо водителя ехали опера: Костин, Горохов и Евсеев.
Руководителем оперативно-следственной группы являлся старший следователь Виктор Константинович Кравцов, он сидел как раз за креслом водителя, тяжело сопел, что-то бурчал и постоянно поправлял очки. Время от времени Зверев открывал глаза и из-под козырька наблюдал за Кравцовым. То, что плохое настроение старшего следователя вызвано его присутствием, Зверев прекрасно понимал и втайне радовался этому. Всякий раз, когда начальник псковской милиции полковник Корнев требовал привлечь Зверева к тому или иному расследованию, Кравцов этому противился и негодовал. Ведь непосредственное участие Зверя в группе определенно подрывало авторитет Кравцова и, безусловно, мешало старшему следователю вести дело так, как ему хотелось бы. Слишком уж своенравным и беспринципным, по мнению Кравцова, был Пашка Зверев, которого в управлении псковской милиции почти все за глаза называли Зверем.
Почетное место справа от Зверева, разумеется, как всегда, занял неизменный помощник и любимец легендарного майора старший лейтенант Костин. Веня уже доел купленные Зверевым в столовке оладушки, кусал губы и постукивал пальцами по лежавшему у него на коленях футляру, в котором находился старый морской бинокль. Веня – истинный крымчанин и уроженец города Керчи – в годы войны служил в морской пехоте и называл род войск, к которому себя причислял, не иначе как «полосатым десантом».
Когда автобус, везущий опергруппу, миновал развилку, Костин как будто что-то вспомнил и вынул из нагрудного кармана газету.
– Ах да, смотрите, что я нашел! – обратился он к Звереву и стал читать вслух заметку из местной газеты. Все тут же уставились на Веню.
Статья, которую Веня где-то раздобыл перед самой поездкой, была полугодовой давности, но у большинства сидящих в автобусе она вызвала определенный интерес. Заметка была посвящена биографии и деятельности убитого накануне Войнова, кроме того, под заметкой было опубликовано фото самого второго секретаря – моложавого темноволосого мужчины средних лет.
– «Михаил Андреевич Войнов родился в тысяча девятьсот двенадцатом году в селе Славковичи Псковской губернии, в семье столяра. После окончания школы перебрался в Псков, с тридцать первого по тридцать шестой служил в Красной армии в артиллерийском полку. После демобилизации работал старшим кладовщиком на фабрике «Шпагат», в июне сорок первого ушел добровольцем на фронт. Воевал на Северо-Западном и первом Белорусском фронте, дошел до Берлина, был дважды ранен, награжден медалью «За отвагу» и орденом Красной Звезды. В сорок третьем Войнов вступил в ВКП(б) и прошел путь от рядового-стрелка до командира сорокапятимиллиметрового орудия, получив звание старшего сержанта. После возвращения в родной Псков перешел на партийную работу, пройдя путь от инструктора до второго секретаря Псковского горкома партии», – закончив читать, Костин сунул газету в нагрудный карман и дернул Зверева за рукав. – Ну что, Пал Василич, что думаешь на этот счет? Неужели диверсия?
– А я откуда знаю? Приедем на место, тогда будем нарабатывать версии.
Костин махнул рукой, снова вытащил из кармана газету, повернулся к сидевшему за его спиной Лене и попытался что-то ему сказать, но тот тут же замахал руками.
– Отстань! Уж больно много суетишься.
– Так как же?
Леня отвернулся и по примеру Зверева надвинул на нос шляпу. Веня обиженно скривился, убрал газету и, достав бинокль, принялся через него изучать окружавший их ландшафт.
Когда они миновали Крюково и автобус свернул на грунтовку, полил дождь. Мокришин и Логвин переглянулись.
– Ну все, пиши пропало, все следы смоет, – покачав головой, заявил эксперт.
– Дождь вроде несильный, может, обойдется, – попытался успокоить товарища Логвин, однако по его лицу было видно, что он тоже не особо верит в сказанное.
– А это все потому, что кто-то во внеурочное время пошел в столовую и никого не предупредил, – впервые за всю поездку подал голос Кравцов.
Зверев, безропотно приняв «камень в свой огород», хмыкнул и тут же отметил про себя: «Наверно, старею…»
В былые времена Зверев бы не простил такое ни Кравцову, ни еще кому-либо, однако в последнее время он отмечал про себя, что стал более сдержанным. «И, разумеется, мудрею…» – успокоил себя сыщик. Рассуждая о случившемся, Зверев в самом деле задремал и очнулся ото сна, когда Костин в очередной раз дернул его за рукав.
Автобус въехал в деревню. Водитель Гриша Панюшкин остановился возле ближайшей хаты, вошел во двор и поинтересовался, где дом Войнова. Спустя несколько минут, когда Гриша доставил всех до конечного пункта назначения, прибывшие стали выходить из автобуса. Дождь все еще накрапывал, на горизонте появилась радуга. Зверев тоже вышел из автобуса и огляделся: «Посмотрим, как живут вторые секретари райкома».
Добротный дом был окружен невысоким плетеным забором и мало чем отличался от прочих домов. Резные ставни, высокое крыльцо, крыша из потемневшей от времени липовой дранки; посреди двора между сараем и покосившейся времянкой был установлен срубовой колодец с во́ротом и двускатной крышей. Когда Зверев открыл калитку и очутился во дворе, на крыльце появился скуластый, среднего роста паренек в синей милицейской форме.
– Вы из районного управления? Моя фамилия Ломтев… младший сержант Ломтев. – Парень козырнул Звереву.
– Майор Зверев, – представился тот. – Ты местный участковый?
– Участковый у нас капитан Пчелкин, а я его помощник.
– А сам участковый где?
– У себя дома, где ж ему быть? У Пчелкина хата на дальнем краю села. Я за ним, как только ваш автобус увидал, тут же Егорку послал. Егорка – это соседский малец, он у нас прыткий, так что скоро Пчелкин подойдет, не беспокойтесь.
– А я и не беспокоюсь. Где труп?
Ломтев подозвал гостя к колодцу и указал на лежавшее на земле тело, прикрытое большим куском брезента.
– Наш местный фельдшер засвидетельствовал факт смерти, а Пчелкин сказал пока ничего не трогать. Оставил меня здесь и пошел на главпочтамт вам звонить.
– А потом твой Пчелкин домой пошел?
– Ну, нет, сначала сюда вернулся, осмотрел все, ну а потом ушел. А чего ему здесь столько времени торчать, тем более что у него жена приболела.
– Ясно.
Зверев приподнял брезент и взглянул на труп.
Убитый был бледен, лицо исказила гримаса боли. Во всем остальном второй секретарь псковского горкома партии полностью походил на свое фото, которое было опубликовано в найденной Костиным газете. Чуть меньше сорока, правильные черты лица, тонкие темные усики, выгнутые дугой брови. Зверев потянул брезент и увидел два кровавых пятна.
Сыщик повернулся к прибывшим коллегам и помахал рукой.
– Приступайте, – распорядился Зверев и отвел в сторону Ломтева. – Ну, рассказывай, что да как! Мне доложили, что есть свидетели.
Младший сержант закивал.
– Файка все видела, Войнова же прямо у нее на глазах застрелили. Файка – это Фаина Истомина, их соседка. Она вон в той хате живет. – Ломтев указал на один из домов.
Зверев тут же поманил Костина рукой.
– Слышал? Давай-ка сюда эту Файку.
Пока Веня ходил за свидетельницей, Зверев курил, прикрывая папиросу ладонью, так как дождь еще накрапывал.
– А народец у вас тут не особо любопытный. Все по домам сидят, – отметил между делом майор.
– Так разошлись уже, много же времени прошло. Пчелкин как увидел, что здесь едва ли не полсела собралось, всех разогнал!
– И все его тут же послушали? – усомнился Зверев.
– А то как же? Он у нас мужик суровый.
Спустя пять минут Веня вернулся с круглолицей грудастой бабой лет сорока, облаченной в цветастый халат и с синей косынкой на голове. Когда та вошла во двор, испуганно озираясь, Зверев подозвал женщину к себе.
– Здравствуйте, моя фамилия Зверев, а вас Фаиной зовут?
– Фаина… Фаина Истомина…
– А по батюшке?
– Фаина Мироновна, – глядя, как Леня Мокришин осматривает раны убитого, женщина поморщилась и перекрестилась.
– Расскажите мне, Фаина Мироновна, подробно, что здесь произошло?
Истомина еще раз перекрестилась и затараторила:
– Так по утряни дело-то было. Я как Зорьку свою подоила – Зорька – это, стало быть, корова моя, – так сразу к Войнову и пошла. У меня Михал Андреич молоко покупает, вот я и пошла. У них-то ведь своей скотины нет, а молочко Михал Андреич свеженькое любит попить. Вот я ему всякий раз, когда он из города приезжает, молочко и таскаю. А чего не таскать? Зорька наша, она молока много дает. Нам хватает и еще остается. Не то что Люська. Люська – это наша прежняя корова…
– Давайте по делу, гражданочка! – перебил Зверев. – Про Люську и Зорьку мы с вами как-нибудь в другой раз поговорим, а сейчас давайте уж про Войнова!
Файка закивала.
– Ну да, ну да. Так вот про Войнова! Мишка Войнов сам-то из местных, это теперь он у нас не живет. Они ведь у нас теперь люди городские, Зоя Павловна, стало быть, это жена его, завсегда городской была, а сам Войнов, он ведь, как я уже говорила, из местных. За последние годы большим человеком стал. У нас даже в клубе его фотографии висят…
– А Войнов часто сюда приезжает? – снова перебил Зверев свидетельницу.
– Да нет. Ну раз, ну два за сезон.
– Один приезжает?
– Обычно с Зоей Павловной – с женой.
– А дети у них есть?
– Нет, не успели завести. Они лишь года два как поженились. А может, не хотели?
Зверев понимающе кивнул.
– На чем приезжают?
– На автомобиле. Водитель их привозит. Машина у них черная, а водителя Юркой зовут, а вот фамилии не знаю. Юрка этот весь важный такой, щеки вечно надует и сычом на всех глядит. Он Войновых обычно по пятницам привозит, а в воскресенье вечером забирает.
– А в этот раз Войнов тоже с женой был?
– В этот раз один приезжал. В пятницу вечером Юрка самого Войнова привез, а в воскресенье не забрал. Я когда в субботу им молоко носила, он сказал, что отпуск у него, так что он собирался аж на неделю у нас задержаться.
– То есть вы с Войновым общались в субботу?
– И в субботу, и в воскресенье. Говорю же, когда он здесь, он каждый раз у меня молоко берет.
– Ясно. А вы ничего странного в поведении вашего соседа не заметили? Может, нервничал он или еще что?
Файка задумалась.
– Да нет, все вроде как обычно было.
– С выходными понятно, что потом?
– Сегодня у нас понедельник, я утром корову подоила и молоко им принесла.
– Во двор вошли и…
– Нет, не входила. Михал Андреич не особо любил, чтобы к ним во двор соседи без особой надобности являлись! Я обычно молоко ему через калитку подавала. Забор у них высокий, а калитка обычно заперта, но зато колокольчик есть. Я и сегодня, как обычно, подошла, позвонила, а он вскорости вышел, но до калитки уже не дошел. – Женщина покачала головой. – Как только с крыльца спустился, слышу: «Бах! Бах!» Я гляжу, а его аж назад отбросило. Потом вижу, упал он на землю, скрючился весь. Ну тут я все и поняла…
– Что поняли?
– Что стрельнули в него! Я кровь на нем увидала – и в крик. Тут соседи прибежали: Томка Дудина, Клавка Сибирка с Авдотьей Романовной, а еще дед Тимофей с Лешкой Пахомовым. Ну а позже чуть ли не все село сюда явилось. Столпились у крыльца, но во двор пойти не решаются, да и калитка заперта. Чтобы отворить, через забор лезть нужно. Потом участковый Володька Пчелкин явился. Меня домой прогнал, да и всех остальных тоже.
Зверев огляделся, прикинул в уме, что да как.
– То есть вы слышали два выстрела?
– Два!
– И когда Войнов получил две пули, он стоял спиной к дому. Так?
Женщина вопросительно посмотрела на Ломтева и пожала плечами.
– Вроде так…
– Так вроде или точно?
– Точно… спиной к дому стоял.
– И стрелявшего вы не видели?
– Нет, не видела.
– Ну хорошо.
Зверев снова огляделся, и его взгляд остановился на высоком покосившемся строении, расположенном неподалеку от дома убитого.
– Это старая колокольня, – тут же пояснил Ломтев. – Ее еще при старом режиме отстроили, сейчас пустует.
Зверев перевел взгляд на Костина, который все это время стоял рядом и внимательно слушал рассказ Истоминой.
– Где там твой бинокль? – Зверев навел бинокль на колокольню. – Ну, что думаешь?
– Похоже, стреляли оттуда, – согласился Костин.
– Так, Вениамин, проводи-ка гражданочку до дома и запротоколируй ее показания, а мы с товарищами прогуляемся.
Костин и Файка Истомина удалились, а Зверев снова подошел к лежавшему на земле телу. Леня Мокришин все еще щелкал фотоаппаратом. Неподалеку стоял Логвин со своим Бармалеем и с виноватым видом поглядывал на Зверева.
– Зачем мы только сюда тащились? Кого искать, ума не приложу. Бармалей ничего не унюхал. Дождь все следы смыл.
– А вот и ошибаешься, Гена! Сейчас мы с тобой и твоим питомцем прогуляемся вон до того строения, – Зверев указал на колокольню, – и я уверен, что у нашего Бармалеши сегодня появится шанс проявить себя с самой лучшей стороны.
Глава вторая
Заброшенная колокольня, так заинтересовавшая Зверева, некогда была частью местного храма, разрушенного еще до войны. Она представляла собой вытянутое строение из красного покрошенного местами кирпича, верхний ярус которого был полностью снесен. Метров десять высотой, обрамленная труднопроходимым кустарником и местами увитая уже посеревшим плющом, колокольня располагалась между небольшим сельским кладбищем и извилистой речушкой, за которой начинались колхозные поля. Часть стены имела разрушения, как будто сюда попал снаряд или авиационная бомба, другая часть стены была не разрушена, а третья – аккуратно разобрана.
– Кирпич здесь уж больно хороший, вот местные его и таскают, – пояснил Ломтев. – Кто печь поправить, кто чтобы дорожки в огороде выложить, кто им стены облицовывает, да мало ли для чего еще. В хозяйстве, как говорится, все пригодится.
– У тебя тоже здесь хозяйство? – поинтересовался Зверев.
– Я у тетки живу.
– Значит, ты местный…
– Нет, сам я из Покровского – это деревня такая, шестьдесят верст от Славковичей.
– А звать-то тебя как?
– Николаем!
– Ясно. Родители живы?
Ломтев сглотнул и втянул воздух носом.
– Когда немец пришел, отец в партизаны подался. Выродок один, сосед наш Лешка Карась, об отце немцам сообщил. Мать и сестру повесили, хату спалили. Меня две недели тогда соседка баба Люся в погребе прятала. Потом сюда в Славковичи к тетке отвезла, когда все поутихло. Мне тогда двенадцать было.
Зверев понимающе кивнул и ускорил шаг, чтобы догнать идущих впереди Мокришина, Логвина и Бармалея.
– У тетки, значит, живешь? – продолжал свои расспросы Зверев.
– Не у тетки, а в ее хате, – уточнил Ломтев. – Прошлой зимой померла тетка. Пошла как-то по воду по весне, лед уже подтаял, она и провалилась по шею. Другие бабы увидели, вытащили ее, но тетка застудилась да спустя месяц померла. Так что один я живу.
– Один живешь? Почему?
– А с кем же мне жить?
– Ну девка-то, поди, есть?
Сержант покраснел и отвернулся.
– Нет у меня девки.
– Чего так?
– Да как-то, – Ломтев вдруг выпрямился, – работы у меня невпроворот, потому не до баб мне.
– Ой ли? А начальник твой, как я понял, бобылем-то не ходит. У него, что же, дел меньше?
Ломтев отвернулся и буркнул:
– Не меньше. Просто он все успевает, а я нет. Потому как опыта у него больше. А я семьей обзавестись еще успею.
– А у Пчелкина твоего большая семья?
– Антонина – это жена, да детки – Темка и Глашка.
– Понятно.
Зверев закурил на ходу, и дальше они шли молча, слушая пение птиц и протяжное мычание пасущегося по соседству коровьего стада. Когда они подошли к постройке и вошли в воротный проем, частично перекрытый обрушенной опорной балкой, Зверев увидел крутую лестницу, усыпанную побуревшей листвой, ветками и обломками кирпича.
– Ну что ж, посмотрим, что здесь да как. Не затопчите следы.
Обойдя впередиидущих, Зверев поднялся на следующий ярус и оказался на вершине ветхого строения. Вслед за ним поднялись Логвин со своей овчаркой, Леня Мокришин и Ломтев, который догадался прихватить у Костина его бинокль.
Здесь пахло сырью и тленом. В одном из углов строения под остатками крыши были навалены еловые ветки.
Пройдя по краю, Зверев подошел к наваленному на грязном полу лапнику и внимательно все вокруг осмотрел.
– Что и требовалось доказать, – заявил Зверев. – Именно здесь наш стрелок поджидал свою жертву, причем поджидал довольно долго, возможно, всю ночь. Большая часть веток осыпалась, молодые ветки поломаны, сухие поломаны в труху.
– Ночью довольно холодно, а следов костра нет, – тут же отметил Ломтев.
– Зарылся в лапник и, видимо, утеплился заранее. Боялся себя выдать. А ну, Колюня, дай-ка мне Венину игрушку.
Забрав у Ломтева бинокль, Зверев долго осматривал местность.
Сельское кладбище, окруженное березками и орешником, казалось бесформенным и опустошенным. Часть могильных холмов была увенчана крестами, однако то там, то тут, среди надгробий, попадались столбики с пятиконечными звездами. С другой стороны от колокольни текла река, метрах в пятистах Зверев увидел поросшую камышом пристань, у которой покачивались прикованные цепями деревянные лодчонки. Зверев перевел взгляд на село и осмотрел каждую его часть. Двор Войнова был как на ладони.
– Если бы я хотел убить Войнова, то выбрал бы именно это место. Гена, пускай Бармалея, – распорядился Зверев, – пусть поработает, здесь вроде бы сухо.
Логвин тут же пригнулся к псу, погладил его и что-то шепнул на ухо. Бармалей завилял хвостом и стал нюхать сваленные в кучи ветки, вдруг затряс головой и дважды чихнул. Зверев насторожился.
– Что с ним?
– Он обычно так на махорку реагирует или на спиртное, – пояснил Гена.
– Окурков я не вижу, значит, наш убийца тут выпивал, – сделал вывод Ломтев.
Логвин тут же согласился:
– Оно и немудрено, нужно же было ему как-то греться.
– Вот только ни пустых, ни битых бутылок я не вижу, получается, что пил он из фляжки и расплескал…
– Времени прошло много, алкоголь бы за это время испарился, – возразил Мокришин.
Бармалей снова чихнул и громко фыркнул.
– Тогда чего же ваша собачка чихает? Если убийца собрал окурки, то сигаретный дым тем более бы испарился, – продолжал Ломтев.
– А ну, пустите-ка. – Мокришин подошел к месту лежки, положил на землю свой чемоданчик, где хранил оборудование, достал из него лупу и сел на корточки.
Он долго ползал по земле, потом вдруг замер, вытащил из чемоданчика небольшой металлический шпатель, что-то собрал им с земли и поднес к носу. Вдохнув собранную им пыль, тоже чихнул и подытожил:
– Табак.
– На рассыпанную махорку не похоже, – усомнился Ломтев.
– Это нюхательный табак, – авторитетно заявил Мокришин и поднялся.
– А это уже кое-что, – оживился Зверев. – Наш стрелок терпеливый и осторожный малый. Он нюхает табак и умеет найти хорошее место для засады.
– Убийца стрелял дважды и оба раза попал, значит, он еще и хороший стрелок, – заявил Ломтев. – Может быть, снайпер?
– Из хорошего карабина или винтовки попасть с такого расстояния может и обычный стрелок, – возразил Зверев.
– Так-то оно так, – тут же оживился Мокришин. – Только вот, судя по всему, стрелял он не из карабина и не из винтовки.
Зверев нахмурил брови.
– Поясни!
– Ты так спешил притащить меня сюда, что я даже не успел тебе ничего сказать.
– Ну уж извини, – фыркнул Зверев.
Мокришин продолжал:
– Судя по входным отверстиям, оставленным на теле Войнова пулями, в него стреляли не из винтовки. Более точные данные мы получим после вскрытия и извлечения пуль, но я уже сейчас почти уверен, что мы имеем дело с двенадцатым калибром.
– Ах вон оно что. – Зверев тут же вспомнил слова соседки Войнова Фаины Истоминой. – «Бах! Бах!» Сдвоенный выстрел!
Зверев беззвучно рассмеялся.
– Судя по всему, убийца стрелял из ружья, а если говорить точнее, из двустволки. Бьюсь об заклад, что наш убийца – охотник.
Все с интересом посмотрели на Зверева, но тут Бармалей вдруг зарычал и сделал стойку.
– Есть! – облегченно выдохнул Логвин. – Похоже, наш Бармалеша все-таки взял след!
У пристани, где они очутились спустя десять минут, Бармалей остановился и дважды негромко тявкнул. Зверев, выйдя из кустов к реке, увидел у берега двух мужчин, которые стояли у мостков и о чем-то ожесточенно спорили.
Когда раньше Зверев осматривал местность через окуляры бинокля Вени, здесь никого не было. Павел Васильевич остановил жестом Логвина, Бармалея и остальных и приблизился к спорщикам. До поры до времени те его даже не замечали.
Зверев с интересом осмотрел новых участников событий.
Первый, высокий здоровяк лет шестидесяти пяти, был в сером непромокаемом плаще, кирзовых сапогах и черном суконном картузе. В правой руке он держал самодельный жестяной черпак, сделанный из обыкновенного ведра, на правом плече у мужика висел плотно набитый холщовой мешок. Брови мужчины были сдвинуты, глаза его блестели.
Второй мужчина был сдержан, но не менее суров. Среднего роста шатен, вьющиеся волосы, тонкие аккуратные усики, чистые голубые глаза и широкий нос. Он то и дело щурил глаза, покусывал губы и время от времени кивал. На нем был вязаный свитер, армейские шаровары и совсем еще новые яловые сапоги. Подойдя ближе, Зверев увидел, что поверх свитера был надет синий милицейский китель без погон. Подойдя совсем близко, Зверев покашлял. Мужчины тут же прекратили спор, но в этот момент в беседу вмешался Ломтев:
– Товарищ капитан, вы здесь, а мы вас обыскались!
– Кто это «мы»? – сухо уточнил усатый и строго посмотрел на Зверева.
– К нам из Пскова опергруппа приехала, – продолжал Ломтев. – Это майор Зверев, он у них старший. Я к вам Егорку послал, а вы тут! Случилось чего?
Мужчина в синем кителе встретился глазами со Зверевым и протянул руку.
– Капитан Пчелкин! Местный участковый, мы вас ждали, но тут у нас еще одно недоразумение случилось, поэтому я здесь…
– Какое же это недоразумение? – заорал здоровяк с черпаком. – Не недоразумение это, а самое что ни на есть преступление!
Зверев поморщился и сухо спросил:
– Что у вас случилось?
– У меня лодку украли! Вот посмотрите. – Здоровяк указал на место у мостков, где на берегу осталась вмятина от недавно стоявшей лодки, рядом с которой в землю был вбит металлический костыль. – Посмотрите, товарищ милиционер, вот тут была моя лодка, а теперь ее нет! Украли! Я тут, понимаете, на рыбалку собрался, прихожу к реке, а лодки нет! Тю-тю! Я вот к Владимиру Палычу, а он говорит, чтобы я не шумел раньше времени! Говорит, что мою лодку мог Сенька забрать, а Сенька не мог ее забрать! Украли лодку!
– Кто такой Сенька? – уточнил Зверев.
– Племяш мой! Он и в самом деле иногда мою лодку берет, но на этот раз не он взял – украли!
– А почему вы так в этом уверены?
– Потому что Сенька уже три дня не просыхает. У него недавно сын родился. У Сеньки три девки было, а тут, значицца, Галина – женка его – взяла и пацана ро́дила. Так что Сеньке теперь не до рыбалки.
– Так, может, он не на рыбалку поехал, – довольно резко перебил здоровяка Пчелкин.
– А куда же?
– Ну мало ли? Накупил бражки и на озеро с дружками праздновать!
– Ага! С дружками. А это тогда что? – Здоровяк указал на вбитый в землю костыль. – Ты глянь сюда.
– И что тут такого?
– Тут на костыле кольцо было, а теперь его нет. Судя по следам, это кольцо молотком кто-то или кувалдой сбил. Ну, чтобы лодку украсть…
– Так, может, Сенька и сбил…
– У Сеньки ключ есть! Не стал бы он по кольцу кувалдой бить!
– Так, может, он ключ потерял, потому и сбил кувалдой. Сам же говоришь, что Сенька в загуле. Напился, потерял ключ, вот и шарахнул молотком по твоему костылю да уплыл на острова дальше пьянствовать.
Здоровяк на мгновение задумался, пригнулся к вбитому в землю костылю и еще раз внимательно на него посмотрел.
– Да нет, не Сенька тут орудовал!
– Это почему же ты так решил? – не без ехидства уточнил Пчелкин.
– А сам глянь!
Зверев и Пчелкин подошли ближе, Ломтев, стоявший за спиной Зверева, тоже вытянул шею.
– Ты же, Палыч, Сеньку моего знаешь. Мужик он от природы здоровый, не хилее меня будет. Руки у племяша моего как клещи, он ими подковы гнет, – жалобно верещал хозяин пропавшей лодки.
– И что? – Пчелкин был неумолим.
– А то, что если бы Сенька это кольцо молотком сбивал, он бы его одним ударом снес, а то и костыль бы из земли с корнем вырвал, вот так. – Здоровяк бросил ковш и мешок, вцепился в вогнанный в землю витой костыль, и пусть и не без труда, но вскоре вырвал его с корнем и протянул костыль Пчелкину. – Ты глянь… глянь! Говорю же, Владимир Палыч, тут кто-то другой поработал. Видишь вмятины на костыле?
