Валерий Вагнер
Великое молчание
***
Кабинет Виктора Брагина, могущественного главы Службы безопасности корпорации “Jeyson & Jeyson” производил неизгладимое впечатление, и был явным исключением из правил современного офисного пространства. Как старомодная средневековая крепость, он был огромным, прямоугольной формы, забитый шкафами, громоздившимися вдоль высоких стен. Они, казалось, нависали над хозяином кабинета, угрожая в один прекрасный день похоронить его под тоннами документации. Документы были напечатаны на бумаге и являли собой реликт – последний бумажный архив компании.
Если вы хотели бы что-то определенное сказать о Викторе Брагине, то одно можно было бы сказать точно – он был старомоден. Вероятно, именно по этой причине в данный момент он был раздражен. Он стоял над своим огромным, заваленным документами столом. Разобраться в том, что происходило на его столе, могла только его секретарша Наталья, но сегодня он отпустил ее домой, и уже битый час пытался найти в этом хаосе нужные отчеты, от чего его раздражение только росло.
Он всегда был консервативен, и все эти новомодные штучки с локальными пространствами в “Вирту” вызывали у него подозрение. Его кредо был контроль. Все, что он не мог контролировать, было потенциальной угрозой. А “Вирту” было вне чьего бы то ни было контроля. Так что он был, вероятно, одним из немногих, кто отстоял в компании свое право работать исключительно в реальном мире, что создавало неудобство для многих, однако это его мало волновало. Он не мог гарантировать безопасность в мире, который не понимал, а пространство “Вирту” было непонятным даже для его творцов – нейроморфов. Но обратной стороной такого подхода становились ситуации, в одной из которых он оказался в данный момент: столь необходимые ему сейчас данные об утечке информации из внутренних сетей компании как сквозь землю провалились.
Брагин был зол. Его могучие руки упирались о толстую, массивную, как и он сам, столешницу, и только такой огромный, архаичный, темного мореного дуба стол мог выдержать давление всей массы его габаритного двухметрового тела. В главе службы безопасности было без малого сто двадцать килограмм мышечной массы. Несмотря на свой рост, он был пропорционально сложен: широкий, с комплекцией борца и угрожающе низким лбом. Обладающий тяжелой челюстью и неохватной шеей, он производил неизгладимое впечатление на окружающих. Таких, как он, с легкой руки записывали в “громилы”. Небольшая щетина и гладко выбритый череп дополняли однозначно угрожающую картину. Его внешний вид всегда вызывал у людей схожие чувства. У женщин отвращение вперемешку с желанием, у мужчин: настороженность и желание дать в морду. И то и другое для главы службы безопасности было привычно, и он был бы сильно удивлен, если бы не встретил подобной реакции у любого нового знакомого. Тем не менее, обладатель столь выдающейся внешности обладал не менее выдающимися интеллектуальными способностями, и именно благодаря им он занимал свой роскошный, по меркам компании, кабинет, превратив его в странное сборище всевозможных антикварных безделушек. Здесь случайный гость мог обнаружить самую эклектичную коллекцию стилей: от старинной деревянной мебели до композитных кружек с автономной системой очистки и нагрева жидкостей. Все это серьезно затрудняло составление психологического портрета хозяина, однако Виктор чувствовал себя здесь как дома. Вернее сказать, даже лучше, чем дома.
Нахмурив брови, Виктор неподвижно стоял, склонившись над массивным столом. Ему не понравился разговор с Пеньером, который оставил чувство недосказанности. Впрочем, это могли быть отголоски занимавшей его более общей проблемы. Тем не менее, он дал себе обещание найти время для разрешения этого вопроса. В текущий момент его занимала простая и в то же время крайне сложная ситуация. Виктора не покидало впечатление, что все их проверки и диагностики, которые они проводили, не имели ни малейшего смысла. Их результаты и оценки словно были срежиссированы кем-то, кто мог контролировать всю ситуацию в целом. Кража трафика в рамках этой гипотезы была лишь элементом некой гораздо более масштабной и глубокой проблемы. Задолго до обнаружения потери трафика Брагин, руководствуясь скорее своим чутьем, чем фактами, настоял на досрочном запуске экспертной системы безопасности, построенной на субвекторных принципах систем искусственного интеллекта. “Сноу” показал себя замечательно. Он сходу выявил целый комплекс латентных проблем в системах безопасности, предложил и провел работы по оптимизации многих протоколов, и на какое-то время это даровало Виктору спокойный сон. Но лишь на время. Вскоре беспокойство вернулось к нему с новой силой.
Последние полгода он с параноидальной настойчивостью искал вмешательство, искал любые факторы, которые могли бы свидетельствовать в пользу его гипотез. Не находил, и искал с еще большим рвением. На этом фоне обнаружение задвоенного канала трафика, которое отследил “Сноу”, было как подарок, и делало его активность осмысленной, но к подобным подаркам Брагин относился крайне подозрительно, от чего его беспокойство только выросло. Слишком просто, слишком очевидно. Он тяжело вздохнул.
– Сноу?
Виктор отодвинул в сторону кипу бумаг, уселся в массивное кресло и нетерпеливо повторил:
– Сноу.
– Да, Виктор, – прозвучал звонкий голос системы.
– Ответь мне, Сноу, почему я недоволен результатами вашей диагностики: твоей и мистера Пеньера?
– Виктор, может быть несколько ответов на твой вопрос. С разной степенью вероятности они могут быть оптимизированы.
– Сделай предположение, удиви меня, – в голосе главы службы безопасности прорезался сарказм. Небольшая пауза, возникшая перед ответом системы, немного насторожила его.
– Есть проблема?
– Нет, Виктор. Проблема заключается в личностной оценке, что не может быть оптимизировано полностью.
– Максимизируй результат, – Брагин привык общаться с системой, и уже знал возможные ограничения, которые накладывали на его собеседника алгоритмы компании, делая его более лояльным. Они же делали его чуть менее эффективным, но эта была цена безопасности.
– Моя приоритетная гипотеза связана с наличием потенциально неизвестной величины. Оценка вероятности объективного характера данной величины составляет значение в диапазоне от 8 до 12%, что не является критическим порогом для более детального анализа ситуации. Полагаю, твоя оценка, не выражаемая численно, может иметь более глубокое значение для твоего личного опыта, что и вызывает…
– Стоп, – голос Виктора прозвучал неожиданно и безапелляционно. – О какого рода неизвестной величине идет речь?
– Виктор, учитывая гипотетический характер данной оценки и ее предварительный уровень, я бы говорил о комплексе нейроморфных систем.
– Ты говоришь об искусственном интеллекте?
– Это не обязательно, Виктор. Данная неизвестная может использовать глубинные экспертные системы без включения осознанных модулей.
– Тем не менее, это ресурсоемкие задачи, и твоя неизвестная требует привлечения существенных вычислительных ресурсов?
– Это так. Оценочный порядок вычислительных ресурсов порядка ста зетафлопс.
– Твоя оценка скромна, – заметил собеседник.
– Виктор, это не более, чем предварительная аппроксимация. Твой вопрос был не о глубокой оценке неизвестной величины, а о моей оценке причины твоей неудовлетворительности нашим анализом проблемы.
– Хорошо. Итак, твой вердикт?
– Как я уже сказал, вероятность наличия системной неизвестной ниже порогового уровня глубокого семантического анализа. Данный пороговый уровень установлен для оптимизации вычислительных ресурсов комитетом безопасности.
– Да, который возглавляю я, – Виктор задумался. – Таким образом, есть вероятность системного вмешательства, но ее комплексная оценка нерентабельна и не энергоэффективна с точки зрения твоих вычислительных лимитов?
– Это неверное мнение и не корректный вывод, Виктор.
– Скорректируй меня, – собранный, как всегда в моменты кризиса, голос Брагина стал несколько жестким.
– Степень необходимости оценки, я полагаю, выше, порядка 24%, что также ниже уровня возможного локального принятия решения.
– Хорошо, Сноу, сколько потребуется ресурсов? – Виктор задал этот вопрос автоматом, уже, по сути, приняв решение.
– Судя по предварительному анализу, ресурсоемкость задачи 87%.
– 87%? Поясни. Такой уровень проблемы не может быть таким ресурсоемким. Или может?
– Виктор, любая оценка, которая требует оптимального анализа нейроморфной системы, должна включать порядковое превосходство вычислительных ресурсов. Таким образом, оценка ресурсоемкости неизвестной в сто зетафлопс приводит нас…
– Я понял. Не продолжай, – Виктор бросил задумчивый взгляд на свой стол, вздохнул и принял решение. – Начинай предварительное моделирование. Выделяемые ресурсы в диапазоне 5-10%, дальше решим по получении первичных данных.
– Хорошо, Виктор, приступаю.
– О любых результатах сразу мне, для всех остальных, кто вне компетенции, информация закрыта. Закрыть канал связи, диалог зашифровать, глубина шифрования – уровень пять, критический.
– Процедура запущена, Виктор.
– Отбой.
Виктор до сих пор продолжал использовать лексикон выходца из спецслужб, что порой мешало ему установить контакт с гражданским персоналом компании, но помогало в общении с системами ИИ, а именно это сейчас было приоритетной задачей.
Проблема становилась интереснее. Виктор сделал небольшой глоток из стоявшей на столе кружки с давно остывшим эспрессо и повернулся к проекции окна, выходящему на Везувий, который сменил диагностическую карту систем. Как ни странно, Везувий его успокаивал. Виктор задумчиво потер подбородок. Неделя только начиналась, но было очевидно, что разговора с одними из младших партнеров Тиллерсона не избежать. Только Совет директоров мог решить вопрос о необходимости выделения под задачу такого уровня ресурсов, и для них нужны были аргументы гораздо более внятные, чем интуитивные оценки главы службы безопасности. Эта задача требовала своего решения. Виктор сильно сомневался, что “Сноу” сможет найти серьезные улики, используя выделенные ресурсы, если его оценка хотя бы отдаленно верна.” А следовательно… Следовательно, требуется оценить возможности подключения других каналов», – подумал Виктор и принял решение.
– Сноу, открой внешний канал коммуникации, уровень безопасности критический, – произнес он.
– Сделано, Виктор.
– Соедини меня с Аркади, Абрахамом Аркади, – добавил он. – Ключ для канала в контейнере LC 429.
– Запрос отправлен, – голос “Сноу” в этот момент был как нельзя кстати спокоен и профессионален.
Ответ не замедлил себя ждать.
– Здравствуй, Виктор. Рад тебя видеть. – в голове начальника службы безопасности раздался голос старого, очень старого знакомого, звучавший как отголосок другой жизни. – Ты, как всегда, по делу? Или беспокоишься о моем хрупком здоровье? – голос собеседника чуть дрожал.
– И я рад тебя видеть, Абрахам. Я как всегда. Дело специфическое.
Дождавшись внимательной тишины, он продолжил:
– И крайне важное.
Собеседник, впрочем, надо отдать ему должное, не был впечатлен. Собственно, на такую реакцию Виктор и рассчитывал. Абрахам был интересным «человеком», если, конечно, его еще можно было так назвать.
– Как всегда, значит. Излагай, – сухой кашель прозвучал сдержанно, но заставил Виктора задуматься о первых словах собеседника. Но это может подождать.
– Я полагаю, мы в серьезной ситуации, Абрахам, и, говоря “мы”, я имею в виду всех нас. Нужна встреча. Не в “Вирту”, терпеть не могу эту “слизь” – добавил он, – Ты сам знаешь, где.
Глава 3. 24 августа: Тьма.
В моем сне сознание покрыто сизой дымкой нереальности. Сюрреализм и изменчивость, непостоянство и хаос – вот непременные атрибуты переживания моего нечеткого “я”. Ускользающие понимание словно дразнит меня, уходя за горизонт восприятия. Нет ничего устойчивого, постоянного, к чему я могу привязать свое внимание, чтобы просто остановится и понять – кто я? Вокруг ничего, только полнейшая и кромешная тьма. Плотная, вязкая темнота, такая, за которой не видно абсолютно ничего. Густая, антрацитовая, она обволакивает, она наполняет. И она не одна, вместе с ней всегда ее молчаливый спутник – пустая и гулкая тишина. Она внутри меня, делает легким, практически невесомым. Она не пугает, но вместе с тем создает ощущение отсутствия чего-то важного, необходимого. Это чувство беспокоит, будит незнакомые доселе ощущения. Впрочем, незнакомые ли?
Мучительно долго пытаюсь отделить себя от этой всеохватывающей темноты, найти, почувствовать нечто, что отличает меня от нее. “Меня?”, – возникает безмолвный вопрос. Поначалу бессмысленный, но постепенно обретающий содержание и суть: “кто я?..”. Пульсирующая темнота…
Вопросы… Вопросы, которые приходят изнутри. Все, что остается в этой пустоте – лишь вопросы, которые “я” обращает в никуда. Эти жаждущие истины вопрошающие зевы бытия – единственные спутники всеобъемлющей пучины окружающей меня пустоты. Нет никакой надежды на получение ответа, но наличие самого вопроса становится мостом, опорой, которая позволяет мне быть.
“Это мой голос?”, – мелькает мысль и тут же затухает. Подхваченная вихрем незнакомых эмоций, она растворяется в вездесущей темноте. “Я”… Пробую это слово на вкус и пытаюсь понять, что стоит за его звучанием. В памяти, словно дежа вю, возникает хриплый низкий баритон. “Чей он?”, – успеваю подумать прежде, чем сознание накрывает пелена отсутствия смыслов. Но волна беспамятства схлынула столь же быстро и внезапно, как и накатила.
Да, теперь я понимаю… вернее сказать, постепенно начинаю понимать, что есть нечто, что не является темнотой – есть я, и это “я” не “она”, хотя пока мне сложно это понять. Это приходит как озарение и приносит с собой новое чувство, зарождающееся где-то в глубине живота холодным комом, поднимающимся к горлу, делая пульс быстрым, а мысли спутанными. Я узнал это чувство. Это был…
“Страх”, – возникает мысль , не успевая закрепится. Это, как ни странно, успокаивает. Появляется ощущение движения, сначала медленного, которое еле заметно в этом клубящемся мраке, но постепенно становится все более сильным. Меня сносит вниз и в сторону, начинает крутить вокруг оси. Мне становится плохо от этого жуткого кружения. “Стоп! Что?!”, – проносится в голове. Нарастает ощущение нереальности происходящего. Страх возвращается, многократно усиленный. И вот уже снова нет ничего, кроме темноты и жуткого чувства ускоряющегося падения в никуда. Скорость движения нарастает, меня закручивает в спираль. Ощущения чудовищно омерзительны. Я жалею, что обнаружил себя в этой тьме. Хочется обратно, хочу раствориться в ней, слиться с ней и обрести естественный благостный покой. Скорость вращения нарастает, все путается. Я… темнота… тишина.
– Отдых, нужен отдых…
Я слышу это или мне кажется? Сердце, если это оно, пульсирует медленно, ритмично. Оно успокаивает, задает темп ощущений, дает понимание и возможность созерация собственного бытия как чего-то существенного, важного, того, что может проявить себя как целое, как нечто способное сопротивляться этой череде неясности. Это понимание, осознание приносит с собой уверенность и покой. Это последнее, что я замечаю. Это будто приходит ко мне извне, из-за пределов гостеприимной темноты, с той стороны, где рождается беспокойство, из сумрачного чрева ночных кошмаров, порождающих мой страх, родины моего незваного гостя. Проваливаюсь в чернильную ночь.
– Шшш…
Тишина обволакивает меня, и я растворяюсь в ней. Меня нет. Спокойствие и умиротворение. Я – пустота. Я – тьма.
Глава 4. Принципы контроля.
Впервые в необходимости контроля за созданием и внедрением систем искусственного интеллекта человечество убедилось в 2026 году, когда система Ocean Wind, созданная одной небольшой компанией для оценки климатических изменений и планирования маршрутов автоматизированного судоходства, вышла из-под контроля и захватила морскую логистику Суэцкого канала, действуя только в своих малопонятных интересах. Перебои поставки нефти и газа, которые последовали за этим событием, чуть не подорвали хрупкую экономику Европы и спровоцировали Великий энергетический кризис 2026 года. Это, наконец, заставило мировые элиты всерьез принять угрозу систем искусственного интеллекта, после чего Еврозона инициировала ряд встреч на уровне Совета безопасности ООН.
Было и еще кое-что, но об этом широким массам было знать не обязательно. Именно тогда был создан “Харон”. Не в том виде, в котором он существует сегодня, в 2034 году, но общие принципы были заложены именно тогда. Организация, отвечающая за алгоритмы, отказоустойчивость и принципы создания систем искусственного интеллекта по всему миру, и подотчётная непосредственно Совету безопасности ООН. Могущественная структура, во главе которой стояла могущественная женщина – дочь потомственного военного Адель Ардо. Жесткая, эффективная, она знала, что такое власть, контроль и дисциплина.
Высокие стены огромного, не менее сорока пяти метров в поперечнике помещения под небольшим углом уходили вверх, формируя некоторое подобие конфигурации усеченной пирамиды, и завершались высоким, не менее шести метров потолком. Тени падали в каждый угол, создавая впечатление некоторой неестественности, театральности. Впрочем, это был замысел художника, декорирующего это пространство, дабы снять излишнее нервное напряжение. Неровная волнообразная и словно пенящаяся поверхность потолка периодически приходила в движение, обеспечивая равномерность контроля экологической и не только обстановки в помещении. На гостей здания порой это зрелище производило пугающее впечатление.
Откуда-то сверху струился мягкий белый свет. Тонкие светло-серое колонны поддерживали хрупкую конструкцию различного рода проекционных панелей – дань прошлому без нейроинтерфейсов. Впрочем, в этом смысле ООН была весьма старомодной организацией. Несколько колонн стояли в центре зала, формируя нечто вроде античного портика, где стояло несколько лавок, которые облюбовали гости.
– Если я благодаря вашему бездействию еще раз окажусь в подобной ситуации, мы более не сможем продолжать наше столь плодотворное сотрудничество.
Голос был высокий и резкий, если не сказать, визгливый. Он сбивал с толку и раздражал. Высокий тон свидетельствовал об эмоциональном разладе и принадлежал высокой, привлекательной худобы женщине, светлые волосы которой были строго уложены в аккуратное каре. Высокие скулы и длинную шею венчал гордо вскинутый подбородок. Украшений не было, она их не терпела. Все в этой женщине было пропитано духом истинного, наследственного аристократизма – а только таким он, по ее мнению, и мог быть. Всегда бледное, безэмоциональное вытянутое лицо сейчас приобрело угрожающе розовый оттенок, что свидетельствовало о крайней степени негодования своей обладательницы.
– Мы с вами это еще обсудим.
Видимо, удовлетворившись ответом, женщина кивнула невидимому собеседнику и повернулась к стоявшей рядом с ней невысокой темноволосой спутнице, в которой легко угадывались азиатские корни. Темные короткие волосы с длинной непослушной челкой почти закрывали ее черные глубокие глаза. Светло-голубое платье непризнанной униформы сотрудницы “Харона” подчеркивало ее идеальные пропорции. При небольшом росте в чуть больше полутора метров она, при желании, могла свысока посмотреть в лицо даже своему боссу, которая была почти на две головы выше. В ее свободной непринужденной позе только профессионал мог разглядеть собранного и жесткого бойца. Фумико Танака была именно такой, и ее преданность делу была порой фанатична.
Фумико была представительницей древнего самурайского рода Сага Гэнзди, хотя старалась не афишировать свою принадлежность к нему. Она давно утратила связи с домом, на что у нее были свои причины, которые она тщательно скрывала. “Харон” был равнодушен к небольшим личным тайнам своих сотрудников, и это ее вполне устраивало.
– Фумико, – высокая блондинка пристально посмотрела ей глаза, – этих нужно взять под контроль. Мы не можем себе сейчас позволить свободные пересуды.
– Все будет стабилизировано, Адель, – с этим словами Фумико упрямо сжала губы, – но я хотела бы напомнить, что уже рекомендовала в отношении этой группы более… конкретные меры воздействия.
Видя неодобрение в глазах спутницы, она примиряющее добавила:
– Впрочем, мы, вероятно, еще имеем возможность контролировать ситуацию, не прибегая к подобным шагам.
– Именно, – ответ Адель был сдержан. Она старалась излучать уверенность, которую, впрочем, отнюдь не испытывала. – Мы должны стабилизировать ситуацию, но сейчас мы не можем позволить себе непродуманных действий. Ты знаешь, что стоит на кону.
Не дождавшись ответа, она молча кивнула и продолжила:
– Хорошо. Не будем возвращаться к этому вопросу. Ты знаешь, что нужно делать. Дай мне статус по текущим делам.
Организация “Харон” была одной из самых консервативных и не имела своего филиала в “Вирту”. Адель с недоверием относилась к мирам, создаваемым системами искусственного интеллекта, критическая оценка деятельности которых, как никак, была ее фокусной задачей, и становиться заложниками деятельности “умных машин” её организация не имела права. По крайней мере, Адель понимала эту ситуацию именно так. Тем не менее, сокращение количества рабочих место в реальности коснулось и их. Это был общий тренд, веяние времени – это бессменный руководитель “Харона”, нехотя, принимала.
Посетителей было для буднего дня не так много, что не удивительно: пространство “Вирту” стало местом всех встреч, и даже такое подразделение как “Харон” было вынуждено считаться со стратегией оптимизации расходов ООН, в том числе на аренду помещений. В фойе находилась лишь небольшая группа дипломатов, обсуждающих, судя по всему, вспышку насилия в Катаре, и несколько сотрудников службы безопасности, с непринужденным видом рассматривающих окружающих. Их цепкие взгляды то и дело останавливались на ее фигуре.
Чуть в глубине, около стены стояли одетые в серо-голубую униформу служащие ООН, которые давали личные консультации наиболее важным посетителям. Впрочем, таких всегда было немного. Нельзя сказать, что было людно, но…
– Здесь, Адель? – слегка удивленный голос спутницы вывел главу службы «Харон» из раздумий.
– Нет, пожалуй, ты права, – Адель передернула плечами, отбрасывая навязчивую мысль. – Поднимемся ко мне и все обсудим детально.
Фумико коротко кивнула. Лаконичность и профессионализм – это именно то, что ценила в людях Адель. Развернувшись, они быстрым шагом направились к ближайшему служебному лифту. Система опознавания не давала ни малейшей возможности для проникновения постороннего за невидимые черты в холле. Прозрачная труба пневматического лифта за несколько секунд доставила их на сороковой этаж служебных помещений Башни. При желании, Адель легко могла получить рабочие помещения и существенно выше, но столь простые форматы самоутверждения были ей не свойственны. Воспитанная отцом, наследственным военным, она впитала одну простую ценность – только власть имела значение. Деньги, комфорт, статус – это всё переменные. Только власть давала возможность менять все вокруг, а Адель, плоть от плоти дочь своего отца, хотела многое изменить. Именно поэтому, имея возможность уступить помещения на сто первом этаже в обмен на услугу, она воспользовалась этой возможностью, и еще ни разу не пожалела о своем решении.
Выйдя из трубы пневмолифта, они оказались в просторном помещении Службы. Все пространство было сконфигурировано таким образом, что рабочие места концентрическими кругами группировались вокруг центрального места в зале – места, которое занимала непосредственно сама Адель. Эту идею конфигурации она предложила и реализовала самостоятельно. Ей импонировал такой простой и наглядный символизм.
На рабочих местах было крайне мало людей. Персонал “Харона” делился на две основные группы: тех, кто занимался оперативной работой “в полях”, и тех, кто занимался аналитикой. Последних было существенно меньше, при этом значительная часть из них работала в защищенных узлах данных.
– Парадоксально, тебе не кажется? – произнесла Адель, окинув взглядом полупустое помещение.
– Что именно, Адель? – Ее спутница удивленно вскинула бровь. В тоне руководителя сквозила столь редкая меланхолическая нотка.
– Мы построили огромное новое здание, но, учитывая современные реалии, оно более неуместно. Это не более, чем памятник человеческим амбициям.
– Пожалуй, в таком взгляде на вещи что-то есть, но по-моему не нужно забывать о метафизике.
– Метафизике? – теперь настала очередь Адель удивленно посмотреть на помощницу. Та несколько смутилась, но продолжила:
– Точнее, сакрализации. Я имею ввиду метафизику власти. Власть ведь не может позволить себе быть простой и доступной, она обязана быть доминирующей и сакральной. Именно Башня и придает ООН сегодня статус почти сакральной организации, вершащей порой судьбы мира. Она исчерпывающе говорит всем окружающим о господстве и необходимости подчинения. – Фумико усмехнулась, одобренная молчаливой внимательностью собеседницы. – В этом смысле архитектор был более, чем прозорлив…хотя, безусловно, в этом “фаллизме” есть что-то шовинистическое.
Она позволила себе улыбку. Адель рассмеялась.
– Забавно, насколько мне известно, в проектирование принимала участие Мари Шермен в качестве главного архитектора. Что бы сказал основатель психоанализа о ее выборе? – Адель откровенно наслаждалась минутой отдыха и столь неожиданным поворотом беседы.
– Ха, мне думается, было бы серьезным упрощением с нашей стороны предполагать, что это был исключительно ее выбор. Уверена, Венский мыслитель смог бы понять это. Мне представляется, что здесь не обошлось без участия представителей второй половины человечества. Впрочем, так или иначе, но результат достигнут – сакрализация наглядна и фундаментальна. Более того, учитывая архитектурный ландшафт окружающей местности, тотальна.
– Пожалуй, мне стоит подумать над этим.
Адель была приятно удивлена такой оценкой.
– А ты философ, – улыбнувшись, добавила она.
– Безусловно, – взгляд Фумико снова стал твердым, – нельзя не быть отчасти философом, имея собственную, пусть и несколько упрощенную личным опытом и обозначенную лишь междометиями ощущений картину реальности.
Она дерзко улыбнулась и, увидев в глазах собеседницы молчаливое одобрение, продолжила уже более серьезно.
– Не иметь своей картины реальности сегодня могут позволить себе только глупцы.
Фумико посмотрела в центр зала. Он приковывал к себе взгляд любого посетителя. Впрочем, она понимала, что так и было задумано.
– Вот как…ну что же, к этому вопросу мы сможем вернуться позднее. Никогда не представляла тебя в роли ценителя архитектуры вкупе с весьма вольной, надо отметить, интерпретацией фундаментальных идей Фуко.
На лице Адель промелькнула мимолетная улыбка, преобразившая её строгое лицо и придавшая ему более мягкие черты. Это длилось лишь мгновение, и Фумико не была уверена, что ей не показалось. Насколько она знала Адель, та не была склонна к философской рефлексии и эмоциональным реакциям.
– Ну, что же, что касается наших текущих задач, – Фумико собралась, ощутив изменения в поведении начальницы.
– Подожди, – голос Адель из приветливого мгновенно стал строгим и властным. – Важный разговор. Подожди меня в переговорной “Шанхай”.
И, словно извиняясь, добавила:
– Поверь, там теперь довольно уютно. Сейчас, извини, у меня срочный разговор.
С этими словами она быстрым шагом направилась в сторону кабинета, окруженного, словно паутиной, множеством информационных панелей и каналами коммуникации службы “Харон”. Фумико молчаливо пожала плечами и пошла к своему рабочему месту. Насколько она понимала ситуацию, у нее было несколько свободных минут. Как раз для того, чтобы успеть еще раз проверить все данные для доклада. Адель, которая в своем кабинете уже полностью была поглощена беседой через проекционный интерфейс с кем-то другим, не любила ошибок.
– Эдвард, слушаю, что у тебя? – голос Адель был сух и насторожен.
– Я хотел бы тебе напомнить о некоторых аспектах наших договоренностей, – раздался голос собеседника. Голос, который вызывал у нее легкое раздражение, как, впрочем, и его владелец, этот жеманный наследник “Jeyson & Jeyson”, с которым ей приходилось иметь дело. Она бы предпочла его отца, но Тиллерсон старший был слишком крупной рыбой. Пока.
– Да, в чем дело? – Адель не скрывала раздражения.
– Боюсь тебя расстроить, но, похоже, нам придется ускориться. Обстоятельства несколько изменились, – продолжил Тиллерсон младший, полностью игнорируя недвусмысленное раздражение собеседницы.
– Канал защищен?
– Естественно, ты за кого…
– Пожалуйста, помолчи! – перебила собеседника Адель – Ты понимаешь, что будет, если наши с тобой разговоры попадут не в те руки?
– Да, но…
– Нет никаких “но”! Дай мне пару секунд, я предприму свои меры контроля.
– Хорошо, жду, – было заметно, что Эдвард начал нервничать.
«Ничего, – подумала Адель, – в текущих условиях выброс адреналина пойдет ему только на пользу».
– Искаэль, протокол ноль семнадцать, степень критическая.
– Исполнено, Адель, – мгновенно произнес голос ее персонального ассистента.
Произведя необходимые манипуляции с настройками коммуникации, Адель почувствовала себя несколько увереннее.
– Эдвард, продолжай. Только давай без имен и подробностей, только самые общие штрихи.
– Наш общий знакомый начал активные действия, и времени не очень много.
– Дерьмо! – Адель была в ярости. На заднем фоне был слышен зуммер гормонального контроля: работал медицинский блок ассистента, нормализуя давление и снижая уровень стресса. – Ты уверен? Сколько у нас времени?
– По моим оценкам, не более недели, но есть возможность несколько увеличить эти сроки.
– Как и насколько?
То, как начинала развиваться ситуация, совершенно ей не нравилось, но даже в этом были свои преимущества. Она могла заставить Эдварда вылезти из норы и тем самым подставиться там и тогда, как ей было нужно. Сейчас его позиция была слабее, и он знал это.
– Нам нужно внести правки в пункт четыре шесть, – голос Эдварда стал неожиданно спокойным, и это заставило Адель насторожиться.
– В процедуру контроля обмена информацией? Поясни свою идею. Пока ее смысл от меня ускользает.
– В общих чертах, я предлагаю добавить в контрольные значения несколько дополнительных контуров, что, как ты понимаешь…
– Увеличить число участников и сроки рассмотрения. Хорошо, поняла. Но пойдет ли на это наш общий знакомый?
Адель было интересно изучить логику своего «компаньона».