Знакомой дорожкой побрёл я домой, усталый немножко, немножко хромой. Гляжу – вот так штука: собою важны, навстречу без звука шагают штаны, топча оголтело щетину травы — без ног и без тела и без головы. Штанина пустая взметнулась над пнём, нелепо мотая широким ремнём.
От этих ужасов у Натки трясучка сразу началась, и, будто бы играя в прятки, под стол девчушка забралась. Но Саша в порванной рубахе и с сердцем воина в груди её одёрнул: «Что за страхи? Всё под контролем, выходи.»
5. Завершение истории со штанами
Штаны бестолково мотали ремнём, и пряжка сурово сверкала огнём. С нахальством бандита, средь белого дня, попёрли сердито штаны на меня, но в буйстве коротком, надумав шалить, забыли, что шмоткам нельзя меня злить. И прежде, чем смело послать их в утиль, я палкой умело из них выбил пыль. Штаны закачались, роняя ремень, и в чащу помчались быстрей, чем олень. А я, вслед им глядя, присел на пенёк и сплюнул в досаде: ну что за денёк!
«И как же ты не струсил, Саша? Я бы, ей-богу, умерла!» — дрожащим голосом Наташа произнесла из-под стола. Ответил брат, зевая сладко: «Крепись: кошмары впереди. Вот только чаю выпьем, Натка… Всё под контролем, выходи.»
Комната смеха
1. Погоня
По лéсу настырно и ловко с ехидной ухмылкой кривой за волком гонялась морковка, мотая торчащей ботвой. Казалось, ежи и зайчишки, и даже слепые кроты, от смеха трясясь, как малышки, вот-вот надорвут животы. На радость звериному люду волк в панике начал орать: «Не буду, не буду, не буду тебя тошнотворную жрать!» Тропинок не видел он толком, но чуял врага позади. Морковка бежала за волком, грозя ему: «Ну, погоди!»
2. В любую погоду
У дома деловито следила детвора, как Миша и Никита скандалили с утра.
– Ты гвоздя не вбил ни разу. – Ты хвастун и обормот. – Ты в осколки грохнул вазу. – Ты загнал кота в компот.
Закапал дождь по крыше, спугнув ребят с мячом. И лишь Никите с Мишей всё было нипочём.
– Ты трусливее зайчонка. – Ты шумливее собак, но дерёшься, как девчонка. – Сам ты плакса и слабак.
Раздался грохот грома, и обезлюдел двор. Но не смолкал у дома душевный разговор.
– Недоразвит ты спортивно. – А ты каши мало ел. – Слушать мне тебя противно. – Ты мне тоже надоел.
3. Хитрая уловка
Явившийся с кухни хромой табурет и стул, от царапин рябой, в гостиной, отважно ступив на паркет, боксёрский затеяли бой. Буфет с интересом за ними следил, а толстый диван поединок судил.
Сходились боксёры в атаке немой: удары отвешивал стул, при этом соперник, хотя и хромой, брыкался, как бешеный мул. В азарте буфет содрогался порой. Диван вскоре вымолвил: «Раунд второй.»
Стул знал, вероятно, какой-то секрет, коль смог победителем стать: задрав кверху ноги, упал табурет и начал вовсю хохотать. Буфет накренился. И, точно болван, на эту картину воззрился диван.
Когда отсмеялся и на ноги встал, судье доложил табурет, что стул втихомолку его щекотал — вот в чём пораженья секрет. Буфет хлопнул дверцей. Диван хохотнул и в стул здоровенной подушкой метнул.
4. Торговля
Мышка вышла из домишка, волоча мешок с трудом. Очень скоро эта мышка постучалась в кошкин дом. Кошка сонно дверь открыла, шаль расправив на спине и, зевнув, проговорила: «Завтрак сам пришёл ко мне.» Мышка бодро отвечала, развязав тугой мешок: «Не дури. Купи сначала в дом стиральный порошок.» Зашипела кошка дико: «Свой товар под хвост засунь!» Мышка молвила: «Купи-ка против перхоти шампунь.» Взвыла кошка: «Я устала от услужливых мышей!» Мышка ей прощебетала, улыбаясь до ушей: «Ты красива и зубаста. Хочешь замуж за кота? Вот тебе зубная паста, чтоб не пахло изо рта.» Кошка глазки закатила, нервно звякнула серьгой, деньги мигом заплатила и толкнула дверь ногой. Тяжело вздохнула кошка и, утратя силы вдруг, собралась вздремнуть немножко… Но опять раздался стук. Не держали кошку ноги, стала дрожь её мотать: мышь торчала на пороге, продолжая щебетать: «Чтобы мне с тобой два раза тары-бары не вести, гель для чистки унитаза ты должна приобрести.» Кошка в обморок свалилась, испытав сердечный шок. Мышь с ухмылкой удалилась, за спиной таща мешок.
5. Способный ученик
Под крышкой, сдвинутой небрежно, кипя на газовой плите, пузатый чайник булькал нежно о поднебесной красоте. Он выводил свои рулады душевным тенором певца, и чашки слушать были рады его романсы без конца, манера свиста и кипенья была у чайника своя, но знали все: искусство пенья он перенял у соловья.
6. Зеркало
Как смутные лики, на зеркале блики мерцали в шкафу платяном. И в зеркале этом зимою и летом весь мир представлялся вверх дном.
Стол горбил коленки, гуляя по стенке, подсвечник висел в пустоте, пол выглядел прудом, а кресло – верблюдом, стоящим на гибком хвосте.
И в зеркале этом щенок был одетым в доспехи со шлемом стальным, а доблестный Петя ловил кашу в сети — и всё было жутко смешным.
Тетрадок страницы порхали, как птицы, в буфете сирень расцвела. Понять это трудно, и всё же как чу́дно в такие смотреть зеркала.
Соперники
Дед Мороз посеял боб, закопав его в сугроб, а метель зудела: «Лучше места не нашёл? Не с ума ли ты сошёл?» Но не в этом дело.
Дело в том, что Дед Мороз сам в сугробе этом рос и шалил нехудо, чтобы мудрым стать потом, чётко знающим о том, где посеять чудо.
Продолжала вьюга пляс, и примерно через час боб в снегу проснулся и, пробив ростком сугроб, как развесистый укроп, кверху потянулся.
Шелестя, он рос и рос выше елей и берёз — прямо как из пушки. В кроне тренькал соловей, и пестрели меж ветвей детские игрушки.
Был доволен Дед Мороз и, растрогавшись до слёз, прихвастнул в запале: «Никаких сомнений нет, Санта-Клаус, мой сосед, сможет так едва ли!»
Волшебница Природа
Осеннее
Мокнет поле, травой заросшее, и простуженный лес качается. Скоро землю скует мороз. Что поделаешь, все хорошее почему-то всегда кончается. Ляг у печки, мой верный пес.
Ты заметил, с какой усталостью ель стекло вытирает лапою? Слышишь крик журавлей вдали? Помнишь, вслед помахал нам с жалостью подосиновик красной шляпою?.. Ну пожалуйста, не скули!
Мы с тобою прошли порядочно — как метелка, твой хвост болтается, и уныло опущен нос. Говорят, если дров достаточно, все хорошее повторяется. Ближе к печке, мой добрый пес!
Превращения
Птицей облако летело в синеве навстречу дню. Обогнать оно хотело неуклюжую родню и, спеша необычайно заслужить спортивный приз, в тучку врезалось случайно, и дождём скатилось вниз, расплескалось, встрепенулось, зажурчало ручейком и уснуло. И очнулось одуванчиком-цветком.
Однажды весной
Как-то в начале весны, на парашюте лучей с ветки мохнатой сосны прыгнуло солнце в ручей. Ветер, тревогой гоним, в алой накидке зари бросился следом за ним, бодро пустив пузыри. Ширился талый поток, песни журчала вода, солнца яичный желток плыл в окружении льда. Таяли зимние сны, их уносила волна. Вечером с той же сосны прыгнула в воду луна.
Кот под луной
У кота темнота на усах. Кот непрочь слушать ночь в небесах.
Звёздный свет шлёт привет от сверчка. Видит сны глаз луны без зрачка.
Чёрный кот стережёт свою тень. Тень дрожит и бежит под плетень.
Коль она, как волна, ускользнёт, станет бел, будто мел, чёрный кот.
Дождь запел
Дождь запел, воро́н смутив, и, чуть погодя, подхватил ручей мотив песенки дождя. Ветер, словно соловей, вымокший слегка, стал подсвистывать с ветвей песне ручейка. И листвою шевеля, слышимо едва диктовали тополя ручейку слова. Лужи булькали вокруг, вторя тополям солнце, вышедшее вдруг, пело воробьям. И теперь со всех сторон пели млад и стар, даже несколько ворон затянули: «Кар-р!»
На прогулке
Мчатся пчёлы к сотам, а неподалёку ёж проворно тащит на спине грибок. Кто там, кто там, кто там лижет меня в щёку? Это мой приятель — грустный ветерок.
Братец, ты несносен. Ну скажи, ответь мне: что тебя волнует так уж горячо? «Осень… осень… осень…» — всхлипывает ветер и листвою жёлтой сыпет на плечо.
Прощание
Песенку негромкую диктуя ветеркам, дедушка с котомкою шагал по облакам. Падали непрошено в котомку старичка звездочки-горошины из месяца-стручка. Шел он в дали вечные с охапкою невзгод. Радовались встречные: уходит Старый год. Звёзды утешительно швыряя по бокам, дедушка решительно шагал по облакам.
Огонь
Не зверёк и не цветок, добродушен и жесток, то тихоня, то шалун, то прожорливый колдун, он, мотая бородой, дико пляшет за едой и, когда наестся, всё ж корчит сотни страшных рож, и грозится сотней рук, как разгневанный паук. Но бессилен он, пока не дождётся дурака, чтобы тот ему помог ночью выйти за порог. Тут уж Боже упаси — только ноги уноси!
Метель
Мял ветер деревья в объятьях и тучи в охапку сгребал. Как школьницы в праздничных платьях, снежинки спешили на бал. Растила зима их, старалась, как барышень их одевать. А нынче метель разыгралась, чтоб их научить танцевать. Метель услаждала их пеньем, любая была ей как дочь. Спешили снежинки с волненьем на бал в новогоднюю ночь. Они до утра не ложились и над паутиной дорог в стремительном вальсе кружились, от счастья не чувствуя ног.
Зимняя ночь
В снежной ткани дорога бела. С горки сани летят, как стрела. В лунном свете, подковой звеня, скачет ветер в обличье коня.
Конь упрямо чеканит свой бег. В санках дама, одетая в снег, лихо мчится с ватагою стуж. Зверь и птица скрываются в глушь.
Свет звезд за хвост ловят лапы тьмы. Льда звон, вьюг стон — в хохоте зимы.
Когда сосульки падают
Мороз в халате доктора, чтобы прогнать хворобы, целительным дыханием касается щеки. Сосульки мягко падают в пушистые сугробы, и на сугробах стайками растут снеговики.
Растут они, мохнатые, как иней на ресницах, от каждого прохожего наивно ждут чудес. И, может быть, поэтому на круглых белых лицах застыло удивление и жгучий интерес.
Снеговики задумчиво в метель у дома бродят, ночлега и пристанища не просят никогда. Но как-то тихим вечером куда-то вдруг уходят… Мороз в халате доктора, не скажешь ли куда?
Прекрасная госпожа
Госпожа Вода, госпожа Вода, как блестит ваш взгляд, как журчит ваш смех! Вам к лицу всегда, госпожа Вода, голубой наряд, белоснежный мех.
Слабнут холода, госпожа Вода, делается вам скучно взаперти. И бог весть куда мчитесь вы тогда, сея сор и хлам на своём пути.
А в конце весны вы слегка грустны, царственная дочь тающего льда. И скользите вы каплей синевы из ладоней прочь, госпожа Вода.
Под музыку
Шмель в еловой чаще песенку жужжал, с песенкой журчащей ручеёк бежал. Удался вороне мелодичный крик, воробьи на клёне пели «чик-чирик». Кот, на льва похожий, замурлыкал вдруг, в этот день погожий пело всё вокруг. Песню алой розе ветер напевал, дятел на берёзе такты отбивал. Звонче с каждым часом в дудку дул июль, и бутылка с квасом пела «буль-буль-буль». Соловью толково подвывал щенок. Лишь Синицын Вова спал без задних ног.
Вечер на Земле
Костёр развесил дым у берега реки. Под облаком седым резвятся ветерки. Несёт луну вода в раскрытую ладонь, и за звездой звезда влекутся на огонь. Кувшинки шевеля, струится в ночь река с известьем, что Земля не слишком велика. И чтоб не намудрить в поступках, должен ты планете подарить ладошку доброты.
Октябрьский ветер
Солнце, будто ржавая побелка, с елей осыпалось по двору. Ветер, как резвящаяся белка, шишками кидался в детвору. Шишка приголубила Валеру по́ носу, и мальчик сгоряча ветру, шаловливому не в меру, вмазал половинкой кирпича. В буйном настроении сезонном лихо просвистев над головой, ветер разлетелся по газонам жёлтою осеннею листвой.
Беспокойная ночь
Чирикала ночь в окошке, звездой норовя блеснуть, и кажется, даже кошке мешала она заснуть. Ворочались пчёлы в улье, вздыхали цветы в горшках, по дому бродили стулья в шнурованных башмаках, собачка из пластилина таращилась на луну, но в мантии властелина рассвет подошёл к окну. Он молвил, венцом сверкая и взор устремляя ввысь: «Да что ж ты за ночь такая? А ну-ка, шалунья, брысь!»
Починка
Под дождиком ромашка с испугом убедилась, что небо, как рубашка, местами прохудилось. Ромашка, в тусклом свете смахнув с листа песчинку, надеялась, что ветер возьмётся за починку. И ветер, чтобы срочно рубашку сделать новой, заштопал небо прочно иголкою сосновой. Дождь кончился мгновенно, как при нажатье кнопки. И солнце постепенно сожгло следы от штопки.
Вечером у окна Синий вечер настал. Прыгать ветер устал. Но не угомонился.
Рвётся-пляшет во тьму, веткой машет. Кому? Подозрительно как-то.
Тени скачут, на пне. Ветер плачет луне. Очень ей интересно.
Однажды у нас над балконом июльским безветренным днём прикинулась туча драконом, который плевался огнём. Рыча громогласно и гадко, он шею к балкону тянул. Проворно схватил я рогатку и камнем в дракона стрельнул. Мелькнула в горячке мыслишка, что он учинит мне скандал. Но этот крылатый трусишка дождём проливным зарыдал.
