Ваня Кирпичиков
Грамота
В жизни Димки после окончания школы не было никаких ярких событий. Все происходило уныло и серо. Получив среднее образование, Димон с помощью чудесных сил устроился на работу на какой-то местный заводик, где бесконечно отвинчивал и закручивал какие-то болты. Ему так надоела эта монотонная процедура и так глубоко в сознании-подсознании засели эти железки, что, идя домой после трудового дня, он крутил глазами по углам улицы в надежде найти болты и гайки. Во сне он бесцельно вертел плоскогубцами и гаечными ключами эти металлические штучки. При этом ворочался на своей кровати, а она издавала некоторый шум, так как была скреплена болтами и гайками, которые Димка принес с завода.
Светлого в жизни не было. Не могло. Ничего. Все возможные радости сожрали вездесущие болты и гайки. Они суть и смысл жизни. Но были воспоминания. Школьные. И среди них было событие, когда Димке в актовом зале школы вручали грамоту за какие-то успехи. Это было единственное поощрение в его парадоксальной жизни-нескладухе. Никто и никогда его больше не благодарил. Димон сохранил этот экспонат и вершину своего пути. Этот листок гордо висел над диваном и светил ярким прожектором, озаряя мрачную говно-комнату. Все предметы жилья с завистью лицезрели грамоту. Они стонали, рыдали от невнимания к ним со стороны хозяина и гневно чертыхались, матерились, когда Димон с любовью поглаживал похвальный лист-любовницу, пуская ностальгические слезы умиления. “Прелесть моя”– говорил обладатель грамоты, любуясь своей наградой. Она, как маяк, освещала жуткое хранилище тела, являясь островком надежды в мире мертвых. Димончик, созерцая ее, получал истинное художественное наслаждение.
Когда приходили гости, обладатель клада-грамоты торжественно вел их к этому очагу мироздания и всячески расхваливал себя, а также сам пылающий энергией документ. Пришедшие сначала с интересом слушали одоподобные речи-фейерверки Димки, однако, измучавшись от длительности ласкающих ухо песен о незримом мегаподвиге, старались перевести шизомонолог хозяина в другое русло. Большинству не удавалось и они уходили, бежали в панике. Димон оставался наедине со своей любовью. Ему не понятно было, почему товарищи не проникались душевными речами, почему, потупив глазки, смотрели куда угодно, но только не на надоевшую им грамоту.
