Ваня Кирпичиков
Приют
Вдруг это вязкое и гадостное болото, именуемое жильем, разорвал смех. Иронический. Игривый. Причина поперхнулась, Истина удивилась. А мать обернулась, но только не на субъект возможного смеха – своего сына. Она искала источник радости, крутя по сторонам своей надстройкой тела – головой. Обозревала, но не глядела вглубь. И только повторный, ехидненький смешочек заставил ее сфокусировать свой блуждающий взор на Богданчике. Это он так радостно смеялся. Мать, не веря себе и кому-то Тому, подошла к своему дитя. Богдан продолжал заниматься необычным и удивительным для себя делом. При этом подмигивал матери. Совсем по-взрослому. Как будто, что-то знал. Своим подмигиванием он что-то предвещал. Как будто хотел сказать матери, что ее скоро ожидают какие-то события, о которых она знает. Матери даже почудились слова, обращенные к ней: ” Ну что? Жди. Скоро и тебя это ожидает ”. Опустив ребенка на пол, она обратила внимание на жизнь за окном-оградой – там тоскливо и чинно двигалась похоронная процессия. Унылая музыка и отупевшие взоры шествующих обволакивали себя погребальным коконом, не пускали в свой вечный туннель.
Богдан, перестав восхищаться чудомероприятием, снова начал рыдать. Как прежде. Завывая от собственной безысходности. Мать вернула сынка на насиженное место-одр – дитя успокоилось, и в комнате-погребе зазвучал смех. “Так вот в чем причина радости!” – подытожила свои умозаключения мать. Но вскоре музыка стихла за окном, движение под руководством усопшего исчезло, и Богданчик заревел, выпуская извне слезы отчаяния и глумления над собой или над матерью. Причина улыбалась, Истина восторгалась.
Жизнеоборот приобрел устойчивые формы – Богдан занялся своим привычным делом – стал плакать. Мать ждала следующих похорон, а Богдан непрестанно подходил к матери, дергал ее за юбку и молчаливо спрашивал, почему нет полюбившегося ему кино-мультика с броскими персонажами и героем в деревянной кроватке. Маманя успокаивала его, обещала скорые скоморошные похороны с манекенами-людьми и немым весельчаком в сосновом ящике-челюсти. Наконец, через две недели за окном образовалась приятная глазу матери и Богдану картина – похоронное шествие. Мать и сын были безмерно счастливы. Любимый ребенок смеялся. В его смехе можно было уловить ноты злорадства, иронии. А в глазах – озорство, шутку, насмешку, торжество. Он подмигивал матери, и как казалось ей, хотел сказать: ”Ты помнишь?!” Но прохождение торжественным маршем с песней все равно заканчивалось, и дитятко возобновляло свои слезопускания, нервируя свою соседку по парте – мать.
Дабы мимолетно разукрасить свою псевдожизнь, мама ходила в церковь и молила всех, кто был нарисован на стенах – богов, амуров, херувимов, серафимов и других деятелей науки и искусства, чтобы количество похоронных обрядов-шествий возле ее окна резко возросло. Но помогли не они, а вездесущие олигархи ада – суккубы и инкубы, которые краем уха услышали просьбы. И действительно, некоторое время Богданчик радовался чаще, чем обычно. А вместе с ним мать и…суккубы с инкубами. Но мольбы надоели чудакам из преисподней, и посему малыш снова взялся за любимое дело, заполняя надоедливую комнату своими сточными водами из глаз-канав.
