Василий Гавриленко
Смотрящая в бездну
Соня Маршал
Иногда взрослые задают детям глупый вопрос: «Кого ты больше любишь: маму или папу?». Обычно после долгого раздумья ребенок говорит, что любит обоих родителей одинаково. А вот Соня Маршал, когда была маленькой, на этот вопрос без тени сомнения отвечала: «Маму». Можно себе представить этого вопрошателя, если б отец Сони, уже знакомый нам Фил, стоял рядом и все слышал. Взрослый поневоле смутился бы и начал сбивчиво рассказывать об урожае кукурузы в округе, о погоде и выборах президента. В общем, Фил слегка недолюбливал свою двенадцатилетнюю дочь, тем более что, кроме нее, в семье был еще двухлетний Рики – его любимец.
Соню нельзя было назвать красавицей. Внешности она была обыкновенной. Похожих на нее девочек можно встретить в любой школе – темные волосы, слегка вздернутый веснущатый носик, короткий подбородок. Отличали ее и выделяли из толпы зеленые глаза – почти изумрудные, и светлая прядь в волосах, ниспадающих на лоб.
До того, как Фил потерял работу, отношения между ним и дочерью развивались неплохо, однако потом раздражительность отца семейства возросла, и он еще сильнее допекал Соню своими нудными нравоучениями. Девочка, самолюбивая и своенравная, как многие подростки, отвечала капризами. Но Анжела, мать Сони, будто утюгом сглаживала острые углы в отношениях между отцом и дочерью, и конфликты бывали недолгими. Хуже было то, что Соня часто не ладила со своими одноклассниками. Поэтому она обрадовалась, когда Фил, приехав из Ихтиандра, продемонстрировал домочадцам документ, из которого следовало, что они теперь обладатели дома в этом самом Ихтиандре.
Маршалы загудели, как пчелы в потревоженном улье. Они паковали вещи, носились по надоевшей квартире, которую им выделили в бывшей конторе Фила и теперь забирали обратно. Маленький Рики с любопытством глядел из своего манежика на происходящую суету. Он, казалось, все понимал и тоже был рад смыться отсюда.
Фил, отдуваясь, грузил вещи в нанятый грузовик. Ему помогал шофер – низенький неразговорчивый парень. Несмотря на скромный рост, он работал за пятерых, и скоро дело было в шляпе, то есть, в кузове. Выехать решили после обеда. Оставалась уйма времени, и Соня захотела попрощаться с Кэти – единственной девочкой в классе, с которой она дружила.
Кэти жила с бабушкой в небольшом доме на главной улице. Мамы и папы у нее не было, и если кто-нибудь спрашивал о них, Кэти смущалась и отходила в сторонку. При случае она могла отвесить подзатыльник особо приставучему мальчишке, причем выглядело это вполне сносно. Соня втайне восхищалась смелостью Кэти.
Кэти играла во дворе с сенбернаром. Увидев Соню, она схватила пса за ошейник, хотя тот и не думал бросаться на гостью.
– Уезжаешь? – спросила Кэти. В ее больших глазах светилась грусть. В городке новость об отъезде Маршалов знала уже каждая сорока.
– Да, уезжаю, – подтвердила Соня. – Знаешь, есть такой город – Ихтиандр?
Этот Ихтиандр казался Соне неземным местом.
– Ихтиандр? – Кэти удивленно вскинула брови.
– Это на севере, – пояснила Соня. – Кэт, я хочу кое-что тебе подарить.
Она протянула Кэти свой старый плеер. Та даже рот разинула, пораженная щедростью Сони.
– Это тебе на память. Ну ладно, Кэти, мне пора. А то еще уедут без меня!
– Подожди! – воскликнула Кэти и, отпустив сенбернара, побежала в дом. Собака, даже не взглянув на Соню, направилась вслед за хозяйкой и улеглась на крыльце, положив лохматую голову на передние лапы.
Кэти вернулась, неся что-то в руке. Она положила принесенную маленькую вещь в руку Соне, и та, поблагодарив, заспешила обратно. До отъезда оставалось совсем немного времени. По дороге она все же успела утолить свое любопытство и рассмотреть подарок. Это был простенький самодельный медальон, сердечко на шелковом шнурке с надписью: «Кэти от папы». Соне стало не по себе: «Зачем я взяла его? Почему не посмотрела? Наверно, он ей был очень дорог!». Но возвращаться было поздно. На бегу Соня надела шнурок на шею и спрятала сердечко под кофту. Она торопилась и правильно делала. Фил Маршал, сердито сопя, спешил ей навстречу.
– Где ты шляешься? – закричал он.
– Я только на минуту отлучилась, – ответила Соня.
– Минута у тебя резиновая! Ты хоть знаешь, сколько на часах?
Соня промолчала: она и вправду не рассчитала времени.
Грузовик, наполненный вещами, нетерпеливо тарахтел мотором. Анжела стояла рядом с ним, одетая по-походному: старые джинсы, еще более старая болоньевая куртка. Тем не менее, даже в таком наряде Анжела выглядела на миллион. Соня гордилась красотой своей матери.
Девочка юркнула в кабину. Следом за ней – Анжела с Рики на руках. Шофер хотел закурить папиросу, но в присутствии дам не решился. Грузовик выехал со двора. «Фольксваген» с Филом за рулем, тоже набитый вещами, последовал за ним.
Машины поползли по улицам города, и вдруг навстречу им выскочил длинновязый человек в черном плаще. Увидев небольшую колонну, он замахал рукой и что-то закричал. Фил сжал зубы и показал человеку кулак: он уже не зависел от подхалима Гарри и мог себе это позволить. Длинновязый клерк в ответ высунул язык.
«Вот с такими людьми пришлось работать!» – подумал Фил и прибавил газу.
Скоро улочки городка, словно ручьи в речку, впали в федеральную трассу, уносящую Маршалов на север – все дальше от старой жизни, все ближе к новому счастью…
Дом оправдал ожидания Фила. В старом здании таилась мощь и уверенность в завтрашнем дне. Поблизости ни офисов, ни клерков. Маршал решил добывать пропитание собственным трудом: рыбачить, охотиться, собирать в лесу ягоды и грибы. У него остались некоторые сбережения, при удаче и экономии их должно было хватить надолго.
Соня и Анжела, напротив, были шокированы и напуганы: они представляли себе дом совершенно иным. Огромный, черный, наверняка сырой, он навеял им мрачные мысли. А вокруг безлюдье, дубы сердито шумят, и что самое главное – рядом кладбище.
– Фил! – возмутилась Анжела, осмотревшись. – Это и есть твой хваленый дом?!
– А ты чего хотела за семь тысяч? – сердито буркнул Маршал. – Нам повезло, пойми! Это не дом, это – скала!
– Здесь болотные испарения, дети заболеют!
– Тебе так кажется. Здесь озеро неподалеку. Воздух – ты вдохни – здоровый, лесной! – Фил вздохнул полной грудью, однако Анжела не последовала его примеру:
– А как же Соня?
– А что Соня?
– Ей надо в школу ходить!
– Я буду возить ее в Ихтиандр. Успокойся, дорогая, я все продумал!
– Мне тут не нравится, – сказала Соня.
Фил сердито засопел.
– Соня, – ласково сказала Анжела, – может быть, лесной воздух действительно пойдет на пользу тебе и Рики.
Соня поняла, что мама говорит так потому, что другого выхода у них нет, и в любом случае, нравится или не нравится, жить придется здесь.
– Конечно, пойдет на пользу! – обрадовался Фил. – Здесь станете здоровыми и крепкими, как слоны!
Бегло осмотрев близлежащие окрестности, они двинулись к дому. Фил первым поднялся на крыльцо по сырым блестящим ступенькам. На двери была приклеена узкая полоска бумаги с надписью: «Имущество города Ихтиандр. Опечатано». На бумажке стояла небольшая сургучная печать с гербом – большой рыбой. Фил немедленно сорвал бумажку, вспомнив бюрократа Кобелеского. Дверь была заперта на большой замок, покрытый пятнами ржавчины. Маршал достал из кармана ключ и, слегка волнуясь, вставил его в отверстие. Ключ с трудом повернулся.
Фил снял замок и распахнул отчаянно заскрипевшую дверь. На него пахнуло тяжелым нежилым духом. Маршала это не смутило, он вошел в дом. В темноте нащупал выключатель и зажег свет. Соня, Анжела и Рики остались на пороге. Через несколько минут в дверном проеме появилась черная фигура и сказала им:
– Добро пожаловать домой! – Фил Маршал счастливо рассмеялся.
Зеленые волосы
Было заметно, что местные власти не утруждали себя пропажей Родиона Серпинова: дом его не был, как следует, осмотрен, рыбу не убрали, и она за прошедшее с тех пор время превратилась в груду черных скелетов. Дело Серпинова, кстати сказать, было закрыто на шестой день, вывод следователя свелся к тому, что рыбак просто-напросто утонул в болоте.
Фил пожалел о том, что заблаговременно не приехал сюда: ужасный бардак произвел на Анжелу и Соню гнетущее впечатление. Ноги по колено тонули в сухих рыбьих скелетах. Кроме того, они висели на бечевках под потолком, беспрестанно путаясь в волосах. Интерьер дополняли три кривоногих стула и засиженное мухами зеркало. Был еще кожаный диван, на вид – совершенно новый. Такова обстановка гостиной.
– Да уж, здесь придется немного повозиться, – пробормотал Фил.
– Склеп! – воскликнула Анжела. – Настоящий склеп! Какое чудовище могло здесь жить?
– Наверно, Дракула. – предположила Соня.
– Соня, не надо преувеличивать! – Анжела сделала ход назад, вспомнив, что им-то в любом случае придется жить в этом «склепе».
– О! – воскликнула Соня. – А вот и портрет Дракулы!
В затененном углу, в красивой металлической рамке, лишь чуть-чуть потемневшей от сырости, висел портрет. Изображенный на нем молодой мужчина вовсе не походил на Дракулу. Соня вздрогнула – ей показалось, что этот человек напоминает кого-то. Она где-то видела эти печальные карие глаза. Где? Вспомнить она не смогла, как ни напрягала память.
– Сейчас сделать мы ничего не успеем, – задумчиво произнес Фил. – Начнем адову работу с завтрашнего утра. А сейчас подготовим одну комнату наверху, там и переночуем. Надеюсь, там нет этой мерзости. – Маршал поддел ногой лежащие на полу скелеты.
Соня и Анжела вскрикнули: из-под скелетов выскочила крыса и, пометавшись в ужасе, скрылась в дырке в полу.
– Так, – спокойно сказал Фил. – Нужен еще и крысиный яд. Ставни с окон снять… Тоже завтра. А камин надо сейчас затопить.
Фил пошел во двор за дровами. Уже стемнело, и он включил фонарик. Осветил «Фольксваген» и кучу вещей рядом с ним. Вспомнил угрюмого парня – водителя грузовика, что привез их сюда.
«Вот шофер – золотой парень! И грузить, и сгружать помог! Надо было ему побольше денег дать! А впрочем…»
Дровяной сарай был не заперт, может быть, поэтому дров в нем было немного, а сухих и вовсе с гулькин нос. Маршал пытался выбирать их руками и тут за его спиной послышался шорох. Фил обернулся. Из круглого светового пятна от фонарика метнулся темный силуэт.
– Кто здесь? – приглушенно крикнул Фил. – Что за черт!
Никто не откликнулся. Он постоял, посветил в разные стороны – никого. «Может быть, барсук», – подумал Фил, беря дрова в охапку. Фонарик пришлось выключить и сунуть в карман. Он пошел в дом.
И вот в камине заиграл языкастый огонь. Соскучившийся по нему дом радостно запыхтел: он не любил сырости. Огонь же, не обращая внимания на то, что некоторые полена были мокроваты, веселился вовсю, пел, гудел и дарил тепло. Сразу стало уютнее. Даже рыбьи скелеты не казались столь жуткими, тем более что целоваться с ними никто не собирался.
– Надо бы перекусить, – заявил Фил, глядя на огонь. – Завтра предстоит уйма работы.
– Я не хочу, – заявила Соня. – Здесь все так противно!
Камин обиженно зашипел, как бы говоря: «Ах ты неблагодарная! А я?»
– Не хочешь – как хочешь, – отрезал Маршал. – Заставлять не будем. Анж, есть что-нибудь пожевать?
Анжела принесла сумку, из которой достала большой кусок сыра, курицу и хлеб. Но сама есть не стала, сославшись на плохое самочувствие, а Фил и Рики отлично поужинали, греясь у камина.
– Однако так дело не пойдет, – сказал Фил, стряхивая крошки со свитера. – Вы должны поесть!
И он заставил женскую половину своего семейства съесть большой бутерброд на двоих.
– Так-то лучше! – удовлетворенно промолвил Фил. – Теперь – наверх!
Он пошел к лестнице и…
– Осторожно, Фил! – воскликнула Анжела, но было поздно – ступенька переломилась, и Фил коряво рухнул на пол. Соня не выдержала и прыснула со смеху.
– Что ты смеешься, мартышка?! – закричал Фил, потирая ушибленный затылок. – Он часто называл так Соню, и она обыкновенно отвечала: «А ты тогда – мартыш!». Сказала она это и сейчас.
– Соня, как тебе не стыдно! – возмущенно воскликнула Анжела, в данной ситуации не собиравшаяся выгораживать дочь. – Отец чуть не убился, а ты смеешься!
Соня молчала. Ей и в самом деле стало стыдно.
– Ладно, хватит! – Фил поднялся и вновь пошел по лестнице, на этот раз аккуратно ступая по коварным ступенькам. Они угрожающе скрипели, но все обошлось. Анжела, Рики и Соня, не такие тяжелые, как Фил преодолели это препятствие без особых проблем.
На втором этаже оказалось три комнаты: две большие и одна маленькая. Тут было не так замусорено, как внизу, и все же Маршалы немало потрудились, прежде чем привели одну из комнат в надлежащий вид. К тому же им пришлось перетащить из соседней комнаты кровать и снизу – манежик Рики.
– Порядок, – пропыхтел Фил. – Можно спать. Я лягу здесь, ты с Соней на этой кровати, а Рики будет спать в своем манеже. Ему повезло больше всех, он будет спать на привычном месте. Правда, малыш?
Он принялся гладить Рики по голове. Соне стало неприятно. Ей всегда почему-то становилось неприятно, когда кто-то при ней начинал ласкать ее брата, ей казалось, что этот добродетельный человек может переключиться на нее, а Соня терпеть не могла подобных прикосновений.
Было два часа ночи, когда семейство Маршал, наконец, уснуло. В доме повисла тишина… То есть, какая тишина? Фил храпит, хоть святых выноси. В окно – единственное, на котором не было ставен, смотрела луна, необычайно большая и яркая, мягкий голубоватый свет заливал комнату.
Вдруг в лесу кто-то вскрикнул. Резкий звук кинжалом пронзил воздух и замер. Разбудил он только Соню. Девочка лежала на постели, напряженно прислушиваясь. Было тихо (если не учитывать храп Фила), и вдруг дверь заскрипела. Страх – неотвязный, жгучий – сковал Соню. Она не могла и пальцем пошевелить: в дверном проеме стояла женщина.
Белое, как стенка больницы, лицо, под глазами – черные круги. Она была бы похожа на сбежавшую из госпиталя душевнобольную, если бы не ее волосы – длинные, спутанные, зеленые. На пол с них капала темно-зеленая слизь.
– Добро пожаловать домой, – хрипло сказала она.
Соня молчала.
Незваная гостья метнулась к манежику Рики и схватила ребенка на руки.
– Какой сладкий мальчик, – сказала она и лизнула щечку Рики красным языком. – Наверно, вкусный?
Рики не проснулся. Спали и Фил с Анжелой. А Соня не могла пошевелиться. Хотела заорать, но вместо крика получился жалкий всхлип. Держа мальчика на вытянутых руках, зеленоволосая кинулась вон, разбрасывая во все стороны капли слизи.
Столбняк, наконец, отпустил Соню, и она бросилась вниз по лестнице, рискуя свернуть себе шею. Женщина уже выскочила за дверь, махнув на прощанье зеленым флагом волос.
Соня выбежала на крыльцо и остановилась, тяжело дыша, судорожно оглядываясь по сторонам. Она увидела в ярком свете женщину с младенцем на руках. Мадонна Рафаэля!
Но Соне было не до Рафаэля, да она еще и не знала, кто это такой. Похитительница успела добежать до края участка. Ни секунды не медля, Соня бросилась за ней. Послышался детский вскрик, должно быть, Рики проснулся. Крепко же он спал! Вскрик этот придал Соне сил.
Бежали по лесу: темные, покрытые лишайниками тела деревьев, мелькали вокруг, кусты больно царапались. Впереди замаячили кресты, но женщина направилась не к кладбищу, а повернула к озеру. Она лезла к воде, утопая в болотной жиже. Рики плакал без перерыва. Соня остановилась в замешательстве: идти по болоту было страшно. Но она все-таки пошла, осторожно ступая с кочки на кочку. Похитительница тем временем достигла своей цели. Она вошла в озеро по пояс и, перехватив Рики за ногу, подняла его над темной водой. Малыш отчаянно кричал и брыкался.
– Попробуй, отними! – сказала упырья, глядя прямо в глаза Соне.
Девочка, замерев от ужаса, смотрела на нее. Огромные выпученные глаза, бледная кожа, заострившиеся уши, красные, как кровь, губы. Ветер треплет зеленую гриву.
– Не надо! – прохрипела Соня.
Рука с длинными когтями разжалась. Плеск воды…
Соня не закричала, а завопила, не узнавая свой собственный голос…
Рано утром Фил вышел из дома. Он стоял на крыльце под косыми лучами восходящего солнца с воспаленными, красными, как у вампира, глазами. Он не выспался. Но Фил привык вставать с первыми петухами, и привычка эта укоренилась в нем до такой степени, что спать он больше не мог, хоть убей. Маршал был сердит на Соню, которая разбудила его посреди ночи жутким криком. Ей приснился кошмарный сон, в котором, как она рассказала, зеленая баба, похожая на волосатую щуку, утащила Рики и – страшно сказать – утопила его в озере. На самом деле мальчишка преспокойно спал в своем манеже и даже не проснулся от вопля Сони. Анжела успокаивала дочь, а Фил ругался.
– Мама, она утопила его! – всхлипывала Соня.
– Встань, посмотри, он спит, а ты орешь! – кричал Фил.
Соня поднялась с постели и, слегка пошатываясь, подошла к манежу. Рики спал, как ангелочек.
– Завтра до фига работы, а спать не дают! – ворчал Фил.
– Хватит! – прикрикнула на него Анжела. – Она не виновата, страшный сон может каждому присниться.
Это была правда.
Лишь после того, как Анжела дала дочери успокоительную таблетку, та задремала.
Наутро Фил решил проверить территорию. Так, на всякий случай – он помнил барсука в дровяном сарае. Было уже достаточно светло, и разведку Маршал начал как раз от сарая, искал следы на заросших сорняками грядках, где отчаянно, словно гладиаторы в окружении львов, сражались за жизнь полезные растения – лук и укроп. Осмотрел клумбу, где робко пестрели цветы. Дошел до конца участка, огороженного невысоким забором, за которым небольшими шагами начинался лес: кустарник, потом невысокие деревца, затем – повыше, повыше, и наконец, вставали стеной могучие дубы.
– Черт! – Фил побледнел, как полотно. Он ловко перемахнул через забор и быстрым шагом добрался до заинтересовавшего его шиповникового куста. Фил надеялся, что ему померещилось, что он видит высохшие на солнце водоросли, но это был большой клок зеленых волос. Он висел на кусте, покачиваясь от ветра, словно шиповник махал кому-то зеленой рукой.
Маршал снял клок и рассмотрел его, держа двумя пальцами как заразного котенка. Что за наваждение?
Но вспомнив, что Рики жив и здоров, а вовсе не на дне озера, Фил немного успокоился и даже смутился от своей слабости. Как-никак, он был главою немалого семейства, и бояться ему не пристало.
«Бред! Полная чепуха!» – не очень уверенно решил Фил, но вывод этот для него обжалованию не подлежал. Маршал достал из кармана зажигалку. Зеленые волосы горели неохотно, не так, как должно, чтобы осталась лишь свернувшаяся кольцом зола. Эти волосы дымились, источая болотную вонь. Филу это надоело и, не дожидаясь их полного уничтожения, он направился к дому.
Настенные часы не спеша пробили девять раз. Маршалы сидели за столом, накрытым новой скатертью. Сегодняшний завтрак был не чета вчерашнему ужину. Анжела приготовила великолепную запеканку по своему рецепту. Все уже поели, только Рики недовольно размазывал ложкой по тарелке манную кашу. Запеканки ему не дали, потому что у него аллергия на базилик. Эта травка и была главной фишкой фирменного блюда Анжелы.
– Спасибо, – Фил поднялся. – Хоть и неохота, а придется ехать в город.
– Зачем? – насторожилась Анжела.
– Как это зачем? – удивился Фил. – По-твоему, Соня должна сиднем дома сидеть, а? Зачем тогда существуют школы?
– Неохота в школу, – вздохнула девочка.
– Мало ли что неохота, – рассердился Фил, хотя именно у него Соня и научилась говорить это «неохота». – Надо, значит надо. Ну, все, поехал!
Через несколько секунд во дворе раздались привычные звуки: «Фольксваген» заурчал и заклокотал, не желая никуда ехать. Однако Фил усмирил его и, изнуренный борьбой, выехал со двора на строптивом железном коне.
Как не хотелось ему теперь встречаться с людьми, говорить с ними! Он скорее предпочел бы общество гориллы, чем какого-нибудь мистера Болтунеску или миссис Язык – Сплетневич с ехидными расспросами, попытками влезть в душу и по возможности нагадить там. Фил никому не доверял и всех опасался. Возможно, ему стоило стоило сходить к психологу…
Проселочная дорога пролегала в живописных местах. Деревья, залитые солнцем, приветливо махали листьями. Кругом было так зелено, что хотелось смеяться и даже петь. Самые голосистые птицы старались вовсю. В открытое окно для Фила звучал целый птичий оркестр. Но ему было не до пения. Голова забита разной чепухой: сначала он думал о происшествии с зелеными волосами, потом, встряхнувшись, о том, на какую снасть лучше ловить карпа.
Но вот показался Ихтиандр, и он стал думать лишь о том, что сказать директору школы.
