Василий Головачёв
Черный человек
Глава 4
Мальгин, как и Шаламов, тоже догадался, что может воспользоваться «внутригорловианским» метро – только так можно было обрести шанс и наткнуться на беглеца. Конечно, хирург не удержался от прогулки по острову, с трепетом взирая на исполинские стены вудволлов, этого чуда Стража Горловины, теплокровных полурастений-полуживотных, но Клаус, не имевший человеческих слабостей, напомнил ему о невыполненном задании, присовокупив предупреждение о возможных наблюдателях маатан.
– Засекут нас здесь – костей не соберем!
– Не пугай, – буркнул Мальгин. – В Горловине должны быть и наши наблюдатели, в случае чего придут на помощь.
Ему повезло. Уже со второй попытки он попал на остров, где когда-то совершили вынужденную посадку изуродованные, вросшие друг в друга маатанский проникатель и земной спасательный шлюп. Мальгин сразу узнал глубокую дыру в центре острова, пробитую маатанским «сторожем» Горловины, когда тот уничтожил космолеты. Клим поднялся над «храмом», из башни которого только что выбрался, и не успел как следует осмотреться, как оказался в гуще событий.
К «храму» со стороны океана мчались два маатанских «крокодила», еще один аппарат – сложное сплетение серебристых колец, решеток и спиралей – падал сверху. Первый «крокодил» с расстояния в триста-четыреста метров метнул вдруг в замешкавшегося Мальгина дымный рукав, внутри которого, как в трубе, просверкнул огненный пунктир. Клима спас координатор скафандра, без предупреждения хозяина – не было времени – рванувшего изо всех сил в сторону, так что хирург на мгновение потерял сознание от удара ускорения.
А затем произошло неожиданное: второй «крокодил» прыгнул вперед и столкнулся со своим напарником, отчего следующий выстрел маатанского автомата пришелся по «храму», испарив в нем часть неимоверно изогнутой крыши. Что-то сверкнуло внутри столкнувшихся «крокодилов», оба нырнули вниз, кувыркаясь, один из них стал разваливаться на огненные лохмотья и дымящиеся куски.
– Берегись! – предупредил Клаус. – Еще один над нами.
– Вижу, – хладнокровно отозвался Мальгин, облизывая соленую от крови верхнюю губу; от удара у него носом пошла кровь. – Быстро в здание!
– Я только что заметил странную фигуру, как раз перед тем, как на нас напали. Похоже, это были два «черных человека»…
– Где?!
– У той угловой башни с дырами, слева по борту.
– Это Даниил, больше некому. Ходу к башне, быстрей!
Скорость подскочила до ста километров в час, и оставшееся расстояние Мальгин преодолел буквально за несколько секунд, но, как ни спешил, серебристая многоэтажная машина успела опуститься к «храму» раньше. Клим вынужден был затормозить. Ему показалось, что изнутри чужой непонятной машины на него смотрят десятки пар глаз, и только он успел подумать об этом, как спирали, кольца и решетки внутри диковинной конструкции пришли в движение, размазались, расплылись дымом, а на их месте действительно проступили… десятки человеческих глаз!
– Что за дьявольщина?! – Ошеломленный Мальгин не поверил собственным глазам. – Клаус, ты тоже их видишь или мне все это пригрезилось?
– Вижу только одного, он возвращается. – Координатор не понял вопроса, он следил за обстановкой вокруг и увидел одного из уцелевших «крокодилов».
– Я о глазах. Ты что, в самом деле не видишь?
– Вижу впереди чужой автомат сложной структуры, излучающий мощный пси-фон.
– Ах, так вон оно в чем дело, пси-наводки… – Мальгин кинул взгляд назад: «крокодил» угрожающе приближался. Размышлять – «добрый» это автомат или нет – было некогда.
– «Универсал» к бою! Ныряем под эту… этот геометрический ребус с глазами, а попытается помешать – стреляем. Не лучом – по площади, для острастки. Не внемлет – откроем огонь на поражение.
– Понял.
Мальгин выписал аккуратную синусоиду в воздухе, сначала вниз, под «глазастую» конструкцию – она никак не реагировала на этот маневр, только глаза повернулись вслед человеку, – потом вверх, и вышел точно под башней со множеством отверстий, в которой, по утверждению Клауса, скрылись два «черных человека». Уже влетая в одно из отверстий, Клим оглянулся.
Упакованные в прозрачный пузырь внутри обрамленной серебристыми кольцами машины глаза, совершенно живые, человеческие глаза, мигающие по очереди (!), смотрели ему вслед.
– Клим, – послышался чей-то далекий голос, и наступила тишина – Мальгин оказался в башенке «храма», стенки которой не пропускали радиоволн. Он сразу угадал вход в туннель, где мог скрыться «черный человек», и, направляясь к нему, не удержался от вопроса:
– Ты слышал?
– Что именно? – отозвался Клаус.
– Меня кто-то окликнул…
– Нет.
Накатила волна глухой досады.
– Что-то глуховат ты у меня, братец, да и подслеповат к тому же… Неужели так и не разглядел глаза внутри того прозрачного монстра?
– Нет, – ответил координатор бесстрастно.
Как и Шаламов до него, Мальгин вышел из туннеля «храмового» метро в том же месте, внутри последнего форпоста Границы «серой дыры», хотя и не знал этого. Ему показалось, что он блуждает по лабиринтам необычного объекта, постепенно опускаясь в его недра, на самом же деле путь Мальгина был гораздо длиннее, хотя он и не мог быть измерен линейными мерами, в километрах или парсеках.
«Черные люди», в которых Мальгин, как ему казалось, угадывал Шаламова и его «приятеля», мелькнули и пропали, не оставив и следа своего пребывания в петляющих коридорах, то ярко освещенных, то темных или заполненных редким цветным туманом, затрудняющим тем не менее ориентацию. Мальгин все еще вспоминал встречу с неизвестным летающим объектом, битком набитым «глазами», но уже склонялся к мысли, что глаза ему пригрезились. Очевидно, давление пси-фона вблизи чужого аппарата было таким сильным, что вызвало наведенную галлюцинацию, ассоциирующуюся с похожими на человеческие мигающими глазами. Внутри аппарата кто-то был, внимательно наблюдавший за событиями, но не желающий вмешиваться, что и уловило подсознание Мальгина.
Устав, Клим съел два кубика интергропищи, по вкусу напоминающей жареное мясо, запил витаминизированным желе. Кровь веселее побежала по жилам, мышцы обрели былую силу, однако голова оставалась тяжелой, как после бессменного суточного дежурства.
«Странное ощущение, – подумал Мальгин, прислушиваясь к себе. – Будто застряло что-то во лбу и мешает двигаться… результат усталости? Не похоже. Я не мог устать до такой степени, да и стимуляторы должны были сработать…»
– Вероятно, это следствие действия повышенного пси-фона, – предположил Клаус.
– Что?! И здесь повышен пси-фон?
– Ощущаю качественно, количественные оценки дать не могу из-за невозможности замера параметров поля, его диапазон лежит далеко в стороне от полосы чувствительности датчиков.
– То есть ты хочешь сказать, что этот пси-фон далек от нормального гуманоидного?
– Совершенно верно. Источник излучения где-то внизу, в глубине здания… если только это здание, что весьма спорно.
– Тогда идем вниз.
– Есть ли смысл? Ubi nihil – nihil.[37] «Черный человек» давно покинул здание, ему здесь просто нечего делать.
– Ты не знаешь Даниила, он наверняка пойдет вниз, а тем более в таком возбужденном состоянии… Готовься к медблокаде, чувствую, будет мне худо. Но проверить этот ход необходимо.
Мальгин двинулся вперед, сосредоточив волю и желание на достижении одной цели: поиске Шаламова. Все остальное, в том числе собственные переживания и физическое состояние, было несущественным.
По мере того как он опускался с «этажа на этаж», психологическое давление на мозг усиливалось, Клим пережил те же ощущения, что и Шаламов до него, только возможности адаптации и сопротивления внешним пси-ударам у Мальгина были скромнее. Вскоре он перестал отличать реальные предметы от галлюциногенных призраков, натуральные стены коридоров от стен, сооруженных взбунтовавшейся фантазией, и только трезвая оценка координатора кое-как спасала положение. Мальгину грезились готовые к прыжку хищники, сочетавшие в себе злобную силу земных тигров-людоедов и мрачную таинственность «черных людей», чудились засады, руки, сжимавшие оружие, уродливые фигуры джиннов и дивов, демонов и чертей с трезубцами, направленными ему то в грудь, то в спину; но как бы ни был он дезориентирован и сбит с толку, стрелять по «нападавшим джиннам» не стал, удержался, каждый раз срабатывала глубинная «блокировка» морали, закалка воспитываемой веками этики, основанная на заповеди «не убий» и опиравшаяся на тренированное самообладание. «Меч» оставался в «ножнах», хотя меч у Клима, многодиапазонный излучатель «универсал» с автоматической наводкой на цель и мысленным спуском, был гораздо более мощным оружием.
Опустившись еще на сто метров ниже прежнего уровня – таково было впечатление, подкрепленное измерениями датчиков, – временами полностью теряя ориентацию, от оглушительного «шума» забывая о смысле своих блужданий, с трудом удерживаясь на зыбкой грани беспамятства, Мальгин вынужден был констатировать, что глубже ему не пройти. Хорошей защиты от пси-излучения у него не было. К зрительным добавились и звуковые галлюцинации: кто-то звал его, предупреждал, вещал философские истины, смеялся и плакал, говорил голосами Купавы и Ромашина. Однако Мальгин отреагировал на все эти «голоса» лишь дважды: первый раз – когда с ним заговорил Ромашин, и второй – когда послышался голос Шаламова.
– Дан, это ты? – прохрипел Мальгин.
– Я то, что было, есть и будет, – ответил «собеседник», – никто из смертных не приподымал моего покрывала.[38]
Мальгин сразу потерял интерес к голосу – едва понял, что говорил сам с собой. Но когда «Шаламов» послышался второй раз, Клим не выдержал, вступил в диалог:
– Где ты, Дан? Отзовись!
– Клим, дальше тебе ходу нет, возвращайся.
– Где ты? – крикнул Мальгин, невольно напрягая зрение и слух, но видел вокруг лишь танцующих огненных чудовищ, а в ушах звучал рев «диких слонов», «грохот взрывов» и «адский вой урагана».
Шаламов не ответил.
И Мальгин двинулся в прежнем направлении. Он обнаружил Даниила случайно, буквально наткнувшись на две черные фигуры, причудливо искаженные искривленной линзой сознания, но все же материально ощутимые, твердые. Мальгин не смог определить, кто из них Шаламов в образе маатанина, а кто галлюцинация, иллюзорный двойник, поэтому хирург, ощупав первую фигуру и убедившись, что перед ним, похоже, человек в скафандре типа «отшельник», принайтовил находку к своему скафандру с помощью прочного линя и приказал Клаусу включить «аллюр три креста». Координатор, тоже наполовину оглохший и ослепший, память все же сохранил и рванул назад из адского места, стены которого, казалось, вот-вот сомкнутся и раздавят непрошеных гостей.
Очнулся Мальгин в просторном гроте с неровным полом и низким потолком, украшенном пятнами светящейся изморози. Огляделся. В кильватере за ним одна за другой смиренно следовали две черные глыбы, два маатанина.
– Кажется, у меня начался бред, – сказал он сам себе спокойно, жадно глотая витаминизированную смесь. – Я почему-то вижу двух «черных людей». Чур меня?
– Я тоже, – ответил Клаус не без иронии.
Мальгин поперхнулся, с минуту смотрел на неподвижные фигуры, постепенно приходя в себя, потом наконец вспомнил:
– Их и должно быть двое, ты же сам говорил, что видел двоих. Даниил нашел-таки своего визави, того самого, своего крестника, которого спас. Надо же, как повезло, ай да мы!.. Кстати, как долго я был без сознания?
– Час одиннадцать минут. По моим подсчетам мы где-то недалеко от… – Клаус замялся. – Я потерял ориентацию. Здесь мы не проходили.
– Немудрено в такой свистопляске… Поехали наверх… или куда там еще, вылезем – сообразим, что делать дальше.
Связка из трех одинаковых с виду фигур, две из которых были созданы голографической аппаратурой земных скафандров, медленно поползла вдоль грота к выходу, потом по коридорам из «пещеры в пещеру»; менялись диаметры и длины коридоров, размеры залов, их стены постепенно светлели, наливались молочным свечением, в них появились прозрачные прожилки, словно пласты хрусталя, и, наконец, впереди засияло отверстие выхода. Мальгин инстинктивно замедлил движение, ему стало не по себе: выходил он явно не там, где когда-то начал погоню за Шаламовым. В тревоге сжалось сердце.
Выход приблизился, в глаза брызнуло ярким белым светом. Стиснув зубы, Мальгин одним прыжком преодолел последние метры пути и вылетел наружу. И не поверил глазам.
Ландшафт кругом был не похож на окрестности Стража Горловины, и вылетел хирург не из «храма» – из сверкающей алмазными просверками ледяной горы. Гора имела плоскую вершину, усеянную множеством ниш, и курилась паром. Стояла она в ущелье с отвесными, синими с голубым стенами, поднимавшимися на колоссальную высоту и тающими в голубой прозрачности неба. Светила видно не было, и все же освещен этот мир был как в яркий солнечный день на Земле. Казалось, что светится сам воздух.
В серо-синей почве ущелья были разбрызганы вкрапления черных пятен и заросли «настоящего» бамбукового леса, удивительно ровного, как щетка: каждое «дерево» представляло собой совершенно прямой членистый прут высотой до ста метров, черный у основания и краснеющий к вершине. В разных местах ущелья, уходящего влево до горизонта и поворачивающего справа, виднелись «ледяные горы», такие же, как и те, из которых выбрался Мальгин: неровные параллелепипеды в невероятно сложном узоре ниш и рытвин, красивые, гармоничные, эстетически совершенные, создающие впечатление небывалой легкости и стройности, несмотря на неуклюжую форму и размеры.
– Поздравляю, – раздался в ушах чей-то голос.
Зачарованный Мальгин медленно повернулся.
– Привет, Клим, – снова прозвучал голос. – Поздравляю с прибытием в Орилоух. Ты все же нашел меня, старик. Зачем?
Мальгин вспомнил о «василиске» как о постыдной тайне, в пересохшем горле пискнул задавленный волнением вопрос: «Кто ты?» Вместо этого он хрипло проговорил:
– Ты напрасно сбежал из клиники, Дан. Многие беспокоятся, что ты можешь… понимаешь, может быть, даже неосознанно…
– Ясно, не продолжай. Кто именно беспокоится? Безопасность? Ромашин?
– Не только.
Шаламов рассмеялся. У Мальгина похолодела спина от этого смеха, лишенного эмоций, ровного и холодного, как снежное поле.
– Купава, что ли? Допускаю. А ты, видать, до сих пор не остыл, Климушка, и не забыл… и не простил, а?
– Дурак ты! – непроизвольно вырвалось у Мальгина первое, что пришло в голову.
– Может быть, – с неожиданной легкостью согласился Шаламов. – Что есть, то есть. Хотя я почему-то всегда был уверен в обратном. Да и Купава не ушла бы к дураку. – Тот же холодный смех.
«Тогда был дурак я, – подумал Мальгин с тоской, блокируя выход пси-передатчика на антенну связи. – Если бы мне дали возможность, я бы каждый свой шаг прошел не так… и не было бы этой встречи…»
– Где Купава? – спросил спасатель. – Дома я ее не нашел.
– Не знаю, – соврал Мальгин с пугающей простотой.
– Знаешь, – твердо сказал Шаламов. – Знаешь, мастер. Не хочешь говорить – не надо, узнаю сам. Что же мне с тобой делать? Ты мне будешь мешать.
– Давай вернемся, Дан. Без твоего согласия ни о какой операции речи быть не может, обещаю, хотя ты и…
– Договаривай.
– Ты болен, Дан, болен чужим знанием и прекрасно понимаешь это. Прошу тебя, давай вернемся, тебя ждут. Купава тоже.
– Откуда сведения? Вернуться я успею. Лучше скажи, что мне с тобой делать. Ты же добровольно не отстанешь…
– Не успеешь, Дан. Я имею в виду, что чем позже ты вернешься, тем дальше зайдет процесс…
– Ну-ну… Интересно.
– Не торопи меня и не стращай, я давно преодолел границы страха. Ты и сам знаешь, что в тебе идет процесс перестройки психики. Кем ты станешь, Дан, когда он закончится?
– А тебе что за забота? Подумал бы лучше о себе.
У Мальгина вдруг возникло ощущение, что внутри Шаламова шевельнулся дракон, поднял голову и посмотрел на него ледяным взглядом.
Глава 5
Ромашин сорвал с головы эмкан и посмотрел на осоловелого Шевчука.
– Прошел?
– А дьявол его знает! Стопроцентной гарантии нет, но он в станции. Думаю, конфликтная ситуация внутри маатанского метро исключена, «черные люди» не самоубийцы, чтобы пытаться силой остановить гостя с такой энерговооруженностью, как Мальгин.
– И все же…
– Отбой прикрытию! – скомандовал Шевчук и тоже снял эмкан.
Пока отрабатывалась процедура свертки операции, возврата эшелонов, подстраховывающих поход Мальгина к станции маатанского метро, руководители операции молчали и вздохнули с облегчением лишь после того, как все аппараты десанта, кроме телезондов, покинули атмосферу планеты и вообще пространство системы. Но не успел Ромашин вызвать начальников служб и руководителей отрядов, как на спейсер пришел кодированный видеовызов. Развернувшийся виом кодовой связи отразил экспедиционный зал станции «Эдип-2», центральной резиденции комиссии по контактам в системе Маата.
– Что вы самовольничаете, Ромашин? – сказал из виома прозрачноглазый, седой, вечно чем-то опечаленный Уильям Уэрт, начальник экспедиции и он же заместитель председателя ВКС. – Мы только что получили ноту маатан: в течение часа покинуть систему во избежание «недоразумений». Что произошло? Почему ваши технари сидят на Маате?
– Уже не сидят, – вздохнул Ромашин. – Мы вынуждены были развернуть императив по пункту «срам». Кстати, мы вас предупреждали, что могут быть осложнения.
– Вы практически сорвали начавшийся было единственный возможный вариант неформального контакта с «черными людьми». Понимаете? Неужели не могли обойтись без этих ваших императивов?
– Не могли, – ровным голосом ответил Ромашин. – Альтернативных решений много, а верное, отвечающее оптимальным расчетам, одно. Но кто может без колебаний оперативно принять его в условиях дефицита времени? Уверен, что мы действовали правильно.
– Какова «размазка» вероятности?
– Эфаналитики дали семьдесят семь [39] – достаточно для проведения любой операции.
– И все же ваши действия можно квалифицировать как намеренный срыв работы комиссии. Вы не можете не знать, что контактные отношения цивилизаций – это не только научные и культурные связи, но и все виды взаимодействия – от экономических, идеологических до политических и дипломатических, и если сорвать дипломатические…
– Я понимаю, – сказал Ромашин.
– Вряд ли, – отрезал Уэрт. – Иначе обеспечили бы себе квалитет ответственности.
– Председатель СЭКОНа предупрежден.
– Он должен был присутствовать на борту спейсера во время проведения вашей операции, вы же не мальчик, Ромашин. Я тоже не поборник официальных инструкций, но не в таком же деле. Единоличные решения операций столь крупного масштаба неправомочны и преступны, даже если они рассчитаны с дальним прицелом и намерения их благие. Чем вы замотивируете свои действия?
– С Земли в систему Маата бежал из Института нейропроблем Даниил Шаламов, находившийся на излечении с диагнозом…
– Я слышал, – кивнул Уэрт, в чертах которого было что-то от грустного бульдога. – Синдром «черного человека», так это, кажется, называется? Ну и из-за чего вы всполошились?
Ромашин помолчал, покосился на каменно застывшего Шевчука.
– Он… не всегда способен контролировать свои поступки. Более того, прогноз его будущей психической деятельности неблагоприятен настолько, что… вероятно даже полное раздвоение личности, а при его возможностях это может повлечь непредсказуемые тяжелые последствия. Его надо остановить и вернуть.
– Он что же – супермен-киборг?
– Ирония здесь неуместна. О его возможностях говорит уже тот факт, что против него работал весь технический и оперативный потенциал отдела и погранслужбы, а он все равно ушел!
Теперь замолчал председатель комиссии, грустно опустились уголки его губ; казалось, он вот-вот готов заплакать. Голос его стал тихим:
– Еще раз убеждаюсь, что древние философы знали жизнь не хуже нас, овладевших космосом. По закону Джилба любая система, зависящая от человеческой надежности, ненадежна. Мы просто не в состоянии всего предугадать в силу несовершенства логического аппарата, в силу психологического несовершенства, а может быть, и биологии. До связи на Земле, камрады.
– Все же попытайтесь объяснить маатанам, в чем дело, – попросил Ромашин. – По сути, мы пытались обезопасить в первую очередь не себя, а их.
Уэрт не ответил.
Виом свернулся в нить и погас.
Ромашин и Шевчук смотрели на глазок проектора, словно ждали, что он вспыхнет вновь и Уэрт весело прокричит: «Все в порядке, камрады, маатане все поняли и передают всем привет!»
– Если бы мы еще были уверены, что Мальгин отыщет беглеца… – произнес Шевчук. Ромашин встрепенулся.
– Не стоит думать о потерянных возможностях. Временная неудача лучше временной победы. Если у Мальгина все получится, как он задумал, и удастся выплыть вслед за Шаламовым или в Горловине, или на Орилоухе, это рационально. Что говорят наблюдатели?
– Молчат. Может быть, все же потревожим СЭКОН еще раз, объясним ситуацию? Пусть кто-нибудь прибудет для соблюдения квалитета.
– Поздно, – сухо сказал Ромашин. – Мы в цейтноте, и думать, как действовать, поздно, надо действовать. Зонды на Маате уцелели?
– Все пять, передачи вполне чисты… пока.
– В таком случае уходим в Горловину, здесь останется Лютый с обоймой прикрытия. Гони вызов на «Конунг».
Шевчук замешкался.
– В чем дело? – моментально отреагировал Ромашин, от внимания которого не ускользала ни одна мелочь.
– Есть сообщение с Земли, но я не знаю, настолько ли оно важно, чтобы заниматься им сейчас.
– Короче и по существу.
– Некто Марсель Гзаронваль самовольно, без подготовки и уведомления соответствующих служб, попытался пройти третий полигон.
– «Ад-3»?! Он что, сумасшедший? Что с ним?
– Сняли с трассы в состоянии грогги.
– В каком месте?
– В зоне информационно-топологической развертки.
– Для непосвященного он еще легко отделался. Кто он профессионально?
– Спасатель из группы курьеров Жостова.
– Что?! Ты понимаешь, о чем речь? Шаламов тоже из группы Жостова и, возможно, встречался с этим Гзаронвалем. Немедленно проверить и сообщить!
– Проверяется, – сказал Шевчук без тени самодовольства, он был умен и надежен как скала.
На борту спейсера «Конунг», которым командовал Хольгер Сваллинг, похожий на Шевчука как родной брат, Ромашина ждало сообщение об инциденте на острове Спасения, как его окрестили наблюдатели, где некогда произвел посадку верхом на маатанском корабле шаламовский «Кентавр».
Наблюдатели заметили Шаламова одновременно с маатанским «сторожем» и вынуждены были на своем когге, замаскированном под аппарат «черных людей», предпринять марш-бросок к «храму» вслед за маатанином. Они же смогли помешать «сторожу» в тот момент, когда тот пытался напасть на появившегося в поле зрения «черного человека», не сразу распознав под его видеокамуфляжем скафандр Мальгина. А когда наблюдатели, уничтожив «сторожа», достигли «храма», Мальгин уже проник в здание, не ответив на прямой вызов.
– Так. – Ромашин думал несколько мгновений, просматривая некоторые фрагменты записи еще раз, сел за пульт оперативного выхода. – И вы его, конечно, упустили.
Сваллинг, флегматичный и корректный, сел рядом.
– Не совсем так. Мальгин, как и Шаламов, проник в артефакт… извините, вы еще не знаете изменений в терминологии. Паучниками исследовательской дружины с некоторыми оговорками доказано, что все эти «храмы», «башни», «здания» и прочие «постройки» не что иное, как скелеты живых существ.
– С гипотезой я знаком, что за оговорки?
– Похоже, это не совсем скелеты, вернее, по внешнему виду – да, именно скелеты, а внутри у них как будто еще тлеет жизнь. Странная, судя по всему, жизнь.
– А из чего видно, что «храмы» – это все-таки скелеты?
– Машинный анализ показал, что все их пропорции от больших до малых подчиняются закону золотого вурфа [40], как и все живое. Кстати, артефакты, как мы тут их называем, очень сильно «фонят» в пси-диапазоне. Жуть берет, как подумаешь, что это останки живых существ, строителей Стража Горловины, со встроенными в них механизмами мгновенного – «струнного»! – транспорта. Хотя кто знает, может, это и не останки вовсе.
– Паучники считают, что они погибли? Или умерли от старости?
– Скорее всего вымерли, но по этому поводу, да и по другим тоже, идут жаркие споры.
– Но ведь многие, если не все, архитектурные сооружения на Земле также построены с учетом канона пропорций, в том числе и с учетом золотого вурфа, золотого сечения, иконографических норм. Даже древние зодчие тысячи лет назад знали эти законы и создавали потрясающие по красоте архитектурные комплексы, храмы, соборы, церкви. Разве не так?..
– Вы правы, но ни одно сооружение на Земле, какой бы сложности оно ни было, не построено еще и по закону фрактального кластера, это прерогатива только живой природы. Для создания эстетического эффекта человеку этот закон не понадобился, хватило законов более общих.
– Хорошо, оставим эту тему, пусть ею занимаются паучники и другие компетентные службы. Вы не ответили на вопрос, где Мальгин.
– Он в артефакте, имеющем, кстати, несколько прямых выходов на «струну» мембранного типа, а «струны» здесь соединяются наподобие сети метро, уходящей в глубь Горловины вплоть до объекта, который мы назвали форпостом Границы. Возможно, есть выходы и на межзвездные «струны».
– «Храм»… артефакт обследован? Куда делись Шаламов и Мальгин? Ушли по «струнной» сети в Горловину? Прячутся в глубине здания?
– Если ушли, то найти их практически невозможно, они могут появиться где угодно, в любой точке Горловины, а само здание еще исследуется. Что касается форпоста Границы, то автоматы из его глубин не возвращаются, а люди… глубже двух сотен метров от уровня входа, если судить по датчикам, пройти не удается, пси-фон возрастает до величин, расстраивающих нервную систему до сильнейших фантомных болей и галлюцинаций. Мы едва не потеряли двух разведчиков… Шаламов и Мальгин исчезли.
Ромашин молча натянул эмкан «спрута», включаясь в интегративную систему связи оперативной группы в Горловине, вылущивая из памяти базового компьютера те сведения, которыми располагал банк оперативных данных по «серой дыре».
С момента открытия «серой дыры» Шаламовым и его спасения ситуация в Горловине изменилась. Доказав с необходимой и достаточной достоверностью приоритет открытия «серой дыры» за двумя представителями разных цивилизаций одновременно – человеческой и маатанской (хотя социологи и ксенопсихологи отдавали предпочтение землянам «по очкам», потому что Шаламов пришел в себя раньше и обнаружил Стража Горловины), – люди с многократным дублированием передавали свои доказательства на Маат, а так как ответа не последовало, сочли возможным действовать по своему усмотрению.
Маяк маатан, вопивший на весь космос: «Владение Маата. Заходить, исследовать, пользоваться запрещено!» – был выключен, а вместо него установлен бакен с высветом на всех мыслимых диапазонах электромагнитного спектра фразы: «Заповедная зона! Применение в частных целях запрещено! Разрешены только исследовательские работы с чистой экологией». Аппараты маатан, прозванные «дикими сторожами» за их агрессивность в отношении к земной технике, сначала были несколько раз предупреждены, о чем немедленно передавались сведения на Маат, а потом уничтожены. Оставшиеся автоматы, а может быть, и управляемые живыми «черными людьми», стали избегать встреч с земными кораблями, испробовав на них свои излучатели и убедившись в тщетности попыток атак на уничтожение. Но поскольку они все равно оставались опасными соседями с непредсказуемым поведением, земные наблюдатели глаз с них не спускали.
Встречались в Горловине и другие аппараты, не похожие на маатанские и предположительно относящиеся к орилоунским. Были они странными, иррационально неконтактными, неуловимыми и так же, как и аппараты «черных людей», не отвечали на запросы землян. Как правило, они уходили из-под наблюдения, едва люди обращали на них внимание, и не подпускали к себе никого ближе чем на несколько километров, за редким исключением типа того, что случилось во время проникновения Мальгина в «храм». Исчезали и появлялись в пространстве они бесшумно, как призраки, то есть не оставляли после себя ни ударных ТФ-волн, сотрясающих вакуум, ни «суперструнного тайм-фагового» эха или «шипения», ни электромагнитного излучения, за что их прозвали «фантомами», хотя были они не менее материальны, чем земные спейсеры и когги или маатанские «дикие сторожа».
Выслушав мысленные рапорты командиров ведомых станций и постов, исследовательских баз, разбросанных по узкому пространству Горловины, Ромашин сделал вывод, что его присутствие на борту лидера погранслужбы «Конунг» необязательно, да и на Земле ждало много нерешенных проблем. Пробыв на «Конунге» еще несколько часов и убедившись, что Шаламов и Мальгин действительно затерялись в таинственных недрах форпоста Границы, начальник отдела безопасности вернулся в управление. Первым, кто встретил его в зале метро, был Джума Хан.
– Что с Климом? – спросил врач, как всегда собранный и как-то особенно серьезный.
Ромашин в двух словах обрисовал ситуацию, добавив, что рад видеть Джуму живым и здоровым. В своем кабинете он усадил гостя в кресло, поколдовал над столом, пробуждая ото сна киб-секретаря, сказал негромко:
– Джума, у меня к вам два вопроса, от точности ответов на которые будет зависеть многое.
У глаз врача СПАС-службы собрались в ироничном прищуре морщинки, но он только молча поклонился. Ромашин искоса посмотрел на его спокойно лежащие на коленях руки.
– Вопрос первый: что случилось между вами и Шаламовым, когда он выбрался из реанимакамеры?
Джума ничем не выдал своего состояния.
– Ничего. Практически ничего.
Ромашин безмолвно смотрел на него.
– Я до него не добежал, – продолжал врач, нахмурившись, вспоминая, и нехотя добавил: – Можете смеяться надо мной, но перед тем, как я… мне показалось, что я вижу внутри Даниила хищного зверя.
– Какого именно? – быстро спросил Ромашин.
– Д-да… в общем-то… – Джума ошеломленно взглянул в его изменившееся на мгновение лицо. – Мне показалось, что это была… странная помесь тигра и крокодила… или варана.
– Продолжайте.
– Это все. «Тигрокрокодил» прыгнул на меня, и… я потерял сознание.
– Спасибо. – Ромашин откинулся в кресле, не сводя взгляда с лица врача. – Это коррелируется с впечатлениями экипажа «Скифа», хотя их видения несколько отличаются от ваших. Второй вопрос: вы хорошо знаете Мальгина?
Джума Хан оторопел, затем усмехнулся, покачал головой, будто отвечая каким-то своим мыслям, выражение затаенной иронии в его лице стало заметней.
– Вряд ли. Хотя суть его характера, по-моему, постиг. Знаете, как его прозвали товарищи по работе и друзья? Человек-да. Он весь в этом определении. Хотя, с другой стороны, если он скажет «нет» – значит, так оно и будет.
