Василий Головачёв
Рецидив
– Попросил бы вас…
– Ой, не смеши меня. Может, я что-то перепутал, и это не обыкновенный жилой дом, а тюрьма? Так и скажи, а я доложу кому следует.
– Гражданин, я вам русским языком…
– Могу перейти на английский, немецкий, испанский, итальянский, греческий, турецкий. Дай пройти, не надувай щёки, я знаю обязанности надзорного. А не пропустишь, я подниму такой шум в прессе, что твоё начальство год будет отмываться! Рискнёшь?
– Да кто ты такой, чёрт возьми? – прошипел квадратнолицый, боднув лбом воздух. – Хочешь неприятностей? Будут! Я сейчас позвоню…
– А давай, звони, – спокойно согласился Максим. – Только твои приедут не раньше чем через час, а мои уже здесь. Можем посоревноваться. Или подождём журналистов? У меня есть пара знакомых ребят.
Агент, осуществлявший надзор за Ольгой, позеленел, глянул сквозь стеклянную дверь центрального входа на джип у ворот, выдохнул сквозь стиснутые зубы:
– Проходи… но я тебе обещаю…
– Ох, не надо ничего обещать, – поморщился Максим, – со мной свяжешься – хлопот не оберёшься.
Он повернулся к охраннику в белой рубашке с погончиками, выглядывающему из окошка.
– На каком этаже сорок девятая?
– На восьмом справа.
– Спасибо. – Максим кивнул и направился по правому коридору к лифту.
Дом был новый, и никаких совместных перегородок, какие сооружают жильцы соседних квартир в старых домах, здесь не было.
Ольга открыла дверь своей квартиры, как только Максим потянулся к кнопке звонка. По-видимому, она ждала его, наблюдая за коридором в дверной глазок.
– Тебя всё-таки пропустили.
Максим окинул девушку, одетую в домашний сарафанчик, восхищённым взглядом: она была так исключительно мила и женственна, что кровь приливала к щекам.
– Отлично выглядишь!
– Не трать время на комплименты, – нахмурилась она, сразу устанавливая дистанцию, в голосе прозвучали грозовые начальственные нотки. Он вспомнил, как девушка поначалу вела себя в Синдоре, и внутренне улыбнулся: майор, однако.
– Хорошо, не буду.
– Проходи.
Она провела его в гостиную, разделённую как бы на две части. Правая половина представляла собой нечто вроде библиотеки и столовой одновременно: очень красивые книжные полки поднимались под потолок, по центру стоял стол и шесть стульев вокруг него. В левой половине гостиной располагались роскошный диван буквой «Г», стеклянный журнальный столик, кресло и метровой длины телемонитор на стеклянной подставке.
– Садись, – пригласила девушка, указывая на кресло. – Кофе будешь?
– Чай, если можно. Извини, я выпил бокал шампанского, поэтому такой шумный.
– Был повод?
– А какой смысл пить без повода? Мы послужили Отечеству, нас поблагодарили, обещали награды, так что повод был.
– Приехал на такси или на своей?
– На такси не езжу.
– Неужели сам сидел за рулём, после шампанского?
– Нет, а что?
– Когда я вижу инспектора ДПС, возникает ощущение, что я нарушаю правила, даже если я их не нарушаю.
– Это комплекс «чайника».
– Ты думаешь? – Ольга вышла и вскоре вкатила в гостиную тележку с кофейным и чайным приборами. – Возможно, ты прав, хотя я вожу машину уже лет пятнадцать. Удивительно, что тебя пропустили ко мне. Или внизу никого нет?
– Сидит какой-то тип с квадратной физиономией. Но я был убедителен.
– Надеюсь, не до мордобития?
– А что, можно было обойтись без этого? – прищурился Максим.
– В Синдорском лесу ты был убедителен как мастер боя.
– Нет, здесь этого не потребовалось.
– Это чёрный чай, вот зелёный, бери конфеты. Можем перейти к делу. Кто тебе звонил?
– Не знаю, номер не определился. Спрашивали о хауре, а я связал эту штуку с твоей видеокамерой.
– Почему?
– Больно разительны совпадения. Вообще поход в Синдорские леса-болота оставил много неясного. У меня сложилось впечатление, будто мы пережили какое-то приключение, однако напрочь забыли об этом. Я вообще не понимаю, как мы оказались в компании с пропавшими охотниками. А ты?
– Я тоже. Моё начальство не поверило, что я не помню.
– Меня вызывают твои коллеги, пришло уведомление из твоего Управления. Завтра пойду. А что ты знаешь о хауре?
– Мне показывали странную видеокамеру, не уверена, что это хаур, но со мной беседовал Спицын…
– Кто это?
– Начальник отдела, занимающегося исследованием НЛО, аномальных явлений и прочих странностей, так вот он утверждает, что мы контактировали, – Ольга усмехнулась, – с инопланетянами. Отсюда и все предосторожности, и мой арест, и гипертонический криз Вахтанга. Так что готовься к очень серьёзному допросу.
– Надеюсь, не третьей степени, с кровопусканием? – пошутил Максим.
– Весёлого здесь мало, – отрезала Ольга. – Никаких детекторов лжи не будет, но вымотают всю душу основательно.
– Ничего, отобьёмся, – беспечно махнул рукой Максим. – Я не человек с улицы, нашу контору обидеть сложно. Но этот хаур меня почему-то сильно волнует. Откуда он объявился у Пахомыча? Почему Пахомыч не помнит?
– Позвони ему.
Максим отставил чашку с чаем, сказал с удивлением:
– Слушай, а ведь и в самом деле можно позвонить. Вдруг дядя вспомнит какие-нибудь детали? Кстати, у меня иногда срабатывает ложное чувство забытой вещи.
– Дежа-вю.
– Что-то вроде этого, свербит в голове как сверчок. Мне начинает казаться, что в лесах под хутором мы что-то искали, кого-то встречали, но память молчит как партизан.
– У меня точно такое же чувство.
– Попробуем разобраться?
– Как?
– Съездим на хутор в свободное время, поговорим с Пахомычем, с местными, да и с генералом Охлиным не мешало бы повстречаться. Возможно, и вспомнится что-нибудь. А что твой грузин говорит?
– Вахтанг всю дорогу до Москвы молчал. Это вам повезло, что вас подобрал Охлин, а мы добирались до Москвы сутки. Но он тоже чувствует себя не в своей тарелке. Дежа-вю мучает и его.
– Что у него со здоровьем?
– Никогда не жаловался, классный оперативник, умный, дальновидный, бывший чемпион округа по стрельбе из пистолета с обеих рук. Не знаю, что с ним случилось, а на звонки он не отвечает.
– Может, это после допроса?
Ольга поморщилась.
– Не думаю. Его не в гестапо допрашивали.
– Расскажи о видеокамере.
– Очень необычной формы, три «дюзы» окуляров, странная рукоять – явно не под человеческую ладонь.
– А под чью?
– Мне так показалось, не под человеческую, а скорее под лапу с когтями. Недаром Спицын так возбудился.
Максим скептически покачал головой.
– Ты так об этом серьёзно рассуждаешь, будто сама в это веришь.
– Если бы не видела собственными глазами, реагировала бы, наверное, так же. Пей чай, остынет. Печенье попробуй, с орехами и изюмом, очень вкусное.
Максим послушно взял печенье, обмакнул в чай, пожевал, запил чаем.
– Давно не ел галет, но это действительно вкусное.
– Ты всегда печенье в чай макаешь?
– Да нет, спонтанно получилось. Кстати, где-то я читал, что один австралийский ученый рассчитал оптимальный способ макания печенья в чай. Разные виды печенья намокают с разной скоростью, и ему пришлось перепробовать сотни видов, после чего он вывел формулу, применив уравнение Вашбурна для капиллярного потока в пористом материале.
Ольга фыркнула.
– Идиотизм! Зачем это ему понадобилось?
– Для самоутверждения, наверное.
Ольга нагнулась к столику, в вырез сарафана выглянула её совершенной формы грудь.
Максим задержал на ней взгляд. Снова показалось, будто он уже видел эту красоту, хотя и в иной обстановке.
Девушка заметила его взгляд, села прямее.
– Майор, не отвлекайся. Мы попали в сложное положение, надо что-то делать. Есть мысли?
Он допил чай, хмелея от близости с той, которая нравилась ему всё больше.
– С утра позвоню Пахомычу. Выслушаю предложение мужика, требующего хаур, попробую встретиться с ним. Схожу в твоё Управление, побеседую со спецами, посмотрю видеокамеру.
– Если разрешат. Только не говори, что это я рассказала про камеру.
– Можешь не беспокоиться. Потом поеду в Синдор. Не хочешь присоединиться?
– Хочу, но меня не отпустят.
– Попробую уговорить твоё суровое начальство. Если им нужен результат, а не досужие вымыслы, они перестанут мучиться дурью с арестами.
– Ты словно в другом мире живёшь, – с неожиданной грустью сказала Ольга, – где торжествует справедливость и люди доверяют друг другу. Человечество изменилось, майор, причём изменилось в худшую сторону, и я ему даже сочувствовать не желаю. Моя подруга как-то заявила после того, как муж бросил её: все люди чем-то похожи, особенно тем, что я их всех ненавижу.
Максим усмехнулся.
– Ну, это она в расстройстве была. Хотя Оскар Уайльд тоже признавался в своё время, что чем больше он живёт среди людей, тем больше ему хочется жить среди зверей.
– Ты Уайльда читал? – недоверчиво шевельнула бровью Ольга.
– Не только, я Лондона люблю, О’Генри, Чехова, Лао Шэ, у меня хорошая библиотека, ещё отец собирал. Блока вообще считаю посвящённым в Истинное Знание. У одного поэта[4] есть такие строки:
Милый мой, действительность не лечится —
это установлено давно.
Данный бред зовётся «человечество» —
и другого, знаешь, не дано.
– Поэт был точно не оптимистом.
– А кто из нас оптимист? Оптимисты давно вымерли, как динозавры, народ понял, что лучше не будет и надо жить реально, а ещё лучше – на халяву, беря от жизни всё.
Ольга покачала головой, не сводя с лица гостя изучающего взгляда.
Максим добавил с грустной улыбкой:
– Это, к сожалению, правда. Хотя меня поражает святая вера простых людей в торжество той самой справедливости. Ну пусть не сейчас, пусть не сегодня, но завтра – точно все будут жить справедливо! И ведь не поспоришь.
Ольга поднялась, укатила столик-тележку на кухню, вернулась.
– Позвонишь?
Максим с сожалением понял, что пора уходить, нехотя встал.
– Непременно.
Несколько мгновений они стояли близко друг от друга, не решаясь переступить разделявшую их черту ложных воспоминаний, потом он с улыбкой бросил к виску два пальца.
– Разрешите идти?
– Идите, – серьёзно ответила она.
Он вышел, не оглядываясь, спиной ощущая её взгляд, и только в коридоре за закрытой дверью дал волю воображению, мысленно поцеловав девушку в губы.
В холле дома никого не было, давешний квадратнолицый сторож Ольги исчез.
Поглощённый мечтаниями, Максим влез в джип, глянул на окна восьмого этажа, гадая, смотрит Ольга в окно или нет.
Оперативники, продолжавшие ёрническую перепалку, притихли.
– Чего молчишь, командир? – не выдержал молчания Брызгалов.
– По-моему, он влюбился, – предположил Савелий.
– Типун тебе на язык! – сплюнул Жарницкий.
– А что я такого сказал?
– С точки зрения биохимии состояние влюблённости сходно с маниакально-навязчивым неврозом. Иначе говоря, любовь – это тяжёлое нервное расстройство. Ты этого желаешь командиру?
Савелий прижал к губам ладонь.
– Я же не знал!
– Прекратить словоблудство! – проворчал Брызгалов. – Командир, у тебя всё в порядке?
Максим очнулся.
– Patuit dea[5].
– Что?!
– Предлагаю добраться до моего убежища и выпить за любовь.
– Если Петро нам что-либо оставил, – хмыкнул Жарницкий.
– За любовь к кому-то конкретно или просто так? – осведомился Брызгалов.
– Любви просто так не бывает, – заметил Савелий. – Если просто так, то это секс.
Максим, улыбаясь, слушал трёп подчинённых, и у него было хорошо на душе. Не смущало даже предупреждение Ольги о допросе «с пристрастием». Главное, что она согласилась поехать с ним в Синдор, а это уже говорило о доверии и о том, что он ей не безразличен.
Сыктывкар,
Хозяйственное управление полиции
7 июля, 11 часов утра
Поскольку Геннадий Фофанович Охлин не без оснований считал себя бо́льшим начальником, чем глава полиции Сыктывкара генерал Скорчак, ему показалось обидным, что его вызывают в Управление «дать показания по делу», как выразился зам по тылу полковник Нобелев. Несмотря на почти предельно допустимый срок выслуги – Охлину исполнилось пятьдесят четыре года, – он планировал пробыть на своём посту как минимум пять лет. Да и служил он не в спецназе и не в оперативном подразделении полиции, а возглавлял Хозяйственное управление, что давало ему огромную власть над людьми, основанием которой являлось материально-техническое снабжение всей губернии. Вот почему появилось чувство обиды: могли бы не вызывать в главк, а приехать к нему.
Вызов испортил настроение.
Возвращение с охоты в Синдорских лесах не было триумфальным, лося команда не завалила, медведей не нашла, да ещё странным образом заблудилась в болотах, прошлявшись неизвестно где несколько суток, взбудоражив своим исчезновением всю полицию края, и размышлять на эту тему не хотелось. Тем более – отвечать на вопросы, поскольку охотничий сезон ещё не начался и по закону охотиться на крупного зверя было нельзя.
Громадный, выпуклый со всех сторон, похожий на чрезмерно располневшего борца Геннадий Фофанович бегло пробежал глазами перечень проблем в растворе компьютерного дисплея, которые он должен был решать лично, как глава Управления, и вызвал Еремеева.
Капитан заявился через пятнадцать минут. Он икал и то и дело морщился.
– Что случилось? – пророкотал Охлин, отрываясь от созерцания экрана. – Съел что-нибудь?
– Да привязалась лихоманка! – в сердцах ответил Еремеев, щуплый, худой, вихрастый, ещё раз икнул. – Извините… час уже мучаюсь!
– От икоты можно избавиться с помощью массажа прямой кишки.
– Спасибо, обойдусь, – бледно улыбнулся Еремеев. – Пройдёт. Да и как прямая кишка связана с лёгкими?
– Я читал где-то, что американцы предложили такой способ, а раз предложили, то наверняка проверили на ком-то. Однако к делу. Меня вызвали к главному, поедешь со мной.
– Я-то зачем нужен? – мотнул головой капитан.
– Вместе будем отдуваться за Синдор. Кстати, это была твоя идея лететь туда охотиться, так что думай, что говорить будешь.
– Мы летали… отдыхать.
– Правильно. Собирайся, через пятнадцать минут жду внизу.
Еремеев икнул, бросил на генерала виноватый взгляд, вышел.
Охлин позвонил жене, сообщил, что может задержаться на работе, потом оставил за себя полковника Нобелева и спустился во двор. Здание ХОЗУ располагалось на окраине Сыктывкара, на улице Катаева, а штаб-квартира полицейского Управления – на улице Советской, поэтому добираться иной раз приходилось по полтора часа, что бесило генерала. С другой стороны, удалённость хозяйственно-снабженческой службы от общего управленческого кабинета полиции позволяла чувствовать себя комфортно, и Охлин терпел, стараясь встречаться с главным как можно реже, по большей части только на совещаниях.
Чёрный «БМВ» Охлина просел на рессорах, когда генерал сел на заднее сиденье.
– Куда, Геннадий Фофанович? – подошёл к машине начальник охраны Сапегов.
– В штаб, – коротко ответил Охлин.
Охрана заняла места в джипе сопровождения. Личные телохранители генерала сержанты Петро и Вован (по фамилии их никто никогда не называл) разделили обязанности, и на переднее сиденье «БМВ» сел бритоголовый Петро. Вован устроился в джипе.
Появился Еремеев, сел рядом с Охлиным, имея кислый вид.
– Поехали, – буркнул Охлин.
Машина вырулила на улицу, практически свободную от общественного транспорта и грузовиков. По мере увеличения автопарка Сыктывкара росла и загруженность улиц города, и когда Катаева встала, Охлин добился от начальника ГИБДД города изменения порядка следования в районе ХОЗУ. Три улицы сделали односторонними, по четырём соседним установили режим движения, запрещавший въезд тяжёлому транспорту, поставили телекамеры, и жители улицы Катаева вздохнули с облегчением, не зная, что своему счастью с уменьшением потока автомобилей они обязаны Охлину. Который об их благополучии и не думал.
До Управления полиции края, располагавшегося в здании под номером шестьдесят три по улице Советской, доехали быстро, за полчаса с минутами.
Генерала и капитана, переставшего наконец икать, ждали в кабинете начальника полиции Сыктывкара на втором этаже незнакомые люди.
– Знакомьтесь, – сказал генерал Скорчак, благообразным морщинистым лицом и лысиной на полчерепа напоминавший архиерея. – Охлин Геннадий Фофанович. Э, а вы зачем здесь? – посмотрел он на Еремеева.
– Он со мной, – сказал Охлин угрюмо. – Мы вместе были… отдыхали в Синдоре.
– Пусть подождёт в приёмной.
– Пусть останется, – сказал один из мужчин в штатском, седоватый, с большим лбом.
– Хорошо, присаживайтесь.
Еремеев присел рядом с Охлиным на краешек стула.
– Спицын Богдан Никандрович, – представил первого гостя Скорчак. – Полковник из госбезопасности. И майор Ширянов Рифат… э-э…
– Гилямзянович, – приподнялся второй гость, сухощавый, смуглолицый, с жёсткими курчавыми волосами и чёрными глазами.
Охлин настороженно оглядел гостей из Москвы. Те в свою очередь изучали его, потом начали рассматривать Еремеева. Молчание затянулось.
– Что дальше? – нахмурился Геннадий Фофанович.
– Расскажите нам о своём… гм, гм… отдыхе в Синдорских лесах, – попросил Спицын вежливо.
– Я не должен ни перед кем отчитываться, – набычился Охлин.
– И всё же расскажите. Будет лучше, если мы узнаем от вас подробности этого мероприятия здесь. Или вы предпочитаете сделать это в Москве?
– Геннадий Фофанович, не ерепенься, – мрачно сказал начальник Управления. – Эти люди имеют право задавать вопросы.
– Я что, под следствием? – язвительно осведомился Охлин.
– Нет, но вполне можете стать подследственным, – тем же вежливым тоном пообещал Спицын, однако глаза его сверкнули предупреждением, и Охлин, потея, понял, что взял неверный тон.
– Я ничего противозаконного не совершал. В Синдорские леса я летал отдыхать.
– Мы не спрашиваем вас о ваших намерениях, расскажите о том, как и почему вы заблудились, почему и куда исчез ваш проводник егерь Степчук, а также пилот вертолёта, припомните, что видели. Короче, все детали вашего чудесного… гм… отдыха.
Охлин бросил взгляд на Еремеева.
– Вот он расскажет.
– Дойдёт очередь и до него.
Геннадий Фофанович пожевал губами, вытер потный лоб платком, посопел немного и принялся вспоминать полёт в Синдор.
Рассказ занял полчаса.
– Всё? – поинтересовался полковник из Москвы. – Ничего не упустили? Никого подозрительного не видели?
– Никого, – пробурчал Охлин. Перед глазами воскресла фигура майора Одинцова. – Хотя был там один подозрительный тип, назвался майором Одинцовым. Мы его с друзьями потом везли в Сыктывкар.
– С ними ещё девица была, – нервно вставил слово Еремеев. – Ольга. У них конфликт случился.
Приезжие переглянулись.
– Конфликт? С кем?
– С нашими парнями, Петро и Вова… сержантами охраны Сигалёвым и Глызиным.
– Поподробнее.
Капитан рассказал о стычке Одинцова с телохранителями генерала. По его словам выходило, что инициатором драки был Одинцов.
– Он вообще крутым себя ставил, – закончил Еремеев, – во всё вмешивался, права качал.
– А потом как вы оказались в одной компании с ним? – полюбопытствовал Спицын.
– Да хрен его знает! – с досадой рубанул воздух ладонью генерал. – Плутали по кочкарям… болота обходили… реку перешли… а потом столкнулись с ними нос к носу. Их там было человек семь.
– Шесть вместе с девицей.
– Ну шесть.
Приезжие снова переглянулись.
– А Ольга?
– Что Ольга? Девица эта… костюм в обтяжку… с ними отправилась. Мы к вертолёту пошли, они ещё куда-то. Потом попросились лететь с нами, пришлось взять.
– Ладно, с ними всё понятно, а ещё кого-нибудь в лесу не встретили?
Оба чекиста из Москвы впились глазами в глаза генерала и капитана.
– Не помню, – после паузы, с неохотой признался Охлин.
– Лесника, – пробормотал Еремеев.
– Что лесник?
– Он вообще какой-то подозрительный мужик, мы его не один раз встречали, шастал по лесу как неприкаянный.
– Это его работа – шастать по лесу, – усмехнулся Спицын. – Всё, больше ничего не скажете? К леснику никто не приходил из незнакомых людей?
– Одинцов.
– Одинцов его племянник.
– Не видел, не знаю.
– А в руках у лесника не было видеокамеры, не помните?
Охлин и Еремеев посмотрели друг на друга.
– Ружьё видели… камеру вроде нет. Да и откуда она у него? По старинке человек живёт.
– С вами были ещё несколько человек.
– Кроме охранников, ещё двое, егерь и начальник Синдорского охотхозяйства Пуфельрод.
– Каким образом пропали егерь и пилот? Они всё время с вами были?
Еремеев занервничал, бросил взгляд на Охлина.
– Пилот остался у вертолёта, когда мы уходили, а егерь отстал… и больше мы его не видели.
– Его ищут, – сказал Скорчак, поглядывающий на экран компьютера. – Возможно, он утонул в болоте.
Черноволосый спутник Спицына скептически дёрнул уголком губ.
– Егерь? Знающий лес как свои пять пальцев? Утонул?
– Со всяким может случиться, – буркнул Охлин.
– Почему же вы не остались его искать?
– Этим занимаются специально обученные люди, – поспешил прийти на помощь Охлину Скорчак. – Два взвода полиции и отряд ОМОН. Собаки… то есть кинологи с собаками. Найдём.
– Хорошо, закончим на этом, – решил Спицын. – К вам вопросов больше нет. Но есть вопросы к вашим спутникам. Вызовите охранников, этих сержантов, мы поговорим с ними. Вы свободны, генерал.
Охлин побагровел, хотел ответить резкостью, но снова наткнулся на взгляд полковника ФСБ, в котором плавала ироническая усмешка пополам с угрозой, и проглотил отповедь.
– Вспомните что-нибудь существенное, позвоните, – добавил Спицын, подавая Охлину визитку.
Геннадий Фофанович не глядя сунул визитку в карман, выпростался из-за стола.
– А я? – растерялся Еремеев.
– Вы тоже свободны.
Хозяйственники вышли.
– Пустышка, – разочарованно сказал майор Ширянов.
– Вы не дали им систему отсчёта, – качнул головой начальник Управления. – Вот они и не поняли, что от них требуется.
– Существуют системы отсчёта, относительно которых едет любая крыша.
– Какие? – не понял Скорчак.
– Связанные с гостайной, – сказал Спицын задумчиво. – Мы имеем дело именно с такой системой. Все наши беседы – под гриф «секретно»!
– Конечно, я понимаю. Куда вы сейчас?
– Дождёмся охранников этого вашего хозяйственного босса, поговорим с ними, попьём кофейку и отправимся на хутор, в район поисков. Очень меня заинтересовал ваш лесник.
– Транспорт нужен?
– Не откажемся.
– Вертолёт готов к вылету в любую минуту.
– Благодарю, генерал, останемся в долгу. – Спицын встал.
Скорчак поднялся тоже.
– Скажите, полковник, что вы хотите узнать от моих службистов? Ходите всё вокруг да около, никак в толк не возьму. В чём вы их подозреваете?
– В связях с пришельцами, – подмигнул ему Спицын, выходя из кабинета.
Хутор Синдор
7 июля, 13 часов дня
Установилась хорошая погода, и Пахомыч наконец занялся хозяйством: надо было починить застреху под крышей сарайчика, дверцу на колодке, убрать лежалую траву на краю огорода и подставить под ветки яблонь подпорки.
Поиски егеря Степчука и пропавшего пилота затянулись, велись вяло, отчего у Пахомыча сложилось мнение, что никого особенно не волнует, куда девались егерь и лётчик. Сам он Степчуку не сочувствовал, но не потому, что не любил бывшего зэка, он и видел-то его всего три раза, а вследствие сложившейся ситуации. Просто так егерь пропасть не мог, а как он отбился от компании охотников и куда потом девался, можно было только гадать. На ум приходило лишь что-то совсем криминальное, типа – убили в ссоре. Потому как в «простую смерть» – утонул в болоте, к примеру, – Пахомыч не верил.
Когда он уже заканчивал сгребать траву, собираясь её сжечь, в огород прибежала жена:
– Тебе звонят, старый.
– Кто? – разогнулся лесник.
– Максим. – Она протянула мобильный телефон; «Нокиа» была старая, чуть ли не пятилетнего возраста, но работала исправно, хотя вид имела обшарпанный.
– На трубе, – сказал Пахомыч в микрофон.
– Дядя Коля, привет, – послышался голос племянника. – Извини, что беспокою, дело есть на полмиллиона.
– Да я вроде никому такую сумму не одолживал, – пошутил Пахомыч.
– И не надо. Нового ничего?
– Да что у нас может быть нового? Лоси так и не нашлись, медведи тоже. Вот с огородом вожусь, запустил со всеми нашими злоключениями. Егеря до сих пор ищут, военные с ног сбились. Живём помаленьку. Что у тебя слышно?
– Примерно то же самое. Что ж ты мне не сказал про видеокамеру?
– Да странное дело, – Пахомыч опустил грабли, присел на ольховый пень, – запамятовал. Никогда такого со мной не случалось. Обнаружил её, камеру, значит, когда вы уже уехали. А опосля приехал ваш сотрудник, ну и я вспомнил, отдал.
– Кто её у тебя оставил, не вспомнил?
– Нет, – виновато шмыгнул носом старик. – Хоть убей! Она у меня почему-то в погребе лежала.
– Странно.
– Да уж, такая вот беда.
– Ладно, вспомнишь, позвони. Я к тебе скоро приеду, и, скорее всего, не один.
– С Олькой, что ли?
– Может быть.
– Понравилась девка? Красивая, хотя и строгая.
– Уж что есть…
– Буду рад видеть вас обоих, приезжайте.
Разговор закончился. Пахомыч посидел немного, чувствуя, как ноет поясница, глотнул водички из фляги и снова принялся сгребать траву. Однако закончить работу ему не дали. Снова прибежала Евгения Евграфовна:
– К тебе пришли.
– Кто на сей раз? – проворчал Пахомыч.
– Двое городских, ухоженные такие, и этот ваш охотовед, Пупель… Фупель… не выговоришь, ей-богу.
– Пуфельрод?
– Он.
– Чего им надо?
– Так ведь не я им нужна.
– Пошли, что ж делать, не гнать же их.
Гостей и в самом деле было трое: Пуфельрод Борис Аронович, заросший жёсткой седой щетиной, и двое мужчин, одетых в гражданские костюмы из синего вельвета. Евгения Евграфовна не зря назвала их «городскими». Один был русоволосый, с большими залысинами на круглой голове с огромным лбом, с острым взглядом серо-голубых глаз, второй черноволосый, черноглазый и резкий в движениях.
– Здрасьте вам, – сказал Пахомыч, оглядывая компанию, не спеша впускать гостей в дом. – По какой надобности?
– Поговорить надо, – буркнул Пуфельрод, снимая брезентовый плащ; было жарко, однако начальник Синдорского охотхозяйства почему-то оделся по-осеннему.
– Говорите.
– Не будем же мы здесь стоять? Это из Москвы, полковник Спицын и майор Ширянов.
– Полковник? – не поверил старик. – Большой начальник, видать.
– ФСБ.
– Ух ты, чекист? Ладно, проходите в хату, чекистов я уважаю.
Гости переглянулись, в глазах Спицына промелькнула тень улыбки, и это Пахомычу понравилось. Он открыл калитку.
Расположились на веранде, где несколько дней назад чаёвничала команда Максима.
– Сваргань чайку, Графовна, – попросил Пахомыч жену. Расселись за столом.
– Слушаю, гости незваные.
– Как тут у вас, тихо? – поинтересовался Спицын.
– Не воюем, – усмехнулся Пахомыч. – Ты пустопорожние разговоры не заводи, полковник, давай ближе к делу.
– Пахомыч! – недовольно крякнул Пуфельрод.
– Всё правильно, – кивнул Спицын, – я тоже не люблю лишних разговоров, время дорого. О происшествии мы наслышаны, но хотелось бы узнать подробности. Особенно в части находки – видеокамеры. Кто её у вас оставил? Когда? Зачем?
– Не помню, – отрезал старик. – Кто хошь мог зайти, пока меня дома не было, тут людей пришлых – цыганский табор!
– Это верно, почти что табор, – улыбнулся Спицын. – Верю, надоело. И всё же расскажите, с чего всё началось. Зачем сюда приезжал ваш племянник, что делал.
– Я ему позвонил, пожаловался, что звери начали пропадать, он и приехал.
– Один?
– Сначала один, потом приехали его друзья.
– Понятно. Сколько их было?
– Четверо.
– Не тяни, Пахомыч! – сердито сказал Пуфельрод. – Что из тебя слова клещами надо тащить? Давай с самого начала, как ты обнаружил пропажу.
– Я не мастер разговорного жанра, – обиделся Пахомыч, поджав губы. – Как могу, так и гутарю.
– Мы слушаем, – сказал Спицын. – Борис Аронович, не торопите человека.
Лесник подождал, пока жена расставит по столу чашки и блюдца, вазочки с вареньем, начал рассказывать.
– Значит, ваш племянник вызвал своих друзей после того, как исчезла Ольга? – уточнил Спицын, когда повествование закончилось.
– Ну да, он мне сообщил про Ольгу, сам расстроен был, а потом и он пропал, двое суток искали.
– Он не рассказывал, что случилось? Где плутал, почему не звонил, как оказался вместе с Ольгой?
– Сказал только, что обходил болото, наткнулся на своих ребят, а потом встретил охотничков, туды их в качель!
– А Ольга как с ним оказалась? Он сначала её нашёл или охотников?
– Этого не ведаю, не спрашивал.
– Вернёмся к видеокамере. Нам важно знать, кого вы встречали в деревне, возле дома, в лесу, особенно из тех, кого не знаете, не считая солдат и офицеров группы поиска. Что вам показалось подозрительным, что отложилось в памяти.
Разговор начинал тяготить. Гостей интересовало всё, что происходило на хуторе и возле него во время поисковой операции, малейшие детали, разговоры, а Пахомыч ничего не мог добавить к сказанному. Он действительно не помнил, как чёртова видеокамера оказалась у него в погребе.
Евгения Евграфовна принесла пирог с лесными ягодами.
Принялись за чай.
– Боюсь, я вас разочарую, – покачал головой Пахомыч, не притрагиваясь к чашке. – Никого подозрительного в лесу и возле хутора я не встречал. С видеокамерой та же история – не помню, кто принёс. Умом повредиться можно, если представить.
– А вот ваши соседи говорили, что якобы видели в лесу подозрительного человека в камуфляжной форме и даже с видеокамерой. Неужели вы, лесник, опытный специалист с зорким глазом, никого не заметили?
– Заметил – сказал бы, – вдруг заговорила Евгения Евграфовна, заменявшая чайник. – Вы бы лучше приказали полиции не мусорить, а то прямо за околицей свалку устроили.
Она смутилась под взглядом мужа, шмыгнула в горницу.
Мужчины посмотрели ей вслед.
– Мы не по этой части, – сказал майор Ширянов.
– Она права, – хмуро сказал Пахомыч. – Никто ни за что не отвечает, а с нас спрашивают. Кто за вашими хлопцами убирать будет? Снова нам придётся?
Спицын поднялся.
– Я поговорю с командованием спасателей. Спасибо за чай. Если вспомните что, найдите нас, мы тут побудем ещё какое-то время.
Гости ушли.
Пахомыч проводил их до калитки, посмотрел на проехавший по улице зелёный военный джип, вернулся в дом.
– Ох, старый, не нравится мне всё это, – вздохнула Евгения Евграфовна, покрестилась на икону Божьей Матери, висящую в красном углу горницы. – Не к добру к нам гости зачастили. Может, уедем куда, пока тут суета не стихнет?
– Куда?
– Да хоть к тётке Матрёне в Свияжск.
– Ты и поезжай, а я остаться должон, не могу я участок бросить. Да и Максим обещал приехать.
Походив по хате, Пахомыч решил было вернуться на огород, однако ещё одна порция гостей окончательно развернула его планы.
На сей раз в дом наведался капитан полиции Посвитлый, с которым когда-то повздорил Максим. Капитан, одетый в камуфляжную форму, пришёл с двумя рослыми бойцами ОМОН. Причём стучаться в дверь он не стал, сразу прошёл в хату, отодвинув Евгению Евграфовну.
– Чего надо? – не сдержался Пахомыч.
– Собирайся, старик, с нами поедешь, – равнодушно приказал капитан, оглядев блеклыми глазами горницу.
– Это ещё куда?
– За кудыкины горы.
– Не поеду я никуда! – возмутился лесник. – Мне работать надо. Только что гости из Москвы ушли, я им всё рассказал.
