Василий Грачев
Контрразведчик на Западенщине. Генерал КГБ вспоминает
Новая профессия
А теперь возвращаюсь к своему пребыванию в отделе «Смерш» 7-й гвардейской ВДД. Утром 9 апреля меня вызвал гвардии капитан Жуков. Поделившись своими переживаниями в связи с похоронами П. И. Китина, как он признавал, своего большого друга и любимца-соратника, он спросил: «Вы читали документы, находившиеся в его полевой сумке?». Я признался, что просмотрел их, увидел везде гриф «совершенно секретно» и прочитал отдельные заголовки: «Подписка о вербовке», «Рапорт о состоявшейся вербовке доверенного лица или резидента» и т. д.
– Вы написали майору Недашковскому подписку о неразглашении?
– Нет, не писал.
После чего, изобразив мимикой своё изумление, он подал мне лист бумаги и продиктовал подписку о моём обязательстве сохранять в строгой тайне ставшие мне известными совершенно секретные сведения о деятельности органов госбезопасности и что, в случае их разглашения, буду нести уголовную ответственность как за разглашение государственной тайны по ст. 75 УК РСФСР. Заметив мою подавленность таким оборотом разговора и удовлетворенный тем, что исправил ошибку своего заместителя, Жуков провёл детальный разговор о моём оформлении на службу в органы военной контрразведки «Смерш». При этом прибегал к неоднократным похвалам в мой адрес, упоминал о том, что П. И. Китин представил исключительно положительные характеристики и отзывы, а поэтому мой долг не забывать об этом и оправдывать, быть достойным его памяти своим добросовестным трудом, преданностью Коммунистической партии и социалистической Родине.
Беседу закончил тем, что для окончательного решения о направлении меня на двухмесячные фронтовые курсы оперсостава военной контрразведки надо сегодня же возвратиться в 29-й гвардейский полк, представиться командиру полка гвардии майору Ивану Ивановичу Голоду и его замполиту гвардии майору Александру Титовичу Козлову, оформить все необходимые для вступления в КПСС документы, и не позднее чем через трое суток, возвратиться. Поездку совершить на лошади, забрать с собой рядового Брякина с повозкой и оставить в полку. Лошадь капитана Китина П. И. остается у нас в отделе. Получив изложенные указания, я приступил к их немедленному исполнению.
Прибыв в штаб полка, никаких трудностей там не встретил. Необходимые рекомендации и характеристика комсомольской организации были получены, заверены замполитом гвардии майором А. Т. Козловым и в закрытом пакете переданы мне с наилучшими пожеланиями для доставки в политотдел дивизии. Командир полка И. И. Голод принял меня хорошо, поздравил с переходом на работу в важный государственный орган и намекнул, что за совершенные в последнее время боевые подвиги я обязательно буду награжден, и он посоветуется по этому вопросу с руководством ВКР «Смерш» дивизии.
12 апреля, вместе пообедав и попрощавшись с боевыми товарищами, своим близким другом Николаем Черных, получил аттестаты на все виды десантного довольствия и выехал к новому месту службы. Во время прибытия в отдел, начальник гвардии капитан Жуков отсутствовал. Принял меня его заместитель гвардии майор Недашковский. Терпеливо выслушал мой Доклад и, забрав пакет, сказал, что сам передаст начальнику политотдела гвардии полковнику В. И. Бабичу. Мне же порекомендовал стать на все виды довольствия во взводе охраны (он же и комендантской службы), взять там или в секретариате Историю ВКП(б), краткий курс, «Вопросы ленинизма» И. В. Сталина и кропотливо заниматься их изучением, а также чтением газет о текущих событиях, чтобы хорошо подготовиться к парткомиссии.
Началось моё самостоятельное изучение марксизма-ленинизма, которое продолжалось потом всю жизнь в системе плановой ежегодной политподготовки, которая велась на спецкурсах оперсостава и курсах переподготовки руководящего состава при Высшей школе КГБ, куда направлялся, начиная с 1958 года, через каждые пять лет на 1–2 месяца. Всё это продолжалось и было обязательным и после того, как в 1953 и 1976 гг. получил дипломы с отличием о высшем политическом образовании, окончив двухгодичные университеты марксизма-ленинизма. Первый раз – при Львовском окружном Доме офицеров и второй – при Политуправлении Киевского военного округа. В 1976 году пытался от этого открутиться, ссылаясь на то, что у меня уже есть высшее политическое образование, что, кроме этого, в 1961 году закончил юридический факультет Львовского госуниверситета, где очень много уделялось внимания изучению диалектического и исторического материализма. Ничего не вышло – получив должность номенклатуры ЦК КПСС, должен пройти еще раз в группе соответствующей категории личного состава. В целом подход был такой: сколько бы ни учился, от политзанятий в органах госбезопасности никто не освобождался. Для человека, служившего в политических органах партии, а такими всегда считались органы государственной безопасности, это было обязательным, и результаты всегда отражались в его служебных аттестациях. Разница была только в том, что пока являешься рядовым оперработником, то входишь в кружок партучебы слушателем, а, став начальником органа, автоматически становишься его руководителем, добиваясь тесной связи теоретических положений марксизма-ленинизма с практикой служебной деятельности. Оторванное от жизни коллектива начетничество комиссии политорганов и вышестоящие инспектирующие инстанции нашей службы подвергали жесткой критике.
И вот прошло дней 10–12 в моём упорном изучении марксизма-ленинизма. Случайно встречаюсь с гвардии майором Недашковским, и он спрашивает, как у меня идут дела по усвоению краткого курса Истории ВКП(б), есть ли какие-то трудности в понимании материала. В ответ говорю, что все нормально, уже заканчиваю и мне все понятно. Тогда он спрашивает: вы при изучении раздела о диалектическом и историческом материализме встречали такое выражение Владимира Ильича Ленина: «За гносеологической схоластикой эмпириокритицизма нельзя не видеть борьбы партий в философии»?
– Помню, есть там такое сложное словосочетание, – отвечаю я.
– Ну, и как вы его поняли?
Пришлось пожать плечами. Тогда он дал разъяснение, которое я никогда не забывал и старался всегда выполнять. Его существо состояло в том, что марксизм-ленинизм – наука сложная и чтобы умело применять её в практической работе, надо глубоко вникать в каждое слово, тем более непонятное. Работать всегда приходится с философским, политическим и другими словарями и справочниками. Помня об этом, после войны при первой же возможности и в первую очередь стремился приобрести справочные издания. Они сейчас в моей библиотеке почти в полном наличии.
Возвратившись после встречи с Недашковским к краткому курсу Истории ВКП(б), нашёл приведённое дословно им изречение Ильича, с трудом разобрался в значении имеющихся в нем терминов и понял: до какой степени надо быть пытливым, чтобы полученные знания приносили практическую пользу. Думая в этом направлении, выписал себе в блокнот несколько гениальных догм: Ф. Энгельса – «Материалистическое мировоззрение означает просто понимание природы такой, какова она есть, без посторонних прибавлений» и В. И. Ленина – «В собственном смысле диалектика есть изучение противоречия в самой сущности предметов». И дальше: «Развитие есть “борьба” противоположностей» и т. п.
И сколько бы в дальнейшем ни занимался изучением философских первоисточников, мне всегда казалось, что, придерживаясь приведенных постулатов и перенося их толкование на чекистскую деятельность, без злого умысла невозможно допустить нарушение социалистической законности, самого опасного искушения в предоставленных органам госбезопасности властных полномочий. На это соблазнялись отдельные случайно попавшие в них честолюбивые карьеристы. А поскольку такие факты имели место, то накладывалась тень позора на основную массу честных и добросовестных тружеников невидимого фронта.
После состоявшихся с гвардии майором Недашковским бесед у меня сложилось о нем мнение как о тонком психологе высокой культуры и педагогического такта, способном оказывать решающее влияние на подчиненных в их самосовершенствовании в нужных для дела направлениях. Среднего роста, внешне выглядел полноватым. Говорил медленно и мало. Быстро располагал к себе собеседника, был во всех отношениях симпатичным офицером. Слышал, что после войны он так же, как и я, жил во Львове. Очень сожалею, что не нашел время представиться этому замечательному человеку, став его достойным соратником.
Заодно отражу свое мнение и о его начальнике гвардии капитане Жукове. Этот молодой, лет 30–32, высокий, стройный и красивый офицер, с джентльменскими усиками и красивой тростью (видимо, был ранен), точно такой же, каку начальника политотдела дивизии гвардии полковника В. И. Бабича. Имел высшее юридическое образование – окончил юрфак военной академии. При встречах всегда был приветлив, улыбающийся. Говорил энергично и властно, не считаясь иногда с тем, что подавляет собеседника. Имея сильную волю, мог неотвратимо воздействовать на людей. Так, однажды в отдел контрразведки «Смерш» служба охраны тыла фронта доставила группу задержанных, около двадцати гражданских лиц. Жуков приехал, вышел из машины и ему доложили об этом. Он подошел к задержанным и скомандовал: «Становись! Смирно! Власовцы, два шага вперёд, марш!». Удивительно, но большинство из них команду выполнили. Отдельные потом пытались вернуться, но опять стали в шеренгу власовцев.
25 апреля я был вызван к Жукову, который объявил о том, что вчера командиром дивизии подписан приказ о моем награждении орденом «Слава» III степени. Тепло поздравляя, он даже по-братски обнял меня и объявил, что завтра будет организовано вручение мне ордена вместе с другими награжденными в торжественной обстановке перед общим построением штаба и подчиненных ему подразделений дивизии. Вы на этом построении должны быть в составе роты разведчиков дивизии, на лошади. Так задумай этот ритуал командиром дивизии, о чем Вас детально ознакомит и проведет тренировку командир разведроты гвардии капитан Царёв. Приведите себя и лошадь в надлежащий вид.
В разведроте с большой радостью встретился с теми разведчиками, с которыми познакомился в августе 1943 года, только что прибыв на фронт. В абсолютном большинстве они были целы и невредимы, а грудь у многих из них украшена правительственными наградами. Разведчики выполняют, как правило, рискованные боевые задачи, но, действуя при этом продуманно и осознанно, проявляя личную смекалку и разумный маневр, всегда имеют большую возможность добиться нужного успеха и сохранить свою жизнь. Поэтому потери у них всегда ниже, чем в других частях. Попросив у ребят пару кусочков сахара, навестил свою бывшую кобылицу-умницу. Она добилась повышения и была теперь лошадью Александра Васильевича Царева, командира роты. Подойдя к ней, угостил сахаром и обнял её красивую мордочку. Мне показалось, что после этого она, помахивая головой, подала сигналы, что узнала меня и рада встрече. На меня так навалились трогательные чувства крестьянского инстинкта, что его подсознательное и безотчетное проявление вызвало на глазах слезы. Горевшие до этого радостью глаза кобылицы тоже прослезились. Так мы вновь расстались.
Настало 26 апреля. В 10 часов утра состоялось торжественное построение подразделений 7-й гвардейской Черкасской Краснознаменной ордена Богдана Хмельницкого воздушно-десантной дивизии. На левом фланге в кавалерийской шеренге 9-й отдельной гвардейской воздушно-десантной разведывательной роты, замыкая построение, было определено мое место. Поддерживая бравую выправку, все с той же детской восторженностью радовался представившейся возможности покрасоваться на приобретенном в Корсунь-Шевченковской битве чистокровном скакуне огненного цвета. Мною он был уже хорошо приручен и объезжен, вел себя послушно и прекрасно понимал шпоры с серебряным звоном.
Прозвучала команда: «Смирно!». Прибыл командир дивизии Дмитрий Аристафьевич Дрычкин, впервые надевший новенькую форму в связи с присвоением ему звания генерал-майора. С большим подъемом приятного тембра голоса он произнес яркую речь о подвигах личного состава соединения в Уманско-Ботошанской наступательной операции, достойно отмеченных высокими правительственными наградами и почетными званиями.
Первыми совершили выезд на лошадях к генералу 5 или 6 разведчиков, а затем я. Проскакав перед строем аллюр – галопом и получив награду, возвращались строевой рысью, приветствуя строй поворотом головы налево и приложением правой руки под козырек. Так заранее было отрепетировано, выглядело очень торжественно и зрелищно. Представившись, я увидел: до чего ж красивым, статным и необыкновенно нарядным был наш генерал. Вручая мне орден «Славы» Д. А. Дрычкин заявил, что он, вместе с командиром полка и капитаном Жуковым, решили навредить меня только этим орденом. «В ближайшее время, – сказал он, – вы будете офицером. Уверен, что в дальнейшем получите и другие ордена, но не орден солдатской доблести. Став военным контрразведчиком, вы всегда будете им гордиться».
Азы контрразведывательного мастерства
29 апреля 1944 года партийной комиссией при политотделе 7-й гвардейской Черкасской Краснознаменной ордена Богдана Хмельницкого воздушно-десантной дивизии я был принят кандидатом в члены ВКП(б). Докладывал мое дело член парткомиссии – заместитель начальника ОКР «Смерш» майор Недашковский. Вопросов задано не было. Проголосовали единогласно. Присутствовавший на комиссии начальник политотдела дивизии гвардии полковник В. И. Бабич тепло поздравил меня с столь важным событием в жизни, пожелал успехов на новом ответственном участке работы и, подчеркнув важность ее партийности, заявил, что хорошим чекистом может быть только хороший коммунист. Поблагодарив за высокое доверие и заверив, что оправдаю оказанную мне честь, обрадованный вылетел с комиссии «на крыльях». Получив необходимые документы, был доставлен на автомашине комендантом в ОКР «Смерш» 4 гвардейской армии. Через 30–40 минут попал к майору-кадровику, с которым занимался около 4 часов, до самого обеда. Написал заново на бланках: более подробную автобиографию, список родственников (до того колена своих родителей, которое знал). Заполнил анкету сотрудника госбезопасности на 22 страницах. На 70 % ее вопросов отвечал: «не был», «не состоял», «не участвовал», «не подвергался», «не привлекался» и т. д. При этом меня очень удивило то, что при заполнении раздела о трудовой деятельности, начиная с техникума, и воинской службы – с Новосибирского военно-пехотного училища, кадровик предложил после этого записать так: «с 10 августа 1943 года по настоящее время – помощник командира взвода охраны отдела контрразведки «Смерш» 7-й гвардейской ВДД 4 гвардейской армии 1 и 2 Украинских фронтов». На мое удивление и вопрос: «Как так?». Ответил: «Так, вы были в 29-м гвардейском воздушно-десантном полку в распоряжении гвардии капитана П. И. Китина для возможного использования в заградслужбе при формировании заградотряда на основе второй пулеметной роты, а числились в штате взвода охраны ОКР «Смерш» дивизии». Вот тебе и на! Оформлялся и шел в «Смерш», а оказалось, что давно уже в нем служу, хотя и ни разу в заградмероприятиях не участвовал и в полку вообще они не проводились. Позже я узнал, что в моем личном деле есть документ, в котором весь период моей службы заместителем командира взвода охраны и непосредственного участия в боях охарактеризован исключительно положительно и сделан вывод: «Достоин быть зачисленным после предварительной подготовки на оперработу в органы ВКР «Смерш».
После обеда был доставлен кадровиком на «газике» в расположение Курсов Управления контрразведки «Смерш» 2-го Украинского фронта, размещавшихся вместе в городе Рышканы, Молдавской ССР. Став на все виды довольствия и партучет, ужинал уже в столовой Управления во вторую смену, где был сражен до растерянности шикарной сервировкой столов, накрытых белыми скатертями. Осматриваясь, как ведут себя другие, подумал: «Надо же, как воюют!». В этих, по моим тогдашним понятиям, барских условиях провел на высших эмоциях хорошо организованное празднование дней Первомая.
3 мая по заранее объявленному расписанию начались классные занятия по истории ВКП(б), лекции и собеседования по боевому пути органов госбезопасности с более подробным уклоном о военной контрразведке. Организованных занятии проводилось 4–6 часов, остальное – самоподготовка.
Несколько курсантов успели в это время так подготовиться с местными красавицами, что были отчислены по состоянию здоровья. Правда, случились такие неприятности не в нашей группе. Она была укомплектована так, чтобы служить примером для других: почти все орденоносцы, с высшим и средним общим, а некоторые и военным, образованием.
Загруженность занятиями была неполной. Спецдисциплины не преподавались, видимо, не была закончена спецпроверка. В полном объеме они начались только с 1 июня и продолжались до 1 августа 1944 года, то есть всего два месяца.
* * *
Вспоминая о фронтовых курсах УКР «Смерш» 2-го Украинского фронта по подготовке оперативного состава, следует подчеркнуть, что, поскольку они были скоротечными, а подлежащий усвоению материал беспредельно обширным, начиная с 1 июня 1944 года, занятия стали проводиться по 14 часов в сутки. Основные положения организации агентурно-оперативной работы в войсках и их окружении буквально «вдалбливались» в головы слушателей и лично мне всегда служили наиболее понятной и действенной основой на протяжении последующей работы в военной контрразведке.
Каждое занятие, лекция, беседа или семинар заканчивались записью под диктовку преподавателя основных положений и выводов, которые потом заучивались почти полностью на память и оценивались на экзаменационной беседе.
Впоследствии, когда в 1949–1950 годах пришлось учиться на курсах переподготовки оперсостава военной контрразведки в городе Харькове и далее на неоднократных курсах переподготовки руководящего состава при Высшей школе КГБ СССР, имея возможности для сравнения, всегда убеждался, до какой филигранной точности и исчерпывающей практической целесообразности были доведены преподаваемые на фронтовых курсах основы работы «Смерш» в боевых условиях.
Например, полковник Сивуда, опытный чекист первого поколения, в 1920–1923 годах вел в Армении борьбу с членами националистической партии «Дашнакцутюн», поднявшей восстание с целью свержения советской власти и отделения Армении от России, преподавал основы организации агентурно-оперативной работы, на конкретных при мерах раскрывал роль агентов, доверенных и резидентов, как основного средства армейских контрразведывательных аппаратов в борьбе со шпионажем, диверсиями и террором фашистской разведки «Абвер», как от умелого подбора и правильной расстановки, целеустремленного их использования и четко отработанных способов связи зависят конкретные результаты успешной борьбы с вражескими лазутчиками.
После подробного рассказа о требованиях, предъявляемых к поступающим от негласного аппарата материалам, под диктовку полковника Сивуды было записано и заучено следующее: «По оперативно значимым фактам и событиям от источника в произвольной форме, но обязательно в целях конспирации как от третьего лица, принимается донесение (в исключительных случаях заявление или составляется справка оперработника), в котором должно быть по возможности наиболее полно отражено: когда, где, при каких обстоятельствах и что произошло, кто присутствовал и как реагировал. В справке оперработника к такому донесению (устному сообщению) необходимо указать установочные данные на проходящее по нему лицо (группу лиц) и свидетелей, изложить очередное задание, способы его выполнения и линию поведения, исключающую провокацию, а также мероприятия оперработника, вытекающие из содержания сообщения».
Вот так выглядела эта, кажущаяся на первый взгляд, простенькая наука, всего два или три раза закрепленная на занятиях практическим исполнением. Однако, даже всесторонне подготовленным оперработникам, в том числе окончившим Высшую школу КГБ, нередко приходилось напоминать ее жизненные истины, чтобы не допускать пустой показушной писанины, чтобы поступающая от различных источников информация была достоверной, действительно оперативно значимой и могла быть задокументирована, а значит, работала на результат.
На занятиях серьезное значение придавалось расстановке негласного аппарата, который должен был состоять из агентов, резидентов и осведомителей. К категории агента относились хорошо подготовленные, проверенные на практической работе негласные сотрудники, обладающие способностью быстро входить в контакты и устанавливать доверительные отношения с интересующими органы лицами и вести их разработку. Они приобретались и готовились к такой работе из числа военнослужащих всех категорий: рядовых, сержантов и офицеров, располагающих возможностью по своему служебному положению свободно маневрировать в пределах подразделения – части и распоряжаться временем по своему усмотрению; их было немного, а некоторые оперработники не имели их вообще, потому что не успевали приобрести из – за большой текучести личного состава, а иногда и потому, что не придавали этому должного значения. Основную массу негласного аппарата, создававшую плотность негласного прикрытия подразделений войск, составляли доверенные лица, сведенные в большинстве своем в ротные резедентуры. В этом отношении, как правило, действовало никем административно не закрепленное требование, неписаный закон: иметь в каждом отделении осведомителя, в роте – резидента из числа лиц, имеющих возможность регулярно с ними встречаться, дополнительно инструктировать и получать первичную информацию. Готовили их из числа старшин и сержантов, старшин рот, мед., хим., вет. и других инструкторов, служб продовольственного, материально технического обеспечения и вооружения. Нередко в качестве резидентов работали и офицеры указанных тыловых служб.
Из-за больших потерь необходимое количество осведомителей после каждого боя вновь восстанавливались в пределах приведенной схемы и на это уходили основные трудовые усилия и время. Вот почему на моих глазах капитан П. И. Китин целыми днями и ночами проводил «беседы» с личным составом нового пополнения и лазил на передовой по окопам.
Полковник Сивуда решительно выступал против механического подхода к расстановке негласного аппарата в батальонах и подразделениях полков, являвшихся объектом обслуживания каждого в отдельности из оперработников отдела «Смерш» дивизии, считая, что она должна определяться и затем постоянно регулироваться осознанно на основе оперативно значимой оценки контингента личного состава и общего анализа оперативной обстановки с таким расчетом, чтобы как можно больше приобрести осведомителей, имеющих перспективу быть подготовленными в категорию агентов, и по возможности сократить количество резидентур из осведомителей – иметь одну на две роты или даже на весь батальон. Критикуя механический подход к этой важнейшей составной процесса организации работы объектового оперработника, приводил конкретные данные о колоссальной текучести осведомителей и постоянных перегрузках в рабочем времени для восполнения их боевых потерь. Наспех приобретенные и плохо подготовленные в круговороте текучки они мало приносили пользы, оказывались не в состоянии предупреждать негативные процессы, а иногда и сами попадали под их влияние, становясь соучастниками дезертирства, членовредительства и даже, в отдельных случаях, измены Родине. Сосредоточивая же главные усилия на их подборе и подготовке большего числа агентов из более стабильных, с точки зрения выживания, категорий, с возможностями маневра – бывать в подразделениях объекта и общаться с личным составом, оперработник обретал источники, необходимые для быстрой проверки заслуживающих внимания сигналов, поступающих от осведомителей, состоящих как по личной связи, так и у резидентов. Одновременно значительно повышалась роль оперработника в контроле за работой последних, а также в личном получении заслуживающих внимания сообщений и оценке оперативной обстановки в целом на объекте. В мудрости науки полковника Сивуды убеждался в течение всей последующей работы в военной контрразведке и никогда не забывал: механический подход – это бездумность, тупость, глупость и если вспомнить дедушку Крылова, почти «мартышкин труд». Однако на практике противостоять этому было далеко не просто. Среди прибывающих из вышестоящих органов, в том числе и центральных, проверяющих, нередко находились такие, которые в обязательных поисках недостатков в работе, вместо того, чтобы в этих целях всесторонне ее проанализировать, занимались арифметическими подсчетами и делали выводы, что организована она плохо, не создано резидентур, нет агентов и осведомителей там-то и там-то. Всегда приходилось в таких случаях доказывать и спорить, но, как. правило, от этого «недочеты» только возрастали…
Вспоминая науку фронтовых курсов, до сих пор не могу не удивляться тому, насколько серьезно обосновывалась качественная сторона поиска негласных сотрудников, необходимость подбора их на пределе возможностей из числа более грамотных военнослужащих и с наличием определенных контрразведывательных качеств, позволяющих свободно, естественно и постоянно общаться на основе личных черт характера как с отдельными военнослужащими, так и естественно складывающимися на фронте их группами (земляческими и по другим общим интересам), быстро устанавливать контакты и входить в доверие к лицам, проявившим какие – либо подозрительные признаки возможных преступных намерений.
Вопросы данной темы по своей познаваемости беспредельны и могут быть отнесены к одной из важнейших составляющих качеств чекистского искусства, сравнимого, на мой взгляд, со способностью театрального таланта артиста перевоплощаться в нужный образ, а поэтому очень важно подчеркнуть, что уже на кратковременных курсах закладывались те основы, совершенствованию которых оперработник должен уделять постоянное внимание и настойчиво развивать на практических делах негласных сотрудников.
Не было забыто при нашей подготовке и то, что важным фактором расширения возможностей негласного сотрудника является легендирование. Это своего рода оперативный сценарий, который необходимо сыграть для показа и закрепления тех качеств, которые необходимы для успешного решения задач по тому или иному конкретному вопросу (делу).
По данной теме полковник Сивуда провел несколько семинарских занятий, давая возможность курсантам, прибывшим с передовой линии фронта, высказать свое мнение и добиться творческого понимания того, что качественный подбор и расстановка сотрудников негласного аппарата, его целеустремленное использование являлись на фронте важнейшими условиями успешной борьбы с вражескими агентами, диверсантами и террористами.
Разрабатываемая контрразведкой «Смерш» совместно с командованием единая система мер борьбы с подрывной деятельностью немецко-фашистских разведорганов, кроме упоминавшегося уже комплекса заградительно-режимных возможностей, предусматривала следующие оперативно-профилактические мероприятия: выявление вражеских агентов по признакам фиктивности документов, удостоверяющих личность, и особенностям экипировки; опрос военнослужащих, находившихся в плену и вышедших из окружения при сомнительных обстоятельствах; проверочно-розыскную работу; изучение захваченных трофейных документов; опрос населения прифронтовой полосы. Большинство из этих мер, а также контроль за их эффективностью на конкретных примерах осуществляли негласные сотрудники армейской контрразведки и зафронтовые агенты.
Начальник информационно-аналитической службы Управления контрразведки «Смерш» фронта майор Михаил Артемьевич Белоусов, с которым в послевоенные годы, в бытность его полковником и генерал-майором пришлось вместе работать, читал нам лекции на тему: «О переброске немецкой разведкой агентов и методах борьбы с ними по признакам фиктивности документов, использования экипировки и легенд прикрытия». Материалы по этим вопросам были сконцентрированы в сборнике наглядных пособий, по которому после лекций на практических занятиях заучивались на память все необходимые признаки, способствовавшие выявлению и разоблачению вражеских агентов в фронтовой зоне. В частности, подробно разбирались и должны быть твердо усвоены все признаки фиктивности «Единой красноармейской книжки», введенной по представлению Особых отделов приказом НКО СССР в октябре 1941 года. Демонстрировавшаяся поддельная красноармейская книжка выглядела как настоящая и даже лучше, поскольку у нее при внимательном рассмотрении можно было заметить некоторые отличия: улучшенная фактура бумаги, идеальные шрифт и отличное расположение текста. Но главное отличие – это скрепки. В советском документе они были из простой железной проволоки и выглядели поржавевшими, а «Абвер» сделал их из нержавеющей стали и они блестели. На этом и прокалывались агенты противника, экипированные в солдатскую форму.
Пробрался такой солдатик ползком на брюхе по мокрой земле, соблюдая все заученные меры предосторожности, но первая же проверка документов – и задержание, легенда выкрутиться не помогает…
Агенты, экипированные в форму офицера, многократно проваливались потому, что снабжались не махоркой, которую курила почти вся наша армия, а добротными сигаретами. У них выявлялись и другие погрешности, в частности, в экипировке: обувь имела толстую кожаную подошву, очки – улучшенную оправу и т. п.
В связи с активной заброской разведкой противника агентов под видом лиц, бежавших из плена или вышедших из окружения и с оккупированной территории, по представлению Особого отдела еще в декабре 1941 Государственный Комитет Обороны принял специальное решение о создании в каждой армии сборно-пересыльных пунктов, на которых силами оперсостава контрразведки осуществлялась проверка (так называемая фильтрация) указанных лиц после их задержания в полосе фронта. На конкретных примерах была показана большая эффективность этой работы (приводились данные о сотнях разоблаченных агентов), как процессуально правильно оформлять задержания и направлять задержанных на сборно-пересыльный пункт отдела контрразведки «Смерш» армии.
Подробно рассматривалось такое важнейшее направление деятельности органов контрразведки, как оперативный розыск вражеских агентов, диверсантов и террористов. Розыску они подлежали все без исключения, но в первую очередь агенты, уже переброшенные или намеченные к переброске в ближайшее время.