Василий Павлович Щепетнев
Лис на псарне
1
Вагон был собственностью господина Романова. Как и поезд. Да и железнодорожная дорога тоже была собственностью господина Романова, пусть и с формальными оговорками. Чему удивляться: в газетах пишут, что и Край некоторым образом есть собственность господина Романова. А Край – из тех, что меряют во Франциях, Швейцариях и Голландиях. Так и пишут – мол, на территории Края уместятся Франция,Швейцария, Голландия, и еще останется место для пары-тройки Лихтенштейнов.
Но ни одновременно, ни порознь Швейцария сотоварищи сюда не торопятся. Им и в Европе хорошо.
Вместо Швейцарии еду я. В чужом личном вагоне чужого личного поезда.
Сначала-то я летел самолетом. Потом поездом Российских Железных Дорог, хоть и фирменном, но плохоньком. Потом по реке на пароходе. Река большая, пароход старый, я голодный: буфет на пароходе был, но доверия не внушал. Пароход добежал до пристани Крайней – последней на реке. Выше был только Замок, но путь к нему преграждали пороги. Поэтому и была проложена железная дорога – не сейчас, конечно, а в незапамятные времена.
Вагон был особый. Не плацкартный, не купейный, не спальный. Вагон-салон с диванами, креслами и столами. Трофейный. С той самой Войны. Никакой пластмассы, всё естественное. Натуральное дерево – красное. Натуральная кожа. Поискать, то и свастику найти можно.
Стюард предложил подкрепиться, и я сейчас пью натуральный «Боржоми» (знатоки оценят) и кушаю бутерброды с натуральным сливочным маслом и осетровой икрой. Именно кушаю, а не ем: деликатно, откусывая маленькие кусочки. Два небольших бутерброда по триста калорий каждый. Сегодня я могу себе позволить шестьсот калорий жиров и холестерина. Я этого достоин.
Поезд вполз в тоннель, и тут же плавно, как в кинотеатре, загорелись плафоны. Тоннель, верно, тоже принадлежал господину Романову, подумал я, дожевывая последний кусочек бутерброда.
Тут же вошел стюард, спросил, не желаю ли я чего-нибудь еще.
Я, конечно, желал – но отказался. Не из-за гордости бедных, а исключительно ради самосохранения. Это как лавина, стоит только начать, через месяц плюс три килограмма, через год – плюс тридцать три. А через пять лет? Таков удел спортсмена: организм привык много трудиться и, соответственно, возмещать затраты белками, жирами и углеводами в объёмах много больших, нежели у менеджера или даже брокера. Уйдя из Большого Спорта, расстаешься с самыми разными привычками, но тяга к дополнительным калориям остаётся надолго. Выбираешь из трёх: либо больше двигаешься, либо меньше ешь, либо состязаешься со свиньей – кто быстрее наберет вес. Обычно находится компромисс между возможностями, этакий триумвират, но среди трёх равных кто-то всегда равнее других. В моём случае – жесткое до жестокости самоограничение. Не даром я родился под знаком Весов. Каждый грамм взвешивается, каждая калория учитывается.
Поезд выбрался из тоннеля, и я опять стал глядеть в окно. Туман, как в Оберхофе. И пейзаж похожий, даром, что Сибирь. Слева – хвойный лес. А справа – скалы.
Поезд не спешил. Путь извилистый, крутой. Пятьдесят километров расстояния равнялись трем часам времени. Иных пассажиров, кроме меня, не было. Зато был груз, размещённый в двух товарных вагонах. Груз, как и я, прибыл по реке – и тоже направлялся в Замок.
В Москве я ставил ударение на второй слог. В Сибири есть разные станции – Ерофей Павлович, Зима, та же Крайняя, почему бы и ЗамкУ местечка не найтись.
Но на пароходе я услышала – зАмок. Что ж, действительно, богатство способствует подобным превращениям. А господин Романов был богат, очень богат. Во всяком случае, так утверждал журнал «Форбс», поместив его в список ста богатейших людей планеты. Не в начало списка, правда, но и не в конец. В серединку. Не может же такой человек жить в каком-нибудь замкЕ.
Паровоз пыхтел, поднимаясь в гору. Пахло дымом, углем – но не сильно: вагон был сделан на совесть, никаких щелей и пробоин. А вот в поезде Российских Железных Дорог немилосердно дуло отовсюду, и я беспокоился, как бы чего не вышло – в смысле болезней. Вопреки расхожим мифам о пользе спорта, спортсмены болеют не реже, а чаще людей, от спорта далеких. Большие достижения требуют большого напряжения, где напряжение, случается тонкость, а где тонко, там и рвётся.
Полно, полно, какие большие достижения? Я теперь не спортсмен, я – спортивный гувернёр и еду не сражаться за медали, а тренировать дочку господина Романова, причем не для состязаний тренировать, а ради бодрости, грации и пластики. Общефизическая подготовка. Физкультура, в отличие от Спорта Высоких Достижений, безусловно, полезна. Вот и пригласил господин Романов тренером дочки меня, олимпийского чемпиона с дипломом института физкультуры имени Лесгафта и тренерскими сертификатами Германии, Финляндии и Польши. Пригласил – это ради политкорректности словцо, проще сказать – нанял. Что ж, наёмники – люди как все, только им ещё и платят.
Поезд вышел из тумана, оставив его не позади – внизу. Я поднял глаза и увидел Замок. Настоящий замок – с высокими стенами, башнями и донжоном. В Германии, Франции или Чехии подобные замки встречаются сплошь и рядом, но здесь, далеко к востоку от Урала? Ни тамплиеров, ни ливонцев с тевтонцами в Сибири никогда не было.
Или были?
Серые стены высились над туманом, как Фата-Моргана. Может, это она и есть?
Путь пошёл под уклон, туман вновь матово застил окна, Замок скрылся.
Теперь я точно знал, куда ставить ударение.
Стюарт вновь осведомился, не угодно ли мне чего-нибудь: кофе, чая, коньяка или вина, до прибытиячетверть часа.
Проверяет на крепость.
Я поблагодарил – и отказался. «Бойся данайцев, дары приносящих, в обмен захотят они больше».
Четверть часа, пятнадцать минут – два обычных круга, если без стрельбы.
Но её, стрельбы, и не ждали. Откуда здесь стрельба? Не Дикий Запад, где воинственные индейцы нападали на поезда, а мирные путники отстреливались кто во что горазд. Край обширен, но людьми небогат, из полутора миллионов две трети живут в областном, то есть в краевом центре, четверть – в уездных городках, сиречь районных центрах, и лишь одна двенадцатая (пример на простые дроби) заселила остальное, располагаясь всё больше на реке или при железной дороге. Других дорог было мало до слёз. До слёз – потому что и на тех, что были, люди гибли с незавидной частотой. Сам губернатор, который третий месяц был то ли жив, то ли мёртв (во всяком случае, в политическом смысле), умудрился не вписаться в поворот и врезаться в вековое дерево, что стояло в восьми метрах от «губернаторского шоссе», местного национального проекта. Шоссе соединяло краевой центр с пригородным элитным посёлком. Жить в столице Края, рядом с крупнейшим в мире Комбинатом Редкоземельных Металлов – удовольствие небольшое, вот элита и переселилась в образцовый таёжный городок в полусотне вёрст от административного центра, а губернатор, на казённые, понятно, деньги провел к городку шестиполосное шоссе, по которому только и могли с шиком ездить Майбахи, Бентли и прочие мерседесы. Такой вот национальный проект получился.
Всё это я прочитал здесь, в салон-вагоне, в сегодняшней газете. Не совсем местной, газету выпускали в Москве, а здесь, в краевом выпуске, добавляли своих специй. Прочитал вместо того, чтобы съесть третий бутерброд с балычком осетрины. Отбил желание.
Поезд начал тормозить – неспешно, величаво, как английские дворецкие в костюмированном фильме.
Замок проступал сквозь туман, как будущее российской государственности – неясно, но внушительно.
Но до самих стен не добрались – поезд остановился. Я встал, и опять подоспел стюард:
– Ваш багаж доставят, не беспокойтесь.
Доставят? Но куда? Я всё-таки беспокоился. Ну, как пропадет, что делать? Одежда и всё прочее… В Оберхофе и то поди, купи, что нужно, а уж здесь…
Я хотел сказать, что и сам отнесу багаж куда нужно, но стюард исчез.
Вместо него в салон вошёл благообразный господин совершенно европейского вида. Знаете, европейцы отличаются не одеждой (костюм на господине был консервативный, не дороже восьми сотен евро, или даже пяти, столько и стоят приличные костюмы для трудовых миллионеров), даже не зубами. Они двигаются иначе. Наш человек, хоть депутат, хоть профессор, хоть работяга, идёт так, будто в любую секунду его могут толкнуть, ударить, а то и убить. Напряжённо идет. А европеец идет свободно. Не развязно, а уверенно. Почему – не знаю. Судя по истории, и толкали, и убивали в Европе предостаточно. А, вот ещё: у нашего выражение лица говорит, что его и унизить, и ударить имеют право, жаловаться некому. А у европейца такого выражения нет. И у этого господина тоже не было.
Эти мысли пронеслись в голове быстрее, чем господин сделал положенные шаги от входа до кресла, в котором я сидел. И я думал быстро, и господин двигался неторопливо. Да и трудно ему торопиться, он прихрамывал. Несильно, но специалисту заметно. А я специалист как раз по движению человеческого тела во времени и пространстве. Похоже, у господина протез левой ноги. Отличный протез, но всё ж кинематику меняет.
– Позвольте представиться: Шувалов Афанасий Михайлович, управляющий. Вас я, разумеется, знаю, вы – наш новый эксперт, Иван Фёдорович Фокс.
Я наклонил голову, соглашаясь. Иван Фокс, он самый. Но почему эксперт?
Я не спросил, но Афанасий Федорович сам объяснил:
– В замковой табели о рангах вы означены, как эксперт в области физического воспитания.
– Табели о рангах? – не удержался я.
– Это звучит лучше, нежели платежная ведомость, так нам, по крайней мере, кажется. Позвольте проводить вас и обсудить наши порядки-распорядки.
Проводить, так проводить. Хотя если порядки-распорядки, то годится и проводить-препроводить-сопроводить-выпроводить.
Впрочем, выпроваживать меня даже глупо – и не за что, и незачем, я ещё и аванса не отработал. С чего такая мысль вообще пришла мне в голову?
А просто пришла, и всё. Брела мимо, дай, думает, зайду. И зашла. Ко мне часто глупые мысли заходят. Просто потому, видно, что их, глупых мыслей, куда больше, чем мыслей умных.
Мы вышли на перрон. Перрон словно из немецкого городка, патриархального, тихого, куда не добрались новые немцы, сиречь албанцы, банту и магрибы. Не две тысячи тринадцатого года городок, а тысяча девятьсот тринадцатого. Чистый, каменный, повсюду клумбы. Всё очень аккуратно, ни плевков, ни семечек-орешков, ни жевательной резинки.
И вокзал тоже очень уютный снаружи. А какой внутри, я не посмотрел – мы обогнули здание и подошли к автомобилю.
У автомобиля стоял водитель – в сером френче, серых же галифе, серых высоких ботинках, а на голове – серая фуражка с гербом: кадьякский медведь на задних лапах. Ничего удивительного, это герб Комбината Редкоземельных Металлов. Удивительно другое – водитель быстро, но не суетливо открыл обе задние двери.
– Садитесь, пожалуйста, – предложил управляющий.
Я сел. До Замка было метров пятьсот, отчего ж не проехаться в автомобиле – длинном, роскошном автомобиле тридцатых годов с открытым верхом.
Водитель вернулся на свое место, и автомобиль плавно тронулся. Мотор был на удивление тихим.
– Электрический, – пояснил управляющий. – Ездить особенно далеко не приходится, аккумуляторов хватает. И природа не страдает.
Он, наверное, любит читать лекции о технике. Или просто вежлив.
– Замок, – продолжил он – говоря языком сегодняшних газет, новодел. Но, на мой взгляд, он и тысячу лет назад был бы здесь к месту. Иногда мне кажется, что он тысячу лет и стоит.
– А на самом деле? – спросил я.
– Его начали строить в декабре сорок шестого года, а завершили в мае сорок восьмого. Одна тысяча девятьсот сорок восьмого. Строили немцы, военнопленные. Не одни, конечно. Японцы тоже потрудились, китайцы, да и на русском поту немало тут замешано. Генерал Козленко хотел, чтобы замок был не хуже немецких, и своего добился. Это он умел – добиваться своего.
– Генерал Козленко? А кто это?
– О, история – барышня с причудами: одних возвышает не по заслугам, других не по заслугам прячет. Сталин не боялся никого, кроме Берии, а Берия… Берия боялся Козленко. Таким уж человеком был генерал. О Замке многое можно рассказать, я и расскажу – постепенно, не спеша. Рассказ от спешки многое теряет, – машина ехала гладко, и управляющий говорил гладко, чувствовалось – привык разговаривать. Возможно, лекции читал. Профессор. А что? Почему бы профессору и не стать управляющим Замка?
Перед Замком было несколько строений. Сухой, казенный оборот, так ведь и строения были такими же – казённые параллелепипеды. Видно было, что проектировали и строили их другие люди. Не немцы. И в другое время, поближе к двадцать первому веку. А чуть дальше, на возвышенности, стояли огромные ветряки-генераторы, числом три. Лопасти их вращались почти бесшумно: и ветер слабый, и конструкция современная.
Как и положено, перед стенами Замка был ров – сухой, без воды, метров пяти глубиной. На дне что-то белело. Человеческие кости?
– Это имитация, – успокоил управляющий. – Настоящие кости тоже были, но их убрали еще в шестидесятые.
Автомобиль проехал по мосту надо рвом, миновал раскрытые ворота, и мы оказались под защитою стен.
Да… Вблизи Замок впечатлял не менее, чем издали.
Но вникнуть в архитектурные детали я не успел: автомобиль остановился у входа в донжон.
Собственно, вход располагался выше земли, и хорошо выше, метра на два, и потому вели к нему ступени.
Управляющий поднялся по ступеням легко. Держит себя в форме. Тоже европейская черта.
Холл – высокий, просторный и прохладный. Это сейчас, летом. А зимой?
Обстановка – как в музее. Рыцарские доспехи, мечи, щиты, ветхие гобелены…
– Передаю вас Элеоноре Николаевне, нашей кастелянше, она распорядится вами, – сказал управляющий. – Уверен, вскоре мы увидимся.
Сказал – и ускользнул в боковую галерею, – направо.
– Пройдемте, сударь, – позвала кастелянша. Властность чувствовалась во всем: и в лице, и в одежде, и в манерах. Одета просто – в чёрное платье. Из украшений – одно лишь кольцо с бриллиантом на безымянном пальце левой руки. Бриллиант немаленький, с горошину. Хотя, конечно, это мог быть и кубический цирконий, фианит, но – мог, да не мог. Не та аура у Элеоноры Николаевны – фианиты носить.
Судя по всему, она была кастеляншей средневекового разлива. Замок – не гостиница, не общежитие, где кастелянши заведуют бельём. Нет, здесь она заведует всем бытовым устройством Замка, женский род слова «кастелан». А управляющий? Чем он управляет?
Тем, что осталось.
Элеонора Николаевна оказывала мне честь. Вроде почетного эскорта.
– Эксперты живут в левом крыле бельэтажа, – говорила она, будучи уверенной, что я не пропущу ни одного слова, – и ваш покой располагается там же. Обедают все в Большой Столовой в девятнадцать часов, в остальное же время – по своему усмотрению, в той же столовой, в личном покое, в клубе. Клуб для экспертов находится в конце галереи, в Башне Бартини. Разумеется, стол предоставляет замок.
Последнюю фразу я не сразу понял. Что значит предоставляет? И почему предоставляет Замок? Ах, верно, еда за счет заведения, вот что это значит.
Если снаружи и в холле Замок подражал средневековью, то здесь – гостиницам Советского Союза конца пятидесятых годов прошлого века. Не простых гостиниц, а для высшего командного состава. Для генералов, не ниже. Стены покрыты светлыми деревянными панелями, на полу настелены ковровые дорожки легкой потертости, кругом картины, изображающий мирный труд советских колхозников двадцатого века.
– Вот ваш покой – Элеонора Николаевна открыла незапертую дверь.
На двери сходство с генеральской гостиницей и кончилось. Была она, дверь, дубовой, шесть сантиметров толщины и пригнана идеально, ни щёлочки, хотя уплотнители и обивка со внутренней стороны – старая добрая свиная кожа – добавляли приватности.
– Этим колокольчиком вы всегда можете позвать своего денщика.
– Денщика?
– Именно, – Элеонора Николаевна подняла со столика небольшой изящный звонок и позвонила. Звон не лишен приятности, но негромкий, однако ж через две минуты в комнату вошёл человек немолодой, но явно ловкий. Та же серая форма, как и у шофера, только вместо фуражки – пилотка.
– Петр Сергеевич, вот твой новый подопечный, господин Фокс Иван Федорович.
– Можно просто Иван, – хотел сказать я, но не сказал. Атмосфера Замка, видно, начала действовать. Или гипнотический взгляд Элеоноры Николаевны.
– Если вдруг возникнут вопросы – или проблемы, с которыми Петр Сергеевич вдруг не справится, вы всегда можете обратиться ко мне, через него или по телефону – Элеонора Николаевна показала на аппарат у столика. Хороший аппарат, только без диска. – Номеров никаких не требуется, у нас девушки на коммутаторе. Скажете, что я вам нужна, и нас тут же соединят.
– Когда я увижу Викторию Романов? – задал я главный вопрос.
– Сейчас четырнадцать пятнадцать. Ваши занятия планируются проводить в девять и в семнадцать часов. Сегодняшний день, очевидно, выпадает. Но если вам нужно предварительно увидеться с Викторией, это можно будет сделать после обеда.
– А когда начнется обед? Ах да, в девятнадцать часов.
– В девятнадцать часов ровно, – подтвердила Элеонора Николаевна.
– Сегодняшний день не выпадает. Я буду готов к семнадцати часам.
– Отлично, – в голосе Элеоноры Николаевны я услышала одобрение. Правильно, раз получаешь деньги, изволь отрабатывать. – Тогда в шестнадцать часов вам нужно будет встретиться с врачом Виктории, а в шестнадцать тридцать с Иваном Ивановичем, ответственным за физподготовку сотрудников Замка. Он покажет вам тренажёрный зал, и вы сможете обсудить практические вопросы: что требуется заказать из оборудования и остальное в том же роде.
– Очень хорошо, – ответил я. Действительно, вопрос «с остальным в том же духе» меня интересовал всерьёз.
– Не смею вас отвлекать, – попрощалась со мной Элеонора Николаевна.
И я остался с денщиком наедине.
Нельзя сказать, чтобы я, будучи майором, не был знаком с армейским сервисом. Впечатления не самые светлые. Рабочие впечатления. Быть может, потому что я майор, а не генерал-майор. Для майоров, даже таких как я, армия не принаряжается. Впрочем, соревнования часто проводились за рубежом. Да почти всегда – за рубежом. И там приходилось жить в гостиницах «три звездочки» – помните «Карнавальную Ночь»? Ещё лучше четыре звездочки, и совсем хорошо – пять, но федерация нас не баловала, и за три звездочки спасибо нашему тренеру, выбивавшему деньги у скупых рыцарей, специалистов по закулисным интригам и подковёрной борьбе. К нашим услугам были разные сервисные службы. Но мы в наш доолигарховский период, старались всё делать сами: и костюм заштопать, и бельишко постирать, и салат в цветочной вазе приготовить…
Однако в чужой Замок со своим уставом не суйся.
– Итак, Петр Сергеевич (денщик был лет на пятнадцать старше меня, а звания его я не знал), начнем с багажа. Когда, думаете, его доставят?
– Уже доставили, господин Фокс. В соседней комнате.
Мы прошли в соседнюю комнату. Действительно, вот они, мои чемоданы. Раньше меня прибыли, получается.
Разобрали мы их быстро – вернее, разбирал Петр Сергеевич, а я принимал ванну, которую опять-таки приготовил денщик.
После ванны оделся в тренировочный костюм. Петр Сергеевич же часть одежды (то, в чем я добирался), взял в стирку, а часть – в чистку («у нас внизу прачечная и химчистка»), после чего покинул меня.
– Если что, только в колокольчик позвоните.
Я прислушался. Покой оправдывал свое название. Тишина полная. Да и как ему не быть, покою – между комнатами стенка каменная, аршинная. А между отсеками? Наружная стена, между прочим, метра два толщиной, даже больше. Окна узкие, профильные зеркальные стеклопакеты. Не удивлюсь, если стекло особенное, во всяком случае, в критических местах. Воздух чистый, свежий, в меру сухой, а каким же ему быть при панели климатического контроля. Стены обшиты не светлым деревом, как на галерее, а темным дубом. Несколько картин – восемнадцатый и девятнадцатый век. Похоже, подлинники – таких картин в запасниках даже губернских музеев сотни, а уж в столицах…
Я посмотрел на колокольчик. С виду никакой электроники, но ведь иначе и быть не может. Следовательно, электроника либо сверхминиатюрная, простому человеку незаметная, либо она, электроника, не в колокольчиках. Панели чем хороши? За ними что угодно спрятать можно.
Подумав, я решил, что электроника для вызова денщика все-таки в колокольчике. Обыкновенный дистанционный звонок. Ну, а за панелями – то отдельно.
Я сел перед зеркалом. Хорошее зеркало, венецианское. А морда из него выглядывает наша, саратовская. Впрочем, вполне приемлемая морда. Я даже два года рекламировал антиперспиранты, для спортсмена вещь сомнительную. То есть ими можно пользоваться, но только после тренировки. Пот в три ручья – естественная реакция организма, способ избавиться от тепловой энергии, выделяемой при работе. Если она, тепловая энергия, не уйдет с потом – случится перегрев, даже тепловой удар. Поэтому тренировочные костюмы должны впитывать в себя пот со стороны человека и отдавать его наружу. Со стороны некрасиво – потная девушка, или, вот как я, мужчина в полном расцвете сил, но я-то не со стороны, я внутри. Сейчас, правда, появились костюмы, которые, пропуская пот, его же и маскируют – но это для выступлений, которые телевидение показывает на весь мир. Чтобы нами любовались и восхищались. Нами – и тем товаром, который мы рекламируем.
Впрочем, большей частью не мы, а федерация, для которой спортсмен всего лишь говорящая рекламная площадь. Ладно, проехали. Главное то, что на тренировках нужно носить честный хлопок. Он не обманет, всю правду покажет, тренировался ты, или так, погулять вышел.
Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять…
Только я не зайчик. Я – лис.
