Василий Песков
Полное собрание сочинений. Том 15. Чудеса лунной ночи
Личность
Окно в природу
Начнем с петуха. Мы видим его в роли для петухов необычной – собрал под себя и греет цыплят. Григорий Иванович Сологуб из деревни Гора Белгородщины объясняет ситуацию так: «Наседка была непутевая. Днем мать как мать, а вечером – на насест, да повыше. Мелкота пищит – холодно, а ей хоть бы что. И, видно, дрогнуло у нашего петуха сердце. Однажды смотрим – цыплята под ним. И так пошло потом каждый вечер. Беззаботная мать – на насест, а Петя внизу, и цыплята сразу к нему под крылья. Свои дневные дела петух вел исправно. А вечером пробуждались у Пети не свойственные петухам родительские заботы. На эту диковину к нам во двор приходили глядеть соседи. Даже фотограф со вспышкой пришел, и я посылаю вам снимок нашего знаменитого петуха».
Можно улыбнуться, вспомним кое-что похожее в нашей человеческой жизни. Однако запомним: необычный, незаурядный петух.
На втором снимке видим мы трясогузку. Я снял ее на палубе теплохода «Казань», совершающего рейсы Уфа – Москва – Уфа. Птица как птица, ничем особым от сородичей-трясогузок не отличается. И все же личность! Свила гнездо в щели вентилятора на палубе корабля. Когда теплоход, отчалив, двинулся в дальний путь, трясогузка гнезда не оставила. И совершила, возможно, единственное в птичьем мире странствие из Уфы в Москву и обратно. Капитан теплохода, которому доложили о трясогузке, приказал обнести вентилятор с гнездом канатом. Никто и ничто не мешало птице. И она, охотясь на верхней палубе за мошкарой, благополучно вывела птенцов, а потом их и выкормила, взрастила. На остановках она улетала охотиться на берег. Но ни разу не отстала от теплохода и вернулась в Уфу со взрослым потомством. Если бы трясогузки вели счет заслугам своих сородичей, эта вот путешественница несомненно была бы в числе знаменитостей…
В Москве в районе стадиона «Динамо» я уже много лет наблюдаю ворону заметного ума и характера. Проходишь мимо сидящих на дереве птиц – все, повинуясь стайному чувству, взлетели, а она остается сидеть, потому что видит: реальной опасности нет. А недавно увидел такую сцену. Кто-то оплошно уронил на улице несколько сушек. Вороны сейчас же это заметили. Одна, схватив сушку, села на дерево. Потрогав клювом крайне сухой кренделек и поняв, что пища «не по зубам», ворона бросила сушку в бурьян. Но вот еще одну сушку находит другая ворона. И что же я вижу: не взлетая, вперевалку, неторопливо ворона идет к трамвайному рельсу, на него кладет сушку и, отлетев, сидит на штакетнике, ждет.
Первый раз это было, а может, ворона уже прибегала к такому приему, но только трамвай прогремел – она подлетела к рельсу, подхватила быстро осколки сухого хлеба и села на старую липу – «заморить червяка». У давней моей знакомой примет особенных нет, но хочется думать, что это была она, старая сообразительная ворона.
Один мой знакомый биолог сказал: «У каждого вида животных есть особи заурядные, есть способные, и изредка так же, как у людей, встречаются гении». Очень возможно, что так и есть. Для нас все щеглы, все муравьи, сороки, зайцы, змеи, кроты – все на одно лицо. Природа тысячи и даже миллионы лет «штампует» разные виды животных с поразительным безошибочным постоянством, наделяя их не только одинаковой внешностью (вплоть до какого-нибудь особо окрашенного перышка в крыльях!), но также и одинаковым поведением, во многом определенным врожденной программой. Но стоит близко, внимательно присмотреться к отдельному существу, чувствуешь: чем-то, пусть маленьким, в своем поведении оно отличается от себе подобных. У каждого – свой характер.
Возможно, в меньшей степени это свойственно насекомым, хотя и тут закон «непохожести» действует несомненно. Что же касается высокоорганизованных животных – слонов, обезьян, медведей и особенно соприкасающихся с нами животных – волков, вороновых птиц, воробьев, – тут способности отдельных особей мы видим часто даже «невооруженным глазом». И можем без особой натяжки употребить слово личность.
Известный каждому с детства писатель Сетон-Томпсон хорошо знал природу и умел о ней рассказать. Одну из своих замечательных книг, посвященных животным (помните: Виннипегский волк, голубь Арно, трущобная кошка, волки Лобо и Бланка?), писатель так и назвал – «Животные-герои».
• Фото из архива В. Пескова. 3 июля 1983 г.
Северный переход
Я встретил их в минувшую пятницу в маленьком селении ненецкой тундры. После «собачьих» холодов в Москве тут, на берегу Ледовитого океана, непривычной была сочинская жара – 28 в тени! Людям, за большую дорогу привыкшим к северным холодам, тут было невмочь. Двое из шестерых, к огорченью фотографов, сбрили бороды и, если б не свирепые здешние комары, ходили бы, наверное, как туземцы тропических мест, с повязкой на бедрах. Полсотни лохматых собак, уроженцев Якутии и Чукотки, несомненно, разделяли стенанья своих каюров. Они не знали, куда себя деть от жары – пытались зарыться в землю, вывалив языки, часто-часто дышали.
Шестерых людей и сорок девять собак я застал в самом конце путешествия, оценить которое можно, только взглянув на карту. Пройдемся взглядом от крайней точки – мыс Дежнева на востоке – до Мурманска. Десять тысяч километров «с гаком»! Успешно и без потерь пройти это северное громадное тундровое бездорожье – человеческий подвиг, вызывающий в памяти славные имена россиян-землепроходцев Дежнева, Хабарова, Русанова, Черского.
О потерях и трудностях экспедиции Дежнева сказано так: «Взят мужами российскими мыс с ценой немалой: из 90 казаков спустя год только 12 выбрались к Анадырю… Там построили коч и еще пять лет сушей, реками дошли казаки до дому – Москвы стольной». Так открывалась наша земля. Люди уходили, и годы не было от них вестей. Сегодня повторение их путей проходит в иных условиях. Радио, авиация помогают следить за продвижением людей. Карты дают возможность им хорошо ориентироваться. Однако все тяготы странствий, известные в прошлом, и сегодня полною мерой ложатся на плечи тех, кто рискнул идти по земле без путей и дорог, да еще в крайне суровой ее стороне. Только волевые, выносливые, мужественные и вооруженные, как говорили предки наши, «чистыми помыслами и бескорыстием», одолевают пространства и приносят домой победу. Перед нами шестерка таких людей. Мысленно уберите очки, еще одну-две детали нынешней жизни – и вот они, казаки-землепроходцы времен Дежнева и Хабарова. Да, вот так, или почти так выглядели землепроходцы, чьи имена утвердились на карте России в названьях поселков, мысов, заливов, морей, хребтов, перевалов, бухт, островов. Материк Европы и Азии открывался и обживался людьми такого вот склада – волевыми, выносливыми, мужественными.
Кто же они, способные сегодня пройти Россию по крайнему ее северу, имея в спутниках у себя лишь собачьи упряжки? Назовем имена. Второй справа (в момент съемки он пытался раздавить комара на щеке) – руководитель и душа экспедиции Сергей Соловьев. Он ученый, связавший жизнь свою с изучением Севера. Справа от него – радист Владимир Карпов, рабочий. Слева – врач экспедиции Владимир Рыбин. Рядом с ним – геофизик Павел Смолин. Бородач в темных очках, с шевелюрой, поседевшей в походе, – журналист Юрий Борисихин. Все пятеро – свердловчане, давно притертые друг к другу в совместных походах по Северу. Крайний слева – новичок в группе, но свой человек в Арктике, ненецкий учитель Филипп Ардеев, попавший в экспедицию «по конкурсу», – нужен был человек с опытом вожденья собачьих упряжек.
Снимок этот сделан на 238-й день путешествия. В этот день экспедиция получила короткую телеграмму: «Малым ходом топаю вам навстречу. Папанин». Старый полярник отечески поддержал экспедицию. Напутствуя в прошлом году молодых своих друзей, он сказал: «Уверен, что буду встречать вас здоровыми. Я верю в вас». Теперь Папанин шел им навстречу – переправить на судне через Белое море.
Осталось еще сказать: экспедицию активно поддержал Свердловский обком комсомола, а осмыслила ее, снарядила и направила газета «Советская Россия». Эмблему экспедиции – человек с упряжкой собак – вы видите на одежде участников перехода. Эта эмблема сопровождала все интересные сообщения «Советской России» с пути экспедиции. Эта эмблема останется в нашей памяти как символ хорошо обдуманного, тщательно подготовленного, имеющего разумные цели странствия.
Несколько часов белой полярной ночью я беседовал с явно счастливыми, хотя, конечно, усталыми землепроходцами.
– Весь переход по арктическим землям – сплошная очень большая трудность. Вы это знали заранее. Но верно ли оценили все, что пришлось одолеть?
– Скажем честно, если бы знали всю меру тягот, лишений и риска, поход бы кончился там, где начался: в наших мечтах и мыслях.
Все пережитое, преодоленное на огромном пути шестеркой людей, тут не то что описать, даже перечесть невозможно. Путь начался полярной ночью. Это время без солнца даже местные люди, даже под крышей в тепле переносят с большим напряжением. Им же надо было идти! Непременно идти – в темноте, при морозе, в пургу. («В декабре на Чукотке был всего один день без пурги».) И это не был переход двух-трех дней, когда потом человека ожидают тепло и покой. После ночлега в снегу надо было заставить себя подняться и снова идти. «Собак, усталых и истощенных, приходилось подымать силой. Сами мы подымались усилием воли».
Пургу Чукотки («двигаться приходилось, не видя впереди бегущих собак») сменили морозы и ветры Якутии. «50-градусный мороз в сочетании с сильным ветром эквивалентен был температуре минус 90 – 100 градусов». Стоять в такую стужу нельзя. Только двигаться, только вперед.
Участники экспедиции в ненецкой тундре.
Не обо всем с трассы на этом первом этапе экспедиция могла сообщать читателям «Советской России». Ну можно ли, например, было сообщить, не испугав читателей, как на реке Индигирке ледяная пурга уложила людей и собак на тридцать восемь часов. «Лежали без еды, без питья, без огня – ни живые, ни мертвые. Три собаки погибли, вмерзнув в лед». Нельзя было сообщить, как по четыре-пять дней люди голодали, отдавая пищу собакам. Голод и истощенье заставляли собак жевать свою упряжь, собаки мгновенно съели оброненную варежку с запахом рыбы. Один из участников экспедиции везет жестянку из-под тушенки, изжеванную голодным псом.
Такова реальность езды на собаках в местах, где лишний груз на нарты в запас не положишь, а пополнить запасы пищи вовремя негде – у экспедиции были участки пути в 500 – 800 километров, где не было ни жилья, ни следов человека.
Трудности первой трети пути усугублялись несъезженностью собачьих упряжек, отсутствием нужного опыта управления ими. Немалым был риск при встречах полярной ночью с медведями. Удручала ничтожно малая скорость передвижения – 10 – 15 километров за переход. «Жизнь в эти первые девяносто дней потеряла для нас все краски. Все было, как в черно-белом телевизоре». Местные старожилы, зная все эти трудности, говорили: «Не смогут, не выдержат…»
Они выдержали! На третьей тысяче километров и собаки, и люди почувствовали уверенность в продвижении – накопился опыт, сноровка, умение экономить силы, точно определяться на местности, разумно делать запасы груза. И, если вначале только луна в погожее редкое время освещала их бездорожье, то в январе показалась над горизонтом макушка солнца, и уже не 15 – 20, а 70 – 90 километров стали одолевать собаки и люди за переход.
А дальше пошло, покатилось уже при солнце, при терпимых морозах, при относительно частых встречах с людьми. Опасности не исчезли – был постоянным риск вместе с нартами рухнуть с обрыва, надо было следить за собаками, готовыми кинуться догонять зайца или, подобно волкам, растерзать незнакомых им по Чукотке оленей. И все-таки эти случайности проходили теперь в ряду не прежних опасностей, а, пожалуй, что приключений. «Упряжки катились по насту более ста километров за переход. И было у нас ощущенье, что трудно забравшись на очень высокую гору, теперь мы полого несемся вниз. Мы и собак вместо обычного «Хок! Хок!» («Вперед!») стали понукать словом «Мурманск!..»
Многому научил людей арктический путь. Научились городские каюры управлять собаками, понимать их характер, знать их возможности. Научились быстро чинить одежду, упряжку, снаряжение, нарты. Научились общаться со многими народностями Севера, понимать их обычаи и язык. Научились спать, где застанет дорога. Научились терпенью, выносливости. Научились не терять присутствия духа у грани крайней опасности.
И самое главное…
Я знал, что экспедиция обдумывалась и готовилась Сергеем Соловьевым около десяти лет. Не единожды он побывал с друзьями на Севере – испытывал снаряжение и людей. В исходную точку, на самый Дальний Восток, было отправлено все, что казалось необходимым для экспедиции: около тысячи предметов различного снаряжения. Расчет был такой: собаки потянут груженые нарты, люди пойдут на лыжах. Средняя скорость передвиженья – 50 километров за переход.
Но по чукотскому рыхлому снегу собаки отказались (и не в силах были!) тянуть тяжело груженные нарты. Бились несколько дней, облегчая «тонущий корабль» экспедиции, насколько можно: сняли треногу с теодолитом, бинокли, книги по навигации, ножи, топоры, запасы консервов… Но это не разрешило проблему, нарты были тяжелы для собак. Сергей Соловьев: «Тогда хорошенько мы пригляделись: а что берет с собой чукча, отправляясь на собачьей упряжке в тундру? Оказалось, почти ничего! На поясе – нож и кисет с табаком, на нартах – он сам и запас еды для себя и собак».
Экспедиция оказалась перед дилеммой – либо топтаться на месте, либо, доверившись опыту Севера, снарядиться так, как веками снаряжаются чукчи, якуты, эвенки, ненцы – собачий транспорт диктовал именно эти условия…
Нелегко и непросто на это было решиться. На всей привычной индустрии путешествия надо было поставить крест. Одежда, обувь – только местные, из оленьего меха! Запас свитеров, носков, рубашек, шарфов, рукавиц, шапок надо было признать ненужным. Больше того, условия диктовали бросить палатку, отказаться от спальных мешков и решиться, казалось бы, на совсем уже немыслимое – отказаться от керосина. («Отказаться от опасной от него зависимости – керосин мог вытечь, воспламениться, потеряться, когда нарты перевернулись».) Но отказ от керосина – это отказ от огня, а значит, и от горячей пищи, это переход на питанье сырым мороженым мясом, мороженой рыбой.
Решились на все! Правильность этой походной революции подтверждал прежний опыт, доверие к образу жизни местного населения, а также присутствие «человека Севера», Филиппа Ардеева, с самого начала предпочитавшего спать не в палатке, а прямо в снегу.
Павел Смолин, надев длиннополую мАлицу и меховые высокие сапоги, показал, как эта одежда служит человеку на Севере чумом и спальным мешком, – «схватил себя ремешком у колен, втянул в нутро малицы капюшон – и можно спокойно ложиться в снег!» «Мы так привыкли к таким ночлегам, что, если даже делали остановку возле избушки охотника, под крышей часто не спали».
Сырое моржовое мясо, нерпичий жир, строганина из рыбы, оленья кровь, сырое мясо добытых охотой животных стали привычной пищей на всем пути. «Была тоска лишь по хлебу. Но мы запасали в поселках его немного, резали на ломти и держали в пути за пазухой». За пазухой каждый держал также и флягу, где таял снег для питья. «Всегда мечтою был чай. Его мы готовили всюду, где была хоть какая-нибудь возможность».
Так люди жили, двигались и работали не день, не два – восемь месяцев! Они впервые за одну экспедицию прошли всю северную окраину нашей страны. Впервые люди были в пути полярной ночью. Никто до них не шел зимой на Севере без палатки. Их образ жизни в походе, экипировка, питание проверены самым надежным способом – пройден намеченный путь, выполнена программа исследований, все они живы-здоровы.
На пути экспедиции были интересные, содержательные пресс-конференции. Шестерке еще предстоит ответить на множество разных вопросов. Я тоже их тормошил. Экономя место в газете, привожу лишь самые краткие из ответов.
Вопрос: – Шесть человек на маршруте – это не вся экспедиция?
Ответ: – Нет. Действовали еще группы обеспечения и связи. «Советскую Россию» мы тоже считаем участником экспедиции.
В.: – Что было самым трудным в пути?
О.: – Уходить от людей. Они остаются в тепле, а ты уходишь…
В.: – Не устали вы друг от друга?
О.: – Нет. Притирку на совместимость мы сделали раньше. Но, возможно, мы могли бы друг другу и надоесть – долог был путь! – если бы шли тесной группой. Но часто наши упряжки разделяло несколько километров, и мы встречались лишь на ночлеге… Экспедицию мы заканчиваем большими друзьями, чем ее начинали.
В.: – Представленье в пути о счастье?
О.: – Очень простое: «Хорошо бы никуда не идти…»
В.: – Бывали моменты с тревожной мыслью: «Тут можем погибнуть…»?
О.: – Бывали. Например, могли потеряться, замерзнуть во время пурги.
В.: – В экспедиции были элементы спортивные, или вы настаиваете: основное – научная программа?
О.: – Мы не просто шли, мы работали. И делали все возможное, чтобы выполнить определенную нам программу исследований. Но и просто пройти этот путь, все выдержать, превозмочь – тоже, понятное дело, имеет цену.
В.: – Предмет вашей гордости?
О.: – Сознание, что ты способен на нечто большое и важное. Это не просто приятно, это важно нам сознавать.
В.: – Девиз экспедиции?
О.: – Серьезный – «Вперед!» Шутливый – «Однако пора бы поесть!»
В.: – Проблемы экологии Севера. Они значатся в вашей программе…
О.: – Мы пристально ими интересовались. Проблема отношения к волку… Проблема диких оленей. Проблема транспорта в тундре… Мы видели много хорошего и плохого. Предстоит все это осмыслить.
В.: – Советы людей…
О.: – Больше всего советов давали нам женщины на Чукотке. Среди них самый частый: «Куда вы идете? Оставайтесь у нас».
В.: – Вы видели много людей, приспособленных к жизни на Севере. Есть ли различия в быте и жизни местных народностей?
О.: – Есть. Например, якуты показались нам наиболее добычливыми охотниками, умеющими вместе с тем бережно относиться к природе. Чукчи на побережье не мыслят жизни без собачьих упряжек. А чем дальше на запад, тем большую роль играет олень.
В.: – Остановки в поселках… Как вас встречали? Оставалось ли время на отдых?
О.: – В пути у нас состоялось около двухсот встреч с людьми в охотничьих избах, в чумах оленеводов, в школах и интернатах, в шахтерских поселках. Эти встречи нас окрыляли, но физически приходилось тяжеловато. Надо было собирать нужные нам материалы, заботиться о собаках, чинить упряжь, одежду, а нас, бывало, не отпускали пять-шесть часов. Нередко мы говорили: ничего, отдохнем на маршруте…
В.: – Самые яркие впечатления от природы?
О.: – Много всего! Скалы и океан у мыса Дежнева… Киты в океане… Сияние полярной ночи и сияние снега в тундре при солнце… Громадные стада диких оленей… Встречи с волками, медведями, зайцами, росомахой… Караваны птиц в тундре – это все в нашей памяти.
В.: – Самый яркий интересный человек на пути?
О.: – Больше всего запомнились нам охотники. Люди с суровым образом жизни, добрые, бескорыстные, готовые помочь, поддержать, посоветовать. Среди них самым первым справедливо надо назвать Лебедева Николая Яковлевича. Сорок лет живет на одном месте! Превосходно знает людей и природу. Мудрый и добрый. Великолепный рассказчик. Это он сказал: «Путника уважать надо, как самого себя».
В.: – Ваши отношения с собаками?
О.: – Сентиментальность в этих отношениях исключается. Мы вместе работали, делили еду и тяготы. Это были преданные наши друзья.
В.: – Конец путешествия. Что с ними будет?
О.: – Об этом мы думаем. Одну из упряжек, самую лучшую, сохраним. Очень мечтаем, приложили бы сами к этому силу, организовать питомник ездовых собак. Во многих северных странах такие питомники есть. У нас пока нет.
В.: – Главный вывод в конце путешествия?
О.: – Достойная цель возможности человека делает безграничными.
В.: – Что пожелали бы вы молодежи?
О.: – Не разучиться ходить по земле. И умение видеть на ней все интересное.
В.: – Самый частый вопрос, который вам задавали?
О.: – Зачем идете?
Зачем они шли? Многие, глядя на этих людей, искренне позавидуют: сколько увидели, сколько узнали, превозмогли! Но есть, несомненно, такие, что скажут: чудаки – голодать, рисковать, мерзнуть. Чего ради? Никто не неволил. В том-то и дело, что поневоле это пространство, скорее всего, не осилишь. Только добрая воля, чистые помыслы, желанье увидеть, понять, себя испытать, дать достойный пример другим – вот что двигало экспедицию, обеспечило ей успех.
Это не было, однако, частным делом группы честолюбивых, любознательных, сильных людей. Газета, организовавшая экспедицию, обеспечила ей общественный интерес. Обширные с пути экспедиции публикации привлекли наше внимание к Северу, его облику и проблемам. Для северян этот континентальный переход был событием. Экспедицию всюду ждали, старались ей всячески помогать. Экспедиция многому научилась у северян. Северянам тоже есть к чему присмотреться. Опыт такого похода перестает быть опытом только маленькой группы людей. Он становится важной точкой отсчета человеческих возможностей. И не где-то в далеких странах – у себя дома, на просторах родной земли, еще один раз обозначились лучшие качества россиян: терпение, выдержка, воля к победе. Одного этого уже достаточно, чтобы сказать: экспедиция удалась.
В активе землепроходцев – интересные наблюдения, измерения, исчисления для науки. Нам же интересно в первую очередь то, что видел человек очарованным глазом, что сохранил в памяти, что волновало и поразило людей на пути, интересен подробный рассказ об увиденном-пережитом. Будем ждать его с нетерпением. А сегодня вместе с участниками и организаторами экспедиции мы радуемся успешному ее завершению.
• Фото автора. 7 июля 1983 г.
