Вера Анатольевна Прокопчук
Темные воды минувшего
ЧАСТЬ 1
Ледяной туман окутал опоры Тауэрского моста. Крупные хлопья снега кувыркаются во мгле, то летя прямо в лицо, то исчезая в сером киселе тумана. Огромная башня с конической крышей на фоне мрачного неба кажется зловещей, но именно к ней Беатрис Эванс идет сквозь туман…
Мост тает в тумане; на фоне мутного света фонарей выделяется парапет моста – моста, с которого Беатрис сейчас спрыгнет. Она обнимает себя руками, пытаясь согреться; напрасно… У нее нет даже шали; Лайонел, бросив ее одну в гостинице, исчез, прихватив не только все деньги, но и все ее вещи…
Лайонел… Его теплые руки… Неужели все это было? Его глаза, которым она так верила! Его обещания счастья! И все это обрывается реальностью: она брошена одна, без единого цента, в незнакомом городе…
Согреться не получится. Идет снег. А она в одном платьице. Да и зачем пытаться согреться – сейчас, после нескольких секунд полета в ледяную бездну, она ударится об воду, как о камень, и эта толща грязной воды переломает ей кости. А потом ее легкие наполнятся ледяной, мутной водой скорбной Темзы, которая уже устала принимать в свое лоно всех измученных, обессиленных и преданных… Всех, кто верил в любовь – и кого оглушила горькая правда, когда пелена детских иллюзий была отведена от их глаз беспощадной рукой реальности…
Последняя преграда: ажурные перила моста. Будет очень больно, маленькая моя, но недолго. А потом – наступит сон, который заберет все страдания. Вечный сон, в который можно уйти каждому, у кого кончились силы…
Она взбирается на перила. Боже, как высоко! Она всегда боялась высоты… но это к лучшему… если у нее не хватит сил заставить себя прыгнуть – головокружение сделает все само; вот уже слабеют колени; вот уже непонятно, где небо и где перила, на которых она стоит… Сейчас…
Но чья-то тень ложится сзади! Черная фигура выныривает из тумана; грубые мужские руки вцепляются в Беатрис, и все это сопровождается хриплым возгласом:
– Ага, попалась!
***
Три года спустя после вышеописанных событий, а именно 15 июня 1848 года, мистера Джонсона, скромного жителя деревни Грин Медоуз, оторвал от его мирских занятий бешеный стук медного дверного молотка…
– Мистер Джонсон, откройте! Умоляю, скорее!
Респектабельная дверь английского коттеджа – с резными филенками, обрамленная камнем, с фонариками по бокам от двери – давно не знавала такого натиска.
Хозяин коттеджа, мистер Джонсон – уютный, пухленький человечек – показался на пороге, всем видом своим выражая недоумение.
– Что случилось, мистер Бэзуорт?
– Там, – задыхаясь от волнения, отвечал Лайонел Бэзуорт, – из нашего дома доносятся крики, и я узнал голос моей сестры…
Мистер Джонсон пожал плечами и потрусил следом за молодым человеком.
Коттедж, в котором проживали брат и сестра Бэзуорты, помещался по соседству с коттеджем м-ра Джонсона. Через минуты полторы мужчины добежали до двери – но в этот момент м-р Бэзуорт попятился и боязливо оглянулся на толстячка соседа. Джонсон, пожав плечами, пробормотал: «Все тихо… может, вам померещилось?», затем толкнул дверь, вошел в коттедж, пересек небольшой холл, и…
И тут им открылось ужасное зрелище, и сразу стало очевидно, что ничего не мерещилось, а все было по-настоящему. Посреди комнаты, на ковре, лежало окровавленное тело Глэдис Бэзуорт. Над ним склонился мужчина, который тут же повернулся к вошедшим.
– Какое счастье, что вы пришли, – пробормотал он, – надо позвать полицию…
Мужчине этому на вид было около двадцати шести лет, и он был весьма недурен собой. Со вкусом одетый, в дорогом сюртуке, накрахмаленном галстуке, он был бы воплощением респектабельности, если бы не руки, испачканные кровью. Из соседней комнаты доносился плач маленького ребенка.
– Вы убили мою сестру! – вскричал Бэзуорт. – Сначала вы ее обесчестили, а теперь убили, вы сущий дьявол… Невилл Парсон, вы… убийца!
Лайонел Бэзуорт в гневе был великолепен. Горящие глаза, обличительный гнев, которым горела каждая черточка его красивого лица – все это произвело бы большое впечатление на публику, если бы она тут была…
Означенный Невилл Парсон встал и, стиснув зубы, отвечал по мере сил спокойно:
– Ну, по поводу того, что я ее обесчестил, позвольте заметить, тут кто-то потрудился до меня… и что касается убийства, то же самое…
– Коронер разберется в этом, сэр, – холодно заметил пухленький мистер Джонсон. – И не пытайтесь на нас напасть – мы, двое сильных мужчин, вполне способны постоять за себя…
Парсон кинул им взгляд, полный презрения, и ответил:
– Лучше посмотрите, не бежит ли кто по улице – может, это убегает реальный преступник. Здесь ведь свернуть некуда…
Джонсон и Бэзуорт переглянулись, затем Джонсон быстро вышел.
***
В тот же час того же дня Агнес Мэйси, миловидная девица лет двадцати двух, совершая свою ежедневную прогулку по тихим улочкам деревни Грин Медоуз, обнаружила некое дополнение к пейзажу, которого раньше в ее краях не было – а уж она-то их изучила вдоль и поперек.
Этим дополнением оказалась дама в зеленой накидке, которая сидела за этюдником, и с увлеченным видом рисовала пейзаж: ряд увитых плющом коттеджей. Агнес подошла поближе, стараясь не шуметь – но, видимо, стук каблучков ее-таки выдал, и незнакомка обернулась.
– Прошу меня извинить, – пробормотала Агнес, – мое любопытство порой сильнее меня…
Ответ незнакомки стал неожиданностью, ибо она, прищурившись сначала, вдруг резко подняла брови и воскликнула:
– Агнес? Агнес Мейси?
– Простите, я не припомню…
– Ну как же. Пансион миссис Эддингтон…
– Беатрис?! Бет Эванс? Как ты меня узнала, ведь нам было тогда лет по двенадцать…
– Но, как видишь, я тебя помню… Я помню, как я чуть не попалась тогда с тем сыром, когда решила устроить набег на кладовку… А ты меня не выдала! Таких подруг не забывают!
Они стояли друг напротив друга со смущенным видом, потом протянули друг другу руки и, наконец, обнялись со смехом.
– И давно ты здесь, Агнес?
– Да я тут всю жизнь жила и живу! А ты?
– Приехала из-за болезни мужа. У него тут небольшой домик – он жил в Лимстоке, и там же держал контору; что делать – профессия адвоката заставляет держаться более людных мест. Но теперь, когда он уже не может работать, я продала его контору и перебралась сюда…
– А чем он болен?
– Больное сердце, говорят врачи … И он уже немолод… Ну а ты? Замужем? Есть планы?
Вопрос, самый важный для любой юной девицы, заставил Агнес потупиться, а ее щечки вспыхнули румянцем.
– Да. Его зовут Невил – Невил Парсон. Правда, он еще не сделал мне предложения, но мне кажется…
– У него есть виды на тебя. Ну, это всегда заметно.
– Кстати, как насчет того, чтобы заглянуть к нам сегодня на чай? Я живу в Айви-коттедже. В пять часов. Заодно познакомлю тебя…
– С мистером Невилом Парсоном? Я бы и так пришла, но теперь уж точно!
***
– Итак, мистер как-вас-там, – устало произнес коронер, обращаясь к Невилу Персону, – вы утверждаете, что ни у входа в калитку, ни у входа в дом вы не столкнулись ни с кем подозрительным?
– Вообще ни с кем, – ответил Парсон.
Осмотр места происшествия был уже закончен. Убитая, сестра хозяина по имени Глэдис, 22 лет отроду, лежала недалеко от камина. Роскошные медные волосы ее слиплись от крови. Орудие преступления, а именно кочерга, которой означенную даму били по голове, находилось тут же, на полу.
Коронеру, разумеется, было совершенно все ясно. Согласно показаниям брата убитой, женщина была еще жива, когда он подошел к двери – ведь он слышал крики. Когда же он вернулся, она была уже мертва, а в комнате находился этот Парсон с руками в крови. Добежать до дверей соседнего коттеджа – от силы две минуты, ну три. И обратно столько же. Итого пять-шесть минут.
Теперь думаем, господа: если Парсон невиновен, и пришел уже после убийства… мог ли преступник успеть за эти пять минут и убить, и убежать, да еще и не столкнуться у калитки – или на улице – с этим Парсоном? Вам в это верится? Нет? Вот то-то.
– Мы думали, может преступник затаился, а потом, когда мы вошли в дом, убежал по улице, – вмешался Джонсон, – но я посмотрел, никого не было.
– А зачем вы, мистер как-вас-там, пришли в коттедж мистера Бэзуорта? – обращается коронер к Парсону.
Невил Парсон старался выглядеть спокойным.
– Я пришел проведать ребенка, – отвечал он.
– Какого ребенка?
– Вы могли заметить, сэр, ребёнка в соседней комнате, девочку. Кстати, она плачет, и неплохо бы ее успокоить. Ее зовут Мэри Бэзуорт. Она моя дочь – внебрачная дочь. Я пришел отдать деньги за ее ежемесячное содержание.
– Вы хотите сказать, что убитая вами леди, мисс Глэдис Бэзуорт, была матерью вашего ребенка?
Невил Парсон воздел очи к небесам, но увидел только потолочные балки коттеджа, покрытые черным лаком.
– Я не убивал Глэдис Бэзуорт. Когда я пришел, она была уже мертва.
– Как же вы вошли в дом, если она была мертва? Кто вам открыл?
– Дверь не была заперта. Когда я вошел, я обнаружил тело…
– Это, конечно же, очень похоже на правду, – желчно заметил мистер Безуорт, – если учесть, что когда я подошел к дому, оттуда раздавались ее предсмертные крики!
Коронер величественно подошел в мистеру Парсону, и торжественно произнес:
– Сэр, вы арестованы! Назовите полностью ваше имя!
– Невил Кристофер Реджинальд Парсон.
Величие с коронера как ветром сдуло.
– Вы что же, – неуверенно пробормотал он, – родственник… того самого?!
– Да, – холодно отвечал мистер Парсон, – как вы изволили выразиться, я родственник «того самого».
***
В пять часов на лужайке перед Айви-коттеджем было накрыто все для файф-о-клока. На кружевной скатерти расставлены прелестные фарфоровые чашечки, нарезан ломтиками фунтовый кекс, изящные вазочки с лимонными пирожными радовали глаз. Надо ли говорить, что сама лужайка, тщательно подстриженная, находилась в обрамлении рододендронов, пионов и люпинов. В довершении картины, ножки столика, а также садовых креслиц были одеты в бархатные юбочки; вы спросите, зачем? Как – зачем?! Это же ножки!!! А ножки надобно скрывать, дабы не взыграло в ком-нибудь осознание эротического подтекста такой нескромности, как ножка! И да, если кто не в курсе, то просьба за столом «передайте, плиз, куриную ножку» – звучит в викторианской Англии крайне неприлично; так что, садясь за стол в благовоспитанном обществе, имейте в виду. Впрочем, сегодня за столом пьют только чай с кексом…
Агнес очень мило выглядит в своем вышитом муслиновом платье, жемчужных сережках и с новой, тщательной, очень тщательной прической. Она водит пальчиком по прохладному льняному полотну скатерти – и нервно оглядывается по сторонам. Вот и Беатрис; для нее у Агнес припасены самые милые приветствия, но она ждет кое-кого еще…
Тетушка Софи (миниатюрная старая дева), тетушка Агата (ее сестра, весьма крупная дама), кузина Оливия (дочь тети Агаты, рослая девица в золотом пенсне) и ее поклонник – пухленький мистер Феннел – любезно приняли старинную подругу «нашей дорогой Агнес», но когда все расселись, Агнес обвела стол недоуменным взором.
– А почему же нет еще одной чашки, тетя Софи? Разве мы не ждем в гости мистера Парсона?
Ответом ей было дружное шиканье, как будто она задела крайне неприличную тему. Обведя изумленным взглядом тетушек и кузину, Агнес возмутилась:
– Да скажите же мне, наконец, что произошло!
– Вы извините, – пробормотала тетушка Агата, причем лицо ее пошло пятнами, – наша племянница просто не в курсе…
И она посмотрела на Беатрис виноватым взглядом.
– Но если человек чего-то не знает, в чем его винить? Я тоже не знаю, кто такой мистер Парсон и почему его не будет к чаю, но не считаю себя в этом виноватой, – заметила Беатрис.
Обе тетушки склонились вперед и выдохнули зловещим шепотом:
– Он арестован сегодня! По обвинению в убийстве!
– И подумать только – мы принимали его в нашем доме, и даже не могли представить, – провозгласила Оливия, чопорно поджав губки.
– И даже, – тетушка София оглянулась на сестру и племянниц с видом почти виноватым, – мне казалось, что у него есть виды насчет Агнес…
– Какой ужас! – замогильным голосом простонала Оливия.
– Да что за нелепость, – только и могла прошептать Агнес.
– А кого он убил? – полюбопытствовала Беатрис, которую вся эта история, ее не касавшаяся, скорее заинтриговала.
И на нее обрушились душераздирающие подробности. Этот Парсон, каков притворщик! Изображал из себя такого душку, а сам имел… тсссс, это вам на ушко… любовницу и внебрачного ребенка, и теперь он эту любовницу убил, какой кошмар.
Шепот «на ушко» был слышен, по крайней мере, всем присутствующим за столом, а возможно, и обитателям соседних коттеджей.
– Зачем же ему понадобилось ее убивать? – невинно поинтересовалась Беатрис.
Вопрос повис в воздухе. Агнес обвела глазами общество: скорбно-великопостные лица тетушек и кузины, удивленное личико Беатрис и ошеломленная физиономия мистера Феннела, который так и замер с приоткрытым ртом.
– Ну, вы же знаете этих светских мужчин, милочка, – глубокомысленно, наконец, высказала свое мнение тетушка София, – от них всего жди… Агнес, дорогая, а почему ты не пьешь чай? Ты даже не попробовала. Вот, возьми кусочек вишневого пирога, сегодня он восхитителен…
Агнес откусила кусок пирога, долго жевала его, не чувствуя вкуса и запаха. Затем глотнула чаю. Глаза ее рассматривали одну и ту же вязаную розетку на скатерти.
– А откуда вам все это известно, тетушка Софи? – наконец произнесла она, когда ей удалось проглотить кусок пирога, который до этого упорно застревал у нее в горле.
– Ну так как же… все говорят…
– Он что – в тюрьме?
– Да что ты так интересуешься этим гадким человеком, – возмутилась кузина Оливия, – мы вообще должны забыть его имя…
– Так где он? – глаза Агнес потемнели.
– Под домашним арестом. Принимая во внимание его положение в обществе, коронер распорядился именно так…
***
Скромная девичья кровать под балдахином из нежной кисеи; вышитые филейным орнаментом подушки. Лунный свет рисует на полу скромной комнатки узор из теней переплетенных ветвей и листьев . Но сон нейдет к Агнес; ворочаясь на постели, она сминает ее всю; затем садится на кровати, зажигает свечу и смотрит в окно, где над миром плывет равнодушная золотистая луна.
– Нет, это было бы жуткой глупостью, – бормочет Агнес, – не дура же я совсем… А – черт возьми! Все-таки дура. И терять мне уже нечего…
Терять ей, действительно, было нечего, и она это осознавала в полной мере. Не часто в Англии конца 19 века выпадает девице такое счастье, как иметь поклонника. Причем поклонника богатого, молодого, недурного собой! Такой шанс упускать нельзя! Ведь надеяться, что завтра, откуда ни возьмись, вынырнет из ниоткуда еще один перспективный поклонник – верх легкомыслия. Поклонник вполне может оказаться в жизни девушки первым и последним, и упускать шанс всей своей жизни?! Агнес не настолько беспечна! Добавьте еще и такую мелочь, что Агнес и вправду влюблена. Что не отменяет практических соображений.
– В охоте на мужа нет никаких правил, – бормочет она, надевая самое темное платье из всех, что может найти в шкафу. – Все средства хороши, лишь бы трофей был добыт живьем.
Она приподнимает подъемное окно, выбирается через него в сад, нащупывает свой путь сквозь темноту, сквозь мокрые листья, полные росы. И тут, положив руки на влажный холодный металл кованой садовой калитки, она останавливается. Холод металлических прутьев словно пробирается внутрь нее, аж до сердца…
– Надо вернуться. Что он обо мне подумает? Только не это… Только не он… Пусть весь мир меня осудит, но только не он!
Она приказывает себе собраться с мыслями. Альтернатива такова: либо Парсон будет осужден, и, отправляясь в тюремную камеру, будет считать ее, Агнес, безупречной леди – либо она спасет его, а он… а он будет считать ее невоспитанной дурой… Но если он настолько глуп, что не оценит ее благородного порыва спасти его, то будет недостоин того, чтобы она переживала о его мнении! И Агнес решительно отодвигает тяжелый, звонкий засов калитки…
ЧАСТЬ 2
Туманная дымка стелется вдоль улицы, и ей страшно. Тишина, такая тишина кругом. И только стук каблучков по мостовой – да учащенный стук ее собственного сердца. Агнес бежит по пустынным улицам, и одновременно спрашивает себя, словно не веря:
– Неужели это я бегу по этой мостовой сквозь ночь?
О да! это она бежала так, вдыхая всей грудью свежий ночной воздух, всматриваясь в каждую травинку, что прорастала между камней мостовой. И наконец, перед ней оказался нарядный особняк, окруженный живой изгородью.
Вот и «стайл», деревянный перелаз через изгородь, и Агнес, боязливо перебравшись через него, подходит к особняку и стучит в знакомое окно…
Темнота и тишина были ей ответом.
Еще несколько раз она постучала в окно, уже громче – и, наконец, в глубине темной комнаты зажглась свеча; шаги и свет приближались; поднялось окно, и лицо мистера Парсона, освещённое свечой, показалось из окна…
– Кто тут?
– Мистер Парсон, это я, Агнес…
– Мисс Мэйси?! Боже мой!
– Ради Бога, не беспокойтесь, я сейчас уйду. Я пришла сюда только затем, чтобы…
– Да вы дрожите, вам холодно. Я сейчас открою дверь…
– Вы разбудите слуг. Погодите… Вы можете поднять окно повыше?
Забравшись на выступ здания, Агнес уселась на подоконник, и, пригнувшись, пробралась в комнату.
– Я понимаю, что мой поступок ужасен, но я пришла только задать вам один вопрос.
В нарядной гостиной догорали угли в камине, от натертых до блеска полов пахло воском. Зубы у Агнес постукивали, но уют комнаты уже действовал на нее благотворно. Она глубоко вздохнула и осмотрелась.
Невил Парсон стоял перед ней в халате, накинутом поверх пижамы, растрепанный и такой… такой… Она даже не могла сказать, какой. Обычно он казался ей застегнутым на все пуговицы. Сейчас он был каким-то домашним, простым. Он взял плед с кушетки и накинул на плечи Агнес.
– Садитесь сюда, к огню, я сейчас разожгу его пожарче, – он подвел ее к камину, и принялся ворошить угли кочергой. – Так что за вопрос?
– Скажите, вы ведь не убивали эту девушку?
– Что изменит мой вам ответ, – произнес он с горечью. – Я не убивал ее – мне не было нужды ее убивать, но разве мои слова – доказательство? Вы поверите мне?
– Поверю…
– Благодарю вас, – отвечал он серьёзно, – ваши слова для меня и впрямь поддержка… но пока мне не верит никто, тем более, что я действительно был с ней знаком… больше, чем просто знаком.
– Вы любили эту девушку?
– Нет.
– Но почему же тогда вы… что вы имели в виду, когда сказали «больше, чем просто знаком»?!
– Дорогая мисс Мэйси, я не должен говорить на эти темы с незамужней леди!
– И вы тоже… считаете, что для меня есть какие-то запретные темы…
– Простите, я согласен, что правила, среди которых мы живем, не учитывают человеческой природы.. но я тоже воспитан в этих правилах… Верьте мне только в одном: я не убийца, хотя доказать обратное я не в силах.
– Но что теперь будет?
– Не знаю. Сначала коронер передаст дела в суд. Если меня обвинят в убийстве, то, вероятно, повесят.
– Нет!!!
– Увы, да. Но если даже им не удастся доказать моей вины, если сомнения присяжных будут в мою пользу – что с того? Я буду запятнан подозрением. Мое доброе имя погибло.
Агнес до боли сжала руки в кулачки.
– Расскажите мне, как все это было? Ну, то есть вот вы подошли к дому… почему именно в это время? Вам было назначено?
– Нет, но я всегда приходил к ним в середине дня. Да зачем вам знать?
– Мне нужны все подробности. Вы услышали крики и вошли?
– Нет, никаких криков я не слышал. Если не считать того, что в глубине дома плакал ребенок.
– То есть, к моменту, когда вы подошли, Глэдис уже была мертва?
– Безусловно, а что?
– Да вот странно. Мистер Бэзуорт, по словам коронера, слышал крики из дома, и это побудило его звать соседа на помощь. Вы же говорите, что криков не было. Получается очень короткий промежуток времени: Бэзуорт слышит крики и убегает, добежать до коттеджа соседа и обратно минут пять… К тому времени подходите вы, заходите внутрь, а Глэдис уже мертва. Значит убийца, кто бы он ни был, должен был убежать за эти пять минут, и притом так, чтобы не попасться на глаза ни вам, ни мистеру Бэзуорту!
– Я тоже думал об этом. Но я никого не видел. Впрочем…
– Да?
– Он мог уйти через черный ход, когда я вошел. Или просто выпрыгнуть в окно, еще раньше, чем я вошел… подождал, когда я войду, и прокрался к калитке… нет…
– Что «нет»?
– Там живая изгородь вокруг дома и никаких перелазов через нее. Выйти можно только через калитку, понимаете?
– Да.
– Тогда ему очень трудно было уйти незамеченным, ведь Бэзуорт и его сосед вошли в дом буквально через минуту после того, как я увидел Глэдис… И они должны были просто столкнуться у калитки с убийцей!
– Господи, кто же ее убил? Этот убийца – просто невидимка!
– В том-то и дело. Так виртуозно улизнуть, чтобы его не заметил ни я, ни Бэзуорт с соседом – просто невероятно! И поэтому присяжные, которые в чудеса не верят, скорее всего, предпочтут надеть верёвку на шею мне…
– Нет! – воскликнула Агнес, – нет, я не могу… то есть, я не позволю…
– Тсссс!
Запоздалое «Тссс!» и палец, приложенный Парсоном к губам, не помогли. Ибо от возгласа Агнес в комнате для слуги проснулся старый камердинер Питер – проснулся, вооружился кочергой, и уже пробирается к комнате хозяина, о чем, конечно же, Агнес и Парсон знать пока не могут, да и не того им – они слишком захвачены обсуждением важнейшей темы…
– Вы так волнуетесь из-за моей возможной недоброй участи… Могу ли я предположить, что моя судьба вам небезразлична?
– Вы могли бы понять, что ваша судьба мне небезразлична, еще когда я пришла сюда!
– Я счастлив это слышать.
– Знаете, что? Бывают минуты, когда надо говорить только правду… Мне страшно, что мы не успеем эту правду сказать друг другу… Что вы думаете об этом?
– Вы правы. Но моя правда проста. Вы – единственная девушка, на которой я бы хотел жениться, но боюсь, сейчас уже поздно спрашивать, могу ли я надеяться…
Агнес расплылась в мечтательной улыбке.
– Я так себе представляла, как вы сделаете мне предложение, как мы будем стоять у алтаря, как выйдем из церкви, и нас будут осыпать рисом. Скажите, вы бы сделали мне предложение, если бы не этот ужасный случай?
– Я не знаю, решился бы я. Вы такая чистая и такая гордая, а ваши тетушки – старые дамы настолько строгих правил, что узнай они о том, что у меня внебрачный ребенок, отшатнулись от меня с ужасом… Вы же знаете, что такое общественное мнение.
– А если бы не это опасение? Если бы вы точно знали, что я отвечу да, вы бы…
Они были совсем рядом, и губы их сами встретились, Бог знает, как…
От упоительного занятия их отвлек шум открывшейся двери.
– Сэр, извините… я подумал, что тут воры… шум…
– Тут не воры, Питер. Но у меня для тебя поручение. Сейчас ты проводишь мисс Мэйси домой, а потом – не скажешь о том, что она была тут, никому и никогда… И да, – добавил он нервно, – убери с глаз моих кочергу, я с некоторых пор не могу видеть эти железяки….
Агнес поднялась, скинув с себя плед.
– Плед оставьте, – мягко заметил Невил, – потом вернете его Питеру, чтобы не вызвать подозрений.
– Пойдемте, мисс, – сурово вымолвил Питер.
Агнес покорно прошла к двери, но у самого выхода обернулась.
– Невил, я буду искать настоящего убийцу. Я докажу вашу невиновность!
– Агнес, что вы такое говорите! Я запрещаю вам даже думать об этом, это же опасно, вы не понимаете… я вам запрещаю!
– Вот когда женитесь на мне, тогда и запрещайте, – парировала Агнес, подняв подбородочек, – а пока – это не в вашей власти!
***
Утро Агнес встретила вопросами «Неужели это вправду было?» и «С чего начать?».. И, поразмыслив, она решила начать с визита к Беатрис; ранние визиты в деревне дело обычное. Через час она уже входила в калитку дома подруги.
– Беатрис, я к тебе. Прости меня, что я без предупреждения..
– Ну что ты, я всегда тебе рада. Проходи. Я представлю тебя своему мужу…
Муж Беатрис, мистер Купер, помещался на террасе, и Агнес ужаснулась его виду. Это был совершеннейший, как ей показалось, старик – изможденное лицо в обрамлении седых бакенбард было изжелта-коричневым, а морщинистые руки, лежащие поверх пледа, казались небрежно брошенными на ткань посторонними предметами… В них уже не было ни силы, ни воли…
Утреннее солнце просвечивало сквозь пузыречек с лекарством, стоящим на столике, играло бликами на граненой рюмочке, и от этого веселого света становилось еще тоскливее.
– Простите, что не встаю при виде входящей дамы, – произнес мистер Купер тихо, – но сами видите, в каком я состоянии…
– Надеюсь, вы скоро поправитесь, – начала было Агнес, но он прервал ее легким шевелением руки.
– Это началось давно, а теперь идет к своему завершению. Спасибо Беатрис, она пытается скрасить мои последние дни. Я слышал, у вашего доброго знакомого неприятности…
Агнес мелко закивала. Старик вздохнул, глядя на нее с сочувствием.
– Я не в силах вам помочь – я с трудом передвигаюсь. Увы.
– Но вы считаете, что все-таки можно помочь?
– Мне ничего не известно об этом молодом человеке, – голос адвоката шелестел, как опадающие осенние листья. – Вероятно, он весьма легкомысленный – но не лишен чувства ответственности, а ведь именно с чувства ответственности начинается понятие джентльмен. Ведь он содержал ребенка. А мог бы и отказаться – никто бы его не заставил.
– Сэр! Вы же адвокат. И всю жизнь имели дело с такими делами… Скажите, как мне найти настоящего убийцу?
– Я бы не советовал вам этим заниматься. Вы дитя. И если преступник узнает, что вы его ищете, он может убить вас.
– А если он не узнает? Поймите, я ведь не ради забавы, я…
Агнес не докончила фразы, но адвокат улыбнулся ей уголком губ, и одарил все понимающим взглядом.
– Тогда ищите того, кому была выгодна смерть бедной Глэдис. Или того, кто, возможно, был на нее в страшном гневе в тот момент. Или и то и другое… Короче, ищите, поперек чьих интересов она встала на пути?
– Благодарю вас, – пробормотала Агнес.
– Изучите все детали, – продолжал он. – Изучите денежные дела всех, кто имеет прямое или косвенное отношение к делу. Изучите скандалы, в которых эти люди были замешаны, изучите историю их жизни, не упуская никаких мелочей…
– А историю жизни зачем?!
– Как знать? Возможно, вы узнаете, что человек когда-то сломал ногу, в детстве, и с тех пор не мог бегать. И вот, кто-то утверждает, будто видел, что этот человек бежал … Лично я сделал бы вывод, что свидетель лжет, и насторожился…
– Я поняла, – кивнула Агнес, – надо искать несовпадения, да?
– Изучите обстановку в доме, осмотрите орудие убийства, и да – самое главное – осмотрите труп. Это тяжело, но для дела необходимо…
– А что там изучать? – растерянно молвила Агнес.
– О, труп может рассказать очень многое! Раны, синяки, царапины… они расскажут вам, что произошло с человеком при жизни – надо только уметь это прочитать. Увы, мы не очень хорошо умеем по трупам узнавать действие ядов…
– Но ее вроде как убили не ядом, я слышала…
– А кто знает, может и ядом тоже? Одно другому не мешает…
Агнес яростно строчила карандашиком в блокноте.
– А самое главное – родня жертвы, ее друзья и друзья друзей….. Проверьте, может они были как-то связаны? Может, в прошлом кто-то кого-то сильно обидел, – внезапно он замолкает, словно вспомнив что-то, и кладет руку на сердце.
– Вам плохо? – вскидывается Агнес.
– Нет, просто устал я – в последнее время я легко утомляюсь…
– Простите, что я заставила вас утомиться, я не подумала… Благодарю вас, – пробормотала Агнес, и встала.
– Я провожу тебя, – промолвила Беатрис, и тоже встала.
Они молча прошли по садовой дорожке вдоль цветочных клумб, молча подошли к калитке, и тут Беатрис нарушила молчание.
– Ты хочешь спросить меня, как меня угораздило выйти замуж за старика, да?
– Вовсе нет, – начала было Агнес, но Беатрис только усмехнулась.
– По сути, я сиделка при собственном муже. Ну что ж. Взаимовыгодная сделка – он получил уход и заботу на старости лет, я же – избавилась от оскорбительной и назойливой опеки своей семьи. Если бы ты знала, что мне пришлось перенести в собственной семье… нет, прости. Я этого не говорила.
– Ну почему же, если тебе хочется выговориться…
– Хочется. Но я не хочу докучать тебе своими печалями, – Беатрис улыбнулась через силу. – Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь. Мне уже искать в этом мире нечего…
– Нечего? – удивилась Агнес.
Беатрис не ответила. Помолчав, она пристально посмотрела на Агнес.
– Скажи, тебе что – так дорог этот юноша, мистер Парсон?
– Да. Очень.
– Послушай мой совет. Не вкладывай всей души в любовь к мужчине, и не доверяй. И будь готова только к одному: тебя любой мужчина предаст в любой момент, и чем беззащитнее будет твое положение, чем больше ты доверишься мужчине – тем больнее тебе будет. Поверь, я знаю, о чем говорю. И твои тетушки в общем-то правы, когда советуют тебе держаться подальше… Брось это расследование, я говорю на шутя. Для твоего же блага.
– Беатрис! Что ты такое говоришь. Ты, наверное, никогда не любила! Иди к мужу, ты ему нужна, я вижу. Я сама найду дорогу.
На губах Беатрис складывается горькая усмешка, и, кивнув головой, она снова спешит на веранду. Однако она не видит, что Агнес, притаившись за кустом сирени, никуда не уходит – она крадется под кустами следом за ней, и, притаившись за углом веранды, внимательно слушает разговор мужа и жены.
***
– Беатрис, могу ли я тебе задать один вопрос?
– Да, Мортимер, – она поправляет на муже сползший плед.
– Ты знакома с мистером Бэзуортом? У которого сестру убили?
– Нет, – рассеянно отвечает Беатрис.
– Ты, помнится, говорила мне, что твоего первого возлюбленного звали Лайонел. А мистера Бэзуорта тоже зовут Лайонел.
– Вероятно, это совпадение.
Мистер Купер смотрит на нее пристально.
– Совпадение, возможно. А еще ты говорила, что Лайонел был брюнет, с прекрасными голубыми глазами, высокий..
– И что же?
– А Лайонела Бэзуорта я знал с детства. Рослый был мальчик, красивый, брюнет, с прекрасными голубыми глазами. Опять совпадение?
