Почти три года. Ленинградский дневник – Вера Инбер

Этот дневник, который день за днем скрупулезно вела почти три года известная поэтесса, не может оставить равнодушным никого, разве что абсолютно бессердечных людей вроде читательницы prrr, которая дошла даже до того, что в своей рецензии оскорбила покойного автора. Это уже не только подлость, но и трусость, зная, что Инбер не может ей ответить. Я всегда считал и считаю, что каждый имеет право на свое мнение. Но для того, чтобы иметь его, нужно знать то, о чем будешь высказываться. А у prrr оно, по-видимому, сложилось из охаивания всего советского злобствующими либералами типа Сванидзе, на которых даже упоминание об СССР действует как на быка красная тряпка.

А за эту книгу писательнице можно сказать только: – спасибо за оставленные воспоминания о тяжелых, трагических днях в осажденном городе, защитники и жители которого героически пережили 905 дней блокады и не потеряли своего боевого духа в тяжелейших условиях. А prrr посоветовал бы побывать на Пискаревском кладбище и поклониться бесчисленным рядам в основном безымянных могил, а также почитать, что там написано.

Возможно ли писать рецензию на данную книгу ? Постараться оценить тот подвиг , физический и душевный, который совершили люди, жившие в осаждённом Ленинграде? Здесь можно только читать и восхищаться людьми, которые не просто выживали в блокаду, но и все делали для победы, наравне со всей страной. Книга представляет из себя дневник, который автор вела на протяжении почти трёх лет, когда жила в Ленинграде. При чтении книги постоянно ловила себя на мысли, что все это было на самом деле, что это не выдумка автора. И оттого он ( ленинградский дневник) еще более ценен, так как мы имеем возможность узнать из первых уст, как люди жили и ковали Победу. Такие книги обязательно нужно читать. Чтобы помнили!

Приступая к чтению блокадных дневников, внутренне готовишься к тяжелому чтению. Это неотъемлемая часть подобной литературы. Можно ли назвать «Почти три года» блокадным дневником в полном смысле этого слова? Конечно, он блокадный, ведь Вера Инбер во время блокады жила в Ленинграде, вела вот такую хронику. Но по содержанию…

Как очевидец, Вера Инбер безэмоционально записала много наблюдений и деталей. Но вот именно, как очевидец, не как участник, потому что сочувствия к чужому горю на страницах дневника почти нет. Обстрелы, бомбежки, раненые и умирающие от холода, голода, ранений. Но Инбер стоит будто особняком. И скорее всего, она действительно жила в блокаду иначе, чем рядовые жители Ленинграда. Про голод, холод – почти ничего, хотя как можно про это не писать, когда это было вопросом жизни и смерти всех ленинградцев. Вообще нет воспоминаний об очередях многочасовых, о поисках пропитания, о разных уловках – как приготовить из ничего что-то… При этом, по воспоминаниям Инбер, они с мужем жили на рабочую карточку – 300 гр. хлеба. И логично, что при таком питании не писать про голод как минимум странно. В марте 42 г. Инбер пишет, что за полгода потеряла 6 кг . И это в то время, когда люди умирали от дистрофии. Будто на курорт съездила, наладила питание. Чувствую, лукавит писательница :)

Во второй половине дневника становится и меньше быта, и меньше заметок о жизни города. Больше разговоров о себе, о творчестве, внутренние искания форм и содержания стихов. Много про желание успеха, творческую недооцененность, мечты о славе. Это уже скорее литературный дневник, который поэтесса могла писать где угодно.

10 июля 1942 года

День моего рождения!.. Единственное мое личное горе за этот год – смерть Мишеньки. Если бы не это, я была бы совершенно счастлива самым высоким счастьем – своей работой, которая оказалась нужной во время войны27 октября 1942 года События проплывали мимо, почти не задевая меня. Как во сне, я принимала ответственных московских гостей, посетивших институт, поила их кофе и вообще исполняла все, что требовалось от меня как от хозяйки. Я и зубы лечила. Только английским не занималась: берегла головуВы можете себе представить жителя блокадного Ленинграда, варящего похлебку из кожаного ботиночного язычка, изучающего английский? Голова Инбер занята творчеством, поэтическими чтениями, здоровьем мужа, английским – чем угодно, но не мыслями о страдании, которым пропитано всё вокруг. У меня вообще сложилось такое циничное мнение, что в некотором роде Инбер была даже благодарна сложившимся обстоятельствам, ибо они помоглм ей окончательно доказать, что она талантливый поэт, нужный человек. Это из разряда бизнеса, который «поднимается» на войне.

Вот так и вся блокада, будто задела лишь по касательной.

То ли Инбер была далека от населения Ленинграда, то ли просто как-то нарастила шкуру…

Многие сравнивают дневник Инбер с еще одним блокадным дневником – дневником Ольги Берггольц. У Берггольц тоже много про себя, мужчин, творчество, работу на радио… Но это всё-таки живой дневник. Там чувствуется и сопереживание, и тревога, и мелкие радости, боль потерь, голод, бытовая неустроенность. Это дневник, личный и дышащий, болезненный – и потому я считаю его гораздо более показательным дневником блокады, чем дневник Инбер.