Почему-то подростки всегда вынуждены свое счастье засекречивать от родителей. Одну из таких ситуаций описывает в своей повести Вера Иванова. Мальчик и девочка встречаются, влюбляются и понимают, что жить друг без друга не могут. Их родители тоже встречаются. И понимают, что больше всех на свете ненавидят избранников своих детей!
Для среднего школьного возраста.
Как же я обожала эту книгу в свои пятнадцать! Как любила Ромку за его деятельность, а Юльку – за её вредность. До сих пор помню то светлое, детское чувство восхищения после прочтения этой книги. Всем хочется любить. И мне хотелось также – чтобы сначала пошипеть, обращая на себя внимания, а потом рухнуть на руки спасителю-охмурителю, а потом до дрожи сжимать его письма, до зубного скрежета переживать, любит или нет. Ох уж все эти заморочки любовные! Ох уж эти недомолвки с родителями! Ох уж выверты сюжета!
Прекрасный легкий слог, несколько, не спорю, натянутый сюжетик(но это и понятно – для детей писалось все-таки!). Нет глубинного смысла – обычная история первой любви. Но в пятнадцать лет, что ещё надо от чтива романтично окрыленной девочке?
Кстати, Ромашка мне приглянулся что тогда, в мои пятнадцать, что теперь – деятельный малый, готовый к выкрутасам жизни, умеющий зарабатывать и знающий цену деньгам. Он, конечно, более к жизни приспособлен, чем поверхностная Юлька, выросшая под родительским крылом.
В романе не ищите правдивости, хотя часть правды, несомненно, есть – если родители невзлюбили избранника/избранницу – пиши пропало.
Рада была снова встретиться с героями после долгой разлуки.(8 марта 2013)
Может, эту книгу и правда стоит читать исключительно в 15 лет и ни годом позже? Мне нравится литература для подростков, среди ее представителей встречаются отличные произведения, но «Засекреченное счастье» показалась слишком детской. Тут вам и героическое спасение из пожара, и надежные друзья, и тираны-родители, и телевидение, и рыдания на полу аэропорта!..
Простите мою черствость, но серьезно читать ЭТО я не смогла:
Они не думали о прошлом, не строили никаких планов на будущее – все это осталось там, в мире кричащих, суетливых взрослых. А в их мире была только ошеломляющая радость встречи, возможность просто смотреть друг на друга, шептать любимое имя.
«Ты самый-самый!» – кричали восторженные, сияющие глаза Юли.
«Ты прекрасна, как звезда!» – говорили им восхищенные глаза Ромы.
«Ты – единственный и навсегда!» – «Без тебя я не смогу жить!» – «Полетели?» – «Давай!»
Юные пленники почувствовали, как ослабла хватка сжимавших их пальцев. А потом со словами «Отправляйся к своей мамочке!» их отпустили.
Но, вместо того чтобы броситься к мамочкам, подростки, словно две выпущенные из лука стрелы, ринулись навстречу друг другу. В один прыжок преодолев разделяющее их расстояние, они с силой врезались друг в друга и тут же слились, сплелись в одно ошалевшее от счастья двухголовое существо с четырьмя руками и четырьмя ногами, одна из которых была в гипсе.
Он действительно вдруг почувствовал, каково это – умирать. Боли не было – просто организму вдруг стало незачем жить. Сердце забилось с перебоями, дыхание сбилось, на лбу выступил пот. Каждый метр, каждый сантиметр, удаляющий его от Юли, уносил его жизнь.
«Нет! – кричало все его существо, сопротивляясь разлуке. – Нет! Это невозможно! Верните мне ее! Спасите меня! Выпустите из этого катафалка!»
– Я больше тебя никуда не отпущу, – твердо сказала Юля. Она прижалась ухом к Роминой груди, слушала, как бьется его сердце, и думала, что ни у кого в мире нет такого верного и чистого сердца.
– А я и сам никуда не уйду! – счастливо улыбался Рома. Ему казалось, что Юля – это котенок, который клубком свернулся у него на груди. Ее нежные волосы щекотали кожу, и от этого юношу пробирала дрожь.
– А почему? – Юля подняла голову и посмотрела на него снизу вверх. – Ты мне еще не сказал почему.
– Ты хочешь, чтобы я сказал тебе одной или всем им?
– А ты сам как хочешь?
– Я тебя люблю, – слова Ромы упали нежно, словно лепестки роз. – Котенок, я люблю тебя!
Такого количества флаффа на мою малоромантичную душу не выливали давно. Я захлебнулась и окрасилась пятнами в жесточайшем приступе аллергии.