Вероника Чуркина
Кешбек из поцелуев
Глава 4. Штирлиц, мы тебя раскрыли!
– Всё будет в лучшем виде. Сейчас шашлычком заправимся, – Наташа виртуозно швырнула на стол блюдо со свеже пожаренными шпикачками. Шлёп, шлёп, шлёп и прыгнули с Наташиной помощью на стол тарелочки с тёплым картофельным пюре. Следом жалобно звякнули вилки.
– О, картошечка, – пропел Сергей, всё время улыбаясь и резво забулькал в стопки бодрящий напиток. Не торопясь закинулись картошечкой, захрустели шпикачками и кувырнули ещё по стопочке.
– Это шашлыки? –Запоздало возмутилась я.
– Шашлыки? Нет конечно, но это самые настоящие заменители шашлыков! – Подруженька Наташка грозно глянула на меня и вдруг захохотала. Мы с Сергеем дружно подхватили и долго хахали до слёз. Мне даже заикалось. Банкет благополучно продолжался. Наташутке показалось, что мы тухло сидим, она сайгаком поскакала в комнату и вернулась с древней фанерной гитарой. Потом Наташа удобно устроилась, поёрзав на табуретке, щипнула струны и заголосила:
– Ромашки спрятались, поникли лютики,
зачем вы девочки красивых любите, не постоянная у них любовь…
Я подпевала, Сергей активно фонил и гудел в ритм. Хорошо вышло, мелодично. Закончив пение сами себе зааплодировали в ладоши. Наташка перебирала струны, силясь вспомнить что-нибудь из репертуара популярных певцов. Вдруг её осенило:
– Давай нашу!
– Давай нашу! – Вторила я в азарте, отчаянно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из «Аллы Пугачовой». Никакой «нашей» я никогда не напевала. Кто бы знал, чего желает подруга? А подруга совершенно неожиданно грянула бодрым звонким голосом:
– Взвейтесь кострами, синие ночи!
Мы пионеры, дети рабочих!
Я радостно подпевала на всю жизнь вбитые в голову знаменитые строки. Потом мы ещё выпили. А потом ещё добавили по чуть-чуть в стопочках. Водочка пилась легко, закусочка приятно радовала желудок. Песни звучали задушевные в нашем исполнении и из магнитофона. Я раззадорилась, совсем обнаглела и вырвала из рук Наташи гитару. Та вытаращилась на меня, пьяно хихикая. Простенькие аккорды я вела уверенно, опыт не пропьёшь:
– Виновата ли я, виновата ли я, что люблю?
Виновата ли я, что мой голос дрожал, когда пела я песню ему?
Виновата во всём, виновата кругом…
У меня голос никогда не был мощным, годился только для уютной компании с домашними посиделками. Всё-таки я здорово нализалась. Вижу, как Наташка пялится на меня с открытым ртом, а Серёжа-дружочек застыл на разливе с початой бутылкой в руке:
– Маруська, когда ты на гитаре бренчать научилась?
Но меня уже было ничем не удержать, как говорится, попала возжа под хвост. Я загорлопанила во всю мощь своих лёгких коронный номер – любовную песню на английском языке «I love you» и к тому же с пьяным акцентом. Отгремел последний аккорд, отзвучала последняя нота, и я ждала восхищения и бурных аплодисментов от благодарных слушателей. А в ответ повисла тягостная тишина.
– Марийка, где ты взяла эту песню? – Наташка как-то подозрительно быстро протрезвела.
– Мы с тобой ещё в институте её выучили, – брякнула я не подумав.
– Ну и шуточки у тебя, какой ещё институт? Может «трёхкоридорный юнивёсити»? – Наташа пристально на меня глядела, совсем как на допросе. Ну всё, прокололась. Мне стало грустно. И что теперь сказать? В голове шумело от выпитого.
– Ой ребята, что-то мне не хорошо. Квалификацию совсем потеряла, пойду-ка я домой баиньки.
Я встала и быстренько убралася восвояси, подальше от лишних вопросов. Домой пришла и завыла, то есть дала волю чувствам. Нахлынула на меня острая непреодолимая тоска по девочкам, по муженьку, да и по родителям ещё живым в том моём существовании. Меня перекинуло из одного мира в другой, но жизнь продолжается. Я даже не винтик во Вселенной, я всего лишь микроскопическая частичка песчинки-пылинки. Меня перенесло с места на место, а никто даже и не заметил, значит помощи ждать неоткуда. Если я начну рассказывать о случившемся, меня Наташка с Сергеем из лучших побуждений поволокут к психиатру. Нет, психиатр мне не нужен, это я знаю точно. Слишком ярко и в деталях я помню свою прошлую жизнь в том мире, да и не могу никак вписаться в этот другой чуждый мне мир. Этот мир не лучше и не хуже, но он навсегда останется чужим для меня. Повыла, поревела ещё немного. Фу надоело, умылась, заварила свежего чайку и с наслаждением напилась с карамельками. С дочурками я чай пила с зефирками. На ночь мы пили по стакану кефира, а по утрам вместе делали домашний йогурт из молока с ягодами из сада. Зимой по утрам я пекла блинчики, мы потребляли их со сгущённым молоком. Как было здорово! Петька обычно завтракал в колхозной столовой горячо любимой овсянкой. Он вечно опаздывал и не любил толкаться на кухне. На нашей просторной светлой кухне можно было спокойно усадить за стол и накормить с десяток человек и даже не тесниться. Я думаю, он просто не считал нужным терпеть наши бабские утренние капризы. Алинка вечно ныла, требуя на свои длинные русые волосы замысловатые причёски из множества косичек и заколок. Алёна же постоянно играла в автошахматы, и её трудно было от них оторвать даже за столом. Я старалась успокоить девочек. Петюнечка некрасиво морщился и закатывал глаза кверху, всем своим видом показывая – вот опять началось. Муженёк хватал портфель, запрыгивал в машину и нёсся в соседний посёлок на службу. Он был по натуре уверенным даже прожённым снабженцем и разъезжал по всему району, частенько заглядывал и в соседние районные агроснабы. У супружника везде были друзья-товарищи и везде у него был шкурный интерес. Петюнечка всегда что-то покупал, что-то продавал или обменивал. Я в его дела не лезла. Он тоже не очень интересовался моими деловыми успехами, подозреваю что просто слегка завидовал. Вспомнилось и снова на душе поганенько стало. Сна ни в одном глазу. Попила чаю, но легче не стало. Сидела на кухне, глянула на рукомойник. Как наяву увидела вдруг годовалую Алинку. Алина у нас росла хозяйственной дамой, помогала маме мыть посуду. Как заметит, что мама на кухне у раковины появилась, так сразу шасть к стулу и ну давай стул подтаскивать поближе к рукомойнику. Тогда я приставляла стул к стене, чтобы девочка не упала, и Алина приступала к ответственному моменту. Помощница вовсю намывала ложки и вилки, и ничего что одёжка вся вымокла, мама поменяет кофточку и порточки. Пустяки, дело житейское, как говорил знаменитый Карлсон, который живёт на крыше.
Вот летнее прохладное утро, а Алина вышла погулять в сад в одних трусиках. Я ей тогда сказала:
– Алинушка, сегодня ещё холодно, пойди и оденься. Бабушка на кухне, позови её, и она тебе поможет.
Девочке тогда было меньше двух лет. Она отправилась одеваться в детскую комнату и вскоре вышла снова. Сандалики, трусики и кепочка – вот и весь наряд. Вышла и гордясь собой произнесла:
– Ёпа-мать, оделась!
Что сказать? Чудо-ребёнок и только. Вот, и Алёнка такая же уродилась строптивая. Те годы я как самка не отходила от дочек. Голова была забита детскими проблемами. Петечка тоже пламенно любил дочек, но без фанатизма. Из меня же получилась совершенно безумная мамаша. Сразу после их рождения я игралась в дочки-матери, а потом девочками занимались бабушки и дедушки. Огромное спасибо им. Я легко переключилась на карьеру. Работа меня увлекла, а впоследствии и вовсе поглотила. Видимо мужу тогда не хватало женского внимания и ласки. Девочки развивались в детском садике и под присмотром старшего поколения. Я руководила битвой за урожаи, высокие надои и привесы крупного рогатого скота. Супружник заскучал и быстренько сколотил компашку друзей, увлечённых природой и рыбалкой. Я ему безгранично доверяла и надеялась на его понимание. Наивная чебурашка не разрешала себе даже помыслить о каких-либо похождениях мужа. Мой дорогой Петюнечка был неподражаем, роскошен и идеален. Мне казалось, что мы жили, душа в душу. Это потом гром грянул, и обида застила глаза, это потом я сообразила, что что-то делаю не так, не правильно. Даже когда мне прозрачно намекали о фривольном поведении супружника, у меня в голове такие мыслишки не укладывались. Как говорят, талантливый человек талантлив во всём, и Петюнечка виртуозно врал и изворачивался. Я желала верить и безоговорочно верила мужу, а потом ломала себе голову, как поступить, как жить дальше с таким багажом знаний, да и рога за косяки уже цеплялись. Рыбалки у Петюнечки были частые и которые из них у заядлого рыболова отличались подлинностью, трудно сказать. А может, его дама тоже увлекалась ловлей на червячка и собственному мужу дурила голову? Её муженёк – слепо, глухо, немой капитан дальнего плавания скорей всего так ни о чём и не догадался. Его вполне всё устраивало в поведении и увлечениях жены. Я же человек другого склада. Я так не могла спокойно относиться к похождениям супружника. Я его слишком любила, и я была слишком эгоистична для полного прощения. Мне необходимо было время, чтобы пережить, прожевать событие и очень постепенно выдавливая из сердца по крупице по капельке обиду и дойти до понимания прощения. Я же любила мужа, отца моих девочек.
И тут не к месту вспомнился случай. Девочки в городе катались на каруселях, мелкие совсем такие смешные! Вот Алина за ручку подводит младшую Алёну к качели, помогает сесть на сиденье и сама усаживается на свободное место. Каруселька закрутилась, сестрички вцепились в поручни. Когда время вышло и аттракцион закончился, Алина слезла первая и помогла Алёне спрыгнуть, повела за руку к нам. Я с обеими бабушками сидела на лавочке. Глазёнки у сестричек сияли от восторга, и это были самые приятные моменты в моей жизни. Девочки дружили и во всём помогали друг другу. Я всегда радовалась их дружбе и даже в душе немного завидовала. Мне б такую подружку! Наташка ещё тогда не отбыла в Польшу на зов любви, но виделись мы крайне редко. Пока учились, тесно общались просто не разлей вода дружки. Работать стали и быт заел, всё некогда да недосуг. Когда я замуж выскочила, заглядывали в гости друг к другу только по большим праздникам. Ещё до тесных отношений с Петюнечкой я успела с Натали сгонять в Турцию по двухнедельной путёвке от профсоюза. Сколько мне нервов и подарков стоило подогнать под одни числа обе путёвки в один и тот же отель, билеты туда и обратно на самолёты и прочее, прочее! Зато отдохнули в кои-то веки вдвоём и без помех. Мирно валялись под пальмами, нехотя читали любовные романы и лениво потягивали через трубочки из изящных бокалов разноцветные прохладительные напитки. Отдыхали с размахом, как богатеи, уставшие от колебаний курса доллара. О курортных романах мы не помышляли, не считали это необходимым. По вечерам нам нравилось посещать местные сувенирные лавочки в поисках украшений и интересных кофточек, и сарафанчиков. Там же выбирали подарки родителям и родне. У Наташки тогда имелся постоянный ухажёр Илья, которого за высокий рост и богатырское телосложение, мы поддразнивали, величая Муромцем. Потом они из-за какой-то мелочи поцапались и вдруг разбежались. Илья подозрительно быстро женился на агрономше Светлане. Светка нечета Наташке была не только высокая, но и полногрудая с крутыми бёдрами. Я присутствовала на регистрации брака в колхозном доме культуры и откровенно любовалась колоритной парой.
– Такого парня упустила! –пеняла я Наташке совершенно искренне. Та только фыркала, как старая лошадь и отмахивалась в ответ:
– На мой век найдутся кавалеры!
И конечно нашлись, за огонь девкой ухлёстывала целая толпа парней. Выбор был богатый, вот подруга и заневестилась до неприличия долго. Главное, замуж вышла по любви и за достойного со всех сторон хозяйственного поляка. Он увёз свою красавицу-жену в Польшу и не позволил там ей работать в школе, да и языковый барьер тому был преградой. Сбышек открыл своё дело и усадил жёнушку в лавочку торговать литературой. Доход магазинчик приносил небольшой, но молодожёны не унывали, да и не принято было в нашем окружении рваться к миллионам. Но и нищенствовать также считалось неприличным, ценилась золотая середина.
Не спалось совершенно. На экране телевизора мелькал пляжный детектив. В экране то и дело показывались пальмы, высокие и величественные в своей красе и неподражаемости. Вспомнилось лето, когда мы с Наташкой впервые увидели пальмы воочию, а не на «голубом» экране, впервые потрогали руками тёплые шершавые стволы, прикоснулись к этому заморскому чуду. А небо? Потрясающие яркие небеса чужой страны и такое же прекрасное бескрайнее море! Этот неповторимый солёный запах морской воды, полный восторг! До того давнишнего теперь дня, я лицезрела только небольшое озеро и речку Бульбульку. Вода в речке круглый год была ледяная, и купаться даже в очень жаркое лето в ней могли только очень стойкие и закалённые люди. Обычно я сидела на берегу и бросала камушки в воду. Под шум неторопливо текущей воды хорошо думалось о смысле жизни, о будущем ближайшем и подальше. Наше блёклое северное небо нависало над водой. Ей богу, хочется взять акварельки и добавить яркости бледненьким небесам. И звёзды южные светят ярче, и чернота ночи гуще. Тогда на природе я легко успокаивалась, и никакие стрессы меня не пугали.
А сейчас я взвинчена до предела своих нервных окончаний, и заснуть мешает, раздражает даже бледность размытого сумеречного серого неба. Сегодняшняя щербатая луна, как надкушенный апельсин сияла и ярко выделялась на фоне малюсеньких редких звёздочек. Надоело себя мучить, устала притворяться, что вот-вот усну, отправилась на кухню и включила чайник. Надо было отвлечься от тяжёлых помыслов. Краем глаза зацепила изображение телевизора, в рекламе снова нахваливали янтарные бусы. Наташка в Турции в тот раз накупила множество всяких бус и ожерелий. В самую жару в сиесту мы сидели в номере в приятной прохладе под кондиционером. Красота! Я дремала, уютно устроившись на широкой турецкой кровати, а Натусик перебирала свои вновь приобретённые драгоценности. Подруженька осторожно брала в руки ярко оранжевые бусики, деревянные лаковые, костяные с орнаментом, плетёные из металла, перламутровые пластмассовые и придирчиво рассматривала застёжки и крепления. Наташка что-то умиротворённо мурлыкала себе под нос.
– Ната, ты что там бормочешь? Не иначе колдуешь?
– Ага! Придумываю какие красатулечки с чем надеть. Как ты думаешь, янтарь с чёрным бархатом носят?
– Носят. Разве у тебя в гардеробе имеется чёрное платье и даже бархатное? Что-то про тебя я не знаю, упустили мои глазоньки.
– Платье чёрное и бархатное имеется не у меня, а у мамы. Я ж не всё покупаю для себя любимой, я же не законченная эгоистка.
– Ясненько, а я своей кофточку купила и банный халат.
– Молодец! А моя, как и я обожает обвешиваться всякими безделушками. Я ей ещё фарфоровые бусики отдам, она от таких вещичек без ума.
Тогда мы были молоденькими и глупенькими, на отдыхе в отпуске обе присели на фруктовую диету, заодно решили позаниматься омоложением. Нам по двадцать пять лет тогда было, а мы дурью маялись самочищением от шлаков и токсинов организма. Тогда уже хотелось выглядеть красавицами, или просто ухоженными дамами и как можно больше времени не стареть. Тем же летом я познакомилась с Петечкой. Я никогда не была писаной красавицей, просто аккуратной ухоженной женщиной. Годам к сорока мечтания о красоте небесной приказали долго жить, да и ни к чему мне показалось выглядеть прекрасной феей. Брачные узы не располагали к издевательствам над своим собственным телом в виде хирургического вмешательства для пластической правки лица. Петюнечка и такой меня любил, а я его просто обожала и ни в чём ему отказать не могла.
Вот и ночь прошла, совсем светло стало. Пойду пройдусь, воздухом свеженьким подышу и снова баиньки отправлюсь на кроватку. Вдруг в дверь коротко звякнули. Вышла, откинула крючок, на крылечке стояла Наташа:
– Беганём?
– Беганём, дай только кеды надеть.
Пробежались немного. Наташка украдкой на меня поглядывала, внимательно так смотрела, словно увидела в первый раз.
Вдруг остановилась глянула резко, как ножом резанула и сказала тихо, но так чётко и внятно, что меня пробрало до основания:
– Ты не Марийка!
Она не спрашивала, она даже не сомневалась, сказала, как припечатала. Что мне оставалось делать? Отпираться было совершенно бесполезно, Наташа подругу знала всю от макушки и до пяток. Отпираться не имело никакого смысла, только себе хуже наделаю. Слова Наташи были, как удар поддых, лишили возможности вздохнуть свободно, горло сжала невидимая безжалостная рука. Я никогда раньше не испытывала такого всплеска ужаса. Как только Ната сказала своим суровым голосом, припечатала, что я не Марийка, и сразу мир померк в моих глазах, солнышко стало не таким ласковым, даже небо поблёкло, а бодрящий утренний воздух заставил вздрогнуть. Зелень, которая в изобилии нас окружала, трава, что пробивалась вокруг тропинки в парке уже не радовала глаз. Мои глаза смотрели на Наташку, как глаза кролика на удава, потом мой взгляд соскользнул с сосредоточенного и хмурого лица Наты и невольно обратил внимание на движение. Между нами порхала пёстрая бабочка, обыкновенная среднестатистическая бабочка размеренно взмахивала своими яркими крылышками. Я как зачарованная уставилась на ничем непримечательное насекомое, и это меня спасло. Грудь спонтанно с натугой вздохнула и далее ритмично вздымалась от вздохов и выдохов, как прежде, как всегда.
Эта Наташа догадалась, что я не настоящая, я где-то прокололась. И что теперь? Я не хочу в психушку! Я не хочу и на опыты, если вдруг поверят в мою историю перемещения! Надо попробовать с ней договориться мирным путём. Ну, не убивать же её, как делают герои в капиталистических детективах?
– Пошли ко мне, поговорить надо, – одними губами прошептала я, но Наташка меня услышала и молча кивнула. Мы отправились в Марийкину квартирку. Прошли сразу на кухню, в так называемый стратегический пункт переговоров. У меня тряслись руки. Чтобы успокоиться хоть немного, залила водой доверху чайник и машинально поставила на плиту. Под завывание чайника, я села на табуретку и обхватив ладонями лицо, заплакала. Меня как-то разом отпустил страх, внутри меня вместо страха образовалась пустота. Сразу стало легче, мне надоело прятаться за личиной Марийки, я не она. Наташа молчала. Она сидела и молчала, глядя внимательно на каждое моё движение. Чайник сипло засвистел, я машинально выключила плиту, потом подошла к раковине и умылась. Немного отпустила истерическая дрожь, стало чуть полегче. Я машинально заварила зелёный чай и подала в вазочке свои обожаемые карамельки в тёмном шоколаде, к счастью здесь они тоже продавались, но конечно фантики отличались. Наташа не сводила с меня глаз, не трогала ни чай, ни конфеты. Она заговорила тихо, но так проникновенно, что казалось словно каждое слово с высоты падало большим булыжником и с громким стуком:
– Ты не Марийка. Моя подруга терпеть не может зелёный чай и никогда не покупает карамельки в шоколаде. Кто ты?
Я не знала, что ответить на такой простой вопрос, кто я? Повисла пауза. Я отхлебнула чаю из голубой чашки, закашлялась, и вдруг меня словно прорвало, да и ещё как прорвало! Слёзы хлынули потоком, я тихонько подвывала. Меня заколотило, как в ознобе. Напряжение последней недели, холодность Наташи, смыло остатки разума. Я громко рыдала в голос и не могла успокоиться. Наташа сунула мне в руки стакан и чётко произнесла, почти приказала:
– Пей!
Я проглотила. Запах валерьянки разлился по кухне. Между тем Наташа уже применила контактную терапию, а точнее гладила меня по голове, гладила и тихонечко приговаривала почти напевала:
– Всё хорошо, всё будет хорошо.
Я всхлипнула и замерла.
– Мамочка, не плачь! Всё будет хорошо! – Алёна нежно перебирала мои волосы. Алина взяла из ослабевших рук стакан с водой. Я только и смогла прошептать:
– Девочки мои любимые, как я соскучилась. Как мне плохо без вас.
Слова застряли в горле, я снова сидела на кухне у Марийки, а Наташа гладила по голове, ласкала как кошку:
– Ложись, поспи, вечером поговорим.
Она свела меня в комнату, заботливо уложила в кровать. Уже с закрытыми глазами я слышала, как хлопнула входная дверь. Видимо Наташа заперла меня снаружи на ключ. Дочки стояли перед глазами, я же их только что видела! Девочки разговаривали со мной, трогали меня руками, обнимали. Валерьянка начала действовать, картинка размылась, дрёма опустилась на глаза.
Проснулась я от страстных Петечкиных поцелуев. Я с трудом разлепила ресницы и увидела его прекрасные карие глаза. Он в порыве страсти навалился на меня и вдруг пребольно укусил за щеку:
– Мя-а-у-у! Мя-а-у-у!
Моя любимица, кошка Снегурочка пыталась поднять меня с постели, видно захотела красавица в туалет на улочку. Боже, как мне нехорошо! С трудом вывела кошку на веранду. Снегурочка шустро юркнула в кошачью дырку и была такова. Вечерело. Я немного постояла на веранде, подышала свежим воздухом, потом отправилась на кухню, достала из шкафчика уже давно запримеченную заветную бутылочку с настойкой и хлопнула рюмашечку. Как ни странно, полегчало. Надо наконец поговорить с Наташей. Мне кажется, или действительно она что-то знает? Раскрывшись, что я теряю? Да ничего. В этом мире так мало знакомого, привычного, что хоть волком вой от тоски. И так много проблем. Хлопнула вдалеке дверь, может соседи? Не похоже. Неожиданно вошла улыбающаяся Наташа:
– О! Спящая красавица проснулась! Я уже тебя будить хотела. Что ночью-то делать будешь?
Я решительно заявила:
– Пошли на кухню побазарим.
Едва уселись на старенькие табуретки, Наташка тут же начала допрос с пристрастием:
– Ну и кто ты? Как тебя звать-величать?
– Я Богатикова Мария. У меня имеется муж и две дочки, и я заявляю официально, что я не сумасшедшая!
– Ты не сумасшедшая, это точно. Это Марийка с катушек съехала, тоскуя по своему Игорьку. Последнее время она стала просто одержимой идеей воскрешения погибшего парня. Марийка увлеклась мистикой, гаданиями, всё рвалась в параллельное измерение, где по её утверждениям якобы Игорёк выжил.
– В моём мире Игорь на самом деле жив и невредим. Выходит, она была права, и всё получилось, – подтвердила я без особого энтузиазма.
– Игорёк на тебе женился? Ты же двойник Марийки? – Из Наташки как горох сыпались вопросы.
– Похоже, что я и вправду двойник Марийки, а Игорёк на мне тоже не женился, не срослось, – ответила я со смешком.
– Игорёк на тебе не женился, но почему? – У Наташки смешно поползли вверх брови и непроизвольно открылся рот.
– Да как-то не сложилось, мы остались хорошими друзьями. Он встретил другую девушку, благополучно женился и теперь живёт где-тот на севере, даже в Сибири с женой и двумя сыновьями. Кстати, в гору попёр, большим начальником стал, – я замерла, задумалась, вспоминая бурную чудаковатую молодость. А Наташка всё не унималась и спрашивала, и спрашивала:
– А ты? Как ты жила эти последние годы лет этак пятнадцать, двадцать, или хотя бы послешкольные годы? Много не надо, расскажи хоть капельку!
– Я тоже встретила любовь всей жизни и тоже благополучно вышла за него замуж и до последней недели знать ничего не знала о Марийке и о других мирах.
– Это Марийка наделала делов. И что теперь? Как жить-то теперь будем? – Озадачила меня новоиспечённая подруга.
– Другие, не знаю, как будут жить, а я домой к семье хочу и меня совершенно не интересует ваш параллельный мир со всеми его потрохами! – Я начала злиться. – Как Марийка умудрилась нас поменять местами? Нельзя ли всё обратно повернуть?
– Гадала Марийка на желание в период бурного движения весенних соков, – зачастила Наташка, подробно объясняя все действия закадычной подружки. – И ведь сработало у неё заклинание! У неё ещё тетрадочка такая красненькая была со всеми гаданиями и заклятиями. Нам надо только тетрадочку найти и полистать. Марийка не один раз пыталась перенести из другого мира Игорька, или на худой конец самой куда-либо переместиться, но с условием, что там парень жив и невредим. Долго, очень долго у подружки ничего не получалось. Признаюсь, как на духу я не верила в успех, а поди ж ты, всё получилось, и она перенеслась невесть куда!
– Не невесть куда, а в мой мир, и меня заодно потеснила с насиженного богом данного места. Куда уж как получилось, в пору веселиться надо да что-то не хочется.
– Я и не веселюсь, а объясняю, что Марийка, когда ворожбой занималась, заклинание обводила маркером и писала дату исполнения и отмечала насколько получилось. Честно признаюсь, колдунья из неё не очень, таланту маловато, – закончила пояснительную лекцию Наташа.
– У неё в письменном столе пачка тетрадок с записями. Я начала их изучать, хотела ознакомиться с дневником красавицы. Я же про её дела великие и подвиги могучие ничего не знаю, а надо бы. Я принялась внимательно штудировать содержимое тетрадок, но даже не все перелистала. Там много всего оказалось и дневники, и сказки, и различные зарисовки на тему погодных катаклизмов в маленьком городке средней полосы, – я тоже принялась подробнейше описывать свои собственные действия.
– Давай полюбопытствуем для пользы дела, – закивала головой Наташка. И мы стали любопытствовать в четыре руки. Нашлась и красненькая тетрадочка. Мы вдвоём открыли последние записи и вдумчиво долго читали, изучали содержание.
