Александр
По дороге домой Ева не проронила ни слова. Я же, состряпав притворно-безразличную мину, пытался примириться с мыслью, что во время танго потерял над собой контроль.
Поначалу я был раздражён из-за того, что поддался умоляющему взгляду девчонки и уговорам преподши. Как придурок ввязался в танцевальную тренировку. Сальса и бачата не вызвали у меня ни малейшей симпатии. Не моё это – дрыгаться под заводную латину.
Но вот танго стало откровением. Я даже не уловил момент, когда всё изменилось. Внезапно гибкое тело, ноги, делающие правильные шаги. Ева, конечно, молодец. Она направляла меня и уверенно вела в танце. Сразу видно, опытная танцовщица.
Чувственная, податливая, невозможно сексуальная малышка. Под звуки пронзительной мелодии я тонул в её колдовских глазах. Наслаждался запахом разгорячённой кожи и видом приоткрытых губ. Еле сдержался, чтобы не поцеловать их в конце танца.
Мне нравилось прикасаться к Еве. Ощущать её в своих объятиях. Ловить сбившееся дыхание.
Нежное прикосновение тёплых девичьих пальчиков к моему лицу окончательно выбило из колеи. Слишком интимно. Охренительно эротично.
От случайного жеста Евы кровь быстрее побежала по венам. На несколько минут я ощутил себя снова живым. Гормоны взыграли похлеще, чем у подростка.
Наше танго походило на вертикальный секс. Не на пошлое совокупление для получения физиологической разрядки. А на красивую, наполненную страстью и душевной глубиной близость, которая случается с редким партнёром.
Очевидно, Ева тоже почувствовала нечто особенное. Поэтому и сидела притихшая. Переваривала.
Как бы самому переварить тот факт, что я захотел девушку на семнадцать лет младше меня, к тому же дочь друга? Хоть и бывшего, но всё же. А ведь ещё никто не отменял правила поведения с клиентом.
Нет, я абсолютно точно кретин, раз вляпался в такую ситуацию.
Ночью заснуть ни черта не выходит. Впервые за долгое время возникает желание затянуться сигаретой. Даром, что бросил курить после того, как ушёл из спецназа. Чтобы как-то отвлечься от воспоминаний о танце с Евой и от мыслей о табаке, просматриваю записи с камер видеонаблюдения.
Ещё до моего приезда Купцов договорился с предприятием, которое отвечает за охрану жилого комплекса, что они предоставят мне доступ к видео с камер. Мера предосторожности на случай, если какие-нибудь подозрительные личности будут тереться на этаже, где живёт Ева. Вовремя замеченная потенциальная угроза может спасти жизнь.
Ничего интересного на видео не замечаю до тех пор, пока не добираюсь до записи, сделанной час назад.
– Твою мать! – громко ругаюсь. – Вот же паршивка!
В половине первого ночи Ева, одетая в спортивные штаны и толстовку с капюшоном, вышла из квартиры, вызвала лифт и была такова.
Неужели к мальчику своему на свидание рванула? Так ей никто не запрещал с ним видеться. Встречалась бы на здоровье. Но нет. Азарт сделать это втихую, сбежать от душнилы-телохранителя – вот высший кайф! Запретный плод сладок. Не зря же девчонку Евой зовут! Надо оправдывать имя.
Вот из-за таких предполагаемых вывертов я и не хотел соглашаться её охранять. Как в воду глядел!
Обычно детки богатых Буратин не осознают весь масштаб опасности. Думают, родители нанимают им телохранителей чисто по приколу, ради развлечения, чтобы продемонстрировать перед друзьями свою значимость и платёжеспособность. Избалованные девицы и парни специально сбегают или доводят своими капризами до белого каления моих ребят. Этих историй я выслушал воз и маленькую тележку. А теперь сам попал.
Объяснять, что выкрутасы могут стоить жизни молодым мажорикам бесполезно. У них на уме только «Гуччи-хренуччи», тусовки, тачки, да СПА-салоны. Но ведь Ева вроде была нормальной. Тогда какого лешего её куда-то понесло на ночь глядя?
Звоню девушке на сотовый, но ожидаемо ответа нет.
Быстро мотаю запись с камер наружного наблюдения у подъезда. Стоп! Ага, Стрекоза села в такси. Хмм… Становится всё чудесатее и чудесатее. Вряд ли молодой джигит не заехал бы сам за подружкой. Если она не с ним, то куда отправилась ночью одна?
Думай, Родионов, думай! В таком прикиде Ева не могла пойти на дискотеку или в бар.
Сумка! У неё на плече висела большая матерчатая сумка, которую нынче модно называть «шоппер». А по мне, так обычная авоська. В неё вполне мог поместиться пакет с листовками, который девушка вынесла из штаб-квартиры «зелёных». Я тогда ещё спросил:
– Что собираешься делать с этой макулатурой?
А Ева засмеялась и ответила:
– Раздавать людям, чтобы все знали о вреде завода, который хотят построить.
Возможно, юный натуралист решила расклеить листовки по городу? Идея вполне жизнеспособная.
Быстро сменив домашнюю одежду на джинсы и водолазку, хватаю ключи от машины.
Мой план: прошвырнуться по району, а потом доехать до центра. Обычно несанкционированную печатную рекламу, всякие объявления развешивают на автобусных остановках и фонарных столбах. Если я не ошибся, то найти Еву будет не сложно.
Через час мои поиски всё ещё не увенчались успехом. Главный проспект города практически пуст. Редкие автомобили, одинокие прохожие, две жрицы любви, скучающие возле памятника. Едва я притормаживаю около него и опускаю стекло в машине, видавшая виды молодая женщина моментально подходит ко мне.
– Не спится? – начинает «светскую» беседу она. – Могу составить компанию, – обольстительно улыбается.
– Девушку здесь не видела в серой толстовке и джинсах? Рост примерно метр шестьдесят. Предполагаю, что она расклеивала листовки.
– Нет, красавчик. Девушку не видела. Но двое парней что-то клеили у «Стекляшки», когда я мимо проходила.
– Что такое «Стекляшка»?
– Торгушник. Торговый центр на улице Ленина, – поясняет представительница древнейшей профессии, заметив, что я не совсем понял первое слово.
– Давно это было?
– Да минут тридцать назад. Слушай, прохладно на улице. Озябла я что-то. Пусти в машину погреться, а? Заодно покажу, где «Стекляшка» находится.
– Спасибо. Сам найду, – протягиваю жрице любви денежную купюру. Во-первых, за информацию надо платить. А во-вторых, жалко мне таких вот несчастных женщин.
– Ого! Это аванс? – уточняет она, с ловкостью обезьянки схватив деньги и пряча их в низкое декольте.
– Нет. Это тебе на чай. Удачи! – трогаюсь с места.
Торговый центр местные прозвали «Стекляшкой» за то, что его фасад полностью отделан стеклом. Не самое изящное, с точки зрения архитектуры, здание напоминает гигантский аквариум. Остановившись у него, выхожу из машины. Пробегаюсь глазами по листам, наклеенным поверх колонн.
«Спаси своё будущее! Останови вырубку леса!» «Мы против строительства завода!» «Митинг-протест состоится…»
Угу, ясно. Здесь поработали соратники Стрекозы. А где же она сама?
Продолжаю исследовать ночные улицы центра. Хоть бы те парни попались, что ли? Спросил бы у них про Еву.
На одном из второстепенных перекрёстков стоят две полицейские машины с включёнными мигалками. Вокруг царит суета, но автомобильной аварии нет.
Подъехав поближе, наблюдаю, как несколько стражей порядка собираются упаковать в «бобик» стайку молодёжи. Среди всей этой кутерьмы – Ева.
Чувствую, как отлегло от души. Пока колесил по городу, чего только не надумал себе.
– Доброй ночи! – приветствую полицейского, который следит, чтобы никто из задержанных не сбежал.
– Здравствуйте!
– Чем провинились эти касатики, господин старший лейтенант? – начинаю издалека, хотя мне и так понятно, что произошло.
– Да вот, портили муниципальное имущество. Расклеивали агитационный материал в неположенном месте.
– М-да, нехорошо. И что теперь им грозит?
– Штраф, – равнодушно пожимает плечами старлей.
– Вон та девушка в серой толстовке, могу я с ней переговорить прежде, чем Вы её увезёте?
– А Вы собственно кто? – проявляет бдительность парнишка в форме. Ему вряд ли исполнилось двадцать пять.
– Её телохранитель.
– Чего? – у полицейского отвисает челюсть.
– Девушку зовут Ева Купцова. Она дочь Георгия Купцова. Это имя Вам знакомо? – делаю ставку на известность в городе отца Стрекозы.
– Ну… Так… – неопределённо мямлит старлей. – Петрович! – кричит в сторону толпы. – Петрович, ты Купцова знаешь?
К нам подходит внушительных размеров капитан.
– Наслышан. А чего? – недовольно бурчит он.
– Говорят, – лейтенант кивает на меня, – дочка вон его там, – машет рукой на молодёжь.
– Здравия желаю! Капитан Самойлов, – представляется мужчина.
– Здравствуйте! Родионов Александр, – отдаю ему раскрытые корочки, в которых указано, что я полковник спецназа в отставке. Обычно эта информация благотворно влияет на представителей закона. – Мы можем уладить возникшую ситуацию здесь и сейчас?
– Да как её уладишь? – пыхтит капитан. – У этой шпаны нет при себе документов. В участок заберём, там будем устанавливать личности.
– Девушку отпустите, пожалуйста, под мою ответственность, – аккуратно вкладываю пятитысячную купюру в руку мужчины, одновременно забирая у него свой документ.
– Мы протокол уже составили на неё, – упирается капитан, убирая, меж тем, деньги в карман брюк.
– Понимаю. Что ж… Значит, поеду с вами. Вызволять возмутительницу спокойствия, – произношу с притворным смехом, протягивая руку капитану как будто бы для прощания.
– Ладно, забирай, – изрекает он, сминая в ладони второю банкноту. – Но если ещё раз попадётся, так просто не отделается.
Капитан подводит меня к Еве. Её глаза расширяются. Испуг на бледном личике сменяется на робкую улыбку.
– Пошли! – командую строго.
– Александр…
– В машину! Быстро! – повторяю приказ.
Вместо того, чтобы подчиниться, Стрекоза громко заявляет:
– Я не брошу ребят!
– Я сказал: «В машину!», – злобно цежу сквозь зубы и крепко беру девчонку за предплечье.
– Нет! Вы не понимаете! – сопротивляется Ева. – Они же…
– Это ты не понимаешь! – не даю ей договорить. Подхватываю Стрекозу за талию и взваливаю на своё плечо.
– Пусти! – она колотит кулачками по моей спине. – Пусти меня, Медведь! – сучит ногами. Увесистый шлепок по заднице остужает воинственный пыл девчонки.
Забросив её на пассажирское сидение, ударяю по газам.
– Какого хрена, Ева? – рычу. – Тебе русским языком было сказано: «Из дома одна ты не выходишь!»
– Я не могла Вам рассказать, что собираюсь агитки клеить! Вы бы всё равно со мной не поехали!
– Разумеется, не поехал бы! Мне в тридцать восемь лет для полного счастья только не хватало нарваться на траблы с ментами из-за твоей придури!
– Наше дело – не придурь! – с жаром возмущается девушка. – Мне очень жаль, что Вы так думаете!
– Окей, – киваю, сосредотачиваясь на дороге. – Посмотрим, что думает твой отец по этому поводу.
– Ой… – жалобно пискнув, Стрекоза замолкает. Но уже через пять минут просит:
– Александр, не рассказывайте папе. Пожалуйста!
– Да с чего это? Я чуть не поседел, пока разыскивал тебя.
– Он рассердится, – Ева нервно грызёт ноготь на большом пальце.
– Ммм, то есть папу сердить нельзя, а меня можно? – бросаю на неё меланхоличный взгляд. Уже не злюсь. Я достаточно отходчивый человек. Главное, что нашёл дорогую пропажу целой и невредимой.
– Медведь… – канючит она. – Я больше так не буду.
– Ага, я вот прям так взял и поверил тебе, Стрекоза! – хмыкаю.
– Ну, правда! Честное пионерское!
– Ты не была пионером.
Спустя какое-то время, боковым зрением вижу, что Ева давится слезами.
– Ев, ты чего? – женский плачь всегда выбивал меня из колеи. Я отношусь к тому типу мужиков, которые понятия не имеют, как вести себя в подобных ситуациях. – Ладно, не рыдай! Не скажу я твоему отцу.
– Ребята теперь меня предательницей считать будут. Их-то загребли, а я, получается, отмазалась, – гнусавит Стрекоза, отворачиваясь к окну.
– А ты бы хотела в каталажку загреметь? – подшучиваю над ней.
– Нет, конечно. Но раз уж нас накрыли, нельзя бросать друзей в беде. Сам погибай, а товарища выручай! Слышали такую поговорку? Надо держаться вместе до конца и разделять общую участь! – сквозь слёзы разъясняет Ева прописные истины.
А я в очередной раз фигею над ней. Откуда она взялась такая честная и правильная в наше-то время?
– Ты бы в любом случае её не разделила. Не я, так твой отец утряс бы всё с полицией. Поэтому нет смысла париться, – отвечаю спокойно.
Заехав на подземную парковку, выключаю мотор и разворачиваюсь к Еве всем корпусом.
– Я предупреждал Георгия, что откажусь охранять тебя, если ты будешь нарушать протоколы безопасности. Считай, сегодня ты получила первое и последнее предупреждение. Снова сбежишь, уйдёшь из дома, не поставив меня в известность, я вернусь в Москву. А к тебе приставят другого телохранителя. Носиться по всему городу и разыскивать по ночам своих клиентов я не намерен.
– Я не хочу другого, – еле слышно шепчет Ева. Она кладёт тонкие пальчики на мою руку и слегка сжимает её. У меня в душе разливается тепло. – Я тебя хочу.
Ева
Фраза звучит двусмысленно, даже провокационно, хоть я и не преследовала такой цели. Александр напрягается. У него на скулах проступают желваки. Мазанув по моему лицу тяжёлым взглядом, Родионов выходит из машины.
Я мышкой шмыгаю к лифту. Пробормотав скороговоркой «Спокойной ночи!», выхожу на своём этаже.
Дома, не успеваю коснуться головой подушки, моментально вырубаюсь. За сегодняшний вечер и ночь произошло слишком много эмоциональных потрясений.
Около девяти утра просыпаюсь от телефонного звонка. На дисплее смартфона высвечивается «Папа». Внутри всё леденеет от страха. Неужели Родионов сдал меня? Он же обещал молчать!
Может, затихариться? Сделать вид, что не услышала вызов? Не вариант. Ведь рано или поздно отец снова позвонит. Набрав в лёгкие побольше воздуха, произношу в трубку:
– Привет, пап!
– Привет, зайчонок! Как твои дела?
– Нормально.
– Как с Александром? Нашли общий язык? – судя по вопросам и тону, отец ничего не знает о моей ночной вылазке. Чувствую, как нервное напряжение отпускает.
– Угу. Всё хорошо.
– Ну и славно! Я в Москву по делам уеду ненадолго. Ты будь паинькой. Слушайся Родионова. Договорились?
– Да, конечно. Удачной дороги! – желаю, выдыхая с облегчением.
После разговора с папой настроение сразу поднимается. Даже не знаю от чего: то ли от того, что не получила заслуженную выволочку, то ли от того, что у нас с Александром появился один на двоих секрет. Это так волнительно и запретно. Ведь Родионов, прикрывая меня, рискует работой.
Пожалуй, Александр заслужил гораздо больше, нежели простое «Спасибо!» Испеку-ка я для него пирог.
Приняв душ и выпив чашку чая, приступаю к готовке. Замешиваю песочное тесто, на которое выкладываю творог, взбитый в блендере с сахаром и яйцом. Творожную массу покрываю дольками свежих персиков. Нарезаю фигурным ножом оставшуюся часть теста на полоски. Делаю из них решётку поверх пирога, после чего отправляю его в духовку.
Пишу Родионову сообщение: «Доброе утро! Приходите через тридцать минут на кофе».
«Доброе. Спасибо, но откажусь», – отвечает он.
«Я пирог с персиками пеку. Буду Вас ждать», – настаиваю.
«Не стоит. Ешь пирог без меня».
Вот же редиска! Почему он так себя ведёт? Шарахается, будто я заразная. Что крамольного в том, чтобы вместе выпить кофе? Или пообедать? Видимо, я чего-то не понимаю. Неправильно веду себя с мужчинами, вот они и сторонятся меня. Дамир – исключение. Но он и не взрослый мужчина, а парень.
Мой весёлый настрой улетучивается, как по щелчку пальцев. В такие моменты мне очень не хватает мамы рядом. Она бы подсказала, что я делаю не так. Но, к сожалению, у нас с ней не сложились близкие отношения.
В спальне достаю из шкафа тяжёлый альбом в кожаном переплёте. Всегда пересматриваю наши старые фотографии, когда расстраиваюсь. Это мой личный способ медитации.
На первых снимках запечатлён папа в модном джинсовом костюме. В молодости он был позёр. Да и сейчас мало что изменилось. Папа с гитарой, на лыжных соревнованиях, на шашлыках. Потом он появляется уже в компании с мамой. Они оба выглядят такими счастливыми! Отец целует её на какой-то студенческой тусовке.
Мамочка в подвенечном платье. Красивая, глаз не оторвать. Папа, как и полагается жениху, в строгом жемчужно-сером костюме и галстуке. Свадьба была пышная. В центральном ресторане города. Гостей, судя по снимкам, пригласили человек сто.
Бабушка сохранила свадебные фото моих родителей и перед смертью передала мне семейный архив.
Перевернув несколько листов, вижу себя. Вернее, свёрток на руках у отца на крыльце роддома. Мама стоит рядом с букетом цветов. Далее следует бесчисленное количество моих детских фотографий. С родителями, с бабушками и дедушками. В ботаническом саду. На море. На каруселях.
Вдруг взгляд задерживается на одной из фоток дольше, чем на других. На не слишком качественной карточке я сижу на диване между папой и парнем лет двадцати. Мне здесь лет пять, не больше. Вглядываюсь в знакомые черты лица. Да это же Александр! Господи! Это точно он! В голове кружат смутные обрывки воспоминаний. Ничего конкретного, но… Вот почему у меня было ощущение, что я уже где-то встречала Родионова! Он папин друг молодости. Ну и дела… Зависаю, размышляя о том, почему отец не рассказал, кто такой Алекс на самом деле. И если они с папой дружили, то где Родионов пропадал все эти годы?
Запах подгорающего пирога отвлекает от десятка вопросов, возникших у меня в голове. Бегу на кухню, чтобы вытащить тарт из духовки. Слава Богу, он не сгорел. Просто сильно подрумянился.
Одну минуточку! Возвращаюсь в спальню и снова копаюсь на антресолях шкафа. Нахожу ещё один альбом, переданный мне бабулей. В нём хранятся фотографии отца от школы до армии. Я просматривала его всего пару раз, потому что там много незнакомых людей, лица которых мне ни о чём не говорят.
Пролистав альбом почти на две трети, обнаруживаю того, кого искала. Бинго! Родионов с папой в армии! Алекс здесь совсем юный парнишка. Обритый под ноль, худой щегол с головой на тонкой шейке. Его и не узнать совсем. Только глаза те же. Хотя взгляд другой. Более жизнерадостный.
Надо же, как преобразился мой телохранитель за прошедшие годы! Накачался. Заматерел. Стал секси-шмекси.
Между последней страницей и обложкой альбома натыкаюсь на более поздний снимок Александра. Он сфоткан в полный рост, одет в обмундирование спецназа. В руках держит автомат. На обратной стороне фотографии стоит дата и подпись размашистым мужским почерком: «Привет из Сомали».
Минут пять походив из угла в угол по квартире, беру телефон и звоню отцу. Не вижу смысла мучиться догадками, когда можно спросить напрямую.
– Пап! А почему ты мне не сказал, что Александр – твой друг? – выпаливаю сразу в лоб.
– Как ты узнала? – голос отца звучит напряжённо.
– Я смотрела старые фотки и увидела его.
– Понятно. В любом случае, сейчас это не имеет значения. Родионов – твой телохранитель. Остальное неважно.
– А почему вы столько лет не общались?
– Мы общались, но редко. Александр постоянно служил в горячих точках. Ев, не могу больше разговаривать, у меня совещание.
– Ну, хорошо. Пока.
М-да… Ясно, что ничего не ясно. Впрочем, копаться в этой истории дальше я не собираюсь. Иногда прошлое лучше не ворошить.
Покрутившись около остывшего пирога, решаю отнести его Родионову. Раз уж он не хочет приходить ко мне, то пусть ест в гордом одиночестве.
Поднимаюсь на два этажа выше. Звоню в дверь.
– Ева? Привет! Ещё раз, – бормочет Александр, удивлённый моим появлением.
В домашней одежде Родионов выглядит не менее привлекательно, чем в деловом костюме. Чёрная футболка обтягивает мощную грудную клетку и плечи. Трикотажные штаны цвета тёмно-серый меланж подчёркивают мускулистые бёдра.
– Это Вам, – протягиваю ему тарелку с пирогом.
– Не нужно было…
– Я пекла его для Вас! Но Вы же боитесь ко мне в квартиру заходить, как будто я заразная, – перебиваю Александра, буквально всовывая ему в руки блюдо с тартом. Задолбал своими «Не нужно», «Не хочу»! Неужели так сложно просто принять и поблагодарить? Я же от души хочу его угостить. А он ведёт себя, как бука.
– Приятного аппетита! – на последних словах в горле вдруг образуется ком, а к глазам подступают слёзы. Круто развернувшись на пятках, убегаю по лестнице к себе на этаж. В спину летит:
– Стрекоза! Подожди!
Ну уж нет! Не хотел моего общества? Так и сиди один!
Ева
В обед звонит Дамир. Предлагает вечером зависнуть в ресторане. Но у меня нет ни малейшего желания выбираться из своей берлоги. К тому же, повторения свидания втроём я не хочу.
В прошлый раз в кино сидела, будто на раскалённых углях. Я в принципе не люблю проявление нежностей на людях, а тут ещё Александр наблюдал, как мы с Дамиром целуемся. Не чаяла, когда фильм закончится.
Поэтому приглашаю парня на ужин к себе домой. Здесь бдительное око Родионова нас не достанет.
– Привет, малыш! – Дамир появляется на пороге ровно в семь.
– Привет! – принимаю большой букет алых роз от гостя и дарю благодарственный поцелуй.
– У тебя так вкусно пахнет! – улыбается парень.
– Я лазанью приготовила. Проходи!
Он отдаёт пакет с бутылкой вина и фруктами, а сам идёт в ванную мыть руки.
– Наслышан о твоих подвигах прошлой ночью, – смеётся Дамир, откупоривая вино.
– Не вспоминай, – отмахиваюсь, раскладывая по тарелкам еду. – Если бы не Алекс, упекли бы меня за решётку.
– Алекс? – парень вопросительно вздёргивает смоляную бровь.
– Мой телохранитель. Помнишь его? Он в кино с нами был.
– И с каких пор он стал для тебя «Алексом»? – Дамир недобро прищуривается. Он патологически ревнивый. Любого готов растерзать, кто посмотрит в мою сторону. Когда увидел, как я выходила с танцевальной тренировки с Сергеем и на прощание поцеловала его в щёку, устроил дикий скандал. Думала, утрамбует в асфальт бедного паренька. А Серёга – божий одуван, которого как мужчину и воспринимать-то нельзя.
– Ну, вообще я обращаюсь к нему «Александр», но про себя называю «Алекс». Так короче. А Саша ему как-то не подходит. Слишком просто. Он скорее похож на суперагента из голливудских фильмов, чем на «Сашу».
– Запала на него? – в карих глазах Дамира начинает клубиться темнота.
– Нет, что ты! – нагло вру. Это тот самый случай, когда ложь во спасение. Я и так, кажется, сболтнула лишнего. Вон как ноздри у «Отелло» раздуваются. Не ровен час дым пойдёт.
К тому же, моё отношение к Родионову может быть каким угодно, это ни на что не влияет. Я для Алекса просто очередная клиентка, дочка старого друга. Не более того.
Постепенно Дамир успокаивается. За ужином мы обсуждаем общих друзей и будущий митинг против завода. Парень не разделяет моих взглядов по данному вопросу и отговаривает меня от участия в мероприятии. Однако я остаюсь непреклонной.
После еды предлагаю гостю переместиться в зал и посмотреть фильм. На экране парочка авантюристов путешествует по миру в поисках сокровищ, а губы Дамира – по моей шее, руки – по груди и бёдрам.
Поцелуи становятся жарче. Ласки – настойчивее. Когда парень пальцами ныряет мне под футболку и оттягивает чашку лифчика, протестую:
– Не надо.
– Что такое? – севшим голосом спрашивает Дамир.
– Давай остановимся. Я не хочу заниматься любовью, – не знаю почему, но на секс с ним я никак не решусь. Поведение моего парня в момент возбуждения пугает. Он становится каким-то резким, даже грубым.
– А разве ты не за этим меня пригласила к себе? – недоумевает Дамир.
– Нет. Я пригласила тебя поужинать, провести время вместе.
– Зашибись! – психует он и вскакивает с дивана. – А я-то, дурак, раскатал губу! Думал, наконец-то, Ева перестала корчить из себя принцесску!
– Дамир, не злись, – произношу примирительно. Чувствую себя провинившейся, ведь давно знаю, что мой парень хочет близости. Он часто повторяет: «Секс – это неотъемлемая часть здоровых отношений», и что я поступаю, как эгоистка, совершенно не думая о его естественных потребностях.
Дамир привык к раскованным девушкам. Он из очень состоятельной семьи, красивый, всегда одет с иголочки, ездит на дорогущей иномарке, не скупится на ухаживания, поэтому многие девчонки считают его завидным женихом. Мои подружки не понимают, как можно отказывать в интиме такому зачётному парню. Периодически подшучивают надо мной, мол, продолжишь ломаться, он найдёт девушку попроще, которая не будет лишать его удовольствия.
– Ты же знаешь, мне сложно сделать этот шаг, – подхожу к Дамиру и трогаю его за плечо. – Я ещё ни с кем… В общем, я пока не готова.
– Да ты уже полгода, как не готова! – раздражённо фыркает он, дёргая плечом, чтобы скинуть мою руку. – Постоянно пробрасываешь! Мне что? До свадьбы ходить с полными яйцами? Скоро сперма из ушей польётся!
Пошлые слова парня приводят меня в оцепенение. В голове мелькает мысль едко парировать ему в тон: «Подрочи!» Но я не так воспитана. Поэтому просто ухожу на кухню. Убираю остатки лазаньи в холодильник, споласкиваю бокалы от вина, мою тарелки.
– Ну, ладно, не дуйся! Извини, – Дамир возникает за моей спиной и обнимает за талию. Нежно целует за ушком. – Я погорячился. Детка, просто объясни мне, что тебя смущает? Секс – это клёво! Тебе понравится. Вот увидишь. Стоит только начать.
– Возможно, но…
– Спроси хотя бы у своих подружек! Они давно тарахтят направо и налево, как швейные машинки «Зингер». А ты всё в недотрогу играешь. Не подумай, я не осуждаю. Наоборот, моей женой станет только та, у которой я буду первым и единственным мужчиной. Поэтому и познакомил тебя с родителями. Понимаешь?
Возразить на это нечего. Через два месяца после того, как мы начали встречаться, Дамир действительно привёл меня в дом к своим родителям, что для парня из восточной семьи очень важный поступок. Отец и мать Дамира хорошо отнеслись ко мне. Братья и сёстры тоже. В свою очередь я познакомила парня со своим отцом и его женой. Папа благосклонно принял Дамира. Они быстро нашли общий язык. А Инга ободрительно шепнула: «Отличный выбор!»
– Ева, малышка, я же люблю тебя, – мурлычет Дамир с бархатистыми нотками в голосе. – У меня серьёзные планы на наше будущее. Мы поженимся, как только ты закончишь универ. Нет причин отказывать мне в сексе.
Он покрывает поцелуями моё лицо. Опускает руки на задницу и прижимает к себе.
– Рано или поздно это всё равно произойдёт, – сбивчиво шепчет в волосы. – Так почему не сегодня? Ммм? – снова целует в губы, переходит к шее, постепенно двигаясь к спальне.
Наверное, Дамир прав. Ну что я веду себя как кисейная барышня? Пора становиться взрослой. Может, это будет на самом деле приятно.
– Просто расслабься и получай удовольствие, – с улыбкой говорит он, снимая с меня футболку и укладывая спиной на кровать.
Расстегнув бюстгальтер, Дамир по очереди накрывает ртом соски. Обводит их языком, слегка прикусывает. Становится жарко. Ощущения неплохие, но какого-то особенного отклика в душе не появляется. Поигрывая с затвердевшими вершинками пальцами одной руки, второй он стаскивает мои штаны вместе с трусиками. Пожирает меня алчным взглядом.
Стыдно! Боже, как стыдно! Кровь приливает к щекам. Хочется прикрыться. Спрятаться. Тяну на себя покрывало, но парень отбрасывает его в сторону.
– Я хочу смотреть на тебя, – произносит тоном, не терпящим возражений.
Дамир полностью раздевается, и я не знаю, куда от смущения деть глаза. Парень хорошо сложён. Подкачанные плечи, широкая грудная клетка, плоский пресс и узкие бёдра. Смуглая кожа без единого изъяна. Грудь и ноги покрыты короткими чёрными волосками. Но вот то, что находится пониже живота, пугает.
Вживую с мужскими причиндалами я сталкиваюсь впервые, но фильмы для взрослых видела не раз. Член Дамира кажется слишком толстым. Он торчит, как дубинка с большим круглым набалдашником. Каким образом это должно поместиться во мне? Зажмуриваюсь, чтобы отогнать тревожные мысли. Успокаиваю себя поговоркой: у страха глаза велики.
Слышу, как шуршит слюда. Похоже, Дамир надевает презерватив. Через несколько секунд парень нависает надо мной. Чувство, словно я овечка на заклание. Нервно покусываю нижнюю губу.
Дамир разводит мне колени и проводит рукой между ног.
– Что-то ты суховата здесь, – констатирует недовольно. Плюёт на пальцы и мажет слюной по моей промежности.
В этот момент меня будто отклинивает. Чётко осознаю, что не хочу, не готова пойти до конца.
– Дамир, остановись, пожалуйста, – упираюсь обеими ладонями в его грудь.
– Ты шутишь, что ли? – часто дышит он.
– Нет. Я… Я не могу.
Дамир набрасывается на меня с бешеными поцелуями. Они хаотичные и совсем не нежные. Движения рук парня, шарящих по телу, рваные, грубые. Запах мужского парфюма мгновенно становится удушливым, хотя раньше нравился.
– Не бойся. Первый раз все девчонки дрейфят, – возбуждённо хрипит Дамир.
– Я не боюсь. Я просто… ну… не хочу… Аааа!
Последние слова тонут в крике боли, потому что Дамир резко входит в меня. Из глаз непроизвольно брызжут слёзы. Между ног сильно жжёт и невозможно распирает. Впившись пальцами в бёдра, парень принимается вбиваться в моё тело размашистыми толчками.
В Дамира, будто демон вселился. Он убирает руки с бёдер и переключается на соски. Выкручивая их, остервенело врывается в моё несчастное влагалище.
К счастью, длится это не долго. Минут пять, не больше.
– *лядь! Как о*уенно! – вскрикивает он, после чего странно дёргается и затихает.
А я лежу в полном шоке, глотаю солёные слёзы, пытаясь понять, что из этого всего мне должно было понравиться? Где обещанное удовольствие?
Между ног ужасно саднит. Несмотря на то, что Дамир вышел из меня, ощущение дискомфорта не прошло. Внутри будто распорку поставили. В животе болезненно тянет. И вообще чувствую я себя отвратительно. Какой-то грязной.
– Ну вот и всё. Больше ты не целочка, – довольно хмыкает парень, отдышавшись. Он чмокает меня в губы и снимает презерватив.
Не говоря ни слова, встаю с кровати. На дрожащих ногах иду в ванную. Скорее под душ. Стоя под струями воды, никак не могу успокоиться. Плачу, глядя, как на белое дно ванны по внутренней стороне бёдер стекает розовая от крови вода. Неужели секс это всегда так стрёмно?
Я знаю от девчонок, что в первый раз почти всем больно. Но в моём случае дело не в боли, а в неприятии себя после произошедшего.
Господи! Если бы можно было отмотать время назад! Я бы выставила Дамира из квартиры, как только он завёл свою шарманку про «случится рано или поздно». Лучше бы это произошло поздно. Или вообще никогда. Зачем я поддалась на его уговоры? Дура бесхребетная!
Когда выхожу из душа, Дамир уже одетый стоит в прихожей.
– Я, пожалуй, пойду, – говорит он, сияя ярче, чем начищенный пятак. – Спасибо за ужин и за продолжение, – наклоняется, чтобы поцеловать меня, но я отворачиваюсь. – Это было классно. Теперь мы будем часто трахаться с тобой, детка, – заговорчески поигрывает бровями.
Открываю рот, чтобы возразить: «Ну уж нет! Мне не понравилось, и вообще это было мерзко», но раздаётся звонок в дверь.