bannerbannerbanner
Сбежавшая жена босса. Развода не будет!

Вероника Лесневская
Сбежавшая жена босса. Развода не будет!

Полная версия

Глава 8

Аленка послушно садится за круглый стол, упирается локотками в его глянцевую поверхность и подбородок на руки укладывает. Точно как персонаж из старой доброй сказки. Косыночки не хватает. Однако образ обманчив, в чем я успела убедиться.

С прищуром взглянув на этого «милого ангелочка», я направляюсь к холодильнику. Распахиваю и замираю, теряясь среди разнообразия продуктов.

– Я сделаю нам бутерброды, Рапунцель, – все-таки срываюсь на нежность, за что мне в спину летит недовольный кашель. Проигнорировать возмущение малышки, я беру палку вареной колбасы и проверяю срок годности.

– Я вегетарианка, – заявляет Аленка, и я оглядываюсь.

Изучаю ее с подозрением, а она и кривится, изображая тошноту. Спешу спрятать колбасу вглубь полки, а желудок предательски урчит. Я с самого утра ничего не ела. Бега от мужа забрали у меня все время и высосали последние силы. И мне бы сейчас не помешало что-то мясное и питательное. Я вообще люблю вкусно поесть. Но ради малышки я готова перекроить свое меню. Достаю фруктовый джем, нахожу вишневый сок – и несу все к кухонной стойке.

Поджарив кусочки хлеба на подсолнечном масле, намазываю их вареньем. Аккуратно раскладываю нехитрый полдник на тарелке, наполняю соком два стакана – и ставлю все на небольшой поднос, на который указывает мне маленькая хозяйка. Хочет, чтобы я прислуживала ей? Без проблем! Я с удовольствием ухаживала за братом, но и его приучила помогать мне.

Мне просто нужно время, чтобы перевоспитать Аленку, но…

– Так, готово, – радостно выдаю я и разворачиваюсь.

Не успеваю сделать шаг, как вздрагиваю от ощутимого толчка. Руки не слушаются, а поднос летит прямо в меня. Зажмуриваюсь, слыша звон стекла и чувствуя, как намокает мое легкое платье, а сладкое варенье прилипает к ткани.

Приоткрыв один глаз, вижу перед собой Аленку. Как она умудрилась так незаметно рядом оказаться? Маленькая ниндзя!

Так еще и успела отскочить вовремя, чтобы не испачкаться. Ее воздушное платьице по-прежнему идеально. В отличие от мокрой, липкой тряпки на мне.

– Я ненароком, – Алена невинно хлопает ресничками, пока я сжимаю и разжимаю кулаки, а розовые капли стекают на пол. – Наверное, вам теперь нужно принять душ и переодеться. Напомнить, где ваша комната? – показывает белоснежные зубки, рассекретив свои намерения. Она изначально хотела избавиться от моего общества и придумала коварный способ, как это сделать. – А я пока к себе пойду.

Топчется на месте, намереваясь покинуть кухню, а я с ужасом смотрю на разбросанные по полу осколки. Перевожу взгляд с лужи на босые ножки Аленки. Наплевав на то, что сама могу пострадать, делаю рывок к девочке, подхватываю ее на руки и несу к столу.

– Не поранилась? – вскрикиваю взволнованно, а малышка удивленно ресницами хлопает. – Садись и не двигайся, – опускаю на стул.

Осмотрев крохотные ступни и не обнаружив порезов, выдыхаю с облегчением. Но тут же морщусь от неприятной боли. В панике я все-таки сама наступила на осколок, что прорвал ткань домашних носков и царапнул кожу.

Подаю малышке тапки, которые она под столом оставила. Видимо, чтобы подобраться ко мне бесшумно.

Выпрямившись, провожу руками по несчастному платью.

– Ничего страшного, – подмигиваю Аленке, вызывая еще большее недоумение на нежном личике. – Лето, жара. Само высохнет, – опускаюсь за подносом, собираю в него разбитое стекло. – А вам, Алена Ильинична, я приготовлю новые бутерброды, – улыбаюсь сквозь стиснутые зубы. – Но сначала уберу это, – с грустью гипнотизирую красную лужу.

Терпеть не могу мыть полы, однако нахожу тряпку и наклоняюсь, руками собирая влагу. Поза абсолютно неудобная, но швабру искать некогда. До последнего надеюсь, никто не застанет меня в хозяйской кухне попой к верху.

Мы ведь остались вдвоем с Аленкой в доме?

Или нет?

– Привет, родная, ты одна? – грубый мужской голос звучит контрастно ласково. Так мило, бархатно, с любовью, что я забываюсь и улыбаюсь, как дурочка, хоть фраза адресована и не мне.

Машинально продолжаю вытирать пол, прислушиваясь к шорохам за спиной. И не сразу вникаю в суть вопроса.

Что значит – одна? А я для него пустое место?

– А это что? – добивает он меня пренебрежительным отношением.

Собираюсь выпрямиться, гордо вздернуть подбородок и представиться, но стук подошв об пол дезориентирует меня. Тяжелые шаги неумолимо приближаются, угрожающе настигают меня.

Моя пораненная нога дает о себе знать, не вовремя отвлекая острой болью. Вместо того, чтобы встать, я покачиваюсь и вдруг упираюсь попкой во что-то. Чересчур резко и ощутимо, будто меня толкнули сзади.

Судя по ощущениям, я явно не об край стола ударилась. А руки на талии и приглушенное «хм» подтверждают мои худшие опасения.

Это ведь не один из амбалов – любителей целоваться с нянями? Если так, то не на ту нарвался!

Сжав мокрую тряпку в одной руке, я резко поднимаюсь на ноги и разворачиваюсь, прокрутившись в крепких, наглых объятиях.

– Я вообще-то… – дерзко начинаю, предупреждающе выжимая влагу из моего «оружия», и замахиваюсь.

Но слова застревают в горле.

– …пропала, – двигаю губами, а ни звука выдавить из себя не могу.

Приоткрываю рот, не в силах сделать вдох, и стремительно погружаюсь в темную бездну, заполненную кипящей нефтью. Она обволакивает, поглощает, утаскивает в свою пучину. Проникает в нос, горло, легкие. Заполняет всю меня и душит изнутри.

Снаружи – ничуть не лучше! Стальные тиски сдавливают талию, грубые пальцы врезаются в кожу. Мощное тело обдает жаром, и небольшое расстояние между нами не спасает. Взгляд скользит по моему лицу, гладит каждую черточку, опасно вспыхивает при этом.

Задерживаю дыхание.

Неужели попалась?

Не может быть! Как ОН нашел меня?

А что если мне привиделось от страха? И на самом деле рядом со мной всего лишь амбал из охраны. Лучше бы так и было. Я бы просто зарядила ему тряпкой по морде – и сбежала.

Но от этого мужчины не скрыться. Мой главный ночной кошмар последних дней догнал меня наяву.

Часто моргаю, но галлюцинация не исчезает. Наоборот, прижимается вплотную, безжалостно сдавливает в объятиях, дышит тяжелее.

– Что? – черные брови сходятся на переносице, а в глазах плещется интерес вперемешку с недоумением.

Пока мозг пытается выйти из глубокой заморозки и проанализировать вопрос, непослушная рука с тряпкой все-таки опять поднимается. Зажмуриваюсь, чтобы не так страшно было принимать мученическую смерть после того, как я с размаха ударю… собственного мужа.

– Так кто вы?

– Прислуга, – доносится ехидный детский голосок, и я резко опускаю руку, взмахнув буквально в паре сантиметров от грубого мужского лица.

Испуганно бросаю тряпку и морщусь от противного шлепка. Ногой «орудие преступления» двигаю как можно дальше от себя, будто не мне оно принадлежит, а меня саму подставили!

Невинно взмахиваю ресницами, впитывая реакцию Альберта. Он не выглядит злым. Скорее, задумчивым. Следит за каждым моим движением, косится на тряпку, а потом смотрит на меня с неподдельным удивлением.

– Новенькая? – ровным тоном уточняет Туманов. Хоть на свободу мою он не покушается, но из объятий выпускать не торопится.

С ума сойти! Муж не узнал собственную жену!

Рычал на меня в ЗАГСе, осматривал и даже… целовал. А стоило «умыться», как он мгновенно меня забыл. Нет, я в курсе, что мужчины невнимательны к женским преображениям и не замечают всяких штучек вроде новой прически или другой сумочки. Но я не предполагала, что Альберту настолько плевать на меня. Это должно радовать, но почему-то злит неимоверно!

– Я няня, – бурчу обиженно, стрельнув взглядом в Аленку. Но она стойко выдерживает короткий зрительный контакт и спинку выпрямляет.

Мне так горько становится, что на мгновение забываю, в чьих руках нахожусь. Сжимаю губы и отворачиваюсь от подопечной. За что она так со мной? Я ведь стараюсь быть нормальной няней…

– Я сколько раз говорил не называть так людей, которые у нас работают, – неожиданно произносит Альберт, выпуская меня из капкана.

– Но ведь мама Майя… – пытается воспротивиться малышка.

– Не страшно, – защищаю мелкую занозу, несмотря ни на что. И чувствую на себе ее внимательный взгляд.

– Извинись, Аленушка, – добавляет Альберт спокойно, но безапелляционно.

– Прошу прощения, – шепчет она.

Примирительно улыбаюсь девочке, но она опускает взгляд. Пальчиком ковыряет поверхность стола и ножкой болтает. Нервничает опять, как тогда – в комнате за учебником математики.

Смягчившись, я возвращаюсь к Альберту. Иначе воспринимаю богатого бандюгана после его слов. Все-таки есть в нем капелька уважения к простым людям вроде меня.

– А ты… – бросает он внезапно охладевшим тоном, стирая улыбку с моего лица. – Кофе мне сделай, – хлестким приказом мгновенно уничтожает весь флер доброты и галантности, которым я его по наивности поспешила наградить.

Мрачнею, но заставляю себя кивнуть. Подхватив по пути тряпку, кидаю ее в таз, а сама иду мыть руки. От шока и переживаний почти не реагирую на неприятную резь в ступне. Лишь быстрый взгляд на пол бросаю, убедившись, что не оставляю кровавых следов или их просто не видно на бордовой плитке с узором в виде морской пены. Красное море под ногами, зато практично: мусор и пятна теряются на неоднородном фоне.

– Меня не предупредили, что вам тоже нянька нужна, – бубню я себе под нос, уверенная, что Альберт не слышит.

Не рискую задавать лишние вопросы забывчивому мужу, поэтому молча распахиваю дверцы всех кухонных шкафчиков в поисках турки. Замечаю ее в глубине одной из верхних полок.

– В договоре прописан один подопечный, – тянусь за нужной посудой, но рост не позволяет ее достать.

Знакомое тепло припечатывает меня со спины.

– Ты что-то сказала? – горячий воздух обжигает макушку.

Боковым зрением заторможено наблюдаю, как мимо меня к шкафу протягивается мужская рука. Рассматриваю напряженные мышцы, что проступают под смятым хлопком, спускаюсь к месту, где небрежно закатан рукав. Изучаю предплечье с выпуклыми жилами и порослью темных волос.

 

Чересчур шумно выдыхаю, отшатываюсь от столешницы и упираюсь поясницей в жесткий ремень брюк. Пряжка царапает спину сквозь невесомую ткань платья.

– Говорю, вам кофе с сахаром или молоком? – оборачиваюсь и нервно сглатываю. Потому что оказываюсь лицом к лицу с Альбертом. Почти физически ощущаю, как он «трогает» меня взглядом. И не только… Его свободная ладонь как бы невзначай ложится мне на бедро.

– Черный и горький, – выдает он негромко, с едва заметной хрипотцой.

А в следующую секунду между нами материализуется турка. Так неожиданно, что я вздрагиваю. Можно бы списать это на фокус или волшебство, но Туманов всего лишь помог мне ее достать.

– Я быстренько, – хихикаю, внутренне погибая от волнения.

Становится чуть легче только когда Альберт отходит от меня. Пока я беру банку с молотым кофе и наслаждаюсь запахом арабики, он невозмутимо открывает холодильник. В точности, как и я некоторое время назад, выбирает ту же палку колбасы.

Сам нарезает ее вместо того чтобы мне указ дать, а я невольно опять задерживаюсь на его руках. Вены напрягаются при каждом движении, мускулы играют, а костяшки белеют, когда ладонь сжимает нож. Зрелище завораживает и одновременно пугает. Альберт ведь этими мощными руками в секунду меня придушит, если поймет, кто перед ним!

Но сейчас ему не до меня. С мужской небрежностью Туманов мастерит бутерброды, будто обычный человек, который пришел с работы после тяжелого трудового дня и хочет быстро перекусить. При этом привык заботиться о себе сам, а не ждать, пока кто-то будет за ним ухаживать.

Заядлый холостяк. Правда, со штампом в паспорте.

– Нет, – обеспокоенно лепечу, когда он ставит тарелку напротив Аленки. – Она же…

Малышка посылает Туманову благодарную улыбку, счастливая от оказанного знака внимания, и берет бутерброд. Откусывает и жует с удовольствием.

– …вегетарианка, – заканчиваю фразу я по инерции. И отмахиваюсь от вопросительного взгляда Альберта.

Мелкая лгунья!

Поворачиваюсь к плите, гипнотизирую черную жидкость в турке. Жду, пока поднимется пенка, а сама теряюсь в собственных эмоциях.

Я надеялась спрятаться в этом доме, а теперь опять придется бежать. Но куда?

– Извини, я не сразу заметил тебя под столом. И, честно говоря, забыл, что именно сегодня должна прибыть очередная няня. Слишком часто они у нас меняются, – негромкий, бархатный голос заставляет меня вздрогнуть и вцепиться пальцами в край столешницы. – Что произошло у вас?

Альберт не ругает и не приказывает, но его присутствия достаточно, чтобы я покрылась липкими мурашками. Пытаюсь сбросить их с себя, но не могу. Пока не осознаю, что дело не в них, а все это время по мне скользит изучающий черный взгляд. От волнения забываю обо всем: и о кофе, и о мокром платье, и о подопечной, которая меня ненавидит. Есть только темная энергетика моего мужа, которая поглощает меня без остатка.

Ноги ноют, требуя бежать немедленно. Быстро. Далеко. Без оглядки. Но здравый смысл останавливает. Возвращает мне способность говорить.

– Я поднос уронила, – оглядываюсь на Аленку, а она губы покусывает и на Туманова зыркает. – Случайно, – укоризненно прищуриваюсь, пытаясь воззвать к ее совести.

Альберт не сводит с меня глаз, и его внимание дезориентирует. Знаю, что он продолжает смотреть, когда я отворачиваюсь к плите. Чувствую его. И дико боюсь, что муж все-таки меня вспомнит.

Выдыхаю с облегчением, когда Туманов отвлекается на трель телефона и выходит в коридор. Но радость моя длится недолго.

– Нашли?

Всего одно слово – и я понимаю, о ком он. А раздраженный, ледяной тон не оставляет сомнений в том, насколько сильно Альберт зол на меня.

Отвлекаюсь от кофе, который закипает целую вечность, и прислушиваюсь к разговору.

– А в доме родителей? – летит с жесткими нотками. – То есть как никого? Где бродит эта… – сдерживается от грубости и понижает тон, чтобы Аленка не слышала.

Пока малышка занята бутербродами, я подбираюсь к дверному проему. Становлюсь так, чтобы Альберт меня не заметил, но я могла разобрать каждое слово, произнесенное гневным шепотом.

– Оставь там человека. Еще двоих отправь к девчонке той и в общежитие. Пусть дежурят, мать их, днем и ночью, – рычит угрожающе, а я морщусь и обхватываю себя руками. – Ментам позвони. Пусть отлавливают и проверяют всех Валерий Кузнецовых, – говорит так, будто я бешеная собака, которую следует усыпить. – На случай, если она вздумает подать на развод с разделом имущества. Или решит уехать по паспорту. Или предъявит его при приеме на работу. Или просто где-то промелькнет это чертовое имя! Сразу ко мне! – рычит грозно, как тигр, готовый разорвать меня в клочья. – Каждую! Даже если однофамилицей окажется. Оплачу ей моральный ущерб, – цинично хмыкает Туманов.

– Леся? – зовет меня Аленка, но я слишком погружена в омут собственной паники.

Альберт серьезно взялся за мои поиски. Мне так легко не спрятаться. Нужен поддельный паспорт. Новая личность.

Но как? Я мелкая мошка против этого демона. И помочь мне некому. Павлик предал, родители далеко, да и не хочу втягивать их в свои проблемы. Во-первых, никогда не буду рисковать дорогими мне людьми. А во-вторых… Многое им объяснять придется. Например, как и зачем я вообще пошла замуж. Без упоминания ненавистного ими Павлика никак не обойтись. В таком случае они прибьют меня раньше Альберта…

– И поторопитесь. Я за что такие бабки службе охраны плачу? Толпа мужиков мелкую пигалицу найти не могут! – рявкает сурово. – Из-под земли, блин, достаньте. Она мне нужна еще вчера! – икаю от каждого его рыка. – Работайте, мать вашу! Пора покончить с этим браком, – убивает меня финальной фразой. И, уверена, с удовольствием сделает это физически. Как только поймает.

Мамочки! А я ведь тут. В его доме! Под боком. Руку протянул – и шею мне свернул.

Почему я такая невезучая? Сама пришла в логово чудовища.

– Леся! Кипит! – пищит Аленка, и я подпрыгиваю на месте.

Вскрикнув, бегу к плите, но не различаю ничего вокруг сквозь пелену слез. Плевать на дурацкий кофе! Я, можно сказать, свои последние дни проживаю. И шанса на спасение нет – все пути отступления отрезаны.

– Да что такое! – грохочет позади, а я вжимаю голову в плечи, становясь похожей на испуганного утенка, и зажмуриваюсь. – Не ошпарилась?

Альберт оказывается совсем рядом, горячо выдыхает мне в висок и отталкивает меня от плиты.

– Н-неа, – сипло выдаю и шумно вбираю носом воздух. Аромат кофейных зерен смешивается с запахом моего мужа. Знакомым и пугающим.

– Ясно все с тобой, – выключив конфорку, Альберт отставляет грязную турку вглубь. – Кофе варить не умеешь, подносы роняешь. Пожалуй, тебе нечего делать…

– В вашем доме? – подсказываю с надеждой и украдкой смотрю на него исподлобья, пытаясь считать эмоции на мрачном лице. Судя по тому, что я вижу, ничего доброго мне не светит. – Так я уволена? – уточняю, потупив взгляд.

Глава 9

Альберт

Выгнать на хрен! Вернуть обратно в шарашкину контору!

Закипаю, как идиотский кофе, и взрываюсь, но машинально отстраняю няньку от плиты и осторожно убираю турку как можно дальше. Несмотря на бурлящий в венах гнев, стараюсь контролировать силы. Новенькая выглядит такой хрупкой, что кажется, стоит немного переусердствовать, как она отлетит, словно перышко, и рассыплется по пути.

И где ее такую мелкую мама нашла? Я понимаю, что выбирать нам особо не приходится. Никто не задерживается у нас дольше трех дней. Аленушка расправляется и с опытными педагогами на пенсии, и с молодыми бойкими училками, и даже с прожженными хабалками. Впрочем, последним я тоже бы придал ускорения. Какой бы несносной и хитрой не была моя сестренка, но орать на нее никому не позволю. Получаешь деньги – исполняй обязанности адекватно. Не можешь – выметайся!

Оценивающим взглядом провожу по миниатюрной фигурке няни. Морщусь, цепляясь за яркие аляпистые цветы на ее коротеньком платьице. Она в этом дешевом, несуразном тряпье выглядит как школьница. Но я точно знаю, что мать тщательно проверяет документы соискательниц – и не взяла бы несовершеннолетнюю на работу. Часть персонала у нас и так официально не трудоустроена, так что лишние проблемы с законом нам ни к чему.

Тяжело вздыхаю, еще раз сканирую няньку и останавливаюсь на ее кукольном лице. Никакой косметики, лишь естественно розовые щеки, видимо, от волнения вспыхнувшие. Губы бантиком, отчего она кажется еще младше. И глаза… Насыщенно синие, огромные, которые округлились от страха. Почему-то смутно знакомые. Но не успеваю всмотреться в их океанскую бездну, как ее взгляд опускается. Скромно так, растерянно и мило.

А на лоб падают непослушные черные кудряшки. Почти поднимаю руку, чтобы смахнуть их или подцепить пальцами, скрутив спиральки, но вовремя останавливаю себя.

Вдруг напугаю. Она и так дрожит вся.

Да уж, девочка. Тебе я и трех дней не дам. Ночью сбежишь от нашей проказницы.

А жаль…

– Я уволена? – лепечет она. Странным тоном, будто просит.

Я же по-прежнему погружен в свои проблемы.

– Именно уволить, – разговариваю сам с собой. – Отличная мысль.

Всех к черту! Вернуть туда, где я их нашел и нанял на свою голову.

Бездари!

Одна брачная аферистка умыла толпу амбалов! Обвела вокруг пальца и смылась, бросив концы в воду. Вот так действует профессиональная охрана?

Я обязан заполучить свою жену прежде, чем на нее выйдут те странные люди в черных мерседесах. Выяснить все, наказать, но… ни в коем случае не отдать им. Слишком подозрительные. И вид бандитский. В отличие от меня, не станут с пигалицей церемониться.

Дура! Не соображает, как рискует. И не понимает, что я меньшее из зол.

Одна надежда, что подруга с ней свяжется, передаст мои контакты или хотя бы предупредит об опасности. Хотя если вспомнить, с какой паникой она смотрела на меня, вряд ли можно рассчитывать, что поверила мне.

– Я пойду вещи соберу? – пробивается сквозь шум тонкий дрожащий голос. С трудом заставляю себя вникнуть в вопрос.

– Какие? Зачем? – хмурю брови, отступаю назад, чтобы не смущать девочку своей близостью.

– Алик, ты ее уволишь? Так быстро? – спохватывается Аленушка.

Впервые слышу взволнованные нотки в голосе маленькой занозы. Неужели понравилась нянька? Мне тоже…

– Через пять минут меня здесь не будет, – бодро отзывается она, а у самой глаза поблескивают от слез. Нижняя губа поджимается.

Новенькая храбрится внешне, но я чувствую, что ее зацепили и обидели проделки Алены. Не смогла остаться равнодушной. И поэтому, когда она собирается пройти мимо меня, я перехватываю ее, выставив руку. Ладонь упирается в плоский животик, непроизвольно сжимается, комкая липкую ткань.

– Стоять, – приказ вылетает прежде, чем я успеваю подобрать правильные слова. – А ты почему мокрая? – отвлекаюсь на цветастое платье.

Взгляд скользит по аккуратной груди, коварно задерживается на оторвавшейся пуговке и оттопыренному краю, чуть ли не ныряет в декольте, но я заставляю себя переключиться на юбку. Из-за дурацкого принта я и не заметил красноватые разводы, которые слились с рисунком.

Веду ладонью вниз по животу, ощупывая ткань, плотно облепившую упругое тело, а заодно и чувствую жар кожи под ней. Девочка напрягается, затаив дыхание. Боится, что приставать начну, но я лишь стискиваю край юбки. Несколько капель влаги падают на кафель.

Да она мокрая вся, хоть выжимай! И молчит.

– Ну, так я же… – нянька кивает на пол, где остались следы от разлитого сока.

Начинаю сомневаться, что она случайно поднос уронила. Почему на себя? Скорее, это кое-чья спланированная акция. Осуждающе зыркаю на Аленушку, и она без слов улавливает мой упрек, виновато улыбается и косится на свою очередную «жертву». Но та целиком сосредоточена на мне и моей руке на ее платьице.

– Тебе нечего делать на кухне, – наконец, объясняю я. – Готовить еду к нам приходит повар, а это… – указываю на многострадальную плитку, – есть кому убрать. Не твоя задача полы вымывать, – мозг предательски подкидывает картинки внезапно возникшей из-за стола попки. Отгоняю их прочь. – Ты сейчас пойдешь и переоденешься, – нехотя убираю ладонь и пропускаю няньку к двери. – И займешься своими непосредственными обязанностями. График Алены тебе передали?

– Да-да-да, – лихорадочно головой качает, отчего кудряшки смешно подпрыгивают. Они настоящие вообще? Выглядят так, будто девочка всю ночь на бигудях спала.

– Вот и приступай, – строго подытоживаю.

Видимо, зря голос повышаю, потому что она вылетает из кухни, как пробка из бутылки взболтанного шампанского.

 

Смотрю ей вслед. Не сбежит же? Или проследить?

Хотя было бы странно врываться в комнату няни, пока та переодевается. И наблюдать за ней, как надзиратель.

– Алик, не выгоняй ее пока, – шепчет мне Аленка тихо, чтобы нянька не слышала. – Я решила поиграть с ней немного.

– Так, Алена Ильинична, – двигаю стул и сажусь напротив неё. Нас разделяет круглый стол, но мне нужен зрительный контакт. Чтобы убедительнее звучала моя речь. – Чтобы я не слышал от тебя больше подобного, – хмурюсь, и Аленка сводит бровки в ответ. – Прекрати изводить нянек. Они не игрушки! Не забывай, что каждая из них – это живой человек…

– Которому на меня плевать! – дует губки и руки перед собой складывает, закрываясь. – Как и всем остальным в этом доме, – добивает меня контрольным выстрелом.

Внешне стараюсь сохранять строгий образ, но в груди все переворачивается. Я ведь знаю, почему Аленушка такая колючая. Почему привлекает к себе внимание своими шалостями. Почему не может до конца довериться нам.

Ее детское сердце однажды испытало острую боль – и до сих пор не исцелилось.

Так что я прощаю ей многое, жалею, балую, как собственную дочь, пока отец с головой ушел в бизнес, а мать не знает, с какой стороны к маленькому ёжику подступиться. И перекладывает все обязанности по ее воспитанию на нянек. Это чертовски неправильно, но мы правда не справляемся.

– Глупости, – протягиваю руку через стол и ловлю Аленкину ладонь. Сжимаю, пальцем поглаживая тыльную сторону. – Мне ведь не плевать, – подмигиваю малышке и выдавливаю из себя скупую улыбку.

Я привык быть суровым и строгим, ни с кем не любезничать, а сыпать приказами, ведь люди понимают только язык власти и денег. Но ребенок – мое слабое место. И я пытаюсь быть другим с Аленкой. Аккуратнее, мягче. Меняюсь, подстраиваясь под сестренку, чтобы ей было легче и комфортнее здесь.

Но получается с переменным успехом. Хреново, если говорить на чистоту.

– Ты уедешь с женой за границу и оставишь меня, – фыркает она и ладошку дергает, но я не отпускаю ее. – Значит, тоже плевать, – постановляет с обидой.

– С чего ты взяла? – изгибаю бровь.

Искренне не понимаю, откуда в этой светлой кудрявой головке такие странные мысли. В ближайшее время я не собираюсь никуда из России. Мне нужно издательство развивать и расширять. Я и Валерию сразу предупредил, чтобы перебиралась на родину на ПМЖ. Сразу же после свадьбы и короткого медового месяца, так уж и быть, в Европе. Впрочем, после недавних событий и первое, и второе откладывается на неопределенный срок.

Из-за сбежавшей жены. Пигалицы, которая нарушила мои планы. И обязательно поплатится за это.

– Ведьма сказала, что ты будешь жить с ней, – выпаливает Аленка как на духу. – И рано или поздно она убедит тебя улететь.

– Не называй так Валерию, – цокаю недовольно.

А мысленно посылаю Лере проклятия. Все в моей почти жене прекрасно: внешность, фигура, манеры, порода, приданое, в конце концов. Она соответствует мне по целому списку параметров. Но язык ее можно смело отправлять в утиль. Да и мозги туда же.

Додумалась же при моей малышке какими-то планами на будущее делиться. Убедит она меня, как же! Надо бы напомнить, кто в семье главный. Когда устраню проблему и восстановлю правильную семью…

– Она ведьма, – упрямится Алена и важно откидывается на спинку дивана. – А ты предатель, – припечатывает меня оскорбительным ярлыком.

Я далеко не идеален, но никогда никого не предавал. А малышку и вовсе полюбил. Искренне, всей своей черной душой. Сестренка у меня милая и ранимая, несмотря на то, что несносная язва. Но воспитания ей явно не хватает!

– Алена, ты наказана, – срываюсь я, поднимаясь на ноги. – Марш в свою комнату!

– Из-за нее, да? – тоже встает и дерзко пальчиком тычет. Как взрослая. – Ты ее любишь, а меня нет, – припечатывает меня неожиданным выводом.

Сравнила, маленькая глупышка! Родственные узы и какую-то бабу! Пусть даже жену. Несостоявшуюся. Все равно не то абсолютно.

– Да я вообще не люблю ее, – выпаливаю честно и отмахиваюсь небрежно.

– А зачем женился? – недоверчиво прищуривается Алена.

Она слишком мала, чтобы объяснить ей, как устроена жизнь взрослых. Верит в разные глупости: в бабайку под кроватью, в Деда Мороза, в сказочных принцесс и фей, в любовь… Наверное, я не имею права мелкую разубеждать. Да и не поймет она.

– Потому что так надо, – отвечаю абстрактно.

– Может, не надо? – сузив глазки, Аленка губы нервно кусает. Ждет моего ответа, но я лишь отрицательно качаю головой. Вызываю очередную вспышку детского гнева. – Тогда желаю вам скорее развестись, – вскрикивает она.

Глотая слезы, вылетает из кухни. Я с трудом держу себя в руках, чтобы не рвануть следом и не обнять кроху. И так избаловал ее.

– Развода не будет, – уверенно произношу я, потому что все просчитал.

За эти суматошные дни и бессонные ночи я разработал план, как аккуратно «исправить ошибку» ЗАГСа, и договорился с нужными людьми. Но для претворения моей стратегии в жизнь мне нужно найти сбежавшую жену и вернуть брачный контракт. Я не намерен делить семейные деньги, а особенно свое детище, внесенное в проклятые бумаги, пополам с какой-то мошенницей и ее «крышей».

Я или заставлю ее играть по моим правилам добровольно, или стану вдовцом.

Реагирую на очередной звонок телефона и спешу в коридор за трубкой. Нахожу среди газет на тумбе, где сам же и бросил в гневе. Кошусь на черно-белое фото на первой полосе. Да уж, свадьба года не удалась. Всматриваюсь в изображение мошенницы. Лица не разобрать – она будто специально его прятала от фотографов: то отворачивалась, то жмурилась, то за обсосанными прядями скрывала. Вот и как не подумать после такого, что она намеренно все провернула? А на снимке, который журналисты выбрали, мы… целуемся. Конечно же, тут тоже ничего не разглядеть, но виноват в этом я, потому что набросился на «жену» и не учел ракурс.

– Альберт, я обдумала все, что ты сказал о нашей испорченной свадьбе… – без прелюдий начинает говорить Валерия в трубку, и я терпеливо жду вердикта. Чувствую себя примерно так же, как на подписании важной сделки с ценным партнером.

Меряю шагами пол и останавливаюсь напротив комнаты няньки. Валерия продолжает что-то вещать, но я внезапно абстрагируюсь, хотя обязан вникать в каждое слово. Ведь от этого зависит будущее сразу двух семей.

Но вместо голоса настоящей жены в ушах звенит шипение девочки, которую я толком не знаю.

– Влипла… – различаю среди потока приглушенных деревянной панелью звуков. Что-то гремит, шуршит, падает. – Как же влипла…

Усмехаюсь непроизвольно. Верно, с Аленкой шутки плохи. К ней особый подход нужен.

Да, девочка, ты влипла по самые ушки. Не справишься.

Трезво оцениваю силы новенькой – и заочно вычеркиваю ее из списка работников. Надо будет еще одну няньку искать. Скорее всего, уже завтра.

– Гад… – просачивается через не плотно прикрытую дверь. И я подаюсь ближе. – Бандюган!.. – летит с ненавистью, от которой холодок по спине прокатывается. – Вот черт, – звучит совсем другим тоном, растерянным и обреченным.

Не контролируя себя, случайно напираю плечом на дверь, которая послушно и бесшумно отворяется. Через образовавшуюся щель мгновенно нахожу взглядом ее.

Знакомую попку. Почти уже родную, мать ее. Я каждый раз вместо приветствия ее буду видеть?

Пока нянька, наклонившись, копается в своей сумке, я изучаю голубенькие трусики в мелкий горошек. Это ни капли, черт возьми, не сексуально. Но мой организм внезапно со мной не согласен. Становится в стойку. Реагирует на нее.

– Стася не то мне накидала! – выпрямляется девочка резко, демонстрируя себя во всей красе. Правда, только сзади. – Что же надеть?

«Ничего не надо», – так и хочется ответить. И в горле пересыхает, пока взгляд скользит вверх по спинке, безжалостно «разрывает» хитрую застежку такого же неэротичного лифчика, стягивает лямки по хрупким плечам вниз…

– Альберт, ты меня слышишь? – какой-то посторонний шум требовательно пробивается в мой мозг. – Я прощаю тебя, – звучит таким тоном, будто мне одолжение делают.

Все еще игнорирую ту, что усиленно тужится на другом конце линии, стараясь на меня повлиять. Потому что в настоящей реальности меня держит кое-что другое. Необъяснимо манящее. Не поддающееся здравому смыслу.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24 
Рейтинг@Mail.ru