Вероника Мелан
Джон
Глава 1
«Разочарован будет ждущий.
И тот лишь одарен, кто ничего не ожидает».
«Посвящается тем, кто хочет понять»
(Лууле Виилма)
Рабочий полдень. Срочные дела.
Спешу по тротуарам вдоль дорог.
А осень наш перешагнув порог,
Вступила вновь в законные права.
Красивый многокрасочный ковёр
В гостиной по-хозяйски развернула,
Дождём звенящим лихо пыль смахнула,
На небе хитрый вышила узор.
И я, замедлив шаг, залюбовалась,
Свернула в сквер, притихший вдалеке,
В покрытом медью дивном уголке,
От восхищения даже растерялась.
Легла на лавку документов папка,
Звонки, вопросы тоже подождут.
Украв у спешки несколько минут,
Глаза закрыла, потянулась сладко.
Вдохнула горько-пряный аромат,
Лицо подставив солнечным ладошкам.
Мурлыча, словно ласковая кошка,
Счастливей, легче стала во сто крат.
Казалось очевидным, что сейчас
Из собранной под клёном листьев груды
Появится хохочущее чудо
И элегантно пригласит на вальс.
Наш день расчерчен лихо на отрезки,
На «надо», «должен», «сделать обещал».
Привычный совершаем ритуал,
Для изменений нужен повод веский.
Мы копим деньги, чувства про запас,
Порою календарь вперёд листаем,
В режиме ожиданья пребываем,
А жизнь – она не «завтра», а «сейчас».
(автор: Марина Яныкина)
Залог успешного дня – прекрасное утро.
И, чтобы утро стало прекрасным, по мнению большинства, требуется несколько факторов, сошедшихся, если повезет, воедино. Таких как (например): неторопливое пробуждение, пробивающийся сквозь занавески солнечный свет, доносящийся с улицы щебет птиц, запах чая (кофе / апельсинового сока), разливающийся по дому аромат любимого блюда, покой на сердце, отличное настроение и время, чтобы неспешно простроить самые что ни на есть грандиозные планы на день. А еще не помешает какая-нибудь отличная новость.
Я с большинством согласна.
Вот только понять, является ли мое утро прекрасным, не успела – помешал разметавшийся поперек лица пушистый кошачий хвост, зацепившаяся за волосы когтистая лапа, гомон у кровати «Не от-ры-вай!» и настойчивая, можно сказать, изводящая нервную систему, бесконечно длящаяся трель дверного звонка.
И кто, простите, в здравом уме и с добрыми намерениями может так звонить?
Никто!
С постели я подлетела ракетой, то есть с фитилем в пятой точке, жжением в пятках и зудом в ладонях – кому бы заехать по физиономии? По возможности ласково отпихнула в сторону кота, отбросила одеяло, попыталась не споткнуться о Смешариков, которые облюбовали ковер у кровати, и, натянув шорты и длинную майку, понеслась открывать дверь.
Где Клэр? Почему не открыла она? И не проспала ли я занятие? У-у-у, где часы?!
Мда, не самые счастливые мысли, но у этого утра еще был шанс.
Ровно до того момента, пока я не распахнула входную дверь.
– Это ваши?! – заорал с порога сосед из дома по правую сторону забора от моего. – Ваши коты обожрали мои кусты?! Да подчистую – можете себе представить?
– Какие кусты? – я растерянно захлопала ресницами.
– Мои кусты чарины!
Господи, прости, что такое чарина? И почему он приплел сюда моих котов?
– Не понимаю…
– Я тоже ничего не понимал, пока не вышел в сад и не увидел, что на том месте, где раньше висели спелые и сочные ягоды, остались лишь листья и голые ветки! Как вам это нравится? А ведь я специально не снимал плоды, любовался ими каждое утро – они прекрасно сочетались по цвету с растущими понизу Тигридиями!
Тигридиями? А почему не «медведиями» или «зайцаниями»? Это утро меня добьет…
Сосед, очевидно, был близорук – его глаза метали молнии за толстыми стеклами очков, – лоб хмурился, короткие волосы вились, серые брюки поверх клетчатой рубашки держали широкие подтяжки. Он чем-то напомнил мне долговязого одноклассника Михаила, ставшего впоследствии выпускником художественного училища в славном городе Красноярске.
Чем-чем? Очками на минус сорок.
Мда, тот стал художником, а этот, видимо, был ботаном.
– Почему вы решили, что вашу чернину…
– Чарину!
– …обожрали мои коты? При чем здесь вообще мои коты?
– При том, что я их видел! Серых, пушистых!
– Лазающих по деревьям?
И улыбающихся, как чеширские?
Гость на мгновенье смутился. Задумался.
– Они… жрали мою ягоду! – не стал оспаривать беспочвенность собственных обвинений и вновь закричал он (точно: лучшая защита – это нападение). – И сожрали всю! На всех ветках!
– А вы собирались делать из нее варенье?
Хотелось потереть глаза, захлопнуть дверь и снова завалиться в постель. И куда, спрашивается, подевалась Клэр?
– Какое варенье! Чарина едва ли съедобна! Это декоративная ягода с крайне кислым вкусом, но прекрасно вписывающаяся, как садовый элемент, чтобы….
Чарина – черная малина? Хотелось завершить диалог.
– Простите, но у меня нет серых котов.
– А какие у вас?
– Один белый, второй рыжий. Рыжая.
– А грызуны есть?
– Грызунов нет.
– Покажите их!
– Кого? Отсутствующих грызунов?
– Котов! – потребовал сосед, и я не стала спорить.
Не покажешь – не уберется.
– Миша! – позвала ласково, как делала перед едой. – Миха-а-айло!
И белый пушистый кот неторопливо спустился по лестнице со второго этажа – вопросительно взглянул на меня, потом на гостя – в зеленых глазах читался вопрос: ну и где моя еда?
– Вот мой кот. Позвать второго?
– Черт, – выругались через порог, – черт! Я точно видел кого-то серого! Или коричневого. И не надо звать второго. А вы уверены, что у вас в доме нет других… питомцев?
Уверена ли я? В чем мне в этот самый момент действительно хотелось быть уверенной (ибо я уже начала догадываться о корнях свершившегося), так это в том, что мои щеки не полыхают предательским цветом вареной свеклы.
– Ни других котов. Ни собак. Ни грызунов и не птиц, – избежала прямой лжи я.
– А мне почему-то казалось, что они шмыгнули в сторону вашего дома, – теперь гость и вправду смутился. – Значит, не ваши. Простите. Я спрошу других соседей – тех, что слева. Или, может, через дорогу… Еще раз простите, если разбудил.
И он, поправляя на ходу подтяжки, которые сползли от резвого махания руками, пошел по дорожке.
Я же закрыла дверь и с хмурым и крайне решительным выражением лица направилась на второй этаж.
– Ну и где вы? Где, я спрашиваю?
Смешарики попрятались.
Проблема в том, что когда они прячутся, то могут притвориться чем угодно: вазами, кухонной утварью, полотенцами, дополнительными у двери тапками, букетами цветов или книгами – такова аморфная природа Фурий – перевоплощаться. Интересно, нельзя было перевоплотиться птицами, прежде чем жрать соседскую ягоду?
– А ну-ка идите ко мне! Искать вас сутками я не намерена. И чем лучше прячетесь, тем громче и дольше буду впоследствии ругаться!
Они выползли минуту спустя.
Нехотя. Из-под дивана.
Разговаривали мы на кухне у серебристого холодильника.
– Покажите язык. Кто-нибудь! Быстро!
Языки показались из маленьких ртов еще менее охотно, чем до того сами Смешарики. Черные, конечно же, языки.
– Все ясно. Ну и зачем, спрашивается?
Я хмурила свои тонкие брови, безнадежно силясь притвориться товарищем Сталиным.
Признаюсь, это сложно – смотреть Фуриям в золотистые глаза, когда те принимают виноватое выражение – эдакая невинная детсадовская группа во время пикника на природе. Мол, а мы чего? Мы же маленькие, нам все можно. Прозвучавший ответ растрогал меня еще больше.
– Лодные!
«Голодные».
– Ма атели ку-шать!
Я вздохнула; мгновенно пропал всякий гнев, даже напускной. Тем более что на столе рядом с раковиной обнаружилась записка следующего содержания:
«Ди, я поехала вместе с Антонио на студию – съемку передачи назначили на самое утро. Покорми, пожалуйста, как проснешься, Смешариков – ягоды для них я оставила в холодильнике. Они тебя будить, наверное, постесняются. Меня не теряй, скоро вернусь. Клэр».
Ягоды в холодильнике действительно обнаружились, и всякие разные – смесь из крыжовника, малины, черники и чего-то мне неизвестного на вид, но, видимо, вкусного.
Блин… Ну, как их ругать? Голодных питомцев, которые не коты, не собаки, не птицы и не грызуны?
– А зачем было к соседу в сад? Нельзя было залезть в наш собственный холодильник?
– Ни-зя-я-я… Лэр пре-щает.
Ах, Клэр запрещает! А к соседу, значит, можно.
– И что мы теперь будем делать? Как будем заглаживать вину?
Золотые глаза сделались из виноватых еще более расстроенными. И почему-то хитрыми.
– Дай иму ашу!
– Отдать ему вашу ягоду?
– Да. Аша куснее.
– Вот уж не сомневаюсь, – фыркнула я, – вот только представляю, что он обо мне подумает, если теперь я заявлюсь к нему на порог с мисками. Он-то растил какую-то чарину – ваша ему не нужна, хоть она и вкуснее.
И я выставила еду для Смешариков из холодильника на пол.
– Ешьте.
Детский сад. В самом деле, не наказывать же их?
– Только в сад к нему больше не лазьте и на глаза не попадайтесь.
Ответом мне служило счастливое хоровое чавканье.
А утро продолжало удивлять.
Ладно, я осталась без завтрака, Смешарики без своих ягод, а сосед без чарины, но почему на телефонный звонок не ответила Тайра? Перед школой мы обычно созванивались, и диалог всегда выходил одним и тем же:
– Привет, ты сегодня идешь?
– Ага!
– За тобой «зайти»?
В смысле: «забрать тебя методом телепорта до здания Реактора, чтобы быстрее?»
– Нет, я на велосипеде.
Тайра любила свой велосипед – новый, последней модели, подаренный Стивом, – но иногда все же соглашалась на мое предложение.
– Ясно, я не могла не спросить.
– Знаю.
На этом месте мы обе улыбались и пару секунд молчали.
– Тогда до встречи в школе!
– Уже бегу!
Все коротко и понятно. Сегодня не случилось и этого. Семьдесят гудков в пустоту и полное отсутствие ответа. Куда же она подевалась? Почему не позвонила заранее, не предупредила? Не заболела ли? Я волновалась.
Одевалась я хмурая, голодная, в полной тишине, в доме, где не было Клэр, – все наперекосяк. Оставила котам корма, обулась во что-то в коридоре, и, продолжая думать о подруге, хлопнула дверью.
Новый день. Новое утро. Новое занятие.
Иногда мне казалось, что я прибыла в этот чудный город только вчера. Все так же разглядывала плитки под ногами, немногочисленные пока еще листья у тротуаров, величественные деревья, уютные особняки и ухоженные за витыми оградами клумбы. Все так же глубоко вдыхала прозрачный и чистый воздух знакомых улиц, с тем же, как в первый раз, упоением, наслаждалась видом нешироких аллей, втягивала долетающие из раскрытых окон ароматы, и заглядывала в них – в окна, – подглядывала за чужим счастьем. Не потому что мне не хватало собственного, а потому что это интересно – смотреть на лица, выхватывать моменты чужих будней, слышать обрывки не предназначенных для твоих ушей разговоров.
– Ореховый? Если испечешь ореховый, я не дождусь вечера.
– Кого, вы говорите, позвать? Нет, вы ошиблись номером…
– Линн, где мой галстук? Уже нашел, не ищи…
Чужая жизнь, чужие тайны, чужие хитросплетения судеб.
И объединивший всех Нордейл.
Удивительный город не похожий ни на один другой. С тем же ароматом выпечки, что стелется вдоль дорог – с тем же, но с другим. И чуть другим запахом кофе, чуть иными фасонами одежды и неизменной доброжелательностью на лицах жителей.
Иногда я задавалась вопросом, а не разлил ли чего волшебного в воздухе Дрейк, облюбовавший в качестве постоянного места жительства этот город? Не добавил ли в воду капельку Любви? Не рассыпал ли повсеместно искорки ожидаемого чуда, которое, кажется, вот-вот случится. И потому на душе хорошо, светло, спокойно. Где еще, как не в Нордейле, можно мечтать, но не страдать от отсутствия желаемого, делать, но не загонять себя, наслаждаться результатом своих трудов или же просто наслаждаться? Наслаждаться не чем-то особенным, а каждой минутой текущего дня.
Как я теперь.
Купленный на углу в пластиковом стаканчике кофе жег пальцы; слоеная булочка, покрытая шоколадом, таяла на языке; в воздухе, чем-то напоминая подводное царство, плыли тонкие белесые зонтики-щупальца – семена каких-то растений.
Сосед-ботан бы точно знал, каких.
От этой мысли я усмехнулась.
Ну и утречко получилось.
Конечно, можно было бы прыгнуть, если не в сам Реактор (на некоторых ошибках все-таки учатся), то хотя бы непосредственно к его входу, но я не стала этого делать по двум причинам: во-первых, не желала тратить силы понапрасну, а прыжки, так или иначе, отнимали львиную долю энергии, которую потом приходилось восполнять; во-вторых, банально хотелось размять ноги. К чему упускать возможность воочию увидеть еще одно утро своей жизни, если никуда не опаздываешь? А я не опаздывала – хоть в этом повезло.
Накануне, перед тем как уехать («Дина, этим вечером мне нужно отлучиться по важным делам на другой Уровень» – «Окей, без проблем»), Дрейк перенес время занятия с привычных восьми утра аж на десять, и потому теперь я бодрым шагом стаптывала подошвы любимых мокасин. Не стала обувать каблуки – красоваться перед представителями Комиссии не собиралась, а любимый в городе отсутствовал, – вертела головой, прихлебывала кофе и с интервалом в пять минут пыталась набрать номер Тайры – та не отвечала. Я даже попыталась позвонить доктору, но с таким же результатом, как и подруге – нулевым.
Куда же они все подевались?
Если кто и знал ответ на этот вопрос, то это Дрейк. И потому я поспешила вперед.
Незнакомый пустой кабинет, на стене экран, стол узкий, стул на одного. Почему попавшийся по пути Джон – заместитель Великого и Ужасного – уточнил, что мне сюда? Обычно мы занимались в другом «классе».
Тайра не появилась; экран не светился. До десяти оставалось несколько минут – я выложила на стол тетрадь для записей, разложила по цветам маркеры для подчеркивания, откинулась на удобную спинку стула и погрузилась в размышления.
Сколько я уже занимаюсь? Долго. Долго, а поток Знания бесконечный – он всегда разный и никогда не утомляет, потому что всегда несет в себе частичку чего-то важного и нужного, постепенно собирает сложный пазл устройства мироздания, позволяет прикоснуться к неведомому, далекому и по-настоящему прекрасному – основе постижения науки о зарождении жизни. О чем будем говорить сегодня? Всегда тайна, всегда предвкушение. И думать об этом – все равно, что гадать, какой из десертов тебе сегодня подадут к кофе, – никогда не угадаешь, но всегда останешься доволен.
Пока я философствовала, зажегся настенный телевизор, и с него на меня посмотрело до боли знакомое лицо.
Начальник. Дрейк. Любимый мужчина.
– Доброе утро, – улыбнулась я.
– Доброе. А у тебя оно точно доброе? – от взгляда с экрана ничего не укрылось.
– Точно, – во все детали вдаваться совершенно ни к чему, а вот один вопрос задать стоило. – Только Тайра почему-то не отвечает. Не знаешь, где она?
– Знаю.
Он всегда все знал.
– Вчера я передал им со Стивом билеты на Кахоа, сообщил, что неплохо бы Тайре изучить высокогорные озера, присмотреться к местной энергетике. Там места силы, и ей понравится. Пусть побудут.
«А мне? Мне бы тоже понравилось – почему не вместе?» – кольнуло расстройство. Было бы здорово слетать на Кахоа вдвоем с Тайрой или же втроем (если я им не помешаю), но меня уже «отсекли». Чуточку обидно, хотя вслух я этого говорить не стала.
– А надолго они?
– На пару недель.
Ничего себе. Две недели одиноких занятий? Наружу прорвался разочарованный вздох.
– А как же госпиталь без Стива?
– Я нашел ему временную замену.
Ну да, конечно. С Дрейком каждый раз заново приходилось привыкать к одному моменту: знать, что если тебя посетила некая дельная идея, то его эта идея посетила уже дважды или трижды. А то и раз триста, причем не накануне, а еще год назад. Трудно рядом с таким человеком чувствовать себя умным и особенным, но этот уникальный тип – Дрейк Дамиен-Ферно – умудрялся во мне это чувство пробуждать – ощущение собственного ума и «особенности». И спасибо ему за это.
Значит, две недели без Тайры – что ж, так тому и быть. Не прыгать же, в конце концов, за ними без спроса и не портить отдых? Позанимаюсь одна.
– Плюс, – будто прочел мои мысли виртуальный человек с экрана, – я решил, что пласт знаний, который мы затронем, начиная с сегодняшнего дня, тебе лучше начать постигать в одиночестве.
– Почему?
– Так он лучше и правильнее осядет внутри. Тебе предстоит проделать огромное количество внутренней работы, а Тайра будет сбивать тебя своим «видением» энергетики. Я хочу, чтобы до многих вещей ты дошла самостоятельно.
Как ни странно, я была не против. Тайра действительно умела многое видеть «внутренним вздором» и иногда по доброте душевной подсказывала мне верные ответы на вопросы, чем, по мнению Дрейка, замедляла мой образовательный «рост». А видеть, как могла видеть Тайра, у меня научиться пока не выходило – каждому свое.
– Хорошо, – я с любопытством подалась вперед и принялась крутить в пальцах ручку. – Так какой же пласт знания мы будет поднимать сегодня?
Серо-голубые глаза смотрели серьезно, но с хитринкой.
– Человеческие болезни и их причины.
«Ого», – выдохнула я мысленно.
– Как ты думаешь, Ди, почему люди болеют?
Каверзный вопрос длиною в жизнь.
Я задумалась.
– Потому что имеют физическое тело?
– Могли бы иметь и не болеть.
– Потому что вокруг находятся микробы, бактерии, вирусы, грибки и прочее, которые ничего хорошего не провоцируют?
– Тогда задам еще один вопрос: почему, находясь в одном и том же помещении, где есть вирус, один человек заболевает, а другой нет?
– Иммунитет?
– А от чего зависит иммунитет?
Эх, я не медик. И даже не студент-медик.
– От изначально заложенных физических данных? Передавшейся генетически иммунной устойчивости? Профилактики? Закалки?
– Закалки? Генной устойчивости? Бред.
В этом он весь – Дрейк. В своей очаровательной и непосредственной прямоте.
– То есть все, что я пока сказала, – бред?
– Практически, – он улыбнулся. – Да, в мире наличествуют вирусы и бактерии, но это не объясняет того факта, почему их попадание в один организм вызывает заболевание, а второму ровным счетом не наносит никакого вреда.
– Мы же уже сказали – иммунитет.
– Так от чего он зависит?
В кабинете повисла тишина – ответа на этот вопрос я попросту не знала и потому тупилась на собственные руки. Изредка поднимала глаза и снова их опускала – жест: помилуй, я не знаю.
С экрана улыбались.
Да, Дрейк. Загадочный Дрейк. Лицо без возраста, глаза без дна. В каждом серьезном слове есть доля шутки, в каждой шутке доля серьезности. Умеет подстроиться под каждого и остаться собой, умеет «опуститься» до твоего уровня, создав ощущение, что поднял тебя до своего. Как ему подобное удается?
А еще вызывал любопытство виднеющийся за его головой на экране фон: белая стена и кусок картины.
В Реакторе нет картин.
– А ты где сейчас находишься?
– Мы сейчас не об этом, не отвлекайся.
Да уж, не дадут сбиться с пути истинного.
– Лучше подумай вот о чем. Помимо физического тела существуют и невидимые – тонкие тела, так?
– Да, – но о них гораздо больше знала Тайра, нежели я. Я знала лишь теорию, она же видела их на практике.
– Какое из тонких тел лежит внутри физического и влияет на него непосредственно?
Вроде бы все на него влияют, даже те, которые лежат вне его контура, но я напрягла извилины.
– Астральное?
– Верно, астральное – тело эмоций. И к астральному же телу относится канальная система – механизм сплетения энергетических сосудов, распределяющих по физическому телу жизненную силу. Там же и местоположение чакровой системы – центров перераспределения.
Все страньше и страньше, сложнее и сложнее. Кажется, Дрейк рано поднял со мной эту тему – мои мозги уже тихо пухли. А «учитель» не замечал выражение лица «ученика-великомученика» – продолжал и продолжал:
– Так вот, Ди, ты практически уже получила ответ на главный вопрос – что влияет на физическое тело так, как ничто иное, если внутри физического лежит астральное?
– Эмоции?
– Верно!
Казалось, еще чуть-чуть, и он зааплодирует – очередная иллюзия. Мерцающие серо-голубые глаза – мудрец, хитрый бес.
– А во что зачастую перерастают неконтролируемые или плохо контролируемые эмоции?
Я в который раз нырнула в недра собственного сознания за ответом и радостно выудила его на поверхность.
– Нервозность? Психологическую уязвимость? Стрессы?
– Умница! Стрессы!
Кажется, я только назвала кодовое слово этого занятия. Хорошо – стрессы. Но ведь все знают, что стрессы не помогают здоровью – что в этом нового? Отовсюду только и слышится: «Не нервничайте, не переживайте, не расстраивайтесь, меньше беспокойтесь…» Тогда почему мой собеседник так искренне и очевидно радуется? Верно, тут есть какой-то подвох. И большой. Не стал бы Великий и Ужасный начинать пустяковую тему, если бы в той не крылся великий смысл.
– Но ведь о стрессах все знают?
– Что знают?
– Ну, что они существуют и негативно влияют на здоровье.
– А как именно, знаешь?
– Негативно.
Я чувствовала себя блондинкой-идиоткой.
С экрана мягко улыбались. Эту улыбку я видела много раз и никогда не могла растолковать – иногда она появлялась в моменты нежности, иногда в моменты критики, иногда безо всякой причины, но каждый раз многое в себе таила. Я же бесконечно дивилась тому, как Дрейку удается оставаться для меня «знакомым и привычным» и в то же время всякий раз быть новым, непознанным. Нет, к этому человеку нельзя было привыкнуть ни за год, ни за десять лет.
– То есть не знаешь, – подвели итог.
Мои глаза стали такими же, как у Смешариков этим утром – крайне виноватыми.
– Поэтому я дам тебе одно задание. Сгоняй в свой мир…
Слово «сгоняй» рассмешило меня – кажется, я научила «плохому» всех в этом мире, притащив множество странных выражений из своего. И каждый раз, когда кто-то вворачивал непривычную здешнему слуху фразу, я не могла сдержать улыбки (и краем сознания задумывалась о сдвиге истории в пространственно-временном континууме. Правда, ненадолго).
– … и купи одну книгу. Ознакомься с ней хотя бы поверхностно, а лучше не поверхностно. У тебя на это будет пара дней.
– Говори название.
– Автор… – Дрейк принялся бороздить невидимые информационные просторы в поисках нужных данных – его брови нахмурились, между ними залегла морщинка. – …Лувсан Гаваа. Название: «Традиционные и современные аспекты восточной рефлексотерапии».
Ого! Мелко не плаваем.
– А зачем мне рефлексотерапия?
– Прочитай, и все узнаешь.
Как обычно.
– А в этом мире схожих книг нет?
– Нет. Здесь, где не течет время, люди не так сильно торопятся познавать то, что лежало в древности. А ваша раса, в особенности китайская, передавала очень сложные и малодоступные теперь знания из поколения в поколение. И в этой книге содержится то, с чем я хотел бы, чтобы ты ознакомилась. Причем, изложено оно очень подробно и последовательно.
– Хорошо. Сделаю.
– Тебе не все сразу будет понятно, но за это не переживай, хорошо? Общая схема выстроится шаг за шагом.
– Угу.
Вот и закончилось, судя по всему, не очень длинное, но нагрузочное занятие этого дня. Прежде чем подняться со стула, я спросила.
– Дрейк, а когда ты вернешься домой?
Его уже кто-то отвлекал – я видела. Времени на ответы оставалось в обрез.
– Не думаю, что очень скоро, но заниматься будем каждый день. В следующий раз через день, как я сказал – из-за книги.
– Поняла. А где ты сейчас?
– На тридцатом Уровне. Здесь нужна корректировка положения места в пространстве, а так же уточнение контуров защитных полей – требуется мое присутствие. Достаточно энергоемкие процессы.
– А мне туда нельзя? Хоть на пару минут?…
Я уже знала ответ. Когда-то мне выдали разрешение на путешествия по Уровням, включая двадцать пятый, но попросили выше пятнадцатого пока не прыгать. И я не прыгала.
– Нет, Ди. Когда будет можно, я скажу.
Ну вот, опять «отсекли». Обиженные глаза маленькой Динки мелькнули и спрятались внутри.
– Значит, скоро не вернешься?
– Нет. Потребуется неделя или больше.
Сначала Тайра, теперь он; я подавила очередной вздох.
– Ди, мне пора бежать.
Его уже звали.
– Да, я вижу. Понимаю. Иди.
Перед тем, как изображение погасло, Дрейк адресовал мне теплый, будто ласковая рука погладила по щеке, взгляд. Я помахала ему рукой.
* * *
Вот я как знала, что не стоило от порога Реактора сразу прыгать домой, вот не стоило! Лучше бы я снова прогулялась пешком, лучше бы занялась длительным и продуктивным шопингом или же совершенно непродуктивно посидела в кафе – так нет же! Есть возможность, надо перенестись сразу в гостиную… – а та-а-ам!
Там, простите, воняло, как в запертом и полном протухшей капусты вагоне, – смачно, густо и совершенно невыносимо. Нет, когда я говорю невыносимо – это значит «невыносимо»! Без преуменьшений. Вниз по лестнице я бежала со слезящимися и одновременно выпученными глазами, заткнутым носом и красная от недостатка кислорода. Зацепилась за перила, забыла, что, наверное, нужно снова куда-нибудь «прыгнуть», запнулась за чью-то обувь у порога, на автомате удивилась тому, что дверь особняка нараспашку.
А за дверью у стены, поодаль от двери, уже стояла Клэр и обмахивалась снятым с вешалки ситцевым шарфом. Первым делом, остановившись рядом с ней, я шумно вдохнула, выдохнула и снова вдохнула. Попыталась продышаться, восстановить нормальный ритм работы легких и заодно избавиться от стоящего в носу и горле приторно-сладкого ужасного запаха, который и запахом-то назвать было щедро. Вонь! Самая настоящая вонь, как из помойки. В сто раз хуже!
– Это что… у нас там… такое случилось?
Кажется, я все еще была красной; в ушах грохотал собственный пульс. Противогаз! Почему у нас в доме нет противогазов?
– Это, – Клэр ехидно улыбнулась. Я только сейчас заметила, что она полностью одета – видимо, вернулась со съемок и, как и я, не смогла толком войти в дом, – наших Смешариков пучит. Скажи, ты чем их с утра кормила?
– Я? Да знаешь ли ты… – на этом месте я воровато оглянулась, не видать ли соседа у изгороди, и понизила голос, – что этим утром они обожрали соседские кусты – съели какую-то ягоду.
– Чужую ягоду?
– Да! Просто я очень долго спала, а они проголодались. Вылезли за изгородь и объели чужие кусты – меня разбудил звонок в дверь и гневный визит. Ты бы слышала, как он орал!
– Сосед? Он что, их видел?
– В том-то и дело! Он видел «что-то» или, точнее, «кого-то» – подумал, что это наши коты.
– Лазают по деревьям?
– Вот и я о чем.
– А какой именно ягодой они объелись?
– Какой-то чариной.
И в этот момент она – моя любимая и знакомая Клэр – расхохоталась так громко, что на ее затылке развалился скрученный валик, и темные волосы рассыпались по плечам.
– Чарину? Ой, не могу! Тогда сегодня мы нормально в дом войти не сможем. Нескоро точно.
– Да что же это за ягода такая?
– Ягода-то как ягода, только свойства у нее слабящие. Хорошо, если еще ковры не уделают…
– Ты что, серьезно?
Я снова выпучилась на экономку. А та смотрела на стоящие у ног сумки с продуктами, которые хорошо было бы занести в дом – сверху лежала мороженая, купленная для котов рыба.
Дверь мы оставили открытой, лишь прикрыли вход антикомариной сеткой, чтобы не вышли коты – когда в доме Фурии, грешно опасаться грабежей, – а сами договорились следующим образом: Клэр возьмет машину и отправится в особняк к Рену – разложит в чужом холодильнике скоропортящиеся продукты, побудет с Антонио, – я же пока «сгоняю», как выразился Дрейк, в свой мир за книгой. Все равно в следующие несколько часов нам придется кантоваться вне дома, так хоть проведем их с пользой. А когда вернемся, глядишь, все уже и выветрится. А нет, так куплю противогазы или временно выселю фурий на «житие-бытие» в сарай – в конце концов, провинившаяся сторона сегодня именно они.
Нет, злости не было. Было смешно и еще немного неловко – надо же, как уделались с незнакомой ягоды. Что ж, впредь мы все будем немного умнее.
* * *
Наш мир. Ленинск.
Стоящая под кроватью жестяная коробка из-под элитной чайной заварки запылилась; я провела пальцами по крышке, и лица нарисованной на ней пары на фоне Эйфелевой башни вновь расцвели и порозовели. Открыла замочек, взглянула на лежащие внутри деньги: рубли, доллары, евро и одну кредитную карту – мда, прямо как у Джеймса Бонда или какого бандюка. Для полной схожести не хватало лишь паспортов разных стран: в одном я – Дина Кочеткова, во втором – Ди Монтро, в третьем – Дэйзи Фернандес, в четвертом – Дайнара Жумумбаева…
Сидя в старой спальне, которая давно перестала быть спальней и превратилась в кладовую для маминых вещей, я улыбалась. Эту коробку я засунула под кровать несколько месяцев назад как раз для таких вот случаев, как сегодня, – когда спешно требуется что-то купить в родном мире, а времени на поиск средств попросту нет. Наменяла какое-то количество рублей на доллары и евро, часть денег положила на карту, часть оставила наличными. А то вдруг Дрейку вновь приспичит быстро перекинуть сюда парней из спецотряда – на что снимать временную квартиру? На что кормить? Во что одевать? Предусмотрительность – великая вещь, и сегодня я порадовалась ей вновь.
В двух книжных, которые я успела посетить часом ранее, указанной Начальником книги не нашлось – ответ везде звучал схоже:
– Издание старое, перевыпуска не было. Ее никто и не спрашивает, поэтому поищите лучше по объявлениям.
Этим я и занялась.
Включила старенький компьютер, мысленно поблагодарила мать за то, что та своевременно оплачивает интернет, и принялась бороздить сетевые просторы. Электронные магазины отмела сразу – ждать доставки долго, – а вот «Авито» очень даже пригодился. Искомый талмуд нашелся в нескольких городах одновременно и стоил примерно от семисот до девятисот рублей за экземпляр – приемлемо. Осталось выбрать продавца.
В Москву и Питер прыгать не хотелось – если предложат встретиться у метро, найдутся ли фото? Не у Кремля же, в самом деле, проводить сделку? Нет, требовалось что-то знакомое – место, в котором я уже бывала и которое помнила; палец нетерпеливо завращал колесико мышки: Астрахань, Нижний Новгород, снова Москва, Ижевск, Казань, Новосибирск…
Новосибирск – а этот город я помнила, – не так давно путешествовала через местный вокзал. Хм, почему бы и нет?
На звонок ответили сразу:
– Здравствуйте, я бы хотела купить книгу, которую вы продаете. По восточной рефлексотерапии. Вы ее еще продаете?
Спустя минуту мы договорились о встрече.
В запасе сорок минут.
Бело-зеленые шторы на окнах, коричневый палас, многократно метеный веником, «пылесошеный» и тертый (в том числе и мной) сырой тряпкой; удобные, но уже порядком продавленные кресла. Убивая время, я сидела в одном из них. Ни о чем конкретном не думала – рассматривала сервант, книжные полки, стоящее в рамке фото, неизвестно кем подаренную в незапамятные времена тяжелую хрустальную вазу без цветов.
Здесь все пахло «мамой».
Когда-то это была «наша» квартира, теперь она принадлежала ей одной – целиком и полностью. Ни меня, ни дяди Толи. Я большую часть времени пребывала на Уровнях, отчим неизвестно где – ушел, когда у матери начался финансовый подъем, – не вынес того, что ему не позволили возвыситься за счет унижения женщины (кто из нас главный? Кто из нас мужик?) – обиделся и хлопнул дверью. Туда и дорога.
