Виктор Александрович Ганпанцура
Повести про жизнь
Прошло то время, когда Андрей Иванович впервые обнаружил тот факт, что из сильного, ловкого, статного с годами превращается в слабого, неподвижного, угловатого, как… (о, насмешка над человеком…) Ирина все более хорошеет, превращаясь в волевую обаятельною женщину. И не поэтому ли в характере Андрея Ивановича все очевидней стала проявляться раннее чуждая ему раздражительность. И особо резко она проявлялась в своих размерах, когда ему с Ириной приходилось бывать на вечерах, где з давних пор они были желанными гостями, и где Ирина всегда пользовалась всеобщим вниманием, но чего уже не скажешь об Андрее Ивановиче.
Ирина понимала состояние мужа, и в меру своих сил старалась помочь ему. Всей душой отдаваясь работе – детского врача – она проявляла все больше внимания к его производственным делам, предпочитая повысить у мужа интерес к ним, чем отвлечь от угнетающих его дум. Но в жизни существуют нелепые противоречия, чем внимательнее тактичнее Ирина к Андрею Ивановичу, тем сильнее в нем подозрительность к ней. И все чаще останавливается на мысли, что такое поведение жены, ничто иное как ловкий способ маскировки – скрывать свою неверность к нему. Подозрение растет с чудовищной силой. Воображение рисует одну картину красочнее другой. Кошмарные сновидения, в которых красавцы мужчины огромными табунами носятся в дикой пляске вокруг Ирины, одаряя ее страстными ласками, доводят Андрея Ивановича до мигрени. Потребность к водке увеличивается. Чувство собственного достоинства все заметнее покидает его. И вот набравший до чертиков, раздираемый слепой, обидой, – непонятно к кому и за что – он пошел в поликлинику.
В просторный кабинет главврача на пятиминутку сходились медработники поликлиники. В ожидании когда все придут, между собравшимися происходит на разные темы оживленный разговор.
На дверь то и дело отворявшуюся, не обращали внимания. Молодой врач, наклонившись к сидевшей возле окна, напротив дверей, Ирине, что-то негромко усмехаясь, говорил, кивая в противоположный угол комнаты, откуда в их сторону миловидная девушка, смущенно улыбаясь, угрожала кулачком.
«Стерва, любезничаешь! – резануло слух ругательство, и тот час наступила тишина. В дверях стоял с налитыми мутью, дико выкаченными из орбит глазами Андрей Иванович. Обвисшие губы кривились в угрожающей усмешке. А в широко открытых глазах Ирины застыло недоумение. Она по видимому, не осознала еще происходившего, так как, даже тогда, когда Андрей Иванович приблизившись, занес над ней кулак, оставалась в неподвижности.
«Не смейте, Вы!..»
Рука, стиснутая возле кисти рукой молодого врага, повисла в воздухе.
«Пусть суд поступает предусмотрительно законам советского народного правосудия.» – слова гражданки Ирины Иваницкой вернули подсудимого из воспоминаний к жизни.
Председательствующая своим ровным голосом объявила:
«Суд уходит на совещание.»
Равнодушно провожая уходивших, коллегию суда, взгляд подсудимого остановился на голове государственного обвинителя. В мозгу неотвязно крутилась какая-то мысль, но все никак не давалась. Взгляд машинально следовал за головой прокурора, и перед тем как тому скрыться в выходе из зала, подсудимый облегченно произнес:
«Ну, да… ведь у него тоже молодая жена.»
И чего-то на подобии усмешки изобразилось на его лице.
20.12.1970