Виктор Анатольевич Коробов
Разговор со Сталиным
Яркий июньский день вдруг померк. А потом и вовсе наступила полная темнота и тишина.
– Наверно, так и бывает при инфаркте или инсульте, – подумал Саша. – Хотя в 24 года, наверно, рановато. Не ожидал.
И тут мир вдруг начал проявляться. Смутно, затем всё чётче. Но до прежней яркости так и не дошёл – небо почему-то было пасмурным. И на деревьях листья жёлтые появились… И жара куда-то делась, прохладно.
Вместе с изображением проявились и звуки. И ещё, увы, запахи. Канализацию, что-ли, прорвало? – подумал Саша. Хотя запах не совсем канализационный, есть ещё какая-то нотка. Может, зоопарк рядом?
И вообще, что я здесь делаю? Как я здесь оказался? Саша проверил карманы – смартфон на месте, деньги, ключи, карта. Уже хорошо. Давай теперь сориентируюсь, надо на улицу выйти, а то какие-то сараи кругом, ещё и деревянные.
Так, улица там, оттуда и шум какой-то. Нифига себе! Что это? Пылища и грязь, домики какие-то пошарпанные. И вывески… Ну, ладно Ъ в конце. Так и в середине слов встречается. Откуда-то в уме всплыло слово «ять». Это что – это где я? Уж не царские ли времена? Вон и народ на улице какой-то… В платках все женщины. Мужики в кепках. А одежда потрёпанная, хуже чем в колхозе. Обувь – вообще мрак. Саша посмотрел на свои шорты и босоножки – да, по такой грязи и трекинговые ботинки замучишься потом отмывать. И навоз кругом… Народ прямо по дороге ходит, машин вообще не видно, изредка какие-то странные экипажи с лошадью проезжают. Не телеги, а типа фаэтонов, грязных и примитивных.
Ну, не стоять же, разинув рот. Саша пошёл налево, старательно избегая куч навоза. Да, кажется, основная вонь не от навоза. Наиболее острый запах не там, где лошадь срала, а там, где ссала. Но и люди – нет, с бомжами не сравнишь, такой вони нет. Но от каждого заметный запах. Что, здесь не принято часто мыться? А одежду стирают они раз в год, что-ли? Но самый противный фоновый запах канализации откуда-то со стороны приносило.
Ладно, надо решаться. Вот, вроде, парень молодой, со своим поколением как-то легче общаться. То есть, с возрастом.
– Парень, привет! Сегодня какое число, подскажи?
Парень в кепке и каком-то сером очень старом пиджачишке смотрит нагло, но и трусливо. У Саши рост 180, не великан, но этот вообще, наверно, 160. Да ещё и тощий какой-то, хотя, кажется, жилистый.
– По новому стилю? Пятнадцатое сегодня.
– А месяц?
– Сентябрь.
Парень, кажется, подозревает, что его хотят развести на что-то, держится напряжённо.
– А год?
– Двадцать четвёртый.
– Так это же исторический год. Ленин умер, этот год войдёт в историю как год смерти Ленина.
Саша нарочно такую ерунду заявил, да ещё и с горячностью, чтобы понять, правду парень сказал, или шутит.
– Не агитируй, фраер, – и парень как-то ловко ушёл вниз, как боксёр, и нырнул во двор, огороженный деревянным забором.
Блин… Что там было в 1924? Кажется, НЭП, расцвет торговли и частного бизнеса? Что-то не похоже на расцвет, как-то всё бедно кругом… Сталинские, значит, времена… А район, кажется, тот же самый, вон там Звенигородское шоссе. Но вот дома… Оказывается, почти всё было построено в последние 95 лет. Ладно, пойду по шоссе к центру.
Да, что же мне делать? Так, смартфон, но заряда всего 9% осталось. И чё я вечно с подзарядкой тяну? Тянул, то есть. Выключаю срочно. Деньги… 4600 с мелочью. Ещё на карте более 15000. Но толку от них теперь? Есть проездной, тоже карта. Ещё ключи. Ага, часы. Вот это вещь ценная, таких сейчас не бывает. Надеюсь, батарейка не сядет, а то не докажешь, что часы настоящие. Футболка, шорты, босоножки – с одеждой не богато, особенно если дождь пойдёт и похолодает.
Ну чё – все попаданцы к Сталину старались пробиться, и чему-то там его учить. Только вот я – что я знаю? Ну, автомат Калашникова как выглядит. Рожок у него изогнутый. А что ещё? Всякие там затворы и бойки – этого не знаю. Танки, самолёты – то же самое. Блин, и в смартфоне ничего такого не записано, ни по истории, ни по технике…
Но сейчас не до этого, очень хочется ссать. Туалетов общественных пока не замечал. Впрочем, тут все улицы зассаны и засраны лошадьми. Может, вон там, у забора поссать?
– Эй ты, ты чё делаешь? – ага, это явный дворник, как с картинки. Метла, фартук, бляха какая-то. Ещё кепка и усы торчащие, и припахивает от него.
– А подскажите пожалуйста, уважаемый, где здесь можно поссать?
– Здесь нельзя.
– А где, ссать хочется?
– Монету гони. Это что? С орлом, царская что-ли? Один рубль. Что-то не помню такой.
– Редкая. Коллекционерам продашь. За поссать больше, чем достаточно.
– Ладно, пойдём.
Кажется, тут все дворы заборами деревянными огорожены. Внутри деревца, это хорошо. Но вот дом – под снос его пора. Дворник заводит внутрь, ведёт по коридору, который проходит вдоль дома посредине, как в общаге. В конце коридора дверь.
– Вот, заходи, только не срать. Договаривались на поссать.
Ну и ну! Туалет – это две дыры в деревянном настиле. А внизу говно, целые залежи. Запах – соответствующий. Так вот откуда несло канализацией. Наверно, такой туалет не только здесь. Но – ссать очень хочется, выбора нет.
Дворник ждал за дверью, ещё и заглянул проверить.
– А что, уважаемый, здесь перекусить где-нибудь можно?
– Ну, Лукьянишна обеды даёт. Но монета нужна. Опять царская? 10 рублей?
– Я же говорю, коллекционеры с руками оторвут. Сейчас таких не делают.
Дворник спрятал монету в карман необъятного размера, и повёл по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. Там такой же коридор во весь этаж, по бокам двери. Дворник стукнул в дверь и вошёл.
– Лукьянишна, покорми человека, я потом с тобой сочтусь.
Женщина одета по старушечьи, но лет ей, наверно, около сорока. И даже неплохо выглядит в своём роде. Дала полотенце, указала на умывальник. Вместо канализации – ведро внизу. На столе скатерть из чего-то толстого, стул из гнутого дерева. Вот и суп дают, и ложку, и хлеб. Так, попробуем. И что это? На вид молоко с гренками.
– Это как называется?
– Что, не ел сухарник?
Дворник улыбается, вроде, доволен. Наверно, я в его глазах этакий барчук, и вот мне приходится пролетарский сухарник есть, и так мне и надо. Ну, я ведь могу и ответный удар нанести:
