Виктор Доминик Венцель
И пришел жнец. Plaga Lakrimam
«Если плюнуть через левое плечо три раза и постучать по дереву, а после сказать «Катись ты к Дьяволу!», жнец не осмелится поднять на тебя руку. Однако, если его стукнуть крестом или палкой, как утверждают некоторые, эффект может оказаться противоположным»
Рэм Равий «Народные поверья и приметы»
«Список Жатвы (или трупное письмо, как чаще его называют в народе) – официальный документ церкви Атеизма, являющий собой перечень имен тех людей, чьи жизни надлежит немедленно прервать для соблюдения Равновесия. Может включать в себя от одного до целой сотни кандидатов, тщательно взвешанных и отобранных князьями церкви и Пророками. Передается в населенные пункты через Орденатории и жнецов. Список подписывается градоправителем, который обязуется оплатить услуги церковного умертвителя и оказать тому всю необходимую помощь. Стоимость каждой жизни рассчитывается отдельно, но не должна превышать монеты, номиналом больше одного золотого дракона»
Глава 4, параграф 8. Список Жатвы и его последствия.
Многотомник «Жнец и общество»
1
В воздухе пахло грозой. Тяжелые серые тучи окутали низкий небосклон, клубились над кронами тоскливых деревьев, катились подрагивающей вязкой, как слизь, лавиной над ухабистой петляющей дорогой, многозначительно перемигиваясь далекими отблесками голубых молний там и тут. Тусклые тени плясали перед колесами старенького скрипящего дилижанса, солнце, все больше напоминающее гаснущий огонек свечи, упрямо пряталось за пелену рваных сине-черных портьер из облаков, горизонт казался смазанным и неясным, словно в дурацком сне. Гроза медленно, но уверенно надвигалась на Ростальф, следуя за мною по пятам.
Непогода застала меня еще на южном тракте, откуда я с наслаждением продолжил путь, оставив позади Вингард, Эрмивальд и Глоссгерн, чудом выбравшись живым из различных переделок, которые, как казалось, поджидали меня на каждом пути. Ближе к Миирну, городу политиканов и бюрократов, мне удалось найти подходящий экипаж за скромную плату и путь до Ростольфа, где была объявлена Большая Жатва, мне наивно представлялся безмятежным и спокойным. Впрочем, загадывал я абсолютно зря. С экипажами мне упорно не везло. Возница отказывался ехать наотрез, бормоча что-то о великом зле и море, которые, по слухам, пробудились на пути в город, но увесистый звенящий золотом мешочек изменил его решение.
В мор и зло мне верилось с трудом, а вот в белую горячку – целиком и полностью. Извозчик, как мне удалось заметить, питал большую страсть не только к деньгам, но и к крепленным алкогольным напиткам, которыми пропахла вся разваливающаяся карета. Именно поэтому, на все вопросы, касательно пробудившегося зла я не получил ни одного вразумительного ответа. Оттуда пришел к выводу, что единственным злом здесь был и оставался только алкоголь.
Порывистый ветер, прохлада и серое небо, стремительно укрывающееся периной грозовых туч, настигло меня на половине пути до места назначения. Дорога, обезображенная войной и наплевательским отношением властей, и так была не слишком-то пригодна для передвижения на такой развалюхе, как этот дилижанс, но теперь, она грозила превратиться в настоящее болото с первыми потоками дождя. Угрюмый и ворчливый возница шипел проклятья, поглядывая на небо, злорадно обещая, что до Ростольфа мы уже точно не доберемся в срок, и наверняка завязнем в этой глуши, на растерзание зверью и ворью, которых здесь водилось в избытке. Несколько мелких монет несколько подняли его боевой дух, но явно не способствовали решению всей проблемы: карета скрипела и дребезжала, колеса кренились из стороны в сторону, исхудавшие кони только чудом держались на ногах.
Приблизительно так же мне повезло и с прошлым возницей, бросившем меня возле ворот Вингарда некоторое время назад под палящим солнцем, так что в этой касте я был разочарован чуть больше, чем полностью.
Я тоскливо разглядывал исчезающие за окном размытые пейзажи, безо всякого удобства расположившись на жесткой скамье жалобно дребезжащей кареты, которую отчаянно шатало из стороны в сторону, трясло и безжалостно швыряло, словно бумажный кораблик в бурном ручье. Настроение у меня было не из лучших. Отвратительнейшая дорога, уродливая карета, скряга извозчик и полная неизвестность в дальнейшем, выводили из себя, заставляя смотреть на окружающий мир с неприязнью и недовольством.
Церковь объявила Большую Жатву, выдернув меня, как, наверное, и всех отошедших от дел жнецов в город Ростальф, считающийся негласной столицей Аинарде. Что могло случиться, и зачем ордену понадобилось такое колоссальное количество умертвителей, оторванных от своих обычных дел, оставалось настоящей загадкой. Последний раз, подобное имело место быть в городке с отвратным названием Мортруд, после некоторых событий в котором, я чуть не лишился своего церковного сана и не провел двадцать бесконечных лет в тюрьме для отступников и нелицензированных убийц. Не было ничего удивительного, что подобного рода сборища не вызывали у меня ничего, кроме недовольства и подозрительности, но приказ сверху был неоспорим – идти против воли ордена не рискнет ни один здравомыслящий человек. Впрочем, выбора у меня и не было.
Дальше ситуация слегка прояснилась, но отнюдь не стала проще. Через день утомительной дороги, нам повстречался торговый караван, мчащийся в обратном направлении, прочь от Ростольфа, на взмыленных лошадях. Обилие тюков, ящиков, мешков и коробок красноречиво убеждали в том, что произошло нечто из ряда вон выходящее, раз даже падкие на золото лихие торгаши бегут от города, будто от огня. Так бегут ни от разбойников или дезертиров, а так бегут от смерти. Я велел вознице замедлить ход и окликнул несчастного, глядящего на меня, как на идиота.
Перепуганный торговец, отчаянно прижимая к груди некий священный талисман, болтающийся на шее, нехотя поведал нам, перемежая свой рассказ истериками и заиканием, что на ближайший город к Ростальфу, с гордым названием Валенквист, обрушился мор. Что представляет собой этот мор, какие последствия он несет и что по этому поводу предприняли власти Аинарде и Церковь, вытрясти из нового знакомого так и не удалось. Подобные бедствия редко обрушиваются на эти земли. Скорее уж Ашахан, со своими раскаленными песками станет жертвой загадочного мора, чем Аинарде, равноудаленное от всех опасных мест, поэтому словам торговца я верил слабо. Возможно, он сам не слишком понимал, что происходит и потому приврал, а быть может – тронулся умом. Тем не менее, факт оставался фактом. Это объясняло Большую Жатву, объясняло экстренность и секретность, с которыми нам пришел вышеупомянутый приказ, но вовсе не делало мою работу проще или приятнее.
До Ростольфа я добрался спустя несколько часов, пребывая в самом скверном расположении духа, какое, наверное, только вообще возможно, измученный дорогой и сетованиями извозчика, который не умолкал ни на минуту, жалуясь на свою несчастную жизнь. Мне пришлось больше часа проходить проверку верительных грамот и писем, где каждая подпись у стражников вызывала удивление, а любая печать – подозрение. Я никогда не любил Ростальф, и мой последний в него визит никак не изменил этого мнения. Когда меня наконец-то пропустили через посты, я приказал извозчику ждать, пригрозив своим трупным письмом, и поспешил по делам, пробиваясь через толпу горожан. Орденатория Церкви, где всегда отмечались жнецы по прибытии в город, тоже решила действовать на нервы. Как стало известно, мне повезло разминуться с остальными жнецами, призванными на Большую Жатву почти на половину дня, и теперь предстояло катиться в ближайший город Валенквист, куда был перенесен штаб Равновесия. Мрачная бледная девушка, занимающая в Орденатории должность консультанта, поведало мне, что сбор церковников – дело первостепенной важности, поэтому к Жатве было решено приступить раньше срока. На мои вопросы касательно мора, она ответила утвердительно, но подробности так и остались загадкой.
Я покидал Ростальф с плохими предчувствиями. Церковь, обычно, никогда так не спешит. Даже сталкиваясь с самой серьезной задачей.
Я долго раздумывал над тем, что могло произойти в Валенквисте, пока мы не натолкнулись на первый след, повернув на очередной развилке, где пролегала дорога прямиком до города. Ошибиться было невозможно. Когда-то здесь располагался постоялый двор «Полпути», славящийся своей кухней, выпивкой и различными утехами, но теперь он мог похвастаться только гнилью и трупами, коими был завален двор.
Стаи воронья я увидел еще издали. Хриплые крики падальщиков разносились над всей округой, гремели, словно гром в небе, звучали зловещим аккомпанементом для отвратительного тоскливого зрелища, превратившим эти места в настоящий кошмарный сон. Первое, что бросилось в глаза, когда богохульствующий возница, слегка придержал лошадей, была тяжелогруженая повозка, над которой кружились тучи навозных мух и мелкой мошкары. Борта телеги были не слишком-то высоки, чтобы скрыть от случайного зрителя обезображенные черно-зеленые тела, лоснящиеся густой, как патока, слизью. Жирные мухи ползали по раздутым трупам, деля невероятную добычу. В душном воздухе пахло разложением и дымом.
Возле телеги стояло трое стражников, в полном обмундировании, сжимая в руках древки алебард и тяжелых пик. Лица их, казалось, были высечены из мрамора или гранита. Еще четверо стражей держалось на почтительном расстоянии от процессии, еще трое патрулировали дорогу, преградив путь нашему дилижансу. Здесь уже начиналась другая вотчина.
Здание некогда известной таверны посерело и поблекло. Казалось, некий невероятный каприз высших сил вытянул все краски и оттенки из зеленой травы, диких камней, разномастных цветов, коими были полны клумбы и тропинки, сравняв все разнообразие единым багрово-серым покрывалом. В воздухе плыло гнилое зловоние.
Немного поодаль от этой ужасной картины расположились несколько лекарей, которых можно было отличить по длинным черным плащам и уродливым маскам с длинными птичьими клювами. Сквозь поблескивающие стекла окуляров, из под черных широкополых шляп, доктора безмолвно наблюдали за траурной процессией, шествовавшей от входа в покинутую таверну, до мрачной телеги. Двое дюжих молодцов, лишенных, как рубах, так и малейшей защиты от неведомой заразы, волокли грубо сколоченные носилки, на которых покоились небрежно брошенные тела. Рука одного из мертвецов свесилась вниз, упорно цепляя пожелтевшую скудную траву, голова другого, лишенная всех человеческих черт, откинулась в сторону, раскрыв почерневший рот в безмолвном крике. Носильщики достигли телеги, с размаху перевернули носилки, вышвырнув, словно падаль, мертвецов, на гору гниющих трупов, застыли на месте, разглядывая результат своей работы. Один из лекарей безмолвно указал им на носилки, затем ткнул пальцем на вход в таверну. Работа была только начата.
– Дорога перекрыта. Пути нет, – пробасил рослый дозорный, перегородив путь дилижансу древком длинной алебарды, – Возвращайтесь в город, милорд. Приказ графа.
– Граф меня не волнует, – фыркнул я, протянув стражнику пакет документов из своей заплечной сумки, – Церковь созвала большую Жатву. Ваш граф, кем бы он там ни был, едва ли хочет препятствовать слугам Равновесия.
Стражник перехватил бумаги, задержал взгляд на церковной печати, пробежался глазами по руническим строкам, устало сплюнул под ноги.
– Могу я взглянуть на оружие, жнец? – спросил он хрипло, возвращая документы в открытое окно дилижанса, – Многие из ваших уже проезжали этой дороги, но о вашем прибытии меня не предупреждали. Мы думали, что встретили всех.
Черное изогнутое лезвие тонкого серпа, освященное затейливой церковной руной, было более чем убедительно. Дозорный кивнул головой, подтянул к себе алебарду, освобождая проезд.
– До Ростольфа менее десяти лиг. Держитесь центральной дороги на север, не сворачивайте никуда, и доберетесь до города за полчаса. Если выберите путь направо, с первой развилки, доберетесь до Валенквиста, если пути еще не перекрыли окончательно.
– Значит, жнецы уже занимались вашей проблемой с… мертвецами? – осведомился я, указав взглядом на зловонную кучу трупов, над которой кружился оглушительно жужжащий рой мошкары.
– Конечно, даже отправили к нам небольшой отряд, – протянул дозорный, снова сплюнув под ноги, – Мы не отказывались. В такой ситуации, любая помощь в радость. Не изволите помочь с переноской трупов?
– Не изволю. Будто больше мне нечем заняться, – я посмотрел на стражника, как на сумасшедшего, даже не выбираясь из кареты, и он обижено умолк, – Лучше расскажи мне, что здесь произошло? Есть свидетельства?
– Равновесие их разберет, – буркнул дозорный, боязливо покосившись на опустевший мертвый дом постоялого двора, – Настоящий мор. Наказание небес за наше зазнайство и спесь. Верно говорят верующие. Двенадцать трупов менее чем за сутки. Разве это не признак высшей воли?
– Нет, не признак. Мне нужны конкретные факты, а не глупые домыслы. Есть, что сказать по этому поводу?
– Если нужны факты, то езжайте в Валенквист, – огрызнулся дозорный, – Ваши сослуживцы как раз туда и отправились, ибо больше тут ехать некуда. Новости распространяются быстро.
– Скажи мне, что там, в этом городе? Что в Валенквисте?
– Вы, что, не слышали новостей за последнюю неделю? – фыркнул стражник, поглядев на меня, как на сумасшедшего, – Не знаете о том, что произошло? Вы с луны свалились?
Чертова неделя, проведенная в Вингарде, под колпаком магической силы дает о себе знать даже сейчас. Я тихо выругался, покачал в ответ головой.
– Оттуда пришел мор, парень, – вздохнул дозорный, явно ожидавший от меня более вразумительных объяснений, и добавил с видом мудреца, толкующего тайны мироздания – Наказание Божье.
Я скривился, передернул плечами и велел вознице трогаться с места.
2
Чем больше мы отдалялись от места трагедии, разыгравшейся на месте постоялого двора, тем сильнее портилась погода. Густые клубящиеся тучи катились над самыми кронами тоскливых деревьев, иглы молний неистово кололи брюхо низкого небосвода, издали долетали глухие, еще пока едва различимые раскаты грома. Порывистый ветер трепал седые волосы возницы, завывал в щелях кареты, поднимал в воздух пелену пыли и песка. Хотелось бы добраться до города, прежде чем погода испортиться окончательно, да и ждать церковные сановники не слишком-то любят. Нужно поторопиться, если не хочется промокнуть до нитки в этой дырявой повозке, годной разве что на перевозку трупов зараженных до ближайшего костра. Пройдет еще немного времени, и бушующий потоп рухнет на изможденные жарой земли, превратив засушливый ад в топкое грязное болото.
За окнами кареты, неведомая сила высасывала крохи красок и оттенков из травы, деревьев и цветов, щедро размазывала серость и безликость на некогда зеленых просторах, выплескивалась черно-багровыми каплями, растекалась туманными разводами по обочинам и камням неровной дороги. Деревья все больше напоминали обглоданные скелеты, пожелтевшие кусты – скрученную и ржавую проволоку. Сладковатый запах гнили висел в густом тягучем воздухе.
Все, что открывалось мне с каждым новым крайном дороги, нравилось мне все меньше и меньше. Природа способна реагировать таким образом только на одно явление в нашем безбожном мире – выплески некроэнергии, случающиеся на местах чудовищных бедствий, невообразимых трагедий и невероятных катастроф. Одна смерть, и последующее за ней перерождение, по сути своей, незначительны. Последствия их незаметны глазу. Но если речь идет о десятках, если не сотнях погибших, энергия смерти начинает проявлять себя не только в высоких слоях мира, магических колебаниях, но и в мире физическом, искажая, уродуя и убивая все, до чего может дотянуться. Некроэнергия не может повлиять на жнецов, ибо мы защищены от нее особыми татуировками, отражающими любую попытку воздействия, но обычные люди, для такого случая – лакомая добыча. Не было ничего удивительного, что спустя несколько минут, возница начал жаловаться на тошноту и головную боль, проклиная последними словами тот момент, когда он согласился доставить пассажира в Ростальф, а после в Валенквист. Ему чертовски повезло только краткосрочно окунуться в магический полог некроэнергии такой концентрации. Останься он в этих местах хотя бы на час, энергия смерти сломила бы его волю, лишила рассудка и выжгла все эмоции. Тогда мир получил бы очередного шатуна – полумертвого вечно голодного монстра, скитающегося по темным пещерам и развалинам до тех пор, пока его не найдет уравнитель или жнец, чтобы упокоить несчастное создание окончательно и бесповоротно.
Именно для этого существуют жнецы – защищать людей от темной стороны магической силы и вершить их судьбы от имени всемогущей Церкви.
В правоте своих суждений, я убедился за следующим поворотом дороги, где у обочины виднелся перевернутый торговый обоз и темные силуэты облаченных в броню стражников. На этот раз, это было уже не местное ополчение, а профессиональное военное подразделение, что было из ряда вон выходящим событием. Видимо, ситуация с мором была намного серьезнее, чем мне поведали изначально. Возле развалин повозки, растекалась густая зловонная лужа. Не меньше десятка обезображенных раздутых трупов лежали прямо на дороге, укрытая обрывками мешковины, содранной с пострадавшей телеги. Жирные мухи лениво жужжали в душной тишине.
На мой вопрос о перерождении, и предложении соответствующих услуг, дозорные ответили отказом, поведав о проезжавшем здесь жнеце, незадолго до меня. От отряда я отставал меньше, чем на час, но это не значило, что время мое было неограниченно.
Стражники нехотя рассказали о том, что дорога впереди перекрыта по приказу графа и пересечь аванпосты не выйдет даже имея на руках все документы Церкви и весь арсенал Церковного оружия, с князьями этой самой церкви во главе. Мор начался несколько дней назад, но уже успел перерасти в настоящее бедствие. Власти Аинарде, узнав, что грозит этому королевству, поспешили локализовать угрозу, оцепив зараженный участок отрядами регулярной армии и бросив в это чумное пекло десятки своих лучших докторов. Наивная попытка скрыть от общественности зарождение глобальной катастрофы, грозила вот-вот лопнуть, как гнойный пузырь, выпустив в Аинарде панику, истерику и паранойю. Дозорные нехотя пропустили меня, упомянув об опасностях оставленной всеми дороги. Из их слов, мне удалось сделать вывод, что жнецы пребывают в Валенквист, вот уже несколько дней, стягиваясь в город со всех концов королевства.
Не было ничего удивительного в том, что церковь предпочла бросить свои основные силы на решение этого чудовищного вопроса с самого начала, прекрасно осознавая, что заражение населения является, по сути своей, только половиной, если не третью всей этой проблемы. Перерождение зараженных, обеспеченное неимоверным источником некроэнергии в одном незначительном месте, было намного страшнее.
Следующий участок дороги мы преодолели в полнейшей тишине, миновав еще один блокпост и несколько сторожевых точек. Документами здесь уже никто не интересовался, услышав только слово «Церковь», но реагировали на это холодно и с неприязнью. Мертвые выцветшие травы, высохшие перекрученные и обезображенные деревья, запах гнили, пропитавший и въевшийся в каждый сталл дороги окружали наш дилижанс со всех сторон, упрямо сжимая и без того тугое кольцо. Концентрация некроэнергии здесь была чрезвычайно высока, и все увеличивала свои силы, пока мы приближались к городу, затерянному среди Аинардских лесов и холмов.
И все-таки, уйти от дождя мне так и не удалось. Когда до Валенквиста оставалось меньше нескольких лиг, оглушительный гром расколол грозовое небо на сверкающие осколки молний, ударил всей силой по притихшему тракту, прокатился лавиной высоко над головой. Белые отблески застыли в выкованных из свинца небесах, ослепили, распустились цветами, разгорелись, словно свечи. Одновременно с этим, порыв ветра тряхнул ненадежный картонный свод, обрушив на землю искаженное стекло холодного тугого потока. Дождь ударился о землю, разбился брызгами, как кривое зеркало, заплясал на крыше кареты, зашумел в высохшей траве, потревожил мертвые ветви скрученных деревьев, зашептал на сотни голосов в оглушительной тишине. Природа могла просто смыть Валенквист с его мором с лица земли, но упорно не желала этого делать.
Возница, подняв воротник дорожной крутки остервенело гнал испуганных лошадей, я внимательно вглядывался вперед, в растущую на горизонте громаду зараженного города, когда мое внимание привлекли два крохотных силуэта, тщетно старавшихся укрыться от дождя под голым скрипящим дубом. Неизвестные путники, вне всякого сомнения держали путь в Валенквист, но непогода застала их на подходах к городу. Они бы могли достичь города вовремя, если бы их руки не занимали тяжелые сумы. Карету заметил один из мужчин, энергичными жестами призывая остановиться. В Валенквист никто не спешит, кроме докторов и умертвителей, а отряды дозорных, как я могу убедиться, зорко следят за тем, чтобы город не покинула ни одна живая душа. Обычное дело, но что-то заставило меня затормозить дилижанс, велев вознице подобрать пилигримов. Извозчик долго шипел проклятия, но, видимо, вспомнив о вознаграждении, которого так легко можно лишиться, наконец, согласился.
Спустя минуту двое неизвестных сидели в дилижансе напротив меня, отряхивая промокшие дорожные одежды от дождя, а карета со скрипом катилась к Валенквисту, подпрыгивая с жалобным треском на каждом ушибе и трещине. Моими новыми знакомыми оказались представительного вида полноватый мужчина, облаченный в видавший лучшие времена, кожаный камзол и стоптанные ботинки, и высокая худощавая девушка в выцветшем дорожном костюме, подстриженная так коротко, что я сперва принял ее за юношу. На ее тонкой шее болтался огромный тусклый карбункул, оправленный в черненное серебро.
Мужчина носил массивные хрустальные очки, золотые карманные часы, одет был бедно, но опрятно, что позволяло прийти к выводу, что незнакомец обнищавший чародей или ученый, привыкший к роскоши, и отчаянно не желающий расставаться с ее последними атрибутами – манера держаться и вести диалог на чистой общей речи говорило в пользу интеллигентности и благородных кровей. Он без стеснения оглядел меня с ног до головы, задержал взгляд на серпе, прицепленном к поясу, холодно и коротко улыбнулся, однако глаза его оставались непроницаемыми и настороженными.
Девушка оказалась замкнутой и молчаливой. Она не проронила ни слова, только сдержано кивнула головой. Огромные серые глаза смотрели с тревогой. Ее правильное, почти красивое лицо портил уродливый давнишний шрам, переходящий с шеи на правую скулу. Ассиметрично постриженные золотистые волосы должны были скрывать этот дефект внешности, но дождь сводил такие попытки на нет. Ее лишенные украшений руки, сомкнутые в замок, красноречиво повествовали о том, что вести разговор она не намерена. Неизвестная смотрела в проплывающей за искаженным окном тусклый серый пейзаж, словно ничего больше в этом мире не имело для нее никакого значения.
На супругов они не походили никак, поэтому, сперва я принял их за отца и дочь, оказавшихся в плохое время в плохом месте, но после отказался от этой идеи. Отсутствие малейшего сходства и манеры поведения говорили совсем об обратном.
Путники имели с собой две громадные тяжеленые сумки и крохотный походный саквояж на металлическом замочке, покоящийся на коленях моего нового спутника. Едва заметное выжженное на коже саквояжа клеймо убеждало меня в правоте моих первоначальных взглядов
– Благодарю, что велели извозчику остановиться, – заявил мужчина в очках, вместо приветствия, – Я уж думал, что в наше время хорошие манеры, как и элементарная вежливость себя полностью изжили, как некий анахронизм. Не ожидал, что этой дорогой пользуются уважаемые люди. Спасибо вам за человечность. Однако, о чем это я? Мое имя Аврил Маккер, а это моя спутница, Ланиэль Девер, моя помощница и ученица.
Рукопожатие было крепким, деловым. Девушка коротко улыбнулась, поспешно отвернувшись в сторону.
– А я – Кайетан Эйнард. Какими судьбами вы оказались в этом месте, господин Маккер? Сейчас не слишком хорошее время для путешествий.
– Я никакой не господин, – отмахнулся Аврил, словно услышав чудовищное богохульство, – Кайетан, называйте меня по имени, и давайте избежим этих ненужных условностей. Итак, отвечу на ваш вопрос, я – ученый, и в Валенквист я направляюсь не на прогулку или отдых, как вы можете понять.
– Вы – алхимик, – это был не вопрос, а утверждение, и он не требовал ответа, но Аврил усмехнулся.
– Верно. А вы очень внимательны к мелочам, – он мельком взглянул на клеймо, выжженное на боку своего саквояжа, – Правильнее будет сказать, что алхимиком я был, и даже состоял в одноименном братстве, пока не решился проводить свои эксперименты и опыты отдельно от общественности. Ибо общественность мои методы не одобряет.
– К примеру, соваться в наполненный чумой город, верно?
– Дорогой мой, Кайетан, – вздохнул Аврил, посмотрев на меня, как на нерадивого ученика, – Вы оперируете такими терминами и названиями, о которых имеете только поверхностные познания, или вовсе не имеете никакого. В Валенквисте не чума.
– А, что тогда?
– Вот это, я и собираюсь выяснять, – подытожил алхимик, но тут же спешно поправился, – Вернее, мы с Ланиэль собираемся выяснить. Вы понимаете меня?
– Отчасти. И все-таки, не слишком ли это большой риск?
– В сфере науки, тем более, медицины, – сухо произнес алхимик, – Не существует слишком больших рисков. Бывают слишком большие потери, бывают слишком большие жертвы, когда гибнут и взрослые, и дети, потому, что ученые не решились на какой-то отчаянный шаг. Наука должна спасать жизни, а не стоять в стороне, когда творится подобное, что в Валенквисте. Вы – жнец, я верно понял клеймо на серпе?
– Церковный умертвитель, Аврил.
– Могу я быть с вами откровенным, Кайетан?
– Конечно.
– Очень иронично складывается жизнь. Я, вот, всегда презирал жнецов, презирал Церковь и ненавидел таких, как вы, – холодно улыбнулся Аврил, наблюдая за мной, сквозь хрустальные линзы очков. Голос его звучал ровно и холодно, – А теперь мы вместе, в одном экипаже, и я обязан церковному убийце, что он проявил человечность и не оставил нас под ливнем. В любопытные времена мы живем, Кайетан. Прошу вас, не принимайте на свой счет сказанное мной. Это образное выражение, и никак не относится к вам конкретно, а лишь обобщает все данные сферы в одну. Скажем так, мне отвратительно ваше ремесло, как человеку, который посвятил всю свою жизнь спасению жизней других. А в результате, приходит один из вашего братства…
– Ордена.
– Из вашего ордена, и перерезает спасенному мною человеку глотку, потому, что так велела Церковь. Это верх нелогичности. Доктора врачуют, а вы убиваете, сводя их труд на нет.
– Я очень ценю искренность. И мне нечего предоставить в ответ. Я не буду оспаривать ваше мнение.
– Этим вы доказываете, что вы вовсе не запрограммированная машина для убийства, коими вас считает две трети людей, – вздохнул Аврил, – Впрочем, то, что понимает один человек, не изменяет остальной человеческой глупости. Я понимаю значимость вашей работы, как защиты от перерожденных, от некроэнергии, от проклятий темной стороны, но ничего не могу поделать со своими убеждениями, простите старика. И едем мы в одном дилижансе с абсолютно разными целями: вы едите убивать зараженных, а я – чтобы найти исцеление несчастных. Видите, как в мире все переворачивается с ног на голову.
– Что же, стремление заслуживающее похвалы. И, как вы планируете воплотить задуманное, если мы уже уходим в философские и моральные догмы?
Ланиэль внимательно прислушивалась к нашему разговору, но не проронила ни слова. На ее красивых губах играла слабая улыбка. Видимо, глобальные идеи старика немало веселили.
Аврил тяжело вздохнул, еще раз бросил взгляд на рукоять клейменого серпа, сцепил руки в замок, вращая большими пальцами.
– Скажем так, мой дорогой Кайетан, – произнес он с суровым видом, – Много-много лет назад, еще до вашего появления на свет, далеко на юге Аинарде стояло небольшое поселение, известное, как «Харгдольф». Тихое местечко, так любимое пилигримами-старообрядцами за обилие древних артефактов и святынь, вокруг которых воздвигали часовенки и храмы. Не пытайтесь вспомнить, его уже давно удалили со всех карт и теперь, о его существовании помнят только единицы. Маленький уголок покоя, которому никогда ничего не угрожало.
– Но?
– Но, однажды, в поселение пришла загадочная эпидемия мора. Мор выкорчевывал живых, как великан из сказки выкорчевывает деревья. Мор обращал в гной и разложение все, до чего мог дотянуться. Мор похоронил все в трясине гноя и топи гнили. Мор убил всех. И убил все, что только могло называться живым. Да что там! Даже храмы и часовни, подточенные гнилью обратились в пыль! Этот мор надолго запомнился всем живым. Его называли и «Черной смертью», и «Божественной лихорадкой», «Бархатным мором» и даже «Южным поветрием», но мир запомнил эпидемию, как «Серую Гниль». Самое страшное из виденных миром заболеваний.
– Продолжайте. Я слушаю.
– А дальше и продолжать-то нечего. Мор стер Харгдольф с лица земли. Сравнял все в единую мешанину из слизи и трупов. То, что не смогло сделать заболевание, закончили ваши коллеги-жнецы. Видите ли, Кайетан, у некоторых людей, сумевших перебороть заражение в собственном организме, выработался так называемый иммунитет к подобного вида заболеваниям. Прямой контакт с зараженными объектами, такими, как трупы и выделения больных, кровосмешение, воздушно-капельный путь, ничто не могло заразить самоисцелившихся повторно. В этом был и есть единственный ключ к созданию вакцины, панацеи, если хотите, от Серой Гнили и любого другого мора, способного поразить этот мир. Однако, Церковь посчитала иначе: все выжившие, а их было немного, были пущены под нож, как возможный источник последующего распространения инфекции. Разве не замечательная история?
– Церковь уничтожила поселение?
– Естественно, ведь на скамье в Аббатстве, вас не будут учить подобным вещам. Копните свои архивы, почитайте летописи, обратитесь к дневникам, датированным Серой Гнилью, если не верите мне. Я уверен, что жнецы преподносятся Церковью, как герои. Как последний рубеж, как единственный заслон, способный оградить мир от нападения Хаоса, если брать за Хаос всевозможное зло. Не говорите, что это не так, Кайетан. Не лгите мне, я знаю, о чем говорю.
