Виктор Елисеевич Дьяков
А была ли жизнь?
Когда Екатерина Михайловна уже разнесла утреннее молоко и полученные за него деньги спрятала в потайное место, она стала будить брата. Николай поднялся тяжело, матерясь на чем свет стоит. Екатерина Михайловна спокойно, будто не слыша той ругани, согрела на газовой плите завтрак, собрала на стол. За столом брат уже не матерился, ел молча, глядя куда то в сторону… Постучали в ворота, то пришли алкаши-работники. Николай пошел в гараж, где рядом с «жигулями» соседствовал мотоблок с прицепом. Завел его и выехал… Екатерина Михайловна бегала из дома в сарай и обратно, задавала корм хряку, насыпала пшена курам. Потом, заперев дом, забралась в прицеп мотоблока, где уже сидели алкаши, а за рулем что-то недовольно гундел себе под нос Николай. Чихая выхлопами, медленно двигался мотоблок с прицепом по поселку, потом свернул в лес и дальше по неровной лесной дороге несколько километров до луга, где в свое время еще Михаилу Назаровичу выделили участок в полгектара со всех сторон ограниченный лесом. Здесь и косилось то сено, которым впоследствии зимой питалась скотина Екатерины Михайловны. Непосредственно для косьбы она нанимала трактор с сенокосилкой, а вот угребать, сушить и собирать сено на ночь в копны приходилось вручную.
В этот день предстояло сделать завершающую часть работы – уже просушенное и собранное в копны сено перенести в одно место – сметать стог. Причем сделать это надо было до трех часов дня, ибо на этот час заказан трактор с большим прицепом, на который должен был быть перегружен стог и перевезен на ноздратенковское подворье и оттуда выгружен на «второй этаж» сарая.
День выдался жаркий, все работали вровень и Валентина Михайловна в свои шестьдесят три и Николай Михайлович в свои пятьдесят шесть и алкаши в возрасте от сорока пяти до пятидесяти пяти. Мужчины разбились на пары, чтобы носить сено из разбросанных по всему лугу копен к месту формирования общего стога. Сначала сделали носилки. Для этого тут же в лесу срубили слеги из молоденьких березок. На эти носилки-слеги грузили где-то по полкопны и несли. Двое алкашей составили одну пару носильщиков, второй алкаш и Николай – другую. Это было очень тяжело, от некоторых копен до стога не менее ста метров, а на носилки загружали сразу до центнера сена и тащили… А за носилками бегала Екатерина Михайловна с граблями и подгребала то что с них падало. Алкаши не впервые работали у Ноздатенок и все тяготы этого нелегкого труда сносили достаточно терпеливо, а вот Николай… Он заныл первым, требуя перекура. Алкаши молчали, надеясь, что хозяйка откликнется на слезную просьбу родного брата. Но Екатерина Михайловна сделала вид что не слышит стенаний Николая Михайловича. Тот не переставал скулить, и ей пришлось объяснить:
– Некогда прохлаждаться, если успевать не будем не то что без перекура, но и без обеда работать придется. Будто не знаешь, сколько я за этот трактор денег запалила? Если не успеем собрать и погрузить, на себе переть придется…
Работа продолжалась, но брат начал явно сачковать: то делал вид, что не в силах оторвать слеги с сеном от земли, то вдруг у него одна из них вырывалась по пути. Даже алкаш, что работал с ним в паре, возмутился:
– Слушай, кончай придуриваться, тащи раз взялся. Я вон из-за тебя чуть руки не ободрал!…
Наконец, где-то часам к двенадцати все сено сосредоточили в одном месте и начали формировать стог. И вновь без всяких перекуров Валентина Михайловна встала в середину будущего стога и принимала подаваемое уже вилами со всех сторон сено, одновременно утаптывая его. И опять брат явно сачковал, на вилы сена брал меньше всех, поднимал со стонами и руганью. На него уже не обращали внимания ни сестра, ни алкаши… Часам к двум стог был сметан. Работники без сил повалились в тень под деревья, а Валентина Михайловна вновь без передыха принялась раскладывать привезенную с собой провизию.
Эй, мужики… обедать!– позвала она, когда все разложила: картошку с мясом, консервированный компот собственного приготовления из своих же яблок, и бутылку с самогоном. Она научилась и собственный самогон гнать из сливы, чтобы не тратиться на покупку магазинной водки.
Мужики с трудом доползли до импровизированного стола. Впрочем, алкаши, узрев самогон, приободрились – им было все равно что, лишь бы пить. В поллитровой бутылке было чуть больше половины мутной жидкости, на что один из алкашей и обратил внимание:
– Михаловна, это че, по сто грамулек и все?!…
– Хватит, остальное вечером, как сено привезете и разгрузите. А то знаю я вас, сейчас нажретесь, а кто загружать и разгружать будет? Давайте ешьте, а то трактор уже скоро подойдет.
Алкаши были вынуждены «наступить на горло любимой песне» и удовлетворится полстаканом на каждого. С непроходящим мученическим выражением сглотнул свою порцию и брат. Екатерина Михайловна не пила, ей спиртное не нужно было ни в каком виде, ни в качестве обретения «радости жизни», ни в качестве поощрения к труду. Первого она вообще не знала, второе, трудолюбие, присутствовало в ней постоянно, естественно, органично и не нуждалось ни в каком «допинге».
Пообедав, мужики повалились отдыхать, а Екатерина Михайловна вновь забегала по лугу, высматривая огрехи работы своей «бригады», не желая терять даже клок оброненного сена. За полчаса насобирала с полкопны, сама доволокла и вилами взгромоздила на стог. До приезда трактора она так и не присела. Во время погрузки она снова сверху командовала мужиками рассредотачивая сено на большом тракторном прицепе. За час-полтора весь стог был уложен и обвязан веревкой со всех сторон. И во время разгрузки она «верховодила» уже взобравшись на сеновал, распределяя сено по второму этажу своего сарая, не обращая внимание на дружное мычание уже пришедших и требующих дойки коров. Но вот, наконец, все сено перегружено и уложено. Алкаши ждут от хозяйки ужина и обещанное море самогона. Брат… Николай где-то в самый разгар разгрузки издал очередной жалостный всхлип, выронил вилы… и похоронным голосом поведал, что кажется «подсел на спину». Притворялся или нет, но сено продолжили разгружать уже одни алкаши, а Николай поплелся в дом отлеживаться…
