Виктор Глумов
Вопреки судьбе
– Удивительно, – проговорила Аня. – Я бы сходила туда на экскурсию.
– А мне и так острых ощущений хватает, – проговорил Дым, опустошив бокал.
Наган криво усмехнулся и провозгласил очередной тост – за новоселье. Дым поймал себя на мысли, что у боевого товарища случилась беда. Уж не мама ли слегла? А может, с женой проблемы? Если бы не Анины гостьи, он поговорил бы с ним тет-а-тет, уж что-что, а чувствовать людей он умел и редко ошибался. Именно поэтому и не уживался с женщинами – сразу же распознавал ложь.
Вечерело. Беседа переместилась в мирное русло, теперь лидером компании выступала Оля, Дым даже заметил заинтересованность во взгляде Алана. Но, несмотря на ее старания, в воздухе витала напряженность, она ощущалась почти физически. Обычно жизнерадостный Капуста все время дергался, да и с Негановым не все в порядке. Один Алан привычно спокоен и вежлив.
Неужели что-то стряслось на работе?
– Наган, – проговорил Дым, вставая и демонстративно доставая сигаретную пачку. – Не хочешь ли ты покурить?
Приятель понял намек, кивнул, покосился на Капусту и тоже встал. А вот до Юльки не дошло: захмелев, она жаждала мужской компании и увязалась следом, но Аня спасла положение и остановила ее:
– Присядь, мальчикам нужно побеседовать.
Дым захлопнул дверь лоджии и проговорил:
– Выкладывай, что случилось.
Наган вытаращился удивленно:
– С чего ты взял? Все в норме.
– Уж мне-то не ври, у тебя на лбу написано.
Наган скосил глаза и проговорил жалобно:
– Так заметно, да? Представляешь, моя Ленка… – он махнул рукой. – Гуляет, стерва. Давай об этом не будем, ладно? – Он высунулся в окно. – Отличный вид, одобряю!
– А с Капустой что? – спросил Дым, созерцая светящиеся окна дома, что высился над парком.
– Откуда я знаю? – вспылил Наган. – У него спрашивай.
– Точно на работе все хорошо?
– Да, все довольны, всё отлично, – Наган бросил окурок с балкона – полетела вниз красная точка, затерялась в траве, невидимая с шестого этажа.
Дым ненавидел тех, что гадит там, где ест, но стыдить Нагана не стал, как и не стал говорить о том, что Ленка пыталась с ним кокетничать три года назад.
Когда они вернулись, Алан встал.
– Мне пора домой, – извиняющимся тоном сказал он.
Капуста положил руку ему на плечо:
– Ладно тебе. Посиди с нами, неизвестно, когда еще раз так соберемся. Давай лучше выпей, – он принялся наливать Алану вино, приговаривая: – Как дед говорил, если людына не пье, вона або хвора, або велыка падлюка.
Алан скривился и отстранил бокал:
– Ты же знаешь, я хвора падлюка. Да и за рулем…
Наган поддержал Капусту:
– Тут, вон, гостевая, всем места хватит, – он пьяно осклабился, повернувшись к Юльке, та сглотнула слюну, посмотрела на Аню и проговорила:
– Пожалуй, нам слегка пора.
– Да че вы, девчонки, оставайтесь, – Наган поднялся, пошатнулся – Дым успел поддержать переворачивающийся стул и подумал, что приятелю совсем паршиво, раз он так надрался.
Капуста усадил его, тогда Наган обратился к Оле:
– Ну хоть ты-то останешься?
Дым сжал кулаки. Если усмирять быкующего Нагана, будет показательный бой. Он, конечно, пьян, но даже в таком состоянии опасен.
– Ань, извини, но мы пошли. – Оля перекинула через плечо сумку и направилась в прихожую следом за Юлькой. Дым отправился их провожать. Сказал у двери:
– Не обижайтесь, беда у человека.
– Ничего, – пожала плечами Ольга, встала на цыпочки и поцеловала Дыма в щеку. – Еще увидимся!
– Нахал! – воскликнула Юлька, хлопнув дверью, по лестнице застучали ее каблуки.
Дым вернулся к гостям. Надутая, как сыч, Аня обхватила себя руками.
– Наган, какой же ты козел.
Дыма мало интересовали условности типа всяких праздников, восьмых марта и двадцать третьих февраля, но за Аню было обидно. Она так мечтала об этой квартире, так хотела наконец позвать друзей и порадоваться вместе с ними! Нагану долго придется искупать вину.
Наган выглядел пристыженным: потупился, разглядывая ногти, и пробурчал:
– Простите, не знаю, что на меня нашло.
Возле него крутился Капуста: то ли успокаивать собирался, то ли усмирять. Алан сидел, откинувшись на спинку стула, и созерцал картину на стене.
– Да, я сволочь, – проблеял Наган и притих.
Случалось всякое. Бывало, нажирались до свинячьего визга, но никогда Наган не терял самоконтроль. Видно, сильно переживает из-за Ленки. Когда привыкаешь к смерти, она кажется работой, чем-то само собой разумеющимся, а вот измена – трагедия. Дым представил себя на месте друга и понял, что не стал бы так расстраиваться. Основы мироздания рухнули, когда ему было двенадцать. Они с Аней вылезли из кладовки, и он успел закрыть сестре глаза, чтобы она не увидела растерзанный труп матери и Егорку с размозженным черепом.
Все самое плохое в его жизни уже случилось, он вырос на руинах, он и сам – огрызок человека, в нем даже ненависти к врагу не осталось – лишь ноющая досада и неприятие всего нерусского. Из-за притупленности собственных чувств Дым наполнялся чужими, он не любил слово «эмпатия», ему больше импонировало «резонатор».
– Идем, покурим, – Капуста хлопнул Нагана по спине. – Что сделано, то сделано.
– Только дверь закрывайте, а то всю квартиру завоняли! – пробурчала Аня и обратилась к Алану: – Ты будешь чай с тортом? Сама пекла.
– Ну, раз сама, тогда давай, – согласился Алан, проводя курильщиков тоскливым взглядом.
Дымили молча. Наган замер изваяньем, сигарета в его пальцах дрожала. Капуста, наоборот, казался дерганным и расхлябанным.
– Не знаю, что на меня нашло, – проговорил Наган.
Капуста пожал плечами:
– Бывает. Мы – поломанные, потерянные для общества люди. Знала бы эта женщина, чем мы занимаемся…
Дым фыркнул:
– Для нее наша работа не грязь, а романтика. Идем, торта поедим, Аньку порадуем, а то она совсем скисла.
Наган снова выбросил окурок с балкона, и Дым не сдержался:
– Ты, видно, произошел от свиньи. Еще раз так сделаешь – следом за бычком полетишь.
– Извини, – он с поднятыми руками направился в гостиную.
Алан приканчивал второй кусок торта, его аппетит вдохновил Аню, и она с довольным видом раскладывала куски по тарелкам. Вздрогнула, когда Капуста хлопнул в ладоши и достал из-за пояса флягу, поболтал ею:
– Знаете, что здесь? Мускатель. Собственного производства! Это с дачи под Партенитом.
– Спасибо, я хворая падлюка, – напомнил Алан.
Капуста его не слышал, разливал черное вино по бокалам, вид у него был, как у папаши, демонстрирующего друзьям любимое чадо. Все разобрали бокалы, только Алан не прикоснулся к своему. Капуста надулся:
– Да ладно тебе, с одного глотка не отомрут твои нервные клетки, ты просто почувствуешь вкус. Я ж не напиваться тебя прошу.
– Хорошо, – Алан взял бокал, встал и проговорил: – Давайте выпьем за хозяйку дома. Все так вкусно, что я чуть не покончил жизнь обжорством. Ань, за тебя! – Он сделал большой глоток и сел, развалившись на стуле.
Дым отметил, что вино крепленое, похожее на магазинное, только слаще и гуще. Приятное, в общем, если бы не странный химический привкус. Но такое бывает, когда вино выдерживается в пластиковых бочках. Аня зевнула, потянувшись. Алан тоже зевнул, потер глаза.
Наган протрезвел и смотрел на Дыма в упор – хищно, требовательно. Капуста топтался в стороне, растерянно стреляя глазками по сторонам, и вдруг начал двоиться и расплываться. Пару секунд Дым думал, что выпил лишнего, но когда не смог подняться, с ужасом сообразил, в чем дело.
С трудом повернулся: Аня лежала лицом в стол, Алан – запрокинув голову и обмякнув на стуле. Понятно: Капуста подсыпал или снотворное, или яд.
– Сука, – прорычал Дым, рванулся к Нагану, сидевшему напротив, рассчитывая прирезать его кухонным ножом, лежащим возле торта. Но рука скользнула мимо ножа, зазвенели упавшие тарелки – Дым растянулся поперек стола. Двигаться он не мог, глаза застилала пелена, последнее, что он видел – сосредоточенное лицо Нагана.
Мысли лопались мыльными пузырями, причем это были чужие мысли: «Велосипед не влезет», «Как делить будем», «По штуке за рыло дадут».
– Готов, – прозвучал затихающий голос Нагана.
Глава 3
По рукам!
Никто не видел Пани Яну, и никто ничего не слышал о Соколе. Арамис, расспросив всех встречных (даже бабку из соседней деревни, торговавшую на перекрестке молоком «от лучевухи помогает, бери, сыночек!»), глянул на часы: до сборов военсталов и добровольцев в «Челноке» оставалось только сорок минут. Он хотел успеть как можно раньше, чтобы не стоять в очереди и, как всегда при вербовке добровольцев, получить снарягу получше.
Арамис почти бежал, «хвост» растрепался, и волосы лезли в лицо. Пришлось остановиться и, нехорошими словами поминая имидж, поправить прическу. Яна пропала, и Сокол пропал тоже. Если на Пани Арамису было плевать с высокой колокольни, то судьба друга его волновала: напарник в Зоне – это вопрос выживания. Сработанная пара имеет шансы на выживание повыше, чем все остальные. Кроме того, что Арамис точно знал – Сокол прикроет, поможет, он доверял напарнику как самому себе, даже, учитывая собственный безалаберный характер, чуть больше.
Сокол – надежный товарищ. Сокол никогда не подведет и не мог он пропасть просто так, кинуть друга!
Раздосадованный тем, что до сих пор не нашел никакой информации, Арамис продолжил путь к «Челноку». Соваться к Лесопилке, где предположительно пропал Сокол, в одиночку – акт самоубийства. А вот в составе хорошо вооруженной команды можно и сходить, тем более за это деньги платят.
В «Челноке» было уже порядочно народу. Военсталы пока не появлялись, столик в дальнем углу, за который по традиции садились наниматели, оставался свободен, зато остальной бар был практически забит. Пиво почти никто не заказывал – нужно же быть трезвым, все пили кофе и изображали приличных людей. Арамис подсел к стойке и попросил бутербродов и чая – пока бегал, успел проголодаться.
– Кстати, – сказал бармен, ставя перед ним тарелку, – ты Пани Яну искал?
– Ну да, я.
– Так вон она, за столиком у окна.
Арамис медленно, чтобы не спугнуть удачу, обернулся.
За самым маленьким столиком и правда сидела девушка. Черные прямые волосы распущены, кулачок подпирает острый подбородок. Худая, вся в черном и делано-утонченная, будто не сталкер, а поэтесса.
Арамис сгреб со стойки тарелку с бутербродами и чашку чая, протиснулся к окну и как можно галантней поинтересовался:
– Пани Яна? Разрешите присесть.
Девушка (точнее, как рассмотрел при свете Арамис, женщина далеко за тридцать) смерила его долгим презрительным взглядом, слегка усмехнулась и величественно кивнула.
Да уж. И что в ней Сокол нашел?
– Меня зовут Арамис, и я друг Сокола, вы его знаете…
– Предположим, знаю.
Арамис даже как-то растерялся. В ответе была тонна неприкрытой враждебности. «Ну, стерва, – подумал он, – не на того напала».
– Вот и хорошо, что знаете. А не подскажете, где его найти?
– Разве я сторож другу вашему? – И снова презрительный взгляд из-под полуопущенных век. – Откуда я, – она сделала ударение на этом слове, – могу знать?
– Вы – последняя, кто его видел, и Сокол говорил…
– Ох, мужчины. Всегда вы говорите то, что хотите, а не то, что было на самом деле! – Пани Яна вздохнула и выдержала паузу.
Арамис неприкрыто любовался желтыми пигментными пятнами на ее лице.
– Не удивлюсь, если Сокол рассказывал, что спал со мной. Почему-то всех вас интересует только постель, и если не обламывается, вы начинаете распускать отвратительные слухи. Думаете, я не знаю, что говорят у меня за спиной?
Пришлось заткнуться и слушать. Не будь Арамис так заинтересован в информации – нагрубил бы и ушел. Пани Яна, похоже, понимала, что деваться ему некуда, и продолжала речь в духе «все мужики – козлы».
– Думаете, я не знаю, сколько хвастливых полудурков, распушив хвосты, похваляются тем, что затащили меня в постель? Что меня называют нимфоманкой и уверяют, что дам всякому, кто посмотрит, а кто не посмотрит – того изнасилую? Вы на это рассчитываете?
Да она озабоченная!
– Нет, – с удовольствием ответил Арамис. – Как сексуальный объект вы, Пани Яна, интересуете меня меньше всего на свете.
С этими словами он принялся за еду. Черные глаза женщины смешно округлились, даже слегка выпучились. Она, конечно, поняла, что Арамис ей нахамил, но формально возразить не могла – сама же декларировала свою неприступность.
– Так что там с Соколом? – напомнил Арамис.
– Такой же, как все. Придурок, – Пани Яна фыркнула и отвернулась, сделав вид, что происходящее за окном ее крайне интересует.
– Человек пропал, – попытался воззвать к ее совести Арамис. – Его ищут. Скажите, где вы его видели в последний раз? Он своими планами не делился?
– Планами? О, конечно, он делился планами, – завела все ту же пластинку женщина, – он рассказывал, как сказочно разбогатеет на хабаре и будет трахать меня на шелковых простынях. Впрочем, не на ту напал. Меня не проймешь россказнями, – тут Арамис чудом сдержался, не уточнил, а чем же такую неприступную можно пронять, – я против шовинизма и против дискриминации по любому признаку!
– А где он хотел добыть этот хабар?
– И тебе меня не подкупить шелковыми простынями! – взвилась женщина.
Арамис затравленно огляделся. Кажется, весь бар наслаждался диалогом. Да, бешенство матки в сочетании с врожденной стервозностью – не подарок. Мужика ей хорошего надо, этой Яне, так ведь не подпустит к себе никого. Но это – не проблемы Арамиса, а его проблема – добыть из воинствующей феминистки информацию.
И тут Арамиса осенило. Он широко улыбнулся, тряхнул гривой, состроил обомлевшей Яне глазки и проворковал:
– Никогда и в голову не пришло бы подкупать вас шелковыми простынями, Пани. Сразу видно человека, личность. С вами хочется дружить, вам хочется поклоняться, не оскорбляя не то что действиями, неосторожным взглядом. Быть вашим рыцарем, если угодно. Быть вашим другом и защитником, хотя вам не нужна защита, вы сами справитесь с врагами!
Кажется, он перегнул палку, но Пани Яна этого не заметила: зарделась, захлопала ресницами. Арамис мысленно пожал себе руку: молодец, мужик. Герой. Гений пикапа.
– Конечно, справлюсь, – без особой, впрочем, уверенности в голосе сказала она.
И Арамис, почувствовав близкую победу, принялся вдохновенно нести бред:
– Вы – сильный человек, Яна, я восхищаюсь вами! Конечно, Сокол – мужской шовинист, но, думаю, его можно переубедить. Он же не мог не полюбить вашу душу, она светится в глазах. А то, что выражал свои чувства столь грубо и неумело… поймите, не только женщин калечат воспитанием, мужчины – такие же жертвы патриархата.
Яна слушала и кивала. «Блин, перед мужиками неудобно, – подумал Арамис. – Лишь бы никто не заржал, а то я не сдержусь и тоже заржу».
– Но меня беспокоит пропажа друга. Никому бы не признался, ведь «настоящие мужчины» не говорят о своих чувствах, но ближе Сокола нет для меня человека… Да, он груб, несовершенен, но я знаю: он в беде. Яна, вы же благородный человек, без преувеличения, человек новой формации! Так помогите мне, – последние слова он произнес трагическим шепотом.
«Ну давай, давай, Яночка, – мысленно подталкивал ее Арамис. – Заглатывай наживку».
– Он ко мне клеился, и я его отшила, – неожиданно прямо объяснила Яна. – Тогда Сокол сказал, что пойдет за Лесопилку. Он упоминал, что напарник болеет, но утверждал, что путь, хоть и опасный, преодолимый, а ради меня… ну, обычная мужская чушь. Потом он собирался швырнуть богатства к моим ногам, чтобы я дрогнула. Я бы не дрогнула, конечно. И больше я его не видела, Арамис.
– Спасибо.
Он задумался. Значит, Сокол пропал в «нехорошем» районе, где часто исчезают сталкеры. И как раз туда снаряжают экспедицию военсталы.
– Спасибо, – повторил Арамис, – Яна. Я отправляюсь на поиски друга, и, когда вернусь, знайте: вы всегда можете рассчитывать на меня в любом вопросе. Совершенно бескорыстно.
Кажется, этим он порядком озадачил уже готовую «дрогнуть» Пани Яну, но Арамиса не волновали ее чувства. Он поднялся, раскланялся и под ехидными усмешками сталкеров, печатая шаг, вернулся к барной стойке.
Как раз вовремя: в «Челнок» зашли военсталы. Уже знакомый Арамису Моджахед – бородатый мужик в арафатке – и с ним двое типичных «штабных»: вислоусых, вислопузых, в зеленых мундирах. Собравшиеся сталкеры оживились: с хабаром в последнее время было как-то не очень, и многие рассчитывали на дополнительный заработок.
Арамис протиснулся к столику и пожал Моджахеду руку, давая таким образом остальным понять: он в своем праве, пойдет первым, кто против – может выйти поплакать в уголке.
– О, Арамис, – обрадовался Моджахед, – друзья, я его рекомендую. Хороший боец, опытный и ответственный. И везучий, что важно.
– Патлатый, – буркнул один из мундиров, со скрипом отодвигая стул и усаживаясь.
Второй тоже сел, плюхнул на стол толстую кожаную папку, открыл ее и вытянул несколько листов желтоватой бумаги:
– Ознакомьтесь, заполните анкету, потом побеседуем.
Арамис присаживаться за тот же стол не стал, освободил проход другим, вернулся к стойке. Вот ведь бюрократы! Ни одна группировка в Зоне не любила бумажки с такой силой, как военсталы.
Первый лист – подписка о неразглашении. Это в Зоне-то! Да здесь уже каждая собака знает о готовящейся операции! Второй – анкета. И договор на двух листах. Арамис просмотрел его и ничего необычного не углядел: имярек обязуется выполнять приказы руководства, не разбазаривать казенное имущество, а в случае, если вдруг, возместить потери в размере… По исполнению задания выплачивается вознаграждение… Главное – вознаграждение обязались выплатить в любом случае, независимо от того, поймают беглых зэков или нет.
В случае дезертирства – административное преследование и штраф в размере… Кстати, не очень большом размере – понимают, что сталкера, если ему что-то не понравится, не удержишь. А все найденные артефакты, кстати, считаются собственностью нашедшего их. Уже хорошо.
В общем, прекрасный контракт, просто шоколадный.
Анкета понравилась Арамису куда меньше. Кроме его прозвища – «позывных», военсталам нужны были паспортные данные – имя, фамилия, прописка, год рождения, серия и номер паспорта – и данные о ближайших родственниках. Это Арамис быстренько сочинил, ни на секунду не усомнившись в том, что остальные завербованные поступят так же.
Народ разобрал анкеты и вернулся за столики. Кое-кто, просмотрев список вопросов и договор, поднимался и уходил, кто-то строчил, от усердия высунув кончик языка.
Моджахед закурил, один из зеленых мундиров достал трубку. Где все-таки клонируют руководство военсталов? Совершенно неотличимые друг от друга мужики.
Хлопнула входная дверь, и в бар вошел Боров – крупный, одышливый. Запыхался – видимо, спешил на встречу. Заприметив Арамиса, махнул ему рукой:
– Привет!
Арамис поздоровался и уселся на свободный стул для собеседования. Прямо перед ним – Моджахед, слева и справа – мундиры. Левый мундир взял анкету, пробежал глазами и поднял на Арамиса изумленный взгляд:
– Арон Петрович Курочкин?!
М-да, подумал Арамис, как взял разгон с Пани Яной, так и не смог притормозить, перегнул, пожалуй. Но отступать было поздно, и следовало держаться с придурковатой наглостью, слегка замаскированной почтительностью – начальство это любит.
Арамис потупился и зарделся.
– Мама на имени настояла.
– Национальность – русский, гражданство Украины, место рождения – Минск. Это как понимать? – Левый сунул анкету Правому мундиру, чтобы тот удостоверился.
– Папа военным был, – пожал плечами Арамис, – путешествовали мы. По всему бывшему Союзу. Когда развалился, папа как раз в Киеве служил. Так и получилось. Вы что думаете, я вру? Вам свидетельство о рождении показать?
– Паспорт, – выдохнул Правый.
Ага, как же, разбежался. Это – Зона, а в Зоне – как в Иностранном легионе, никто документов не спрашивает.
– У меня при себе нет, – ответил Арамис, – дома забыл.
Мундиры переглянулись. Потребуй они, чтобы Арамис метнулся «домой» за паспортом – не видать добровольцев, как своих ушей. И военные это прекрасно понимали.
– Ладно. Что ж вы, сталкеры, такие скрытные… – буркнул Правый и принялся читать дальше. – Образование – высшее, магистр, закончил КПИ, физико-математический факультет.
Тут Арамис, кстати, не соврал. Он действительно закончил КПИ, на самом деле был магистром, но по специальности никогда не работал, о чем тоже честно написал в анкете.
– Расскажите, где работали, – попросил Левый, косясь в анкету.
Ну, понятно, после фамилии имени и отчества они ни одному слову не верят.
– Сисадмином работал, – признался Арамис, – не учителем же математики идти. А фундаментальная наука у нас не оплачивается.
– Навыки остались?
– Остались. А мы что, на Лесопилку сеть тянем?
Правый хмыкнул и сделал в анкете какую-то пометку. Наверное, «наглый врун». Моджахед наклонился к Левому и что-то сказал ему на ухо, что именно – Арамис не расслышал.
– Мы идем ловить беглых заключенных, – пояснил Левый, – насколько я понимаю, боевой опыт и опыт выживания в Зоне у вас достаточный. Почему хотите с нами?
А вот тут врать не следовало: слухи, что Арамис потерял Сокола, наверняка уже расползлись.
– У меня в том районе пропал друг, – честно ответил он, – и другие люди, говорят, пропадают. Если там шайка беглых зэков орудует – это шанс найти людей.
– Благородная цель… – протянул Правый и как-то со значением покосился на Моджахеда.
Этот обмен взглядами Арамиса заинтересовал: раньше он считал, что Моджахед – рядовой боец, но, похоже, ошибался, и над Мундирами сталкер был главным. Или руководил операцией, что более вероятно, а значит, его голос был решающим.
– Арамис нам подходит, – припечатал Моджахед. – Самый надежный человек – идейный. Деньги не гарантируют лояльности, а Арамис не подведет.
Левый нахмурился, Правый хмыкнул, но оба промолчали.
Моджахед подписал заявление Арамиса и подвинул Мундирам, чтобы они завизировали.
– Значит, так. Арамис, собираешься и через три часа подходишь на нашу базу. Ты знаешь, где это?
– Да.
– Обмундирование дадим, оружие – тоже, но если есть свое – бери, сам понимаешь, чем завербованных снабжают. По рукам?
– По рукам! – весело отозвался Арамис и поднялся.
За ним уже стояла настороженная, прислушивающаяся к расспросам очередь.
* * *
Собирать было особо нечего: Арамис покидал в рюкзак стандартный запас медикаментов, самые необходимые арты типа «облегчалки», любимый пистолет – «Беретту-92», которую предпочитал не из-за характеристик, а в силу изящного дизайна. Сокол всегда посмеивался над этим, называя Арамиса «выпендрежником» и «сталкер-хипстером». Добавил запас патронов. Больше ничего решил не брать – схрон и запас оружия у них с Соколом был общий, а ну как вернется друг, понадобится ему что-то…
Оставшееся время Арамис просто продрых, поставив будильник: перед операцией выспаться – основное, неизвестно, когда в следующий раз удастся. Снилось странное: тюрьма, нары, молчаливые, бритые налысо люди с язвами на руках. Он проснулся в дурном настроении, подхватил рюкзак, выпил в баре чашку кофе и за полчаса до назначенного времени был на базе военсталов.
Если остальные группировки предпочитали не отсвечивать вне Зоны и базы имели уже за Периметром, то военсталы, сила официальная, не скрывались – обнесенная забором с колючей проволокой по верху военная часть, КПП на входе, все серьезно.
На КПП солдатик-срочник потребовал у Арамиса документы. Вместо удостоверения личности Арамис продемонстрировал подписанный контракт.
– В рюкзаке что? – спросил рядовой.
– Лекарства, одежда, оружие, артефакты.
– Не положено! – уперся дежурный.
Арамис внимательно на него посмотрел: обрит под машинку, шея тощая, уши торчат и просвечивают красным, нос в прыщах, подбородок – в юношеском пуху. Лет восемнадцать, только призвали. И конечно, хочется мальчишке не у входа в военную часть торчать, а попасть в Зону, посмотреть, пощупать, может, бабла срубить… Завидует, в общем, сталкерам.
– Мне можно, – ответил Арамис, – нам сказали со своим приходить.
– Не положено оружие на территории воинской части! – Пацан засопел и крепко сжал АК.
– Позвони руководству и уточни, – посоветовал Арамис. – Я у тебя на КПП ничего оставлять не буду.
Из будки высунулся второй солдат – мелкий, чернявый, но постарше.
– Что тут?
– Сталкер с оружием и артефактами. Говорит, ему можно.
– Зэков ловить? – чернявый обращался к Арамису.
– Так точно, – хмуро откликнулся он.
– Можно, – подтвердил чернявый, – проходи. Пропусти его, салага.
Салага, насупившись, посторонился, и Арамис наконец-то попал за забор. Ничем эта воинская часть не отличалась от других: чистый плац, вездесущие туи у двухэтажного длинного здания, административные корпуса (стены выкрашены желтой краской). Солдат видно не было. Арамис покрутил головой, раздумывая, куда ему идти.
– Прямо и налево, первый подъезд, – крикнул вслед чернявый.
Сопровождать сталкера никто не стал – дух раздолбайства и анархии, витающий над Зоной, проникал и сюда. Арамис ни разу с военсталами не сотрудничал на официальных началах, и ему было любопытно, как происходит отправка военных в Зону – не нужно пробираться тайком, входишь, наверное, как белый человек, под «Прощание славянки»…
У искомого подъезда, привалившись к нагретой солнцем стене, курил Моджахед, по-прежнему одетый не по уставу.
– Здорово, – они пожали друг другу руки. – Ты первый. Сейчас мы вас всех запишем, выдадим оружие, потом построим и поедем.
– Ты мне скажи, у вас с дисциплиной как?
– У кого – у нас? У военных? Бардак и диктатура. А в нашей группе будет как обычно. Я – главный, а там разберемся. Вас, бойцов, пятеро. Пойдешь моим заместителем?
Арамис смутился.
– Да я, наверное, не самый опытный.
– Зато самый заинтересованный, не сбежишь, хабара набрав. А то знаю я нашего брата, сам такой.
– Что есть, то есть, – Арамис, улыбнувшись, развел руками. – Ладно, пойду. Всего, значит, пятеро и ты – шестой? Три двойки?
– А зачем больше? Можно было хоть тридцать человек набрать – ты же сам видел, сколько желающих. Но я только надежных взял – за фига мне сброд в Зону тащить, чтобы они меня же и прирезали?
– А что за зэки-то?
– Да хрен знает. Сбежали какие-то и в Зоне решили спрятаться. Думаю, не найдем. Они уже или сгинули, или в сталкеры записались. И уж совсем я не верю, что зэки виноваты в пропаже людей, они же небось не каннибалы…
Разговор пришлось прервать – к ним спешил Боров. В который раз Арамис поразился тому, насколько внешность не соответствует действительности. Боров был лучшим стрелком Зоны – это все признавали. Он не задирал нос, с удовольствием натаскивал новичков (Арамис сам учился у него стрельбе из пистолета), и не проходило и недели, чтобы его не вызвал на «дуэль» какой-нибудь задира. Против Борова шансы были – как против Вильгельма Телля. Он никогда не промахивался. Посмотрев на мишень и почесав репу, задира неизменно выставлял Борову коньяк или пиво и шел учиться.
И при этом Боров был не просто толстым, он был огромным.
Туша, как у бегемота, складчатая, неряшливая. Боров обильно потел, багровое лицо его с глубоко упрятанным между монументальными щеками носиком-пуговкой, лоснилось, пальцы-сардельки, казалось, не способны были пролезть к спусковому крючку, а сам Боров – не пробежит и пяти метров. Однако двигался он с необычной для столь толстого человека грацией, был подвижен, вынослив и ловок. И очень, очень опасен. Многие считают толстяков благодушными добряками – и обманываются. Боров был не добродушнее кабана-мутанта.
Арамис относился к нему с уважением.
Боров сунул ему потную руку, с Моджахедом тоже обменялся приветствием.
– С прибытием, товарищ Пупкин, – улыбнулся Моджахед. – Затейники вы, ребята. Один – Арон Курочкин, другой – Васисуалий Пупкин. Остальные не лучше. Даже Иван Иванович Иванов есть.
– Это кто так? – пропыхтел Боров.
– Это Хантер так.
– Могуч мужик… Слушай, Моджахед, не в обиду, но я с твоим дерьмом не пойду. Ты же «макаровы» всем раздашь, угадал?
– Ну а что еще?
– Да лучше бы рогатки. Я тут свое принес, – и Боров тяжело опустил на землю рюкзак. – Если понадобится, и других вооружу.
– Зря ты так на «пээм», – патриотично обиделся Моджахед.
– Зря, если пистолет допилен и доработан. А если новые – они же дребезжат и стреляют, куда бог пошлет, а не куда надо.
Арамис внимал, помалкивая.
Постепенно подтягивались остальные: пришел «Иванов» – Хантер, похожий на молодого Клинта Иствуда мужик, плохо говорящий по-русски. Кажется, он был канадец, а может, американец – Арамис про него слышал, но близко не общался.
Пришел Чукча – напарник Борова, узкоглазый и вечно недовольный. Моджахед, широко улыбаясь, представил его остальным:
– А это, господа сталкеры, Родион Шухов. Знакомьтесь. Выпендрежники.
– Сам-то как бы назвался? – прогудел Боров.
Моджахед поскреб в затылке.
– Изей Кацманом, наверное. Ты прав. Не знаю. Как стукнуло бы в голову – так бы и назвался.
Не хватало еще одного человека. Вскоре он появился, и Арамис уронил челюсть на грудь: от КПП к ним шла невысокая широкоплечая женщина с короткими соломенными волосами. Арамис про нее слышал – Кузя, барышня строгая и решительная. Но – барышня.
– Тьфу! – сплюнул Чукча. – Слушай, Моджахед, о таком предупреждать надо. Баба в команде – не к добру.
– Не тебе с ней в паре стоять, – успокоил Моджахед. – А опыта у Кузи, между прочим, поболее, чем у других. И боец она отличный.
– Женщина не может быть отличным бойцом, – наставительно произнес Боров, – это уже или не совсем женщина, или не совсем боец.
– При ней не ляпни, – предупредил Моджахед. – Привет, Кузя!
– Привет, красавчики.
Голос у нее был низкий, с хрипотцой, на вздернутом носике – веснушки, на щеках – ямочки, под стандартным армейским камуфляжем «жаба» угадывалась соблазнительно пышная грудь. Кузя улыбалась, но серые, в коротких рыжеватых ресницах глаза смотрели неожиданно серьезно. Арамис понял, что влюбился и пропал. Влюблялся и пропадал он по десять раз в месяц, поэтому привычное состояние отслеживал безошибочно.
– Хай, – Хантер шагнул вперед, Кузя протянула руку, но Хантер, вместо того чтобы пожать ее, коснулся губами запястья. Девушка покраснела. – Буду счастлив считать вас моей напарником.
– Сочту за честь, – Кузя отвесила шутливый поклон. – Все или ждем кого?
– Все, – кивнул Моджахед. – Сейчас вооружимся и обсудим план операции, а через полтора часа уже будем в Зоне.
Моджахед провел команду в комнату, похожую на школьный класс – парты (правда, на каждой – по ноутбуку), проектор и белый экран, грифельная доска. Расселись по двойкам. Место рядом с Арамисом осталось свободным – Моджахед сел за учительский стол.
– Выкладывайте, у кого что, – скомандовал он. – Недостающее выдадим.
Все явились со своим оружием – по крайней мере, с ножами и пистолетами. Привычный ствол однажды спасет тебе жизнь – потому что ты знаешь, как он лежит в ладони, умеешь устранять задержки, помнишь его отдачу, достоинства и недостатки. Привычный пистолет не цепляется за кобуру… И доля секунды, потраченная на возню с чужим оружием, может оказаться решающей.
