Виктор Кожемяко
Лица века
Посвящается 95-летию газеты «Правда»
К тем, кто откроет эту книгу
Двадцатый век ушел в историю. Но наша память хранит имена известных личностей. Они жили в судьбоносное время и, можно сказать, отвечали на его вопросы. Каждый по-своему, будь то политический деятель или военный, космонавт или писатель, ученый или артист. Читая книгу, вы услышите живые голоса многих замечательных людей – истинных патриотов нашей Родины.
Одно из преимуществ журналистской профессии в том, что она дает возможность прийти к человеку, который интересен тебе и другим, включить диктофон, попросить ответить на твои вопросы. А в результате может родиться документальный очерк.
Понятно, ценность его тем более возрастает, чем значительнее собеседник, а также время, в которое или о котором идет речь. Все эти мои беседы состоялись на исходе XX века и тогда же написаны очерки.
Конечно же, самые трагические для нашей страны события этого времени не могли не отразиться в рожденных текстах. В одних – как отклик на горячие события дня. В других – сложнее и более опосредованно, когда речь идет, скажем, о людях, живших в начале или в середине столетия.
Первый раздел книги так и назван – «Взгляд сквозь годы». По вполне понятным причинам у меня не было возможности побеседовать с В. И. Лениным: увы, родился поздновато. Но можно ли в книге о лицах XX века обойтись без В. И. Ленина и И. В. Сталина, если они оказали самое большое влияние на ход истории человечества в этом столетии!
Для осмысления исторической роли двух великих вождей Советского государства – сквозь годы, с рубежа XX и XXI веков – беседую с очень авторитетными для меня учеными, а также с журналистской, которую поддержал в свое время И. В. Сталин, и с последним сталинским наркомом. То есть с людьми, каждый из которых сам, безусловно, относится к личностям века.
Не мог я встретиться с легендарным летчиком Валерием Чкаловым. Но считаю счастьем, что беседовал с его сыном, тоже посвятившим себя авиации, который верен памяти отца и всю жизнь собирает материалы о нем.
А вот о Юрии Алексеевиче Гагарине в книге говорят те, кто хорошо знал первого космонавта планеты. Его коллега и товарищ Герман Титов, Космонавт-2, тоже во многом олицетворяет XX век.
Совсем незадолго до кончины пожелал через газету «Правда» сказать свое завещательное слово великий русский писатель Леонид Леонов. Об этом я рассказываю в очерке «Перед уходом в вечность», которым открывается второй раздел книги – «Историческая память».
Последнее десятилетие века, ставшее для России поистине катастрофическим, ударило по святой памяти наших героев. О них третий раздел книги – «Очерки о героических и трагических судьбах».
Хмурой осенью 1991 года я ездил в подмосковное Петрищево, чтобы защитить честь оклеветанной советской героини Зои Космодемьянской. В том же роковом 1991-м общался с замечательным поэтом-фронтовиком Юлией Друниной, которая вскоре трагически ушла из жизни. Мне хотелось также поведать читателям о личности и загадочной смерти известного человека – Маршала Советского Союза Ахромеева, о трагедии защитника Брестской крепости, солдата Великой Отечественной Тимеряна Зинатова, о ряде других волнующих судеб, в которых по-своему выразилось тяжелое и сложное для Родины время конца XX века.
Большинство бесед и очерков по мере их написания печатались в «Правде» или «Советской России» (в книге они даются с некоторыми сокращениями), так что несут в себе и конкретные приметы дней, когда состоялась та или иная публикация. По моему убеждению – чем живее дыхание времени, тем все достовернее.
Автор
Январь 2002 г.
Слово перед вторым изданием
Первое издание книги «Лица века», выпущенное пять лет назад, быстро разошлось, вызвав много читательских откликов и всяческих пожеланий. Одно из них, особенно частое в письмах людей, для которых газеты «Правда» и «Советская Россия» стали за последние годы постоянными спутниками жизни, убеждало автора в необходимости расширить круг представленных здесь личностей. Причем некоторые, с кем читателям очень хотелось встретиться при переиздании книги, назывались поимённо.
«Вот у вас в трех номерах „Правды“ (на первой странице!) прошла интереснейшая беседа с академиком Жоресом Ивановичем Алфёровым. Да ведь и человек интереснейший, по ряду своих достоинств – совершенно необыкновенный. Между тем по причинам, для нас понятным, „демократические“ издания крайне редко предоставляют слово нобелевскому лауреату, который остается с коммунистами. Почему бы вам не включить беседу с ним в свою книгу? Поверьте, это очень нужно многим и многим…»
Что ж, просьбу читателей выполняю. Встретитесь вы во втором, значительно расширенном, обновленном издании книги и еще с одним академиком. Имя Василия Павловича Мишина, как и Сергея Павловича Королёва, долгое время было засекречено. А ведь он недаром удостоен медали Королёва за номером один! Двадцать лет, с 1946-го по 1966-й, был первым заместителем Главного конструктора, то есть буквально правой рукой Сергея Павловича, а после смерти Королёва становится его преемником.
В течение восьми лет академик Василий Мишин – Главный конструктор, так что ему было что вспомнить при встречах со мной на исходе большой жизни.
«А почему в книге вашей нет Геннадия Зюганова? – спрашивали некоторые читатели. – Он так много сделал для возрождения партии коммунистов и по праву стал ее лидером. Нам интересно знать его взгляд на ключевые события XX века». Слово руководителя КПРФ прозвучит со страниц нового издания.
По читательским просьбам включаю в «Лица века» также беседы с выдающимися музыкантами – композитором Тихоном Хренниковым и дирижёром Владимиром Федосеевым, с выдающимся русским советским писателем Михаилом Алексеевым. А последний раздел книги дополняю очерками о замечательных актёрах Василии Лановом и Николае Губенко, известных своей чёткой гражданской позицией.
Впрочем, и теперь на книжных страницах еще далеко не все, о ком я хотел бы рассказать или кому мог бы дать слово. Но это, надеюсь, осуществится в будущих книгах.
Александр Зиновьев с полным основанием назвал советский период вершиной российской истории. Двадцатый век во многом стал поистине советским веком. И сегодня, когда мы готовимся отметить 90-летие Великой Октябрьской социалистической революции, важно помогать людям сквозь чудовищные нагромождения лжи и клеветы добираться до истины о советской эпохе, восстанавливать правду об изумительных свершениях и героях великого времени.
Думаю, «Лица века» в существенно дополненном издании послужат этому.
Автор
Февраль 2007 г.
Глава I
Взгляд сквозь годы
Величие и уроки В. И. Ленина. Ленин вчера, сегодня, завтра
Профессор Сергей Кара-Мурза
Незагадочный И. В. Сталин
Доктор философских наук, профессор Ричард Косолапое
Мощь русского духа маршала Г. К. Жукова
Президент Академии военных наук, генерал армии Махмут Гареев
Чкаловская честь
Полковник авиации Игорь Чкалов
Семнадцать зорь Германа Титова
Космонавт-2, о времени, о Юрие Гагарине и о себе.
Мы вышли в космос первыми, и нельзя оттуда уходить.
Академик Василий Мишин, первый заместитель, преемник легендарного Королёва
Великая эпоха
Николай Байбаков – многолетний председатель Госплана СССР
Показания для будущих поколений
Старейшая советская журналистка Елена Микулина
Без партии страна не выстояла бы
Философ, социолог, писатель Александр Зиновьев
Советский наш опыт светит в завтра
Лидер КПРФ Геннадий Зюганов
Нобелевский лауреат с коммунистами
Выдающийся физик, лауреат Нобелевской премии академик Жорес Алфёров
Величие и уроки В. И. Ленина. Ленин вчера, сегодня, завтра
ПРОФЕССОР СЕРГЕЙ КАРА-МУРЗА
Думая сегодня о Ленине, снова и снова поражаешься тому, какой расправе может быть подвергнута средствами пропаганды великая историческая личность в родной стране. При смене власти, при установлении иного общественно-политического строя.
Можно сказать и так: изменение отношения к Ленину в массовом сознании на прямо противоположное стало одним из средств смены власти, чтобы хозяевами в нашей стране стали не трудящиеся, а «собственники»-олигархи и их обслуга. Ленин этому мешал и теперь мешает. Значит, его надо как можно сильнее извратить, оклеветать, оболгать, на что направлены огромные усилия.
Однако рано или поздно ленинская правда должна взять верх. Этому нынче служат и работы наиболее честных ученых, в том числе талантливого исследователя, профессора Сергея Георгиевича Кара-Мурзы – автора капитального двухтомного труда «Советская цивилизация».
Виктор Кожемяко. Сергей Георгиевич, близится ленинский день рождения. Сегодня это повод не для торжественного собрания, а для того, чтобы поговорить по сути об уроках Ленина. Окидывая взглядом весь прошлый век и думая о нашем нынешнем положении, о нашем будущем, чувствую потребность в таком разговоре. Как вы на это смотрите?
Сергей Кара-Мурза. Я думаю, давно пора, и рад, что мы до этого дозрели. Правда, и раньше говорили «уроки Ленина», но превращали их в торжественное собрание. Если уж говорить по сути, то надо полагать, что будут разные мнения. Потому что мысль и дело Ленина сложны и противоречивы. Это именно диалектика, а мы больше привыкли к другому.
B. К. Сейчас сложные уроки, тем более, как вы сказали, диалектика, в восприятии многих слишком утомительны. Чем хуже жизнь, тем больше люди хотят простых ответов.
C. К.-М. Когда жить невмоготу, самое простое – пойти и повеситься. Таким людям Ленин не поможет. Если говорить о нас, то проект Ленина был выходом из той исторической ловушки, в которую попала Россия в начале века. Было несколько проектов, все их перепробовала Россия, а вырвалась только на пути, предложенном Лениным. Сейчас мы опять в ловушке. Если хотим жить как страна и как народ, то опять придется прорываться. Значит, нужны уроки, для того и опыт предков. Освоим – больше народа спасется. Уроки – в первую очередь молодым. На них ляжет главный груз. Ну а нам, старшему поколению, надо причесать растрепанные жуликами мысли. Ведь неприлично!..
Уроки Ленина полезно брать в контексте тех альтернативных проектов, которые выработала российская мысль. И сам Ленин, и все общество тогда мыслили диалогично: Столыпин, либералы-западники, эсеры, социал-демократы, то бишь меньшевики, и большевики. Каждый проект отражался в другом – без карикатуры, в главном. Сейчас у нас диалог полностью блокирован, но надо его вести хотя бы мысленно. Так что я сразу назвал бы важнейшее качество Ленина: умение достоверно и хладнокровно увидеть «политическую карту» – расстановку и движение всех главных сил. Умение взглянуть в глаза реальности и объяснить ее, не пытаясь никого обмануть. Ленин выработал особый тип текстов – ясных и с точной мерой, без всяких «идолов». Сравните с текстами кадетов – Струве, Бердяева. Видно, что этих блестящих писателей переполняют чувства, что они в плену своих «идолов». Читать их в удобном кресле приятно, но пользы для дела мало.
B. К. Вы сказали об исторической ловушке. В чем она заключалась? Какой выход из нее увидел Ленин?
C. К.-М. Ловушка (или порочный круг) состояла в том, что России приходилось одновременно догонять капитализм и убегать от капитализма. Была необходима индустриализация и модернизация страны. Но западный капитал, ринувшись в Россию, превращал ее в периферийную, дополняющую Запад экономику. Иностранный капитал высасывал Россию, очаги современной промышленности были окружены морем беднеющего населения. Кризис прорвался революцией 1905 года. Отсюда расходятся пути. Правительство – по пути разрушения общины и превращения крестьян в фермеров и пролетариев; либералы – в утопию превращения России в подобие уютного Запада, чтобы и волки были сыты, и овцы целы; Ленин – через союз рабочего класса с крестьянством и революцию, позволяющую избежать переваривания России западным капитализмом.
B. К. В общем-то, эта идея кажется изначально очевидной и бесспорно разумной. В чем же здесь урок?
C. К.-М. Очевидной эта идея кажется только потому, что наша официальная история была вульгаризирована, исторический выбор был в ней представлен очевидно разумным и вытекающим из какого-то всесильного учения, например, марксизма. Это упрощение нам очень дорого обошлось. Я сейчас читаю Ленина, и мне страшно жаль, что, когда читал его студентом да и позже, очень долго не понимал многого. На самом деле до Октября Ленин совершил в своем сознании несколько настоящих революций. Они были сродни научным революциям – повороты в сознании в условиях высокой неопределенности тенденций.
Упорядочим то, что мы знаем. К началу XX века народники сошли с арены, не смогли убедительно ответить на исторический вызов, не предложили реального пути модернизации страны. Сознанием овладел марксизм – не только левым сознанием, а шире. Почти вся интеллигенция мыслила в понятиях марксизма. Неприятно это слушать нашим патриотам-антимарксистам, но даже религиозные искания Булгакова, Бердяева, Франка вытекали из «проблематики марксизма». Но марксизм пришел в Россию в том виде, в каком он был приспособлен к политическим задачам западного пролетариата. Он исходил из того, что крестьянство, в силу его двойственной природы, должно исчезнуть, породив сельскую буржуазию (фермеров) и сельский пролетариат. Общинного крестьянина Европа уже не знала.
Из этого исходили и Столыпин, и кадеты, и меньшевики. Поэтому сама идея революции, союза рабочих и крестьян ради предотвращения капитализма показалась абсолютно еретической. А когда Ленин в «Апрельских тезисах» провозгласил принятие государственности, вытекающей из идеи этого союза (Советское государство), в «культурном слое» это вызвало шок…
Урок Ленина в том, что он проник в суть России как цивилизации, в смысл крестьянской мечты – и преодолел давление господствующих понятий и теорий. Но мало этого, он нашел такой язык и такую логику, что стал не пророком-изгоем, каких немало в эпохи кризиса, а создателем и вождем набирающего силу массового движения. Не вступая в конфликт с марксизмом, он развил его до целостного учения, дающего ключ к пониманию процессов в незападных обществах.
Таким образом, он не просто понял чаяния крестьянства и молодого незападного рабочего класса, но и дал им язык, облек в сильную теорию. Ленин появился в нужном месте в нужный момент. Если бы мы этот урок поняли в 70-80-е годы!
B. К. Значит, можно считать, что в известном смысле были правы меньшевики и бундовцы, которые говорили, что под маской марксизма Ленин протащил славянофильство и народничество?
C. К.-М. Да, они это высказывали как страшное обвинение. Какой ужас – славянофильство! Но правы они были лишь частично. Назад из кризиса не выходят, и ленинизм был проектом революционного разрешения противоречий. Он позволял России не закрыться в патриархальной общине, а освоить самую современную промышленность, науку и технику, но не став объектом эксплуатации мирового капитала. И это, как мы знаем, оказалось возможно – на целый исторический период. В конце его мы были не на высоте, остались официально ленинцами, а суть урока забыли.
B. К. За последние десять-пятнадцать лет значительная часть интеллигенции сдвинулась к мысли, что Ленин – доктринер, не сказавший принципиально ничего нового и поднявшийся на волне революции благодаря своей «дьявольской воле».
C. К.-М. Многие, как вы верно сказали, сдвинулись. Мы – в тяжелом культурном кризисе, многие теряют нить, начинают верить шарлатанам. А тем, кто действительно мучается сомнениями, я бы предложил пару отрезвляющих приемов.
Первый – это опереться на безусловные, надежно установленные факты. Факт, что подавляющее большинство народа, попробовав «на зуб» все альтернативные проекты – Столыпина, Керенского, Деникина, поддержало проект Ленина. Подчеркиваю, что все проекты испытали на своей шкуре, а не из книжек. Надо же прислушаться к мнению отцов и дедов, для которых как народа этот выбор был вопросом жизни и смерти. Ведь не только белым отказали в поддержке народы России, но и своим кровным националистам – на Украине, в Грузии, Армении и т. д. В результате очень быстро снова собрались в одну сильно спаянную страну. Или этот факт наша интеллигенция забыла?
Второй прием – прислушаться к тем, кто был в те годы носителем художественного, совестливого чувства. Были такие, кто ненавидел, как Бунин, Гиппиус. Были те, кто принял как избавление, – Блок, Брюсов, Есенин, Шолохов. Одни уехали, другие остались. Так определись, с кем ты. Ведь и те крупные личности, которые ненавидели Октябрь, вовсе не считали, что в России происходит нечто тривиальное, доктринерское. Даже большая часть эмиграции приняла советский строй. По личной судьбе они в эмиграции, а признали судьбу народа.
Тектонические волнения от русской революции до сих пор идут по свету. Нынешний антиленинизм большой части русской интеллигенции – признак тяжелой болезни общества. Так называемая элита, порожденная великими делами планетарного масштаба, тяготеет к тому, чтобы эти дела своего народа принизить и оплевать, аплодирует культурным уродам.
B. К. А что еще могли бы посоветовать тем, кто мучается сомнениями относительно Ленина? Каковы ваши советы молодому интеллигенту?
C. К.-М. У меня совет тем, кто считает себя таким упертым западником, что ему плевать на Есенина и Клюева с Андреем Платоновым. Так пусть почитает авторитетных западных современников Ленина, которые наблюдали его проект лично, – Бертрана Рассела и Эйнштейна, Антонио Грамши и Джона Кейнса.
Кейнс, безусловно, величайший западный экономист XX века. Его теория, лежавшая и в основе Нового курса Рузвельта, использованная и в послевоенном восстановлении Европы, вошла в общественную мысль как «кейнсианская революция». В 20-е годы он работал в Москве. В России тогда была, как он говорил, главная лаборатория жизни…
B. К. О могильщиках не хочется сегодня. А вот как вы видите путь развития и главные смыслы ленинизма с высоты нашего нынешнего опыта?
C. К.-М. Очень схематически я бы их выстроил так. В 1899 году Ленин пишет ортодоксально марксисткую книгу «Развитие капитализма в России». В ней он говорит о неизбежности распада общины, об исчезновении крестьянства с его разделением на буржуазию и пролетариат и о буржуазно-демократическом характере назревающей русской революции.
Опыт крестьянских волнений с 1902 года, революция 1905–1907 годов и первые шаги реформы Столыпина приводят его к принципиально новому видению: крестьянство не просто не распалось и даже не просто сохранилось как «класс в себе», но и выступает как носитель большого революционного потенциала. Программный стержень крестьянства – предотвращение раскрестьянивания, которое ведет к развитию капитализма.
Капитализм этот – периферийный, несет России не прогресс, а одичание. Поэтому возможен союз рабочего класса и крестьянства. Революция, которую осуществит этот союз, будет не предсказанная Марксом пролетарская революция, устраняющая исчерпавший свою прогрессивную потенцию капитализм, а иного типа – предотвращающая установление в стране периферийного капитализма. Выдвижение этой программы означало полный разрыв с ортодоксальными марксистами (меньшевиками). Поэтому-то меньшевики оказались в союзе с буржуазными либералами и даже в Гражданской войне участвовали в основном на стороне белых.
B. К. Как это новое видение природы русской революции встраивалось в контекст мировых процессов?
C. К.-М. Прежде всего очень важна и для того времени была, и сегодня развитая Лениным концепция империализма как нового качества мировой капиталистической системы. Маркс в «Капитале» принял абстрактную модель равномерного распространения капитализма по всему свету. Исчерпание возможностей развития производительных сил в разных странах мира привело бы в этом случае к мировой же пролетарской революции.
В ленинской концепции мироустройства эта абстракция преодолена. Мир не становится равномерно капиталистическим, возникает центр из небольшого числа империалистических стран и периферия из колоний и полуколоний, которую этот центр эксплуатирует. В главных чертах такой миропорядок, который мы сегодня называем глобализацией, «золотым миллиардом» и т. д., был верно описан уже Лениным.
Из концепции империализма и периферийного капитализма следует, что на периферии возникает потенциал революций иного типа, нежели в метрополии. Это революции против империалистического угнетения и эксплуатации. Они сопрягаются с национально-освободительным движением, так что движущей силой в них становится не только пролетариат, но и широкие союзы, прежде всего – с крестьянами. Уже это создавало основу для того, чтобы преодолеть важную догму марксизма, согласно которой революция должна начаться в странах самого развитого капитализма.
Менялось и само содержание понятия «мировая революция». Строго говоря, русская революция положила начало именно мировой революции. Она прокатилась по странам, где проживает большинство человечества. Да, это страны крестьянские – Китай, Индия, Мексика, Индонезия. Запад такой революции избежал, но ведь не только на Западе живут люди…
B. К. Если бы можно было проникнуть в творческую лабораторию Ленина, то, как вы думаете, какие самые главные методологические и психологические трудности пришлось ему преодолеть, чтобы прийти к своим выводам?
C. К.-М. Трудно говорить за другого. Взяв отдаленно схожие случаи в истории научных революций, я могу предположить следующее.
Во-первых, в тот момент было очень трудно отказаться от той картины истории человечества, которая была внедрена в сознание российской интеллигенции системой образования. А в среде левой интеллигенции она была усилена философией Гегеля и марксизмом. Существовал евроцентризм, представление о том, что якобы есть некая «столбовая дорога цивилизации» с правильной сменой этапов, формаций. Ее прошел Запад, и другим надо по ней пройти – чем быстрее, тем лучше. Это очень устойчивый стереотип – посмотрите хоть на нашу нынешнюю интеллигенцию. Признать, что Россия – самобытная цивилизация, что она может нарушить «правильный» ход истории, было для европейски образованного марксиста очень трудным шагом. Это значило внутренне признать правоту славянофилов, которые в среде социал-демократов выглядели архаическими реакционерами. Сказать, как Ленин, что «Лев Толстой – зеркало русской революции», было страшной ересью. Повторяю, задача была – не стать диссидентом, изгоем в среде социал-демократов.
Второе редкое и психологически трудное качество – такая свобода и ответственность мысли, при которой ты, следуя новому знанию, отказываешься от своих вчерашних взглядов, которые как раз и создали тебе авторитет, собрали единомышленников и которые, по всем признакам, как раз обещают большой политический успех. Книга «Развитие капитализма в России» была целым событием. Заявленную в ней концепцию можно было плодотворно расширять и дорабатывать как в научном, так и в политическом плане. Наконец, требовалась большая отвага и самоотверженность, чтобы пойти наперекор уважаемым и даже чтимым авторитетам – и памяти самого Маркса, и Плеханову, и друзьям по социал-демократии.
B. К. Вы сказали о преодолении евроцентризма. Таким образом, ленинизм сразу приобретал значение, далеко выходящее за рамки собственно России…
C. К.-М. Именно так! И в своей концепции империализма, и в теории революции Ленин сразу вышел на важнейшие общие закономерности, отвечающие на критические вопросы многих стран и целых цивилизаций. Речь шла о тех странах, которые переживали кризис модернизации, находясь на периферии капиталистической системы.
В идейном плане ленинизм означал начало современного национально-освободительного движения и крушения колониальной системы. Особенно это касалось Азии. До сего времени Восток был лишь объектом международной политики Запада. Роли были четко распределены. По словам Киплинга, «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут».
В ленинском представлении мира Азия и Африка выходили на мировую арену как полноправные субъекты политики, как страны назревающих больших революций. Потому-то Ленин стал для народов Востока не просто уважаемым политиком, но и символом. Известны письмо махатм Индии по поводу смерти Ленина, глубокая оценка, данная труду Ленина Сунь Ятсеном, трепетное отношение к Ленину молодого Хо Ши Мина…
Марксизм-ленинизм, который дорабатывался согласно особенностям каждой культуры, на целый век задал траекторию для общественной и политической мысли и практики в странах, где живет большинство населения Земли. И это влияние вовсе не исчезает с поражением (временным, будем надеяться) советского проекта в России. Оно лишь входит в новую стадию развития! Череда революций, начатых в России, продолжается, пусть и в новых формах. Революция, как мы видим, и у нас не закончилась, приглушенные на время проблемы встали снова. Сегодня Россию загоняют в ту же историческую ловушку, нас снова истощает мировой капитал, страну снова расчленили националисты. И снова, как в начале века, к хозяйству присосался интернациональный преступный синдикат, создающий параллельную государству теневую власть.
B. К. Если вернуться к урокам Ленина в сфере методологии – постановки проблем, способа их изучения, объяснения, обоснования, в чем особенность его метода? И притом ведь какой дар убеждения!
C. К.-М. Над этим думали многие философы и поэты. Помните, Есенин написал:
Застенчивый, простой и милый,
Он словно сфинкс передо мной.
Я не пойму, какою силой
Сумел потрясть он шар земной.
Из того, что я читал и что вижу сегодня, сделал для себя некоторые выводы.
Источник методологической силы Ленина связан с его личными качествами, личным типом мышления и с теми культурными условиями, в которых проходило становление его личности, – семья, чтение, Волга, гибель брата. Сильные чувства в ранней юности, определенные культурой. О типе мышления у нас мало говорят, будто он ненужный привесок. Но для той работы, которую проделал Ленин, данный «привесок» очень важен!
Поскольку этот вопрос лучше разобран в истории науки, приведу понятные аналогии. Есть редкий тип ученых, которые объект своего исследования ощущают «мышечно». Они его чувствуют всем телом – а потом уже постигают свои чувства умом, «поверяют алгеброй гармонию». Известный пример – Эйнштейн. Он себя ощущал частицей света, летящей в пространстве. Приведу его слова: «Сначала я нахожу, потом ищу». Замечу, такой тип мышления характерен как раз для русской культуры и особенно русской науки. Многие наши ученые представляют замечательный пример «слияния с предметом».
Читая Ленина, я вижу по множеству признаков, что он обладал таким свойством, сам об этом, конечно, не думая. Тот же тип ума, что у Менделеева, Жукова. Им обладают и многие безымянные, но выдающиеся мастера. Видят, разумеется, те, кто способен что-то видеть помимо телеэкрана…
Что же определяет успех политика и вождя? В значительной степени – умение понять чаяния народные и отделить их от расхожих мнений, которые часто этим чаяниям противоречат. Точнее будет сказать, чаяния той части народа, на которую ты опираешься и интересы которой представляешь в политике. В таком подходе и проявилось важное качество мышления Ленина. Он чутко, как чудесный инструмент, улавливал чаяния, скрытые под клубком расхожих мнений. Пришвин удивлялся летом 1917-го: что это за большевики такие – их клянут, а все выходит по-ихнему?
B. К. Когда, например, проявилось резкое расхождение чаяний и мнений – так, что выбор Ленина оказал влияние на ход событий?
C. К.-М. Думаю, таким моментом можно считать принятие летом 1917 года лозунга немедленного мира и принятие 25 октября Декрета о мире. Он был чаянием крестьян и неразрывно связан с вопросом о земле. Но средств выразить свои чаяния крестьяне как раз не имели, и в городах расхожими мнениями были «война до победного конца» или «оборончество». Они настолько довлели в столицах, что их включили в свои программы даже меньшевики и эсеры, войдя в коалицию с кадетами. Большевики выразили именно чаяния! Примерно так же получилось и с Брестским миром.
Другой важный момент – отказ от идеи государственного капитализма, на который делал ставку Ленин в начале 1918 года, и решение национализировать промышленность. Это было именно чаяние рабочих, как и национализация земли – чаяние крестьян. Рабочие знали, что надежды на госкапитализм – утопия, что хозяева не хотят его и продают сырье. Ленин признал правоту рабочих. Здесь, как и в случае с землей, возникло положение, которое Бертольд Брехт назвал так: «ведомые ведут ведущих». Меньшевики тогда издевались: мол, у Ленина нет программы, он следует за устремлениями масс. Ничего меньшевики не поняли. Быть таким ведущим, как сказал Брехт, может только выдающийся по уму и чуткости человек.
B. К. Вы сказали, что Ленин совершил революционные изменения в сознании типа научных революций. Этого не достигнешь «мышечным» мышлением, это уже теоретическая работа. Каковы особенности труда Ленина на этом уровне?
C. К.-М. Конечно, кроме гармонии нужна алгебра – логика, убедительные аргументы, выводы и следствия. Нужны научные или близкие к ним построения. Начнем с того, что ленинская партия была именно партией нового типа. Сейчас мы видим, что не только нового, но и уникального. Ленин именно включил научный тип мышления и убеждения в политику. Это при том, что ученых в руководстве партии было немного.
Большевики были особенным случаем во всей политической истории.
Сегодня кое-кто мне говорит, что в книге «Материализм и эмпириокритицизм» Ленин там-то и там-то ошибся. Маха зря обидел и т. д. По мне, это смешные замечания. Важны не оценки Ленина по конкретным научным вопросам, а сама проблематика книги. Важен, и исключительно важен тот факт, что большевикам Ленин рекомендовал задуматься о кризисе физической картины мира!
Ленин понял и ввел в жизнь партии фундаментальный принцип: программа и идеология самым тесным образом связаны с картиной мира, которая сложилась в умах людей. «Так устроен мир!» – вот последний аргумент. Но если картина мира перестраивается, как это было в начале XX века, то партия должна понять особое состояние, кризис – и выразить его в своем языке, своей логике, своей культуре. В России начала XX века именно большевики резко вырвались вперед и отличались от других партий. Это почувствовали как раз те поэты, которые остро переживали тогдашний кризис картины мира, – Блок, Хлебников, Маяковский, Клюев.
B. К. Когда к кризису социальному и политическому добавляется кризис картины мира, может ли программа и идеология стать убедительнее и конструктивнее?
