Виктор Николаевич Горюнов
Фёдор По
Фёдр По
Иногда, привычный мир становится слишком обыденным. День за днём проходят как один, а редкие, но яркие моменты приковывают к себе всё внимание обывателя, оставляя вне поля зрения очень важные события. Фёдор – как раз тот самый обыватель. И за его спиной происходят просто шокирующие вещи, да и судьба к нему не столь благосклонна, как хотелось бы. Иногда она просто откровенно смеётся в лицо. Но потомственный ведьмак не отчаивается, хоть и не понимает до самого последнего дня в своей жизни, что же происходит вокруг него на самом деле. Зато обо всём прекрасно осведомлены другие персонажи. У каждого из них свой взгляд на мир и свои далеко идущие планы. И каждый уверен в том, что мир прогнётся под него. Однако, эта самая уверенность им и мешает… Но, их борьба за мировое господство имеет и ещё один недостаток – правители мира сего совсем сбросили со счетов Федю. И как оказывается, зря…
Фэнтези, юмор, философия и лирика, яркий коктейль мысли Вы найдёте в этом бокале. Но не стоит пить его залпом, данный напиток следует смаковать.
Ab exterioribus ad interiora
(от внешнего к внутреннему)
Фёдор По или Что происходит
Глава первая – Разбор полётов
Глава вторая – Свадьба
Глава третья – Не последняя
Глава четвёртая – Мать на прогулке
Глава пятая – Дорогу упырям
Глава шестая – Иллюзия
Глава седьмая – Жизнь с чистого листа
Глава восьмая – Развязка
Глава девятая – Открытые глаза
Глава десятая – Накал страстей
Глава одиннадцатая – Добро пожаловать
Глава двенадцатая – Козырь червы
Глава первая – разбор полётов
Солнце, пытливое солнце настойчиво пробивалось через узкие щели деревянных ставен, пронзая комнату яркими лучами дневного света. Фёдор перевернулся на бок, дабы растянуть неизбежную кончину сладкого, но обречённого сна. Почему самые приятные сны всегда обрываются, причём в самый ответственный момент? Руки потянулись в пространство, делая кистями гладящие и сжимающие движения, губы свернулись в трубочку, но… девушка стремительно исчезла вместе с пропавшим сновидением, не в первый раз раздосадовав юношу. Сколько это будет продолжаться, неужели у этого сна никогда не будет логического завершения? Послышалось чертыханье, сменившееся обиженной зевотой. Тело потянулось и обмякло.
Петухи, и что им неймётся? Каждое утро они дерут глотки, как будто им всадили что-то где-то сзади, и они, лишённые разума, пытаются заглушить боль этими… криками. Даже курицы, несущие яйца наводят меньше шума. Даже эти несчастные создания, обречённые изо дня в день пропускать яйца через задний проход. Как только не смеётся природа… нет, и правда, достаётся же бедным несушкам! Хм… петухи похожи на волков, удивительные создания. Волки воют на луну, но оно и понятно,– от жизни волчьей. А этим то чего не хватает? Живут в гареме, кормёжка обеспечена. Нет, умом их не понять.
Подобными вопросами Фёдор задавался весьма часто, тема петухов вообще мучила его с детства. С самых ранних лет он обречён слышать их каждое утро. Конечно, любой другой уже бы давно смирился с этой участью, но только не он. В голову пришла навязчивая идея открыть ставни и кинуть в это горланящее отродье что-нибудь тяжёлое. Но желание понежится в тёплой кровати (как раз это желание и спасет многострадальную куриную душонку), взяло верх над внезапным снисхождением благой мысли, и он закутался в одеяло, проявляя явное нежелание распрощаться с ним до обеда. Тем более, что никаких важных дел не предвиделось, а родителей явно не было дома, так как не слышалось характерного шума.
Отец Феди был знатным потомственным ведьмаком, заработавшим славу и уважение в неоднократных походах на нечисть. На его счету была ни одна кровавая баталия против нескончаемой армии зла, он защищал людей, помогал обездоленным… в общем в народе слыл героем. Он хотел видеть сына, похожим на себя, обучал его тайным знаниям, ратному делу, рассказывал секреты борьбы против зла. Федя слушал и кивал без особого энтузиазма. За последние триста лет папа и его предки перебили всю нечисть в округе, люди жили счастливо, порчу никто не наводил, овец не воровал, детей не обижал и девушек не охмурял. Словом, надежда о том, что когда-нибудь удастся увидеть хоть одного живого упыря, канула в лету. Федя с досадой вздохнул, и перевернулся на другой бок, накрывшись одеялом с головой, чтобы лучи солнца не ласкали закрытые веки.
Мать была простой крестьянкой, она всегда верила в светлое будущее любимого сына и постоянно напоминала ему о тех подвигах, которые ждут его уже завтра. Не то, чтобы он не хотел этого, нет, наоборот, он проявлял удивительную решимость и твёрдость намерений, вот только подвиги не спешили ему на встречу. «Оно и к лучшему»,– постоянно утешала заботливая мать,– «больше времени подготовиться, пожить мирской жизнью…». Не понимала матушка, что кровь юношеская кипит, щекочет мысли, и жизнь мирская в горле сидит. Федя ещё раз вздохнул всё с той же досадой, но испод одеяла не вылез. Уж больно хорошо оно,– поваляться вот так в пастели, набраться мыслей, да и петухов под одеялом меньше слышно. Конечно, кричать они уже перестали, но неприятное ощущение всё ещё оставалось. Неужели они больше никого не раздражают?
Стало слышно, как открываются ставни, некоторые женщины выходят на улицы и снимают с верёвок сухое бельё, попутно болтая о тонкостях дел житейских, и поздравляя друг друга с добрым утром. Ещё два часа – и город оживится: на улицу выбегут дети, играя друг с другом да со всякой живностью, которую найдут, вернутся мужики, ушедшие ещё по росе косить траву, снова раздастся звон кузницы, охотники пойдут в лес, юноши займутся скотом, запаской дров и прочими премудростями. Ах, да,– этот странный поп, недавно поселившийся на окраине, снова пойдёт в колокольню, зазвучит громкий бой колоколов. Фёдр сравнивал его с запоздалым петухом, потому как звон колоколов тоже нарушал его единение с теплом постели и плавным ходом мыслей. Федя не любил попа. Имя у него какое-то странное,– Изафон. Разве может человек с таким именем быть нормальным? Подозрительный тип,– всегда приветлив, вежлив, речи говорит проповедные, да вот только веры за словами не слышится…
Солнце становилось ярче, город – оживлённым и шумным, надежда о том, что возможно ещё удастся поймать тонкие нити сна, таяла как снег под полушубком,– также стремительно и ободряюще. Фёдор сдёрнул одеяло, лениво сел на кровати и начал настойчиво, но вяло искать свои тапки, вытирая пол босыми ногами. На мгновение процесс прекратился,– он протяжно зевнул и шмыгнул носом, после чего продолжил безуспешное дело. Наконец долгожданные тапки из плотной кожи были найдены, и ноги опустились в знакомое, но влажное пространство.
– Дусяя!,– раздался пронзающий крик взбешенного Фёдора,– Ты мне мстишь, Дуся, за прокисшую кашу, или за колокольчик в ухе, или за красный бантик на хвосте? Ох уж эта кошка, не первый раз облегчается в мою обувку… Дуся! Дуся, ну только попади мне под струю в тёмный час у забора! Сухого места не оставлю!
Носить сапоги в такую жаркую погоду он не любил и решил не обуваться вовсе. Благо коровьи лепёшки зря не расходовались и бережно соскребались с дорог, дабы потом быть закопанными в грядки. Юноша встал с кровати и открыл ставни, яркий свет ударил в комнату. Брёвна домов, покрытые лаком и смолой, искрились, отражая лучи солнца, обнажённое небо напоминало о ясной и безоблачной погоде, предсказанной его отцом. Поп уже ходил по заполненным улицам и читал свои проповеди, говоря о Боге едином и обо всех его премудростях. Фёдор с пониманием улыбался, и улыбка становилась ещё шире, оголяя все юношеские зубы, когда его взгляд встречался с внимающими людьми и их округлёнными, полными восторга глазами. Поп уже переманил в свою веру треть населения, но никто никого ни в чём не винил. Каждый вправе сам выбирать, во что верить. Вот только прихожане, ходившие в церковь, как-то странно менялись…
Глаза юного ведьмака прищурились, и на лице появилась зловещая улыбка. Одним прыжком он подскочил к кровати, схватил тапки двумя руками, слегка прицелился и швырнул их вдаль, как два острых ножа. Дуся почувствовала свой запах, некогда оставленный на известном месте, за несколько метров и сообразила в чём дело, отпрыгнув от колодца. Хвост Дуси мастерски подцепил один из нацеленных тапок и переправил его прямо в воду.
Фёдор упал на пол, присев на корточки, дабы никто не заметил виновника этого небольшого недоразумения и его необдуманного поступка, побуждаемого благой мыслью.
Так, на корточках, он подошёл к шкафу, резко встал, открыл дверь и пошёл на кухню.
На столе лежал гладкий прямоугольный кусок чёрного дерева, мелом на нём было написано следующее: Федосик, папа ушёл в соседнюю деревню лечить захворавшую корову, я на речке, стираю. Не забудь покушать, каша в печке, твоя любимая,– гороховая. Федя не любил гороховую кашу, но желудок неумолимо просил пищи, так как вчера ему было отказано в ужине, по причине его единственной составляющей,– гороховой каши.
Привычным жестом он стёр надпись лежащим рядом платком, взял в руку мел и написал: Спасибо МАМУСЮСЯЧКА. После чего каша была извлечена из печи, и началась неприятная, но необходимая трапеза. Появилась Дуся, плавной походкой подошла к столу и невинным взглядом уставилась на хозяина. «Ну и Стерва»,– вырвалось у того. Согласное мяу послышалось в ответ. Кошка прыгнула к нему на колени и начала ласкаться об локоть. Натянутая улыбка появилась на жилистом лице, и раздался приглушённый сдавленный смех. «Точно стерва », – выронил Федор, беря её на руки, погладил и почесал за ухом. Наглая мордочка прищурила глазки и протяжно замурлыкала, цепляясь когтями за рубаху. Всё-таки он любил эту кошку, как-то легче становилось, когда ухо слышало её мурлыкание, а руки ощущали мягкую тёплую шерсть. Конечно, были порывы связать из этой шерсти рукавицы, но они не воспринимались всерьёз заботливым хозяином. Потому как зимой без шерсти Дуся вряд ли продержалась бы долго, а без неё было бы очень скучно.
Окончив трапезу, ведьмак поднялся по лестнице на второй этаж и зашёл в библиотеку, где обитали книги, накопленные его предками за триста лет. Как-то совсем некстати там стояло зеркало в полный человеческий рост. Именно к нему подошёл юноша, стянул рубаху и заиграл мышцами, жилистыми, но не очень объёмными. Довольный увиденным, он встал в соответствующую позу: скрестил руки, слегка задрал голову и выставил левую ногу вперёд. Тёмные волосы разлетелись по плечам, нос с едва заметной горбинкой вздёрнул ноздри, а карие глаза приняли всепроникающий вид.
Фёдор любил эту позу, в ней он ощущал себя величественно и неотразимо. Его взгляд плавно перекатился в сторону и прошёл по всем книжным полкам. Большинство из книг поражали слоем пыли, скопившейся ни них, на некоторых виднелись размазанные отпечатки пальцев, и лишь на единицах пыли не было вообще. С важной походкой он устремился по книжным рядам и с видом знатока принялся выбирать что-нибудь интересненькое. Рука протянулась к одной из книг, аккуратно взяла и обтёрла пыль с обложки об портки. Страницы заключались в твёрдый переплёт из красной кожи, сверкающая позолота складывалась в незаконченное предложение: Как убить страх и заставить себя (буквы, составляющие последнее слово, представляли собой расплавленную кляксу). Федя решил посмотреть, что внутри,– к сожалению, картинок он не обнаружил, шрифт был мелким и неразборчивым. Книга обречённо залезла обратно в щель между соседями. Как же сложно выбрать что-нибудь для души! Названий не видно за плотной серой бронёй, делать себе рекламу и озвучивать рецензии самостоятельно книжки не умеют…
Федя уныло поднял с пола рубаху и подошёл к окну: в маленьком дворике играли дети, залезая на деревья и явно соревнуясь. Вот один из них залез на самую верхушку и показал остальным неприличный жест. Те в свою очередь ускорили темп, дабы выявить следующего чемпиона на лестнице победителей. Ветер трепал волосы на голове торжествующего мальчугана и он с явным удовольствием наблюдал за бывшими соперниками, расплывшись в широкой улыбке. Одинокий сокол разрезал небесные просторы, сорванец, с выраженным восторгом устремил на него взгляд, вытянул шею и наклонился всем телом, чтобы разглядеть небесного жителя, тем самым едва не обеспечив себе неожиданное падение с самой верхушки старого клёна.
Ведьмак дал волю лёгкой улыбке,– когда-то и он был таким же мальчишкой и также зачарованно познавал мир… но годы беспощадны. Он достиг совершеннолетия,– семнадцати зим, по всем законам он являлся рекрутом, но дружина не привлекала его. Отец, пользуясь положением, оградил его от этого. Он знал, что Федя ещё не готов к солдатской жизни, в душе он был романтиком. Романтику Фёдор олицетворял в лице беззаботной жизни и сладкого сна. Сон вообще играл в его жизни особую роль. Многие сны снились, дополняя друг друга, тем самым, объединяясь в плотную реальность и ещё один непознаваемый и увлекательный мир. Там были и кровавые баталии с полчищами нечисти, и воздушные поцелуи прекрасных принцесс, и верные друзья, готовые отдать жизнь за своего товарища,– все, что привлекало молодого юношу с кипящей кровью. Вот только один до боли знакомый сон никоим образом не стремился к вполне логическому завершению, что очень обижало Федю. В глубинах своей необъятной души он хранил надежду о том, что возможно, когда-нибудь концы свяжутся, он досмотрит прекрасный сон, и не один, а сотни, тысячи раз! Он задумчиво зевнул и устремил вдаль удовлетворённый взгляд, полный искушения и вполне определённой фантазии.
День только начинался, и нужно было думать, чем заняться в ближайшее время. Юноша неспешно побрёл в соседнюю комнату, здесь хранились доспехи предков, в том числе пара запасных вариантов его отца, а один комплект – его собственный. Об этой комнате ведьмак хранил впечатления с самого детства, неоднократно пробираясь сюда под запретом отца, будучи ещё совсем маленьким, задумчиво осматривая сверкающую броню и клинки самых разных сортов. Здесь были и трофеи. Вот шлем самого короля личей, как поговаривал отец, а вот посох самого жестокого некроманта всех времён. Его забрал в честном бою ещё Федин прапрадедушка. Он удивлял своими резными узорами и обилием драгоценных камней. На самой верхушке возвышался здоровенный окаймлённый рубин, до сих пор излучающий магическое сияние. Фёдор тоже учился магии, правда, особых успехов в этом деле не наблюдалось, но отец говорил, что это в крови, что придёт день, когда сила проснётся, растекаясь по каждой нервной клетке своего хозяина.
Послышался короткий вздох, и непонятное бормотание, видимо адресованное отцу семейства. Это бормотание переместилось в коридор, потом обратно в комнату, послышался звон металла, щелчки застёжек, учащённое дыхание и неопределённое рычание (видать от натуги). Тяжёлые шаги преодолели коридор и перенесли нечто обратно в библиотеку. Юноша надел старые доспехи, скованные, скорее всего из чугуна, и явно большего размера, чем требовалось. Зеркало отражало шатающуюся чугунную фигуру, очевидно, еле сдерживая смех. В опущенной руке чугунный парень держал двуручный меч колоссальных размеров, кончик его проскребывал по полу. Он начал подниматься в воздух, послышалось напряжённое рычание, меч взвился и стал описывать круг над головой владельца.
– Федоосик,– послышался женский голос снизу.
В ответ раздался грохот, звон стекла и металла, перемешанный с хрустом досок и, возможно, костей. Заботливая мать ринулась на второй этаж, забыв обо всём на свете, выхватив из печи ухват, на всякий случай. Её взгляд устремился в библиотеку: чугунные латы пытались двигаться, издавая обиженный рёв и нецензурное бормотание. Двуручный меч торчал из старого фамильного зеркала, вернее из его оправы, проткнув заднюю стенку, и слегка покачивался вместе с ней. Иленея сделала шаг вперёд, рассматривая чугунную фигуру, но тут же отскочила назад, освобождая место остаткам зеркала и торчащему мечу.
– Мама,– раскатилось эхом по чугунной голове.
Мать не знала, что делать: ругать сына за порчу фамильных ценностей, за треснувший пол, или снять с него шлем, спросить, не ушибся ли он, и помочь подняться на ноги, сняв перед этим с него часть обмундирования.
Она выбрала последнее. Виноватые глаза смотрели на неё, чаруя своей правдоподобностью. Голова опустилась вниз, позволяя длинным волосам закрыть половину лица, а руки сомкнулись на причинном месте. Он очень напоминал нашкодившего котёнка, ждущего определённой реакции хозяина.
– Фёдор, я очень люблю тебя, как сына, но когда ты поумнеешь? Зачем ты надел доспехи прадедушки, ты же знал, что они очень тяжёлые, и ты не сможешь их носить?
Как ты умудрился их одеть?
– Папа всегда говорил, что сила у меня в крови…
– Папа, ты бы маму хоть раз послушал. В любом случае, у тебя есть свои доспехи. Если хочешь тренироваться, одевай их и иди в сад, хоть чем-нибудь займёшься. Заодно сходи на рынок, купи новых досок на пол.
– И тапки!
– Зачем тапки, Дуся опять надула на старые? Стерва, а не кошка! Иди, убери доспехи и спускайся на кухню, я буду там.
– Угу.
– Потом схожу к Нестору, скажу, что зеркало опять разбито.
Она ушла, а Федя задумчиво смотрел ей вслед, думая, что ещё могло бы пригодиться в хозяйстве, и сколько лишних монет можно на это накинуть. Он очень любил ходить по рынку, отлично умел торговаться. Конечно, в основном на прилавках лежало всякое барахло и хозяйственные штучки, торговали стройматериалами (покупали у них только зажиточные или обленившиеся мужики, ну или очень занятые люди, как его отец).
Арион был членом различных гильдий, общался с местными магами, пытаясь ещё глубже спуститься в древние знания. Иногда сам король давал ему задания, также и некоторые, с которыми не мог справиться королевский маг,– смешной и толстый старичок. Ведьмак никогда не посвящал сына в свои тайны, потому как даже основы магии тому давались с трудом. Он всегда понятливо кивал и был отличным теоретиком, но как только дело доходило до практики, всегда происходило что-нибудь из ряда вон выходящее. Когда отец попросил его зажечь костёр силой мысли, он с блеском справился с заданием, заставив дымиться папины подмышки. Недоразумений было столько, что многострадальный папа решил оставить свои тщетные попытки обучения (себе дороже). Он всегда успокаивал сынишку, видя его поникшую голову и полные вины глаза, но знал, что этот оболтус ни на что не годиться, и вряд ли из него выйдет достойный ведьмак…
Федя уже шёл по рынку, бросая алчущие взгляды на красивые безделушки, Мама дала сорок медяков и одну серебряную монету. Новые доски и тапочки выливались в серебро. Но он убедил маму в том, что необходимо обзавестись парой валенок и новой кружкой… Мать была очень удивлена, когда услышала, что ей нужна ещё и новая скалка, потому что по старой пробежала трещинка, но денег дала. Молодой авантюрист надеялся разменять серебро на семьдесят медяков и значительно сбить цену на покупки, оставив немного себе. Так, здесь продают валенки. Юноша вклинился в толпу и отчетливо произнёс:
– Сколько стоят валенки моего размера?
– На все размеры цена одинаковая,– ответил продавец.
– А можно померить?
– Конечно, проходите. У вас с собой чистые портянки?
– Да,– сдавленно произнес Фёдор. Толпа послушно расступилась и пропустила его.
– Какой размер?
– Не знаю, а какие есть?
– С первого по двенадцатый,– сдержанно произнёс продавец.
– Давайте десятый,– Фёдор отличался большим размером стопы. К его ногам аккуратно упали валенки десятого размера. Он неторопливо присел на табурет, снял сапоги, которые уговорила надеть мать, достал портянки и начал медленно наматывать их на ноги.
– Так какая цена?– начал ведьмак.
– Сорок медяков,– донёсся невозмутимый ответ, Федя чуть заметно сглотнул слюну, но понимающе кивнул головой.
– Дороговато,– произнёс он, продолжая наматывать портянки.
– Очень справедливая цена, всех устраивает.
– Возможно,– наконец, он начал вяло залазить в валенки.
– Юноша, вы бы могли немного ускориться, я тоже хочу померить валенки, -донеслось из толпы.
– И я!
– И я…
Невозмутимый покупатель надел валенки и лениво встал, переминаясь с ноги на ногу, под взглядом умоляющего продавца.
– Ну, как, размер подходит?
– Не знаю, в пятке давит, пальцам неуютно, У вас есть на пол размера больше?
– Не бывает,– прозвучал голос, почувствовавший издевательство.
– Ну, давайте одиннадцатый.
Фёдор взял протянутые валенки и начал пристально их рассматривать, крутя вокруг своей оси, залезая руками внутрь и проскребывая ногтём снаружи. Очередь становилась всё больше, купец заплывал багряным румянцем, нервно копаясь в бороде. Он наклонился к парню и прошипел на ухо:
– Либо покупай, либо проваливай, пока цел.
– Спасибо,– ответил тот, надевая валенки, – эти в самый раз. Беру за пятнадцать медных.
– Сорок, и не меньше.
Услышав это, Федя молниеносно снял обувку и начал указывать на ряд самых удивительных браков с неповторимым возмущением. Очередь начала редеть.
– Ладно, бери за двадцать,– не выдержал торговец.
– Семнадцать!
Бородатое лицо покраснело от злости и нервно задёргалось, но ничего не ответило, молча смотря на то, как стоящий напротив отсчитывал ровно семнадцать медных монет. (конечно, это не мастерство торговли, просто все хорошо знали Ариона, отца Феди, и связываться с ним не хотелось,– себе дороже) Толпа пропустила авантюриста и он, довольный собой, пошёл дальше, гордо запрокинув голову и неся обновку под подмышкой. Вальяжные шаги проносили его по рынку, то замедляя, то ускоряя ход. Людей было достаточно много и иногда приходилось уклоняться от не очень вежливых плеч. Казалось тут было всё: и рубахи, и кожа, и обувь, и доспехи, мечи, украшения, посуда… посуда.
– Дайте мне вон ту кружечку пожалуйста. Сколько? Один медяк… ага… вот… спасибо.
Теперь можно идти дальше. Сколько же красивых девиц проплывает перед глазами! И все такие особенные… но они никогда не сравнятся с той, что снится уже так давно..
Федя взгрустнул и опустил голову, не заметив, как приближается к чему-то толстому, низкому и бородатому, одетому в чёрную рясу. Когда он поднял глаза, пухлое лицо уже почти вплотную приблизилось к нему и с детской улыбкой сверкало умиротворяющим взглядом. Изафон соединил ладони на уровне груди и начал:
– Здравствуй, раб божий, Господь смотрит на нас и…
– Сам ты раб!– огрызнулся Федя, не дав попу закончить, и чуть не сбил с ног, проносясь вперёд в миллиметре от него.
– Хм, раб,– бормотал под нос ведьмак, не сбавляя ход,– этот колобок назвал меня рабом! Да кто он вообще такой? Пришёл из ниоткуда, стучит в колокола – с петухами переговаривается… Странный он какой-то. Точно странный…
Федя думал ещё долго. Купил и скалку, и тапки, и совсем не торговался. Разменял серебряную монету,– в кармане стало на семьдесят медяков больше, и того – семьдесят… семьдесят… ровно. Смутные чувства пробрались к нему в душу, но вскоре он успокоился, – в любом случае осталось бы всего на десять больше. Можно хорошенько сторговаться на досках. Предвкушающие глаза продолжали носиться по рынку, разглядывая девичьи прелести через одежду. Этому фокусу он всё-таки научился, и это у него хорошо получалось. Благо рубаха была достаточно широкой и одетой на выпуск. Где же ты милая, где же ты, где? Слегка покраснев, он начал искать знакомое лицо, что никак не давало ему покоя. После многократных попыток был сделан вывод, что если эта девушка и есть где-нибудь, то точно не в этом городе.
Примерно через час Фёдор закончил с покупками и, согнувшись в три погибели, тащил их к дому (доски были очень тяжёлыми). По пути он умудрялся осматривать окрестности. Только не это!– с другого конца площади, раскидывая толпу, неслась упитанная, рыжая девица с взглядом хищника, устремлённым прямо на него. Бюст характерно парил в воздухе. Ведьмак понял, что деваться ему некуда.
– Здравствуй Кира,– начал он.
– Привет, Федечка,– молвила деваха, приблизившись, и расплылась в улыбке, любуясь молодым красавцем. Мгновением позже она приняла озабоченный вид и продолжила,– Да что же это я? Федечка, тебе, наверное, тяжело, давай помогу, дай мне эти доски!
Федя пытался возразить, но понял, что это бессмысленно, после того как Кира одной рукой выхватила у него стройматериал и закинула на плечо с невозмутимым и довольным видом. Её сверкающая улыбка расползлась по всему не по-детски (ярко и обильно) накрашенному лицу, а глаза горели неопределённой надеждой. Она взяла юношу под руку и повела в противоположенном от дома направлении, то и дело заглядывая ему в глаза, и совершенно не обращая внимания на прохожих, которые обходили их стороной, уклоняясь от описывающих зигзаги досок.
– Тебя так давно не было видно,– сообщила она,– я повсюду искала тебя, у тебя были какие-нибудь срочные дела? Зловещие упыри или болотные чудовища…
– Нет, ты же знаешь, никакая нечисть уже не водится в наших краях.
– Значит, ты, наверное, учился магии у своего отца?
– Это в прошлом.
– Как в прошлом? Федечка, неужели ты не хочешь продолжить фамильное дело?
– Хочу… не в этом дело.
– Ну, да ладно. Ой, что у нас случилось в пивоварне! Ты не поверишь! Мужики корову напоили, так она взбесилась и давай носиться. Два часа за ней бегали, не могли поймать. Всё перевернула, всё поломала,– девушка с досадой помотала головой,– Игнат еле спасся,– она его проткнуть пыталась, а он ей на шею запрыгнул. Так и трясся там, пока на бочки не свалился, все бока отшиб, бедняга.
– Поймали?
– Кого?
– Корову, поймали?
– Да, она протрезвела, так и успокоилась, заснула. Так её подоили потом, молоко белое, а вкус как у пива, и пьянит также. Мужики на этом денег заработать хотят. Мол жёлтое пиво было, чёрное – было, даже красное есть, а вот белого отродясь никто не видал. Эксклюзив! К нам в пивоварню со всего света тянуться будут!
– Белое пиво, оригинально, конечно,– подыгрывал Фёдр,– идея свежая и актуальная.
– Так и я о том же! Построим трактир прямо рядом с пивоварней. Сотни, нет, тысячи, миллионы людей будут приходить пить наше пиво!
– Эдакой трактир, большой нужен.
– Так будет! Сначала поменьше построим, а потом, окупится, прибыль будет, так мы его достроим до подходящих размеров.
– А сколько коров нужно перепоить…
– Так мы ферму откроем, коров развести не проблема.
– Так они пьяные носиться будут, поломают всё.
– Не будут, это у нас только Марфочка такая попалась, шибко буйная.
– А доить, кто будет?
– Я буду, подружек привлеку, ну, может, наймём кого-нибудь…
– Ясно, успеха!
– Федя, а ты помнишь, что мне обещал?
Кира была дочкой пивовара Клауса, который вёл тесную дружбу с Арионом. Два года назад у неё открылись необычные чувства к сыну знатного ведьмака. Сначала её привлекала внешность: стройный стан, накаченное тело, длинные тёмные волосы, нос с лёгкой горбинкой, выразительный взгляд. На лицо он был милашка. Но больше всего поклонницу восхищала та необычная гармония, с которой все части того самого лица сливались воедино. Она наблюдала за ним, но не решалась подойти и заговорить, боясь не понравиться, да и просто выглядеть глупо. Её пытливый взгляд не упускал ни одной мелочи. С самого утра он фиксировал, как Фёдор открывает ставни, как его тень мелькает в глубинах фамильного особняка, как он выходит на улицу и ветер играет с густыми локонами на его голове, как он общается с друзьями, ходит на рынок за покупками, возвращается домой. Юная разведчица видела всё и заставала его в самые неподходящие моменты. Бывало, что ведьмак не доносил до дома содержимое мочевого пузыря и опустошал его по дороге. Были моменты, когда он, полностью уверенный в том, что находится в полном одиночестве, дрался с вымышленными упырями, дурачился, кривлялся, делал самые разные глупости, о некоторых из них и он сам не отважился бы вспомнить. Кира видела всё, и чем больше она видела, тем больше влюблялась в этого дурашливого и смешного мальчишку, обладающего столь привлекательной внешностью и необычной радостью во всех своих поступках.
Однажды её возлюбленный пошёл с друзьями в глубь леса. Цель была вполне обычной: поймать пару зайцев и тут же приготовить их на обжигающих языках пламени. Ребята принесли с собой очень крепкое тёмное пиво. Федя отнекивался, но затем отважился и попробовал,– вкус как у старого кваса, но с лёгкой горчинкой. Ему понравилось.
Один из его друзей был братом Киры, и он совсем забыл сказать, что пригласил и свою сестрёнку, которая опоздает на пару часов. Девушка была необычайно счастлива, когда услышала приглашение, и ещё больше, когда узнала, кто уже приглашён. Сначала она отказалась, волнение забралось так глубоко в душу, что страх стал очевиден. Но позже всё-таки решилась.
Когда рыжая красавица подошла к поляне, на которой и должно было состояться намеченное, она застала молодого ведьмака в не очень трезвом состоянии: Он смешно и напряжённо говорил, открывая товарищам самые потаённые секреты, и размышляя о смысле жизни. Им овладела слабая икота, руки и ноги стали не очень послушными. Юноша сидел на бревне и покачивался в разные стороны, норовя свалиться на землю. Два зайца всё-таки были пойманы, и один из них уже дымился на вертеле, сверкая обнажёнными зубами на ушастой голове, болтавшейся на поясе у Баэра. Девушка поняла, какие перспективы открываются перед ней. Поправив груди и причесав брови кончиками пальцев, она плавно направилась к ничего не ожидающему Фёдору и пустила вход все свои женские чары, на которые она была способна. Он утонул в её груди, познав всю, роскошь пышного тела, услышал много приятных слов, увидел всю вульгарность, на которую способна дорвавшаяся барышня, почувствовал влажность её рта и согласился во всём, что вырвалось из уст прекрасной девы. Ошарашенные друзья так и сидели, разинув рты, с широко открытыми глазами.
На утро Федя смутно вспоминал, что произошло, и почему он лежит не в своей постели. Не теряя драгоценного времени, он вскарабкался на подоконник, собравшись прыгнуть на толстую ветку могучего дуба. Но ворвавшаяся в комнату Кира, спешившая принести горячий завтрак своему возлюбленному, обманула надежду беглеца, и он сорвался вниз, упав в кусты и расцарапав все бока. Со слезами на глазах девушка смотрела вслёд улепётывающему парню, который чрезвычайно быстро скрывался за горизонтом, бормоча что-то себе под нос.
С тех пор девица каждый день навещала Фёдора и проводила с ним большую часть своего времени, постоянно напоминая, что он обещал на ней жениться. Тот в свою очередь, как-то жалобно скулил и строил умоляющие глазки, на что Кира совсем не реагировала и озвучивала грандиозность намечающейся свадьбы. Именно тогда ведьмак решил обратиться к своей памяти, вспоминая все подходящие заклинания, которым когда-то учил его отец. Ничего не обнаружив он, отважился заглянуть в фамильную библиотеку, где и нашёл подходящий фокус. Заклинание маскировки действовало только на рыжую толстушку и её родственников и имело срок в две недели. Таким образом, невеста не видела жениха уже длительное время, но неопытный колдун совсем забыл наложить заклятие ещё раз, за что и поплатился.
