Виктор Носатов
Адъютант Бухарского эмира
Заметив в глазах сына удивление и некоторое замешательство, он добавил:
– Подумай обо всем, что я тебе сказал хорошенько, прежде чем принять окончательное решение.
В душе Темир-бека боролись противоречивые чувства. Он вспомнил свою безрадостную юность, дырявую крышу над головой, через которую можно было, не выходя из дома, считать звезды. Вспомнил сгорбленную фигуру отца, голодные глаза старшего брата. После трагической смерти самых близких ему людей, оставшийся один на всем белом свете, Темир был в отчаянии. И только благодаря заботам Ислам-бека, которым он был сначала пригрет и получил кусок хлеба, а затем взят в семью, направлен на учебу в Кабул, стал офицером. После окончания военного училища, по рекомендации Ислам-бека, его взяли в канцелярию эмира Бухары. Эмир, видя, что юноша много знает и, главное, исполнителен до самозабвения, преследуя свои далеко идущие цели, был с ним удивительно ласков и откровенен. Он любил поговорить с начитанным не по годам, умным и красноречивым юношей. Темир же этой его благосклонностью не очень-то обольщался, потому что знал: та нить, которая связывает его с эмиром, может в любой момент оборваться. Такая нить, скажем, связывает кошку и мышь, с которой та забавляется, готовая в любой момент разорвать острыми когтями живую игрушку.
«Что ни говори, а Ислам-бек мне ближе, в конечном счете он искренне желает мне добра». Очнувшись от переполнявших голову мыслей и воспоминаний, Темир, решив для себя что-то большое и важное, твердо сказал:
– Я ваш покорный слуга и готов служить вам верой и правдой, мой дорогой отец, мой господин и благодетель. – Нескрываемая искренность и признательность заботам и доверию Ислам-бека чувствовались в этих словах.
Получив желанный ответ, Ислам-бек обнял Темира за плечи и тут же повлек его за собой в юрту. Там их уже ждал богато накрытый стол. Надо было навеки скрепить этот их родственный и военный союз.
Глава VII. Бухара. Июнь – июль, 1924 год
Агабек подъехал к вокзалу незадолго до прибытия вечернего поезда. В это время на привокзальной площади, несмотря на будний день, было довольно многолюдно. Пестрая толпа сартов, хивинцев, бухарцев, индусов, в их ярких восточных костюмах, гудела, шумела на разные лады. Особенно из общей толпы выделялись таджики, большие щеголи, как и персидские персы. Они и в будний день разряжены как в праздник: чалмы их воздымались на голове целыми грандиозными сооружениями, разноцветные халаты щегольски перевязаны зелеными и красными шелковыми кушаками. Все это собранное в одном месте пестроцветье одежд, лиц и говоров, в полной мере олицетворяло собой благословенную Бухару. Лишь изредка попадающиеся загорелые лица людей в косоворотках и полувоенных френчах говорили, что и на Восток, вслед за революцией, поспешила европейская цивилизация. Огромное светило, выкрасив в багрянец толпу и здания города с его островерхими минаретами, медленно садилось за горизонт, предоставляя бухарцам время для отдыха от жары и повседневных трудов.
– Добрый вечер, – радостно приветствовал Соломею Агабек, лишь только она вышла из вагона.
– Ну, вы прямо колдун, – вместо слов приветствия сказала Соломея, пожимая своими горячими мягкими пальцами его жилистую руку.
– Из ваших слов я заключаю, что нынешним вечером вы свободны, – уверенно сказал Агабек, делая знак извозчику, чтобы тот подъехал.
Выехав на единственное шоссе, ведущее в центр и к резиденции сбежавшего эмира, возница взмахнул камчой, и рессорный экипаж, раскачиваясь из стороны в сторону, то и дело подскакивая на ухабах, помчался по главному городскому проспекту.
Прижавшись к Агабеку, Соломея радостно сообщила:
– Мой жених срочно выехал вместе со своим начальником в Карши. Говорят, что там взбунтовался бухарский полк…
– Ну, взбунтовался – это громко сказано, – со знанием дела перебил ее Агабек. – Просто казначей, направленный неделю назад из Бухары, до сих пор не выдал солдатам жалованье. Как только они получат свои гроши, то сразу же успокоятся.
– Откуда вы все это знаете? – удивленно повела бровью Соломея.
– Ну, кому же, как не мне, знать о том, что происходит во вверенном мне гарнизоне.
– Ах да! Я чуть было не забыла, что вы разведчик, – воскликнула женщина, – значит, это с вашей подачи мой жених выехал в Карши?
– Ну, в какой-то мере… – неопределенно сказал Агабек.
– Значит, ради меня вы пошли на служебный обман?
– Ну, обмана здесь никакого нет. Скажу больше. Бухарскому военному министру уже давно надо было разобраться со злоупотреблениями командования многих своих частей, расквартированных не только в Карши. А там командир полка и его заместители, по моим сведениям, уже продолжительное время недодают солдатам жалованье, и кассир действует заодно с ними.
– Не может этого быть! – искренне удивилась Соломея, но немного подумав, покачала головой. – А впрочем, сегодня ничему не стоит удивляться. Недавно Садвакасов хвалился, что у него в гостях был командир полка из Карши, который подарил ему драгоценный кинжал старинной работы. Кстати, сегодня он и хотел показать мне эту драгоценную игрушку.
– Теперь вы видите, что и у вашего женишка рыльце в пуху, – подлил масла в огонь Агабек.
– Давайте не будем о плохом, – неожиданно сказала Соломея, – давайте позабудем обо всей этой неприглядной действительности и в полной мере насладимся неожиданной свободой.
В чайхане, где Агабек был завсегдатаем, было тихо и уютно. В качестве прислуги здесь служили многочисленные братья хозяина заведения, всегда опрятно одетые и в меру услужливые.
Агабека встретил сам хозяин, среднего роста толстяк в светлом халате и расшитой золотом тюбетейке.
– Ассалям алейкюм, – приветствовал он дорогого гостя.
– Алейкюм ассалям, – ответил Агабек и многозначительно взглянул на хозяина.
– Для вас, уважаемый Агабек, и для вашей ханум я могу предложить отдельную комнату. Достархан накрыть как обычно?
– Да! И желательно побольше фруктов и сладостей.
– Проходите, уважаемый! Сейчас все будет готово, – проводил в уединенную комнату дорогих гостей хозяин. Тотчас расторопные чайханщики принесли столик, уставленный всевозможными яствами. Здесь были и ароматный, чарующий своим нежным вкусом плов, и горка золотистых лепешек, и нежная и воздушная пахлава, таявшая во рту, и иранские фисташки, и курага, и, конечно же, огромное блюдо всевозможных фруктов.
– Прошу, – радушно предложил Агабек, приглашая свою спутницу к сказочному достархану.
– Вы и в самом деле настоящий восточный волшебник, дэв, – восхищенно сказала Соломея, удобнее устраиваясь на горе разноцветных подушечек, разбросанных на ковре.
– Садитесь поближе! Пировать так пировать! – воскликнул Агабек и, примостившись рядом, налил два бокала красного густого и терпкого вина.
– За наше неожиданное знакомство! – провозгласил он.
– За знакомство! – поддержала Агабека Соломея, бросив на него томный, чарующий взгляд.
– Мы договорились встретиться сегодня вечером, – сказал Агабек, заключая свой доклад резиденту об удачно прошедшей вербовке агента Золотая ручка.
– А почему именно Золотая ручка? – полюбопытствовал Лацис.
– У нее и в самом деле нежные, чуть тронутые золотом смуглые ручки, – самозабвенно ответил Агабек.
– Вы меня удивляете, товарищ Агабек, – вскинул голову Лацис. – Вы что, влюбились в нее, что ли?
– Нет! Солдат революции не имеет на это права, – подавляя в себе все светлые воспоминания прошедшей встречи, отчеканил Агабек.
Лацис несколько мгновений пытался буравчиками своих пронзительно-голубых глаз высверлить правду, но наткнувшись на сверхпрочную породу, прикрывающую нутро одного из лучших своих сотрудников, отступился, прекрасно понимая, что контролировать души своих подчиненных он не в состоянии. «Дай бог с текущими задачами справиться», – подумал он, отводя взгляд от лица Агабека.
– Когда же ждать первых результатов? – уходя от начатого им щекотливого разговора, спросил Лацис.
– Может быть, сегодня, а может быть, завтра. Все зависит от обстоятельств, – неопределенно сказал Агабек. – Товарищ Лацис, я бы хотел уточнить, сколько мы в состоянии платить за полученную информацию? – обратился он со встречным вопросом.
Лацис сморщился, словно от зубной боли.
– Даже за самую ценную информацию я могу выдать не больше пятидесяти рублей золотом.
«Это около полутора миллионов местных тенге», – подсчитал Агабек в уме.
– Да за эти деньги я не только список контрреволюционеров добуду, но и всех их пособников и финансистов, вместе взятых.
– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, – осадил сотрудника Лацис. – Мы должны выявить и арестовать не только заговорщиков, но и их покровителей за рубежом. А для этого нам нужны все их связи и агенты. Кроме всего этого, для проведения революционного суда над заговорщиками у нас должны быть на руках документы, доказывающие связи контрреволюционного подполья с басмачеством и байской верхушкой Афганистана. Именно поэтому, пока не поздно, нам нужно и там формировать агентурную сеть, и прежде всего в лагерях басмачей, которые дислоцируются за границей. С теми агентами, которых мы сегодня имеем, все эти вопросы не решить. Необходимо искать новые пути.
– Я предлагаю на первых порах более плотно заняться англичанами, которые недавно прибыли в Бухару по линии Красного Креста и Красного Полумесяца.
– Кто-то из прибывших вызывает подозрение?
– Да! Некий мистер Хадсон. По информации агента «Чалма», он случайно увидел белого человека в одном из дальних городских переулков. В захудалой чайхане тот беседовал с другим белым человеком, высокого роста, круглолицым, с большим красным носом. Агент говорил, что он уже видел этого человека на недавнем параде бухарских вооруженных сил.
– И кто же это?
– Пока не знаю. Но я поставил задачу найти этого «носатого» и проследить за ним до места жительства или работы.
– Ну, раз вы начали разработку англичан, вы и продолжайте это дело дальше, – не терпящим возражения тоном сказал Лацис.
– А в помощь кого-нибудь дадите? – без всякой надежды на успех спросил Агабек.
– Дам! – немного подумав, сказал резидент. – Старков давно просится на дело.
– Старков? – разочарованно переспросил Агабек.
– Да, Старков, – подтвердил Лацис.
– Но он же только-только от станка и ничего в нашем деле не смыслит, – пытался возразить Агабек.
– Вот и учите его, товарищ Агабек. Старков прибыл к нам по рекомендации сибирских чекистов. Человек грамотный, из рабочих. Недавно в партию вступил. Такими людьми разбрасываться никто не позволит!
– Все понятно, товарищ Лацис, – согласился Агабек.
– С сегодняшнего дня он поступает в полное ваше распоряжение. Вы знаете, где его найти?
– Да. Насколько я знаю, он уже третий день работает делопроизводителем в местной организации по заготовке шерсти.
Лацис вытянул за цепочку отливающие серебром карманные часы и нажал на кнопку. Щелкнув, часы раскрылись. Послышались переливчатые звуки марша «Прощание славянки».
– Через два с четвертью часа я встречаюсь с товарищем Старковым на конспиративной квартире. Не позже двенадцати часов жду вас там.
Конспиративная квартира находилась в семейном общежитии для совслужащих, работающих в самых различных учреждениях Бухары. Этот факт давал чекистам полную свободу действий. Во-первых, двери общежития были открыты и днем и ночью, а во-вторых, здесь никого не спрашивал о цели визита. Квартира находилась в торце второго этажа. Ее окна выходили как на улицу, так и во двор, позволяя знающему человеку, в случае необходимости, незаметно скрыться. На условный стук дверь открылась. На пороге стоял худощавый молодой человек с красивыми черными усами, в хромовых сапогах, в косоворотке с кожаным поясом и в картузе.
– Я к Леониду Модестовичу, – произнес Агабек пароль.
– Леонид Модестович скоро будет, – явно волнуясь, выпалил Старков и, отступив от двери, пропустил гостя внутрь комнаты. После этого он суетливо выглянул в коридор и захлопнул дверь.
– Вы товарищ Агабек?
– Да.
– Я Старков.
– Я знаю.
– Товарищ Лацис вас не дождался. Он очень торопился. Уходя, сказал, что я поступаю в полное ваше распоряжение. Скажу откровенно, мне уже порядком надоело возиться с бумажками. Хочется настоящего дела. Когда же мы будим ловить контрреволюционеров и шпионов? – нетерпеливо спросил Старков.
– С этим делом мы пока повременим, – осадил его Агабек.
– Но товарищ Лацис сказал, что нам с вами поручено особо важное задание…
– Так-то это так, – согласился Агабек, – но прежде чем мы вплотную приступим к этому важному делу, необходимо побегать.
– Побегать? – недоуменно переспросил Старков.
– Да, побегать. Или вы не знаете, что чекиста ноги кормят?
– Насколько я знаю, это к волку относится, – все еще недоумевая, показал свою эрудицию Старков.
Агабек подошел к окну, выходящему на улицу. По противоположной тенистой стороне куда-то спешил толстяк в синей косоворотке и хромовых сапогах.
– Видите того типа? – подозвав к окну Старкова, спросил Агабек.
– Вижу, товарищ Агабек.
– Проследите за ним. Завтра утром встречаемся здесь же. Доложите все, что вы о нем узнаете.
Старков нерешительно топтался на месте, не решаясь что-то спросить.
– Торопитесь. Через минуту-две вы его можете потерять, – скептически глядя на молодого сотрудника, промолвил Агабек. Тот, словно подхлестнутый камчой, вылетел в дверь и вскоре замаячил на приличном расстоянии от толстяка.
«Вот так-то лучше. Пусть повышает квалификацию. А то собрался шпионов ловить», – беззлобно подумал про себя Агабек, наблюдая за сотрудником до тех пор, пока тот не скрылся за поворотом.
Закрыв дверь на ключ, Агабек, вольготно расположившись на кожаном диване, задумался. В памяти сразу же всплыл образ черноглазой красавицы, завитушки цвета вороньего крыла, волной прикрывающие лоб, маленький еврейский носик и ненасытные губки. Он с дрожью во всем теле вспоминал вечер, проведенный с Соломеей. Как пылал, словно в огне, сам себя не помня, как целовал ее глаза, губы, как она, игриво откидывая свою маленькую головку назад, обжигала его пылающим любовью взглядом своих колдовских глаз…
Неожиданный стук в дверь: три удара коротких, три длинных, вернул Агабека к действительности. Он вдруг вспомнил, что назначил здесь встречу агенту «Чалма».
Отперев дверь, Агабек пригласил агента в комнату.
– Товарищ Иванов (Иванов – агентурный псевдоним Агабека), я выполнил ваше приказание в отношении «носатого», – с ходу начал доклад агент.
– И кто же это?
– Полковник Садвакасов, адъютант военного министра Бухарской республики.
– А вы не спутали его ни с кем?
– Нет, это он. Точно! Я с час назад его видел.
– Не может быть! Насколько я знаю, он со своим начальником должен быть в Карши.
– Час назад прибыл поезд из Карши. Я в это время как раз был на перроне, ждал поезда из Новой Бухары.
– Молодцом! За это можно и наградить, – удовлетворенно сказал Агабек. Открыв сейф, замаскированный под тумбочку, он достал пачку местных банкнот и протянул их агенту. Тот явно не ожидал такой щедрости.
– Спаа-сси-бо-о, – заикаясь от чувства благодарности, произнес нараспев он. Не глядя в бумагу, расписался за полученную сумму и, сунув деньги в безразмерный карман, преданными глазами уставился на Агабека.
– Продолжайте наблюдение за англичанином и полковником. Если будет что-то срочное, звоните по номеру 345, спросите товарища Иванова. Через час после звонка встречаемся здесь. Вам все ясно?
– Да, товарищ Иванов.
– До встречи, – подал он руку агенту.
Дождавшись, пока он выйдет, Агабек запер дверь и, радостно потирая руки, подошел к сейфу. Он вытащил из его чрева початую бутылку шустовского коньяку, и налив в маленькую, чуть больше наперстка, хрустальную рюмку, быстро опрокинул ее вовнутрь.
– Ох, хорош… – удовлетворенно произнес он, чувствуя, как ароматная, огненная влага медленно разливается по нутру, вызывая ответное чувство голода.
«Сейчас бы я и от простой лепешки не отказался», – подумал Агабек, вспомнив, что у него с раннего утра и маковой росинки во рту не было. Но прежде чем направиться в ближайшую чайхану, он решил мысленно набросать план беседы с очаровательной еврейкой, ибо всеми фибрами своей израненной Гражданской войной души чувствовал, что под воздействием ее колдовских чар может и забыть о цели очередной их встречи или, что страшнее всего, – стать ее информатором, предать свое дело. Чего-чего, а этого он никак допустить не мог.
«Не женщина, а настоящая Мата Хари», – восхищенно подумал он, направляясь в чайхану.
Глава VIII. Бухара. Июль, 1924 год
Ислам-бек ранним утром вызвал к себе в юрту Темира и, дождавшись, когда за ним опустится полог, сказал:
– Мой мальчик, сегодня тебе предстоит на деле показать все свои военные знания и умения. Его Высочество требует от нас не давать покоя неверным, и я решил вместе с тобой провести рейд возмездия в высокогорной долине, где дехкане продались большевикам. Они не платят военный налог и отказываются кормить воинов ислама. Тебе я хочу поручить самое ответственное задание. С отрядом в пятьдесят сабель тебе предстоит перекрыть дорогу, ведущую к военному гарнизону, чтобы неверные не смогли помешать нам расправиться с предателями.
Он подозвал Темир-бека к столу, на котором лежала развернутая карта с непонятными значками и изображениями, коряво выведенными разноцветными карандашами. Склонившись над картой, молодой караул-беги долго ее рассматривал, пытаясь понять, где стоят вражеские гарнизоны, но так ничего и не поняв, обернулся к отцу.
– Что это? – недоуменно спросил он.
– Карта боевых действий моих формирований, – явно удивленный вопросом, не сразу ответил Ислам-бек. – А что, непохоже? – в свою очередь спросил он.
– Уважаемый токсобо, – обратился к отцу, как военный к военному Темир-бек, – это не карта боевых действий, а сплошная путаница! Не знаю, как вы, а я не могу разобраться, где находятся наши силы, а где вражеские.
– Вот здесь стоят гарнизоны Красной армии, – указал токсобо на обведенные черным цветом населенные пункты. – А здесь дислоцируются моджахеды ислама, – показал он районы, густо заштрихованные зеленым цветом.
– Ну, теперь мне понятно, – удовлетворенно сказал молодой офицер. – Но для того чтобы это было понятно всем, необходимо единообразие в оформлении карт. В Европе принято обозначать противника красным цветом, цветом крови, которую побежденные враги должны пролить.
– Но мы воюем не в Европе, а на Востоке, где своих черных врагов мы зарываем в черную землю, – мудро изрек Ислам-бек, поглаживая свою черную, клиновидную бородку.
Обескураженный таким простым и доказательным ответом, идущим, может быть, напрямую от землепашцев, ставших воинами, Темир-бек только и смог промолвить:
– Аллах велик. И нам, его верным слугам, неведомы все его замыслы и чаяния… И все-таки, господин токсобо, – перешел он на официальный тон, – я бы порекомендовал вам, как самому близкому и дорогому мне человеку, прислушаться к моему совету.
– Мой мальчик, не называй меня токсобо, для тебя я был и остаюсь добрым и заботливым отцом.
– Хорошо, отец!
– Я верю, что ты не посоветуешь мне плохого, но так уж у нас было заведено еще в самом начале войны против неверных. И я не хочу отступать от этой давней традиции.
– Боюсь, отец, что на этот раз вам придется согласиться со мной, – продолжал настаивать Темир-бек, – иначе вы можете оказаться в щекотливом положении, когда к вам нагрянут с проверкой генералы эмира или, хуже того, англичане.
– Какие генералы, какие англичане? – гневно воскликнул Ислам-бек. – Да я на порог своей юрты никаких соглядатаев эмира не допущу!
– Отец, смирите свою гордыню, – искренне произнес молодой офицер, – со следующего года, прежде чем обеспечивать вооруженные формирования моджахедов ислама оружием, боеприпасами и деньгами, эмир пришлет своих эмиссаров, которым поручит произвести анализ всех проведенных за год боевых операций, и в соответствии с результатами поверки, будет награждать или наказывать. Я лично готовил для Его Высочества этот документ.
– Спасибо, сынок, что предупредил, – ласково потрепал Темир-бека по плечу отец. – А при чем здесь англичане?
– Большая часть средств на поддержку повстанческого движения в Бухаре поступает эмиру от англичан, и потому они тоже хотят увидеть, на что тратятся их деньги, – ответил Темир-бек. – Все проверяющие в первую очередь будут изучать карты боевых действий. И все эти понятные только вам изображения на картах вызовут у них насмешки. А я не хочу, чтобы над моим отцом, смелым и мужественным военачальником Гиссарской долины, кто-то смеялся.
– Спасибо, сын, за урок, преподанный мне, – искренне прослезился грозный курбаши, – прости меня за то, что я не сразу воспринял твой совет. Но кто научит моих адъютантов европейским наукам?
– Я! Правда, на это надо время, – задумчиво сказал Темир-бек.
– И в самом деле! Но вам же через два дня надо отправляться обратно.
– Ничего, я найду достойное оправдание.
– Спасибо, сынок! Я сегодня же прикажу адъютантам всех подчиненных мне курбаши прибыть в лагерь. Через два дня, когда мы вернемся из похода во славу ислама с победой, все уже будут в сборе.
– А пока я по-новому оформлю вашу карту и после согласования с вами нанесу на нее план предстоящей операции.
– Слушаю и повинуюсь, – неожиданно улыбнулся всегда такой суровый и неулыбчивый Ислам-бек.
Закончив наносить на карту обстановку, Темир-бек, обернувшись к отцу, который, сидя в просторном, красного дерева кресле, больше похожем на походный трон эмира, с упоением следил за его уверенными и четкими действиями за столом, задумчиво сказал:
– Мне кажется, что заградительный отряд надо расположить в этой небольшой лощине, – он показал место на карте. Ислам-бек, нехотя оставив свой трон, подошел к столу.
– Но это же слишком близко от кишлаков, где мы будем проводить операцию, – скептически заметил он, – я боюсь, что в случае нападения неверных вы не сможете здесь долго продержаться. Вот место, где я планировал выставить засаду. – Ислам-бек указал на узкое горло ущелья, которое можно было запереть и меньшими силами.
Темир-бек внимательно изучил подступы к ущелью и со знанием дела изрек:
– Отец, это хорошее место для засады, но противник, столкнувшись с нами в горловине ущелья и поняв, что там не пройти, попытается обойти препятствие вот здесь и вот здесь, – показал он на карте, – и тогда его уже никто не сможет остановить.
– Я сомневаюсь, что гяуры мыслят так же, как ты, сынок, – самоуверенно произнес курбаши, проведя своим острым ногтем по карте. – Здесь они найдут свою смерть.
– Хотелось бы в это верить, – недоверчиво произнес Темир и, взглянув на отца, неожиданно попросил: – Разрешите мне все-таки рассказать вам, в чем мой замысел?
– Рассказывай! – без особого энтузиазма в голосе милостиво разрешил Ислам-бек.
– Будь я военачальником, я бы расположил засаду в двух местах. Здесь и здесь, – показал он на карте. – Дорога круто поднимается на перевал, и на вершине вражеские кони будут еле передвигать ногами. На спуске вражеская колонна окажется, как на ладони, под прицелом первой засады. Как только гяуры начнут подъем на следующий перевал, они окажутся под кинжальным огнем второй засады. И из этого котла тогда уж никому не уйти. Для этой операции мне понадобится четыре «льюиса» с полным боекомплектом и двадцать пять – тридцать всадников. Как видите, я справлюсь с поставленной вами задачей даже меньшим количеством людей.
– Все это хорошо на словах да на бумаге, – скептически ответил Ислам-бек, – а мы привыкли действовать по старинке. Кстати, курбаши Наби-хан уже устраивал там засаду, и довольно-таки успешно. Пока красноармейцы штурмовали скалу, на которой засели его джигиты, курбаши зашел им в тыл и порубил всех до одного. Так что, сынок, я советую тебе воспользоваться уже проверенным в бою замыслом.
– Хорошо, отец. Я поступлю так, как ты советуешь.
Темир-бек тут же обозначил на карте недостающий элемент предстоящего боя и только после этого вместе с отцом вышел из юрты.
– Скажи, отец, почему среди собравшихся курбаши я почему-то не слышал имени курбаши Наби-хана? Жив ли он?
– Жив! Хитрый лис, после того как его потрепали неверные, ушел за кордон, поближе к своему родственнику, афганскому беку. Кстати, он вскоре должен доставить оружие и боеприпасы, которые мне уже давно обещали англичане. Был однажды у меня господин Хадсон. Клялся и божился, что поможет не только оружием, но и деньгами, лишь бы мы не прекращали с большевиками борьбы.
– А-а-а, я что-то слышал об этом, – вспомнил вдруг Темир-бек. – Три месяца назад Его Высочество отправил меня встретить караван с английским оружием, который прибыл из Индии. Среди сопровождающих караван от границы был и какой-то толстяк-курбаши со своими людьми. Он мне по секрету сказал, что скоро со своими джигитами пойдет обратно в Бухару, чтобы вновь, как и раньше, истреблять неверных. Возможно, это и был ваш знакомый.
– Возможно! – неопределенно сказал Ислам-бек…
Ранним утром следующего дня, в самом начале ущелья, выходящего к перевалу, за которым на труднодоступных склонах, словно ласточкины гнезда лепились горные кишлаки, от многочисленного отряда Ислам-бека отделились пятьдесят всадников и под командованием молодого караул-беги Темир-бека поскакали по узкой и глубокой щели в гору. Место прежней засады искать не пришлось. На скале прекрасно сохранились выложенные из камня укрытия с амбразурами и узкими ходами сообщения.
Оставив лошадей в щели, под охраной десятка воинов, Темир-бек расставил остальных на заранее оборудованных позициях. Приказав всем затаиться, он отъехал на своем жеребце на версту и в бинокль пристально осмотрел место своей засады. Ничего, могущего привлечь внимание, не было заметно. Даже невысокое, сложенное из камней укрытие, сливалось с серой массой, нависшей над ущельем скалы.
«Ну что ж, – подумал он. – Проверим тактический прием курбаши Наби-хана. Может быть, нам так же, как и ему, повезет»!
* * *
– Люди! Эй, люди! Сбросьте ваш сон, собирайтесь к мечети. На нас надвигается беда! – слышались крики глашатаев на кривых и узких улочках кишлака Кайсар, спрятавшегося от суетного мира в отрогах Каратау. Вскоре на площади перед мечетью собралась многочисленная толпа. Люди, тихо переговариваясь, с нетерпением ждали, что скажет староста кишлака.
Выйдя вперед, староста взволнованно провозгласил:
– Мусульмане, я позволил себе оторвать вас от важных дел, потому что пришел час защищать наш кишлак, наши дома и наши семьи от кровожадного курбаши Ислам-бека. Полчище ширбачей движется на нас, чтобы склонить наши сердца и души в поклоне эмиру и его приближенным. Этот сын разводки и шакала снова хочет надеть на нас цепи рабства, сброшенные с наших шей большевиками, чтобы, как и прежде, пить нашу кровь, насиловать наших жен, продавать в рабство наших дочерей. Этот преисполненный самодовольства и гордыни курбаши, да сгорит душа его в аду, прислал к нам своего посланца, который объявил мне слова своего людоеда-хозяина:
«Мы слышали, что в Кайсаре люди впали в разврат и отказали в гостеприимстве моему курбаши Ниязу. Поэтому приказываю… – Голос аксакала дрогнул. – Приказываю сегодня же собрать мне и моим людям сто подков, пять пудов фамиль-чая, пуд кок-чая, пятнадцать фунтов чилимного табаку, тридцать баранов, пятнадцать пудов риса, два пуда кишмиша. Ослушникам – наказание, их семьям – разорение».
Слышали, люди? Живодер и насильник идет к нам. Конница его кровавых подручных скачет к нашему кишлаку. Я взываю к вам, сельчане: до каких пор мы будем терпеть этих голодных, бешеных собак?!
Толпа угрюмо молчала. Каждый вспоминал, какие беды и несчастья пришлось перенести каждому из них за последние годы, и особенно в прошедшем году. Тогда в кишлаке расположился лагерем Наби-хан, загнанный в поднебесные дебри красными кавалеристами. Причитания женщин и многочисленные холмики могил оставили после себе моджахеды ислама после своего ухода. Вот и сейчас жестокое и кровавое воинство под предводительством самого Ислам-бека движется в их небольшую, защищенную от ветров хребтом Каратау высокогорную долину, чтобы на улицах кишлака вновь слышался плачь и стенание женщин, чтобы под пулями и ножами бандитов падали в пыль отцы семейств и джигиты, осмелившиеся поднять руку в их защиту.
– К нам идет смерть! – стал рядом с аксакалом кузнец Данияр. – Сейчас мы должны решить: или идти к бандитам на поклон и, словно стадо баранов, подставить свои шеи под их острые ножи, или, вооружившись всем, что возможно, стать на защиту кишлака. Третьего не дано!
Люди зашумели, стараясь выразить свое одобрительное отношение к сказанному старшиной и кузнецом.
Шум перекрыл громоподобный, непререкаемый голос Данияра:
– Все идите домой! Возьмите то, что у каждого есть. Охотники – свои ружья, дехкане – свои кетмени, серпы и топоры, пастухи – вилы, палки и ногайки. Вооружайтесь всем, чем сможете. Мы дадим отпор этим бешеным псам.
Шумно переговариваясь, люди начали торопливо расходиться.
– Всем собраться на окраине кишлака, возле скалы, – приказал кузнец вдогонку. Привыкшие безропотно подчиняться людям сильным и смелым, дехкане быстро разошлись по домам и, вооружившись всем тем, что годилось не только для добывания пищи, но и для убиения себе подобных, направились к скале, прикрывающей кишлак от северных ветров. Теперь это вселенское нагромождение островерхих гранитных глыб должно было закрыть кишлак от кровожадных псов – басмачей.
Вскоре у скалы собрались почти все мужчины, способные держать в руках оружие.
Данияр пришел одним из первых. Высокорослый и широкоплечий кузнец, подпоясанный красным кушаком, за которым была видна остроотточенная сабля, внушал селянам уважение и надежду. Такой человек не станет тревожить людей пустопорожними разговорами и несбыточными увещеваниями.
Не дожидаясь, пока стихнет говор раззадоренных предстоящей битвой селян, Данияр громко, чтобы слышали все, объявил:
– Если позволит мне многоуважаемое общество, я готов возглавить оборону нашего кишлака.
– Мы согласны!
– Ты самый достойный из нас!
– Я слышал, Данияр служил когда-то в коннице эмира!
– Данияр – настоящий батыр!
– Веди нас в бой, – послышались крики со всех сторон.
– Я предупреждаю вас, что с этого момента наступает конец вашей вольнице, каждый должен будет строго и точно выполнять все мои приказания! Вы согласны?
– Согласны! Согласны! – Многоголосое эхо, отразившись от скалы, воинственным кличем разнеслось по долине, вселяя в ее немногочисленных жителей надежду на победу над страшным и жестоким врагом.
– Если вы согласны, то я беру командование над нашим немногочисленным отрядом на себя, – громогласно объявил Данияр и, подойдя к краю обрыва, в глубине которого проходила караванная тропа, ведущая в кишлак, о чем-то задумался. Дехкане молча, с надеждой в глазах смотрели на него, ожидая приказа.
