Виктор Романович Саморский
Последний конвой
Глава 6. Лидия
День третий
Вчера как та сороконожка бегала, получала и выбивала из нашего завхоза все необходимое. Кто сказал, что горцы щедрые натуры? Плюньте в него несколько раз и еще разок от меня. Большего жмота, чем наш Расул я в своей жизни еще не видела. Выдает строго по списку, и в минимальных количествах, как будто из собственного кармана достает или от сердца отрывает. Не выдержала и поинтересовалась, нет ли в его родословной хохлов или евреев? Обиделся, великодушно кинул на стол несколько десятков систем переливания крови сверх списка. Так сказать, с нашего барского плеча – вам холуям подачка. Кушайте, не обляпайтесь…
Вот же говнюк!
Мой походный хомяк никогда ни от чего не отказывается, даже от мази для лечения геморроя. Пока еще неизвестно, что нам пригодится, а что нет. Системы по любому пригодятся, и вдвойне обидно будет, если предлагали, а я не взяла. Так что сгребла все что дали, истребовала все, что положено, и еще немного сверху выклянчила.
Не на ту напал, скупердяй чертов. Я для дела и поскандалить могу, и слезу пустить, и начальству нажаловаться. В морду дать, конечно, не смогу, но при очень сильном желании могу кого-нибудь об этом слезно попросить и тогда обидчику мало не покажется.
В общем, я – типичный манипулятор. И горжусь этим! А что такого? Когда в экспедиции ты единственная женщина, всякое может случиться. Без железного характера, твердой воли и умения манипулировать мужиками, банально не выживешь. Ну и профессия, конечно, отпечаток на характер наложила. Немножко здорового цинизма, пофигизма и гипертрофированная строгость с пациентами, вырабатываются уже на первых годах самостоятельной практики. Мужики, они же, как дети, иногда пожалеть нужно, а иногда и прикрикнуть, чтобы не ныли без повода. А убеждать и доказывать, это слишком долго и не всегда практично.
«Больно? Терпи! Не настолько страшное ранение, чтобы на тебя обезболивающее тратить. У меня запасы не бесконечные». «Щиплет? А ты что, не мужик? Хватит ныть, у других все гораздо серьезнее, и никто не скулит». «Чего скис? Как жить после ампутации кисти? Да так же, как и раньше жил. Поначалу тяжело будет, потом привыкнешь. Все привыкают, и так же радуются жизни, кушают, спят и ходят на работу. Жизнь ведь на этом не заканчивается».
Вот так, где-то силой убеждения, где-то шуточками, а где-то напускной строгостью. А если каждого больного по головке гладить, никаких душевных сил не хватит. Я же не мамка для всех и для каждого. Я – хирург. Мое дело раны штопать, застрявшие в теле пули извлекать и бинты с марлей переводить.
А спиртом, тем не менее, Расул меня обделил. Одна канистра слишком мало для такого похода. Чем инструмент стерилизовать в походных условиях прикажете? Собственной мочой?
Ладно, придумаю что-нибудь…
Может местного самогону выменять на рынке? Так, на всякий случай, авось пригодится.
Потом половину дня укладывала все в соответствии с инструкцией и личным походным опытом. Времени и нервов отняло немало, освободилась только поздно вечером, но зато теперь за себя и свое хозяйство спокойна. Все необходимое под рукой, все легко бьющееся надежно упаковано, даже если какой-то тюк с машины грохнется, ничего не разобьется, не выпадет, и не потеряется. А если и сгинет безвозвратно, не страшно. Все яйца в одну корзину не кладут, поэтому лекарства распределила более-менее равномерно. Потеря одного ящика приведет лишь к уменьшению общего количества медикаментов, а не критической потере самых важных препаратов.
Затем отправилась на оружейный склад. Мало ли что врач, а оружие лишним не бывает. Тем более в Африке. После того как пиндосы ковровыми бомбардировками уничтожили города и правительства на континенте, мирных жителей там почти не осталось. Зато бандитов, беженцев, и мутантов хоть отбавляй. Короче говоря, подготовится к поездке нужно основательно.
Выбор вначале показался огромным, но, по сути, его не было совсем. Автомат «Калашникова» – слишком большой и громоздкий, таскать повсюду с собой эдакую здоровенную дуру, маленькой хрупкой женщине явно не под силу. Все эти автоматы-пулеметы, – для мужиков. Мне нужно что-то маленькое, легкое и смертельно опасное. Так что выбор свелся, всего-навсего, к двум десяткам пистолетов самых разнообразных конструкций.
Выбрала небольшой полуавтоматический пистолет «Beretta», итальянского производства. Симпатичный такой, маленький, аккуратный, вместимостью семнадцать патронов. Запасных магазинов всего два выдали, но зато патронов целый коробок – тысячу. Да куда мне столько? Я же в перестрелках участвовать не собираюсь.
Мой хомяк велел немедленно брать, и еще попросить. Лишнее обменяю на самогон, раз спирта пожалели. Военком охренел от моей наглости и погнал подальше богатырским рыком.
Ну раз послали, то я и пошла. Иду и размышляю…
После того как начался ледниковый период, климат в Африке стал похож на среднеевропейский, зимой до минус десяти градусов, пронизывающие ветра, ураганы и смерчи, снег и гололед. Население частично вымерзло, не привыкли африканцы к отрицательным температурам, климатически не приспособлены. Ни жилья отапливаемого нет, ни одежонки подходящей, ни техники, работающей на морозе.
А потом вернулась жара, да еще какая. В некоторых районах жители массово вымерли, кое-где приспособились, большинство подалось в совершенно бессмысленную миграцию по континенту, в поисках места более пригодного для жилья. Одним словом, кое-кто все-таки выжил, и это оказались далеко не самые лучшие представители африканского континента, а наоборот, самые сильные, наглые, с начисто поехавшей кукухой. Их же теперь проще дустом вытравить, чем попытаться вернуть обратно к цивилизации.
Наше правительство решило попытаться построить в Африке хоть какое-то подобие цивилизованного общества. Отправило несколько экспедиций с добровольными переселенцами. Обосновали миссию, впоследствии увеличившуюся до размеров небольшой колонии. Что-то там выращивали, подкармливали и всячески задабривали местных, лечили и учили понемногу детишек, не давали племени совсем одичать и скатится в варварство.
Впрочем, я сама там не была, сужу только по новостям. Ученые пообещали, что как только атмосфера планеты придет к равновесию, Африка станет поистине райским местом для проживания. Поэтому нужно застолбить как можно больше места для будущих переселенцев, и наладить взаимовыгодные контакты с местным населением.
Я очень сомневаюсь в целесообразности дружбы с дикарями-людоедами, но кто же спрашивает мое мнение?
Как по мне, так освободившаяся ото льда Антарктида, в будущем, гораздо более интересное место. И не так жарко, как в Африке, и отмороженных на всю голову аборигенов нет. Правда мутанты и в Антарктиде уже имеются, но что поделаешь, если произошел глобальный климатический сдвиг по всей планете? Вот и включились непонятные механизмы межвидовой эволюции.
В общем, поездка будет аховой, отдохну как на курорте, загорю и повеселюсь на славу.
Живой бы остаться…
***
День четвертый
Ух, как быстро все завертелось, думала, недели две собираться будут, а вышло три дня всего. Думаете спешка? А фигушки! Они, оказывается, уже давно суетятся, целых три месяца. Это меня в последний момент дернули. Даже боюсь спрашивать вместо кого, и что с ним произошло? Не иначе в бега подался, от радостных перспектив предстоящей поездки…
Может и мне следом навострить лыжи?
Шучу, конечно, – слишком поздно.
Сегодня из Краснодарского порта вышел сухогруз «Летящий» с нашей экспедицией на борту. Видимо у тех, кто придумывал название этому корыту, было отменное чувство юмора. Более идиотского названия не смогла бы придумать, наверное, даже самая тупая блондинка.
На широкой палубе баржи расположился транспорт будущего конвоя. Выглядит очень грозно и внушительно, но одновременно немножко смешно и нелепо. Опознать ни один автомобиль невозможно, ремонтировалось все в дикой спешке, и теми запчастями, которые имелись в наличии. Обшили все открытые места кабин листами металла, даже лобовые стекла закрыли какими-то нелепыми жалюзи. Короче, зрелище незабываемое.
Вот и со всей техникой сейчас так, что не получается прикрутить, приваривают намертво. Не особо красиво, зато функционально и надежно. Вам шашечки или ехать? Лично мне, главное – ехать. А на проклятом континенте, родине слонов и «черного дерева», самое то, что доктор прописал.
Слоны в Африке, кстати, все погибли, не перенесли похолодания. Осталось только «черное дерево». Раньше работорговцы так называли коренное население континента. Очень точное и емкое название для дикарей людоедов. Самый страшный зверь в Африке – человек, одичавший до уровня обезьяны, но вооруженный автоматом «Калашникова». Поэтому соваться в те края без хорошей брони и тяжелого вооружения чистое самоубийство.
Да, я злая и циничная, и ничуть нетолерантная женщина. Не люблю это самое «местное население» за невыносимую лень, вороватость и безграничную тупость. Насмотрелась в командировках на остатки европейских стран. Самые жадные и трусливые бандиты – это выходцы из африканского континента. Беженцы, мать бы их за ногу, да на виселицу, пока не родила…
За все время существования расы, так и не создать государства! Тут уже не в расизме дело, а в уровне социального развития и неприятии самой идеи государственности. А на кой ляд им это нужно вообще? Валяется эдакий среднестатистический негр под пальмой всю жизнь, да бананы жрет. А надоедят они ему до чертиков, тогда зовет жену, да как рявкнет ей – «жрать хочу!»
Та быстренько ребенка в заплечную корзину, сиську через плечо, чтобы дите не ныло, и бегом в степь. Сорго надерет и на дорогу пошвыряет, где с шумом и ветром проносятся длинные сверкающие автомобили белых господ. Подождет немного, пока шины иноземных агрегатов из растений содержимое выколотят и раздробят, сгребет вылущенные семена, замесит из них тесто, налепит лепешки и на валун. Полчаса на солнцепеке – лакомство готово.
И лежит африканец под пальмой дальше, лепешку жует, да из этого же проса заквашенную брагу потягивает. Хорошо! И ничего не надо. Ни одежды красивой, ни электроники с бытовой техникой, ни крыши над головой. А если вдруг захочется чего-то особенного, то можно взять у вождя старый автомат и пойти в соседнюю деревню – белых ограбить.
Есть такой старый анекдот:
В тенечке под пальмой лежит негр, отдыхает, предается безделью. Идет поблизости белый и говорит:
– Чего ты лежишь, поднимайся, рви бананы и грузи мне на корабль. Я их в Европе продам, а деньги пополам разделим.
– Зачем?
– Как зачем? Станешь богатым. Другие будут работать, а ты лежать в тенечке под пальмой и отдыхать.
– А сейчас я что делаю?
А вы рассуждайте дальше о географическом детерминизме и зловредной мухе цеце, уничтожающей посевы, о культурном наследии предков и важности для человечества уметь строить высокохудожественные самобытные шалаши из веток и слоновьего навоза. И не забудьте об очень важной для человечества игре – забрасывании резинового мячика в кольцо, о влиянии на мировую культуру скандирования речитативом паршивых стихов под еще более убогую музыку. На этом все достижения «великой» расы заканчиваются, а начинаются: воровство, грабежи, изнасилования, торговля наркотиками, тунеядство и попрошайничество.
Можете обвинять меня в расизме и пропаганде фашизма, но считать эту расу равнозначной по уровню интеллекта и развития, я не могу. Дикари, они и есть дикари…
Ну да ладно, не будем о грустном.
Начальник конвоя сухарь и «кирзовый сапог», все по уставу и ни шага в сторону. С одной стороны это хорошо, с другой стороны, с таким горя хлебнуть на раз плюнуть. Зовут его Родион Сергеевич Быков. Полковник в отставке. Сорок два года. Хотя, на мой взгляд, выглядит немного старше. Высокий, худой, жилистый, загорелый до черноты, с коротким седым ежиком волос и небольшим шрамом на левой щеке. Кажется, что солнце высушило весь жир, оставив только мышцы и сухожилия. При общении создает впечатление умного и начитанного собеседника. Как все это совмещается в одном теле? Совершенно непонятно.
Я столкнулась с ним нос к носу, когда сцепилась с такелажниками, – они де лучше знают, как медоборудование нужно стропить. Чуть коробку с лекарствами не уронили. Мерзавцы!
Вообще не поняла, что за перераспределение грузов на палубе затеяли и с какой целью? Мне все равно, не мое это дело, раз заняться больше нечем, пусть возятся. Но когда до моего хозяйства добрались, я терпеть не стала, пошла в штыковую. Те, кто видел меня в ярости, рассказывали, что зрелище неописуемое. Даже здоровенные мужики пасуют, при виде разъяренной кошки. Так что я враз порядок навела, всех «построила» и «маршировать» под свою дудку заставила.
На крики прибежало начальство, и с ними Эмиссар. Быков, увидав меня, женщину на корабле, да еще поблизости от груза и техники, холодно поинтересовался, кто я такая и какого черта делаю на «его» судне?
Узнав, что я тот самый врач, который будет сопровождать конвой, начал громко возмущаться в адрес вышестоящих командиров. Долго поминал силы небесные, святых и чертей заодно. Из его слов я поняла, начальство обещало, что врачом в конвое будет настоящий мужик с яйцами, и «вот такой парень». А прислали меня, и даже не представили.
Впрочем, погрузка, отправление, у начальника экспедиции и секунды свободной не было. «Врач на борту? Так точно! Ну и славно».
Вот и пришло время для первого знакомства…
Я аж заслушалась, очень красиво и витиевато у него материться выходило. Прямо соловей! Пришлось прервать многословие, и доходчиво объяснить, что в данном случае я не женщина, а врач. То есть, существо бесполое. И заводить шашни, только ради того, чтобы узнать, как выглядит какой-нибудь член его команды без штанов, мне не особо интересно. Уж чего-чего, а голых задниц за свою многолетнюю практику насмотрелась предостаточно, и с огнестрелом, и в обмороженном виде, и с омертвением тканей.
Ознакомившись с моими документами, немного успокоился, и кажется, смирился. Высадить меня он уже не сможет – просто некуда. Теперь ближайший порт – Африка. А разворачивать судно и возвращаться обратно, недостаточно веский повод. Да и врача на замену за пять минут не найдешь, придется экспедиции задержать на неделю, а то и на две. А это недопустимо. Зима считай на исходе, а летом в Африку соваться – самоубийство. Так что придется ему терпеть меня и дальше, конвой без врача не обойдется.
Вечером представил своей разношерстной команде. Что ни говори, а мужиков подобрали опытных и серьезных, ну и для разнообразия, немного разбавили группу зеленой молодежью. Чтобы было кому на побегушках…
С «фашистами» оказалось сложнее, все как на подбор матерые головорезы, я бы даже сказала – волкодавы. Посмотришь и страшно делается, честно слово, просто мороз по коже. Я вояк немного недолюбливаю, но что поделаешь, лечить придется всех. Пару – тройку молоденьких лиц заприметила, но хмурых и неразговорчивых.
Моему назначению обрадовались далеко не все. Те, кто постарше, уж точно были не в восторге, женщина на корабле и в экспедиции, – первая причина для драк и ссор. Внутренние конфликты группы должно пресекать на корню, внешних угроз хватает выше крыши. А те, что помоложе, похоже, затеяли тотализатор, кто быстрее всех со мной переспит.
Ну-ну, наивные, посмотрим, что из этого выйдет…
Да вряд ли кто решится, Родион пригрозил лично член отстрелить нарушителю спокойствия, если в отряде начнутся проблемы из-за дележа единственной женщины. И меня застращал, не посмотрю, говорит, что вы врач, или в расход или за борт.
Суровый мужик! Есть в нем что-то такое, интересное…
Глава 7. Иваныч
Петр просыпается резко, словно от толчка, первым же осмысленным действием смотрит в окно – на улице еще глубокая ночь и несмотря на поздний час, кто-то яростно колотит во входную дверь.
– Петя, мне страшно – слабым голосом шепчет жена. Копошится и стонет в кроватке дочка. Он всегда называл ее «Мелкая», не по имени – Танюшка, а вот так, – милым, забавным прозвищем. Потому что родилась недоношенной, маленькой и слабенькой. Поздний брак – поздний ребенок. Врачи только развели руками – скорее всего не выживет. Нет оборудования, нет специалистов, нет лекарств.
Девочка и правда очень часто болела, но назло всем злым языкам умирать не собиралась, а уверенно росла, прибавляла в весе, постепенно превращаясь в настоящую принцессу.
– Да кого там принесла нелегкая? – недовольно бурчит Петр, садится в кровати и не спеша натягивает брюки. Мозги словно ватные от постоянного недосыпа, отмороженные пальцы не слушаются, в голове привычно пульсирует боль, тупым сверлом ввинчиваясь в левый висок.
– Только задремал и на тебе, опять что-то приключилось. Сколько можно? Дадут мне хоть когда-нибудь выспаться по-человечески?
В двери стучат сильнее. Грубо, нагло, уверенно.
– Немедленно откройте! – из-за двери приглушенно звучит голос, привыкший к беспрекословному подчинению, – Во имя человечества!
Сердце екает в груди, пропускает удар, по спине маленьким паучком ползет холодок страха. Петр в растерянности мечется по комнате, не зная, что предпринять. Мозг напрочь отказывается принимать происходящее за реальность.
Это сон. Это просто кошмарный сон!
С улицы уже не стучат, а бьют прикладом в дверь. Игнорировать дальше невозможно, всех соседей перебудят. А потом выбьют входную дверь и откроют огонь на поражение. С чекистами шутки плохи…
Когда-нибудь это должно было произойти.
Людмила зажимает ладошкой рот, в глазах застыл немой крик.
Так, спокойно, Петр, не паникуй, если будет обыск, в доме ничего запрещенного нет. Ты же не настолько глуп, чтобы хранить компромат. А остальное… да пусть еще попробуют доказать.
– Считаю до трех, – грозно рычат с улицы, – Р-р-а-з!
Времени на размышление больше нет. Метнулся в коридор, как есть, наполовину раздетый. Дважды быстро повернул головку ключа, рванул входную дверь на себя. На улице темно, ливень шпарит как из ведра, ни черта не видно уже в двух шагах. Какой-то беспросветный мрак…
Призрачная потусторонняя фигура возникает в дверном проеме. Черная форма, блестящие пуговицы, начищенные до инфернального блеска сапоги. Сомнений нет – ЧеКа.
– Петр Иванович Корольков?
В горле перехватило, не смог выдавить ни слова, только слабо кивнул.
Высокий, худой, с вытянутым как у лошади лицом, делает шаг в распахнутую дверь, вскидывает костлявую руку с длинными уродливыми пальцами. На долю секунды перед глазами мелькают золотым тиснением страшные буквы – «Служба Безопасности Метрополии». Больше ничего не рассмотреть, служебное удостоверение исчезает из поля зрения так же быстро, как и появилось. Незнакомец делает еще один уверенный шаг, плечом оттесняя в сторону. На светлом линолеуме остаются грязные отпечатки подошв.
Петр растеряно смотрит на пол и пытается сообразить, что делать дальше? Как себя вести? Что говорить?
Следом за опером заходят двое сопровождающих, видимо конвойные, по знакам различия ничего не понять. Один с АКСУ наперевес, второй с маленьким, импортным автоматом, скорее всего конфискованным у эмигрантов, в гетто крутится немало списанного натовского оружия. Холеные рожи не блещут интеллектом, пустые, равнодушные к чужой судьбе глаза, смотрят насквозь, почти не мигая. Не люди, а функции на государевой службе.
По коже пробегает нервный озноб, противный липкий пот выступает на лбу. Паучок, блуждающий по спине, вырастает до размеров среднеазиатской фаланги и уверенно топчется в районе поясницы.
– Собирайтесь, пойдете с нами.
– Я арестован?
Презрительно-надменный, обжигающий арктическим холодом взгляд стальных зрачков.
– Я не уполномочен вести философские диспуты. Собирайтесь!
«Мелкая» едва слышно ворочается и всхлипывает во сне. Один из сопровождающих привлеченный звуком молниеносным движением вскидывает автомат. Сквозь срез ствола на детскую кроватку смотрит смерть…
Петр поспешно шагает вперед, загораживая дочку собой. Совершенно бессмысленный, рефлекторный жест, тело человека не сможет остановить пулю, выпущенную из автомата Калашникова с расстояния в один метр.
– Собирайтесь, – произносит ледяным тоном высокий, и добавляет после небольшой паузы уже с обычной интонацией, – Петр Иванович, не тяните время.
Петр быстро напяливает первую попавшуюся под руку одежду, бросает прощальный взгляд на зареванную и перепуганную до чертиков жену. Притихшая и побледневшая Танюшка маленьким волчонком таращится сквозь железные прутья детской кроватки.
Все-таки разбудили, сволочи!
Глазищи огромные, губки сжаты в узенькую полоску, смотрит не мигая.
Надо же, такая малая, а все понимает.
Щелчок застегиваемых наручников, грубый тычок в спину.
– Пошел!
Косые струи дождя перечеркнули жизнь на две неравные половинки…
Только не поскользнуться в луже, могут застрелить под предлогом попытки побега.
Черный фургон припаркован возле самой дорожки, марку машины не разглядеть в темноте. Наверняка из городской управы. Впрочем, да откуда же еще?
Сверкает молния, осветив широко распахнутую заднюю дверь, с маленьким окошком, забранным снаружи самодельной решеткой.
Мне – туда.
Хотел оглянуться, еще раз увидеть Людмилу, прижавшуюся лбом к оконному стеклу. Не дали. Грубый толчок в спину, яростный хлопок металлической двери, бессмысленный шорох дождя по железной крыше казенного фургона. Прогоркло пахнет старой кожей и машинным маслом, каждый звук бьет электрическим разрядом по оголенным нервам.
Все тот же властный голос командует водителю:
– Поехали!
Рычит мотор, зубовным скрежетом отзывается изношенная коробка передач, фургон рывком срывается с места окутанный клубами вонючего дыма, катит по разбитой дороге переваливаясь с боку на бок, словно пьяный матрос. Напротив, на деревянной лавке пристроился конвойный с автоматом. Смотрит лениво, равнодушно, не ощущает угрозы в задержанном.
Клапана стучат, автоматически подмечает взвинченный нервным напряжением мозг, а равнодушный циник глубоко внутри головы ехидно и вкрадчиво бормочет вполголоса:
– Ну, вот и все. Допрыгался, голубчик.
Может быть, еще обойдется?
– А вот это – вряд ли, – ехидно отвечает все-тот же мнимый внутренний голос, и демонически хохочет.
В голове пульсирует боль. Петр едва слышно, одними губами шепчет:
– Заткнись, сволочь!
***
Петр Иванович дернулся во сне, ударился коленом и проснулся в холодном поту. Затравлено осмотрелся по сторонам, – ровно гудит движок старенького МАЗа, пацаны мирно беседуют в кабине, за окнами ночная Африка. Кажется все в порядке. Переживать не о чем. Это просто кошмар приснился.
Потом долго лежал с закрытыми глазами без движений. Ровный гул двигателя подействовал успокаивающе, бешено колотящееся стариковское сердце постепенно сбавило обороты, возвращаясь к привычному ритму. Глубоко вздохнул, перевернулся на другой бок.
Плохой был сон. И день, по всей видимости, тоже предстоит паршивый.
– Ничего, родные мои, – одними губами прошептал Петр Иванович, – Бог даст, скоро свидимся!
Двадцать лет прошло, а рана так и не зажила…
Он поднял руку и смахнул одинокую стариковскую слезу. Покачал головой отгоняя воспоминания в самый дальний, покрытый паутиной угол памяти.
Соберись тряпка, со злостью приказал себе Петр Иванович, и ощутил, как нервы привычно сворачиваются в тугой каменный узел, еще немного и для тебя все закончится, в этот раз по-настоящему, без дураков. А пока всю волю в кулак и наслаждайся остатком жизни, вдыхай полной грудью терпкий аромат пустынного воздуха, изнывай от жары полуденного зноя, скрипи песком на зубах и с величайшим наслаждением глотай суп из планктона, как бы противен он не был. Впрочем, суп не так уж и плох, итальяшка свое дело знает…
Нужно еще немного продержаться, потому что в кабине пацаны, за их жизни ты отвечаешь. А в кузове очень важный для человечества груз, который необходимо доставить в самое сердце Африки. Не торопи костлявую, она сама явится, когда придет время. Тем более, что это произойдет даже гораздо раньше, чем ты сам думаешь.
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Петр Иванович стал прислушиваться к негромкому разговору в кабине.
– Стив, – спросил Мишка, не отрывая взгляд от дороги, – а ты кто по национальности? Говоришь очень чисто, без акцента, а фамилия нерусская и отчества нет.
– Не знаю, – хмуро отозвался Стивен, вопрос Михаила показался ему бестактным, – смешанный брак. Мать – американка, отец – немец. Родился в Метрополии, поэтому с детства свободно говорю на трех языках. Еще интерлингву немного понимаю.
– Ну, это понятно, – кивнул головой Мишка, – ее все немного понимают. Так и было задумано.
– А отчества у меня нет, – продолжил Стив, – потому что писарь заупрямился. Говорит, ребенок эмигрантов – не положено. Да и глупо звучало бы, Майер Стивен Рудольфович. Мать дала среднее имя, как у них, у американцев, положено, – в честь крестного. Но я понятия не имею, куда его вставлять, если между именем и фамилией, то полная лажа получается – Стивен Лорензо Майер. Вечно все путают, то Лорензой кличут, думают это имя, то в строку фамилия впишут это самое «Лорензо», как будто я итальяшка какой. А если в самом конце поставить, думают это отчество. Называют Стивен Лорензович. Еще глупее звучит…
Стив нахмурился, немного помолчал, и продолжил монолог:
– А если только одну букву «Л» оставить, как у американцев, то начинают спрашивать, а что это значит? А почему только одна буква? Честное слово, надоело в тысячный раз одно и тоже объяснять! Так что я просто Стив Майер и все. Нафиг мне этот крестный нужен, если я его ни разу в жизни не видел! Макаронник сраный…
В кабине воцарилась неловкая пауза, которую прервал возглас Михаила.
– Иваныч, ты не спишь? Посмотри, это что, волки?
Петр Иванович и Стивен почти одновременно раздвинули жалюзи и прильнули к грязному стеклу. За окнами глубокая ночь, яркие прожектора попеременно выхватывают кусками небольшие участки пустыни, но все остальное погружено в непроглядный мрак.
– Ну и зрение, – хмыкнул Иваныч, – как у кошки. А я старый совсем стал, не вижу ни черта в темноте.
Он перегнулся через спинку сиденья и обратился к Стивену:
– Сынок, покопайся в бардачке, там бинокль завалялся, хочу глянуть, что за твари? Нет в Африке волков. Были когда-то, очень давно, но вымерли. Шакалы были, но тоже вымерли. Недавно… Собаки – это должно быть. Те, что поумнее смылись от хозяев пока их не сожрали с голодухи, со временем одичали, сбились в стаю.
Копошившийся в бардачке Стивен наконец нашел и протянул Иванычу маленький театральный бинокль. Петр поднес его к глазам и долго вглядывался в ночную темень, потом задумчиво произнес:
– Вараны. Большущие такие ящерицы. Кстати хищники, очень опасны и даже ядовиты. Могут на людей нападать, когда голодны. Одно непонятно, какого черта они здесь делают? Насколько я знаю, вараны в пустынях не встречаются, только на побережье. Им в песках охотится не на кого.
Иваныч надолго замолчал, но после продолжительной паузы пробормотал себе под нос едва слышно:
– Не слыхал чтобы вараны охотились стаями.
– А вон еще, – перебил его Михаил.
Теперь все трое посмотрели в другое окно. В свете прожекторов колонны стали видны три желто-серые фигурки, быстро скользившие по песку. Этих можно было различить и невооруженным глазом. Но едва прожектор скользнул чуть в сторону, рептилии мгновенно растворились во мраке.
– Не нравится мне это, – недовольно проворчал Иваныч, – голодные вараны могут нападать на людей. Но я никогда не слышал, чтобы они нападали на автомобили.
Он некоторое время задумчиво теребил подбородок, заросший двухдневной щетиной, потом решительно скомандовал:
– А ну-ка, Стив, давай меняться!
Стивен не стал спорить, и сноровисто перебрался на заднее сиденье. Иваныч устроившись в кресле штурмана потянулся за рацией.
– «Первый», прием, – откашлявшись произнес он в микрофон, – вызывает «Русич».
– «Первый» слушает, – мгновенно отозвался Эмиссар, словно все это время ждал вызова, не отходя от рации.
– Сергеич, тут такое дело, – замялся Иваныч, не зная, как правильно сформулировать собственные подозрения, – мы наблюдаем две небольшие группы варанов, движутся параллельно курсу с двух сторон от колонны.
– Принял, – тут же откликнулся Быков, и почти сразу без паузы, – «Первый» вызывает «Коршуна».
– «Коршун» на связи.
– Слышал?
– Так точно, командир. Сейчас отправлю разведчиков.
Стивен внимательно наблюдал сквозь жалюзи за движением джипа, отделившегося от колонны и быстро догоняющего МАЗ по обочине. Поравнявшись, водитель приветственно взмахнул рукой, как бы сообщая, что принял эстафету, после чего джип съехал с дороги и слегка пробуксовывая на песке, двинулся в направлении ближайшей стаи. Чем сильнее удалялся автомобиль, тем слабее становился свет фар. Иванычу вновь пришлось взяться за бинокль, стариковское зрение не позволяло видеть подробности в полумраке ночи.
В окно джипа, чуть ли не по пояс, высунулся штурмовик с автоматом и дал короткую очередь по ящерицам. Однако, вопреки ожиданиям, вараны не бросились врассыпную, а размерено продолжили бег, как будто ничего не произошло. Расстояние между ними и джипом постепенно сокращалось, рептилии полностью игнорировали выстрелы.
Водитель забеспокоился, машина резко увеличила скорость, запрыгала по кочкам, разбрасывая шипами колес песок во все стороны. Штурмовик вновь открыл неприцельный огонь, один из варанов кувыркнулся и полетел наземь. Двое оставшихся, продолжили бег, сокращая дистанцию.
– Оба-на, – голос Петра Ивановича слегка дрогнул, – какие-то они здесь совсем непуганые…
– Что там видно? – забеспокоился Стивен.
– Одного подранили.
– Интересно, – произнес Мишка, как бы ни к кому конкретно не обращаясь, – а варанов едят?
– Едят, – ухмыльнулся Иваныч, – но не во всех странах. Мясо вполне съедобно, однако у некоторых народов есть глупое табу на поедание хищников.
– Понятно, – расстроенным голосом пробормотал Мишка, – а я думал штурмовики охотится поехали.
– Да нет, – Иваныч на секунду оторвался от бинокля и посмотрел на Михаила, – просто шугануть хотят, – и пояснил непонятное слово, – отогнать зверюг подальше от колонны. На всякий случай.
– Все мысли только о еде, – хихикнул Стивен над Мишкой.
– Планктон надоел до чертиков, – пожаловался Михаил, нисколько не обидевшись на подначку, – сейчас бы кусок мяса сожрать… любого… хоть ту же ящерицу… я не привередливый.
Все трое дружно рассмеялись, после чего Иваныч вновь припал к окулярам. Картина, открывшаяся перед его взором, заставила вздрогнуть и поежиться. Джип стремительно драпал по бездорожью, то и дело увязая в песке, а преследуя его сзади бежали два очень крупных варана. Теперь уже не было никаких сомнений, что ящерицы изменили направление бега и намереваются отобедать содержимым автомобиля.
