Истошный вой сирены в очередной раз прорезал свист падающей авиационной бомбы. Фридрихштрассе вздыбилась одним из своих нетронутых зданий, которое в новом качестве гармонично дополнило берлинский пейзаж конца апреля 1945 года. Когда дым рассеялся, на клумбе осталось лежать свернутое стеганое одеяло. Спустя мгновение, из него показалась белокурая голова трехлетнего мальчугана. Полными ужаса глазами он смотрел на останки родного дома. «Живи, мой мальчик!» – эти последние мамины слова, которые он услышал сквозь грохот и треск, прочно врезались ему в память. Попытавшись взобраться на руины, малыш очень быстро понял, что под этими завалами не может быть живой мамы. Всхлипывая и растирая слезы по пыльным щекам, он побрел в направлении центра города. Никто из малочисленных прохожих не обращал внимания на одинокого ребенка, поскольку подобное явление было нередким для агонизирующего города. Впереди показались очертания огромного здания. Малыш вспомнил, что во время последнего приезда отца они здесь гуляли всей семьей. С другой стороны этого грандиозного сооружения находилась лужайка с забавными фигурками. Он хорошо помнил сильные руки отца, его красивую форму с желтыми блестящими пуговицами и запах… этот запах потом, уже в совершенно другой жизни, не раз преследовал его. Обладали им только очень сильные люди. В последние дни большой портрет отца с черной ленточкой и горящей свечой стоял в гостиной.
У подъезда красивого здания стоял грузовик, а рядом с ним – целая гора вещей и несколько больших деревянных ящиков. Два солдата, появившихся из соседнего дома, положили в один из них огромную люстру и удалились. Вдруг из-под машины выскочил полосатый котенок, мяукнул и скрылся в том же самом ящике. Малыш взобрался на чемоданы, заглянул в него и… неожиданно упал. Скатившись по упругому каркасу люстры, он оказался на мягком ватном полу и тут же обнаружил беглеца. Его глаза не очень дружелюбно сверкали из-под светильника. Мальчик тоже попытался туда влезть и потрогать живую игрушку. В этот момент сверху посыпалось множество маленьких подушек, после чего крышка захлопнулась, и внутри стало темно. Темноту слегка разбавляли тонкие полоски между досками и светящиеся глаза котенка. Присутствие живого существа сдержало малыша от плача и зова на помощь. Напротив, ему стало интересно, что же теперь будет дальше. А дальше ящик со всем содержимым и остальными вещами был поставлен в кузов и автомобиль тут же отправился в путь, петляя по улицам разрушенного города.
Проснулся он от толчков и шума, в котором преобладали какие-то всплески. В узкую щель почти ничего не было видно. Часть стены сменилась полоской темной воды. Последним различимым предметом оказалась длинная металлическая конструкция. Вскоре шорохи и звуки шагов стихли, и после громкого лязга наступила полная тишина. Теперь он испугался по-настоящему. Теплый пушистый комочек, который мирно мурлыкал у него под боком, уже не успокаивал его. Стало прохладно, да и голод уже напоминал о себе. Малыш громко заплакал и принялся шлепать по деревянным стенкам. Котенок тоже встрепенулся и поддержал его жалобным мяуканьем. Но, увы. На эту какофонию никто не откликнулся. Она продолжалась до тех пор, пока необычную парочку опять сморил сон.
Яркая полоска света коснулась глаз ребенка. Он не стал выяснять его источник, а сразу, что есть силы, закричал:
– Помогите!
– Мяу, – присоединился к нему полосатый друг.
– Кто здесь? – откликнулся удивленный мужской голос.
– Это мы! – радостно сообщил малыш.
Крышка ящика откинулась, и над ним склонился офицер в такой же, как и у отца, красивой форме. Только на голове у него была не фуражка, а пилотка.
– Как ты попал в этот ящик?! – спросил тот.
– Мы попали сюда случайно, – ответил мальчик и протянул ему котенка.
– Идите-ка оба ко мне, – сильные руки подхватили друзей по несчастью и вынесли их из этой странной комнаты через такую же странную круглую дверь.
Таким образом, они прошли еще через две такие же двери, которые «спаситель» за собой плотно закрывал и завинчивал, и, в конце концов, оказались в относительно просторной комнате. За столом сидели несколько мужчин в штатском, и среди них – одна дама, очень похожая на маму. У нее были такие же длинные светлые волосы, спадающие ниже плеч. Она изумленно смотрела на вошедшую троицу своими огромными глазами.
– Вот, поймал «зайца» с котенком, – торжественно доложил офицер.
– Мальчик, как ты оказался на нашем корабле?!
– Простите фрау, на каком корабле? Разве мы не в Берлине?
– Нет, мы плывем на корабле, малыш. На подводном корабле. А где твои папа и мама?
– Папа на войне, а маму убила бомба.
– Генрих, – обратилась женщина к сидящему рядом с ней спутнику, – отныне я буду мамой этого чуда. Малыш, меня зовут Ирма. А как твое имя?
– Меня зовут Эрик. Куда мы плывем, фрау Ирма?
– Мы плывем в прекрасную волшебную страну, мой мальчик. Называется она – Арийя.
Получив шокирующие материалы для очередного патриаршего суда, Эрик созвал всех своих советников. Их было шестеро. Каждый из них по отдельности являлся признанным специалистом в своей области, а все вместе составляли мозговой центр патриарха. Сейчас они понадобились ему в полном составе, поскольку случай являлся беспрецедентным. Но главное заключалось не в этом. Основной обвиняемый, которому гарантированно грозила смертная казнь и, который по иронии судьбы носил его имя, вызывал у патриарха не жалость, не сочувствие, а давно забытые и чуждые современной Арийи отцовские чувства. В этом он боялся признаться даже себе и надеялся, что коллективное мнение умнейших арийцев поможет ему, патриарху Эрику Первому, руководителю лунной Арийи, совладать со своими чувствами и вернуться в правовое русло.
В назначенный час все советники прибыли в резиденцию. Оставив свои гравилеты с внешней стороны водяного рва, они проследовали в замок и поднялись в верхнюю совещательную комнату.
– Суд состоится через два дня, – начал совет Эрик. – Всю информацию по этому делу я переслал на ваши цитроны и вы уже должны быть в курсе, что впервые за всю историю Арийи землянин проник в нашу страну. До сих пор это был исключительно удел рабов. Этот землянин – русский. Его имя – Игорь Родионов. Способствовал ему, как вы знаете, молодой ариец Эрик Двадцать Второй. Я хочу, чтобы каждый из вас высказался по этому поводу и дал принципиальную оценку этому деянию.
Советники отличались не только высочайшим уровнем интеллекта, но и далеко не ортодоксальными взглядами. По первому критерию патриарх каждого из них в свое время отбирал, а второй воспитал в процессе длительного и плодотворного сотрудничества. Кроме того, практически при каждой встрече Эрик призывал своих помощников быть максимально откровенными с ним самим и между собой. Каждый из них понимал, что тон, взятый патриархом в самом начале, выражает его надежду на то, чтобы дискуссия проходила в рамках установленных норм Арийи. Однако первый же выступающий – советник патриарха по техническим вопросам Ральф Двенадцатый своим сенсационным сообщением оставил эти надежды тщетными.
– Ваше величие, коллеги, я хорошо изучил предоставленные патриархом материалы, но еще лучше я изучил обоих фигурантов по этому делу, – Ральф выдержал необходимую паузу, – потому что я с ними лично знаком.
– Ральф! – Эрик хлопнул ладонью по столу. – Для демонстрации своего чувства юмора нужно выбирать другие место и время.
– Ваше величие, юмор здесь ни при чем. Некоторое время назад я действительно почти половину дня провел с вашим тезкой и Хайнцем… то есть Игорем Родионовым. Вы помните – это произошло именно в тот день, когда я прибыл из земной Арийи. Мы были пассажирами одного корабля, но познакомились уже здесь – в лунной Арийи. Я как-то сразу обратил на них внимание – очень достойные молодые арийцы, и пригласил их посетить водный парк.
– Ральф, этот русский так безукоризненно разговаривал на немецком языке, что ты ничего не заподозрил? Или он молчал, как рыба? Внешне он хоть похож на арийца? – поинтересовался советник Дитрих.
– Как раз на это я и обратил внимание. Игорь великолепно владел, точнее, владеет, языком, но от арийского, если внимательно прислушаться, он все же отличался. Он мне напомнил баварский диалект Земли Предков. Что касается внешности, то я отметил бы, что у него внешность классического арийца. В какой-то момент я обратил внимание на специфические шумы в их цитронах. Теперь уже точно могу сказать, что их прослушивала Тайная служба. Почему я не сделал правильных выводов и не забил тревогу? Простите, ваше величие, могу ли я спросить?
– Давай.
– Вы полетите на Марс или будете присутствовать на суде виртуально?
– Чтобы участвовать в нем реально, я в эти минуты уже должен находиться в космогравилете, а я, как видите, сижу здесь с вами. Как вам известно, патриарх Конрад Второй находится в земной Арийи с важной миссией и прибудет сюда только послезавтра. Поэтому мы с ним договорились о виртуальном участии в суде.
– Во время суда мы будем рядом с вами?
– Конечно, куда же я без вас.
– Что я и хотел услышать. Поэтому, уважаемые советники, впрочем, и вы, ваше величие, сами познакомитесь с этими молодыми людьми и поймете, почему я не сдал их Тайной службе.
– Ральф, – вступил в разговор советник по внешним связям Зигмунд, – здесь присутствуют еще два арийца, которым тоже известен Эрик Двадцать Второй. Вчера патриарх затребовал всю имеющуюся хронику, а так же всевозможные его характеристики, в том числе и из Тайной службы. Перед тем, как их передать, я сам подробно с ними ознакомился. Это входит в мои функциональные обязанности. Мне абсолютно нечем тебе возразить, Ральф. Напротив, я вообще не усматриваю преступления в действиях молодого арийца…
– Я тебя просил об этом говорить, Зигмунд?! – воскликнул патриарх.
– Но и не запрещали, ваше величие.
– Более того, – вмешался в разговор советник по работе с населением Алекс, – я, как психолог по образованию, могу смело констатировать, что наш патриарх, который всегда призывает нас к максимальной откровенности, сегодня сам пытается лукавить.
– Ну что мне с вами делать? – сокрушенно проговорил Эрик. – Невзирая ни на какие симпатии и антипатии, мы с вами прежде всего должны быть патриотами Арийи, неукоснительно чтить ее законы и соблюдать Кодекс истинного арийца.
– Мне помнится, вы говорили, что в первую очередь мы должны быть честны перед вами и друг другом, – не унимался Алекс.
– И это тоже… ну ладно – мне не удалось вас переубедить. Тем самым мне не удалось переубедить себя самого. Вы правы – я сочувствую этому молодому арийцу. Я попытался поставить себя на его место и с ужасом осознал, что в его ситуации я поступил бы точно так же. А это ведь нарушение основополагающих законов Арийи. Эрику Двадцать Второму грозит смертная казнь. Вот так.
– Следовательно, на очередном расширенном совете патриархов нужно инициировать процесс изменения некоторых законов, – подал голос советник Герхард.
– Ближайший совет состоится только через два месяца, а суд завершится уже послезавтра.
– Я за два дня что-либо придумаю, ваше величие. Среди многочисленных поправок, принятых патриархами наверняка можно найти кое-что полезное, – заявил Герхард.
– Ну что же, – Эрик обвел взглядом всех присутствующих, – ваш общий настрой мне понятен, но сейчас мне хотелось бы услышать от каждого из вас ответ на прямой вопрос: виновен ли Эрик Двадцать Второй?
– Виновен, – без колебаний вынес вердикт Йоган, советник по промышленности, строительству и коммуникациям. – Он нарушил основной закон Арийи и тем самым совершил тягчайшее преступление. Виновен ли он с точки зрения здравого смысла? Не уверен. Скорее, нет. Ваше величие, извините за прямоту, но в то, что Эрик Двадцать Второй хоть и формально, но является преступником, внесли свою лепту и вы. Это вы с другими патриархами принимали законы Арийи, разработанные Законодательной палатой. А теперь мы имеем то, что имеем. За нарушение закона номер пять неизбежно следует наказание – смертная казнь.
– Йоган, ты должен помнить, что я не поддержал тот самый закон, да и не мог этого делать в принципе. Хорошо, твоя позиция мне ясна. Что скажут остальные?
Таким образом, с Йоганом согласились советники Дитрих, Алекс и Герхард. Ральф и Зигмунд отрицали даже факт формальной виновности Эрика Двадцать Второго. На этом патриарх совет закончил и обязал помощников прибыть к нему за час до начала патриаршего суда.
Возвратившись из школы, Эрик не остановил лифт на своем этаже, а вышел из него лишь на крыше. По его подсчетам в это время должен был прилететь отец. Он был уверен, что тот, увидев встречающего сына, сильно обрадуется. В свои восемь лет ему несколько раз посчастливилось летать с отцом, а еще раньше и с мамой, пока не появились Конрад и Катрин. Полеты являлись предметом его гордости и неким превосходством перед друзьями, поскольку среди ближайшего окружения только у его отца гравилет находился в личном пользовании. С каждым годом в небе Арийи их становилось все больше, но все они преимущественно были военными.
Прошло немало времени и вот, наконец, в лучах плазмоидов сверкнул серебристый диск. Эрик принялся размахивать руками и кричать, чтобы отец его тоже увидел. Приземлившись, Генрих бросился к сыну:
– Эрик, что случилось? Что ты здесь делаешь?
Тут же зазвенел цитрон, в котором появилось изображение встревоженной мамы:
– Генрих, Эрик пропал. Прошло уже больше часа, как он должен вернуться из школы. Я связывалась с учителем – он сказал, что все ушли вовремя.
– Ирма, вот тебе сюрприз, – отец повернул руку с цитроном. – Твой пропавший, похоже, все это время ожидал меня на крыше.
– Слава богу. Быстро спускайтесь домой. Ужин уже давно готов, как и тема для семейного разговора.
Цитрон, как и гравилет, был тайной страстью Эрика. По установленным в стране правилам мальчики начинали носить этот чудесный прибор только с четырнадцати лет. Он выглядел как наручные часы, которые тоже имелись в доме. Однако часы показывали лишь текущее время, а цитрон, по мнению Эрика, мог делать все. Только через него мог управляться гравилет и вся бытовая техника, в том числе и домашний повар. Только с помощью цитрона можно было связаться на любом расстоянии с любым арийцем и видеть его. И, наконец, он мог показывать всякие интересные картинки по приказу хозяина. Сколько раз он заворожено смотрел на цитрон, оставленный мамой или папой, на его разноцветные блики и боролся с непреодолимым желанием потрогать его или даже одеть себе на руку. Его останавливал категорический запрет родителей даже приближаться к нему. Кроме того, он сам видел, как вскрикивает мама и морщится папа при надевании цитрона. Как-то они ему объяснили, что это ощущение сходно с тем, когда руку обожжешь кипятком. В тот же день он налил в вазу горячую воду и обварил руку, решив доказать себе и родителям, что он уже готов носить цитрон. Героя, однако, не признали и, вдобавок к травмированной руке, он еще получил и взбучку от отца.
– Ну, наконец-то, – Ирма всплеснула руками, когда мужчины вошли в гостиную. – Я почти час назад накрыла стол. Горячее уже, конечно, не горячее. Генрих, а ты почему сегодня так поздно?
– Срочно вызвал рейхскомиссар, – отец хмуро поднял глаза на стену. – Опять тот же вопрос. Я остался последним.
– Ладно, мойте руки – и за стол. Потом поговорим.
Там на своих высоких стульчиках уже восседали годовалые брат и сестра Эрика. Конрад колотил по столу большой деревянной ложкой, а Катрин, открыв рот, смотрела на отца. Ее всегда завораживала его красивая форма, с которой она не сводила глаз до тех пор, пока Генрих не переодевался. Эрик, как и родители, души не чаял в малышах и любил с ними играть, каждый раз придумывая для них что-нибудь оригинальное.
– Эрик, – взглянула мама на старшего сына. – Давай с тобой раз и навсегда договоримся – мы с папой всегда должны знать, где ты в данный момент находишься. В связи с этим я спрошу тебя вот о чем: что ты должен был сделать, прежде чем пойти на крышу встречать отца?
– Я должен был зайти домой и сказать об этом тебе, мамочка… и отпроситься.
– Родители должны тебя контролировать, – вмешался отец, – но ты и сам обязан иногда включать голову. Я ведь тебе уже рассказывал, что в прошлом месяце с девчонкой из семьи произошел несчастный случай. Она шла по улице, когда на нее напала невесть откуда появившаяся в городе фарьена. От девочки, остались только ботинки. А от офицера, который хотел спасти ребенка, вообще ничего не осталось. Только после этого фарьену обездвижили и увезли в резервацию. Не убили, а увезли! Видите ли, они сейчас по счету… тьфу.
– Успокойся, Генрих, – Ирма взяла мужа за руку, – ты все равно ничего не изменишь. Скажи мне, что ты ему ответил?
– Сегодня ничего. Но завтра я должен дать положительный ответ. Ты же понимаешь, что решение все равно будет принято – со мной или без меня. Просто меня завтра выведут из совета со всеми вытекающими последствиями. Если я, конечно, буду стоять на своем. Ладно, Ирма, об этом позже, а сейчас я хочу нашему старшему сыну сделать предложение, от которого он не сможет отказаться.
За столом установилась полная тишина. Даже Конрад прекратил свое любимое занятие и положил ложку. А Эрик так напряженно смотрел на отца, что у него на глазах даже выступили слезы.
– Эрик, сейчас мы с тобой слетаем в одно место, а по пути я научу тебя управлению гравилетом. Ты не против?
– Ура-а-а! – закричал Эрик, Конрад опять стал дубасить ложкой по столу, а Катрин почему-то заплакала.
– Куда же вы полетите? – испуганно спросила мама, пытаясь отогнать возникшую догадку.
– Я хочу показать сыну Дом детства, познакомить с его обитателями. Пусть он поучится у них дисциплине. Ведь именно об этом сегодня у нас был разговор.
Эрик прекратил выражать свой восторг, а мама выскочила из-за стола и убежала к себе в комнату.
– Папа, а ты меня там не оставишь? – невозмутимо спросил Эрик.
– Да ты что, сын? Об этом не может быть и речи. Ты, давай, собирайся и жди меня, – он вслед за мамой направился в комнату.
Отец вышел в темном «смешном» комбинезоне. Он его надевал, когда осуществлял длительные полеты, в том числе, и за пределы Арийи. В первый раз, когда произошла демонстрация возможностей этой одежды, Эрик испугался и долго не мог прийти в себя, а мама ругала отца за то, что тот в присутствии сына без предупреждения это сделал. Это случилось чуть более года назад, примерно через неделю после рождения близняшек. Папа прибыл с работы с большой сумкой и со словами «сейчас я вам буду показывать фокус» скрылся в своей комнате. Через несколько минут он появился в этом комбинезоне. Накинув капюшон и, зачем-то застегнув его на лице, он посмотрел на цитрон и… исчез. То есть, как будто его здесь и не было. Эрик заплакал, бросился к маме и схватил ее за руки:
– Мама, ты оставайся!
– Сынок, я никуда не делся, – послышался из пространства голос отца. – Я просто стал невидимым.
И, хотя он тут же появился, Эрик еще долго не мог успокоиться. Он даже мысли не мог допустить, что кто-либо из его родителей мог исчезнуть. После этого отец ни разу не демонстрировал подобные фокусы, да и мама тоже, хотя у нее позднее тоже появилась такая же форма.
Вот и сейчас мальчик настороженно смотрел на отца. Тот почувствовал это и усмехнулся:
– Исчезать я точно не собираюсь. Ты готов к полету?
– Да.
– Тогда, вперед!
Через минуту гравилет стартовал с крыши дома и взял курс на Дом детства. О его существовании Эрик знал давно. Он слышал, что там живут дети, у которых нет семьи: нет родителей, братьев и сестер. Однажды он спросил у мамы, откуда в этом Доме появились дети? Та вначале опешила, но потом объяснила сыну, что их привозят с поверхности Земли, потому что им там нечего есть. Конечно, мать сказала ребенку первое, что ей пришло в голову. Она не могла ему сказать о том, что рейхскомиссар лично разработал план экстренного увеличения численности населения Арийи и, главное – улучшения ее генофонда. По этому плану специально созданные зондеркоманды воровали детей, подходящих под установленные антропологические параметры, из обеих частей послевоенной Германии. Было также известно, что количество детей в Доме увеличивается, а учреждение постоянно расширяется.
– Папа, ты обещал меня научить управлению гравилетом? – напомнил Эрик, когда они набрали максимальную высоту.
– Как ты уже слышал, воздействовать на аппарат можно только силой мысли пилота. Цитрон является посредником между арийцем и гравилетом. Он усиливает его команды и передает в исполнительное устройство аппарата. Необходимо только максимально на них сосредоточиться.
Когда прибыли на место, отец уже успел перечислить команды, необходимые для управления гравилетом и некоторые приемы концентрации внимания. У ворот Дома их встречал очень вежливый ариец в синей форме. Его звали Эрнст, а своих гостей он знал по именам заранее. Эрик с удивлением обнаружил, что Дом на самом деле представляет собой целый комплекс строений, обнесенный высоким глухим забором. Вначале они проследовали в новейшее десятиэтажное здание, где будут проживать, как он выразился, «местные ребятишки». После этих слов отец взял его под руку и что-то ему негромко сказал. Эрик успел разобрать два последних слова: «…пока рано». В левом крыле здания располагались комнаты будущих маленьких жильцов. Каждая из них была рассчитана на два человека. Кроме двух спальных мест в комнате имелись два шкафа, большой стол с двумя стульями и этажерка с книгами. Слева на стене виднелся информационный экран, а с противоположной стороны – огромное, почти во всю стену, окно. На каждом этаже, начиная со второго, располагались по пятьдесят таких комнат вместе с грандиозным бытовым помещением, включающим в себя туалеты, душевые, умывальники и хозяйственные комнаты. Весь первый этаж занимала столовая.
– А теперь, господин генеральный комиссар, прошу в учебную часть корпуса, – сказал Эрнст и направился в сторону прозрачной вставки здания. – Здесь находятся переходы и лифты, которые были смонтированы совсем недавно.
Три первых этажа правой части занимали бассейн, спортивные площадки и помещения с тренажерами. На остальных располагались учебные классы и аудитории. Здесь же находились комнаты и для преподавательского состава. Эрнст рассказал об изучаемых предметах и отметил, что сейчас стали уделять больше влияния психологической подготовке воспитанников. «Это особенно актуально для молодежи, привезенной с поверхности Земли и быстрейшей ее адаптации», – подчеркнул он.
В заключение гости проследовали в действующий корпус, где как раз и проживала та самая «молодежь». В это время там закончились занятия, поэтому все находились в комнатах. В одну из них Эрнст и пригласил своих гостей. Условия проживания этих ребят отличались от тех, которые имели место в новом корпусе. В комнате, которая по размеру была больше всего раза в полтора, находились восемь человек. При виде посетителей они соскочили со своих двухъярусных кроватей и быстро построились в шеренгу. Эрик с удивлением обнаружил, что все восемь человек, стоящих на полу без обуви, были практически одинакового роста и даже чем-то похожие внешне.
– Это лучшие наши воспитанники, – с гордостью сказал Эрнст.
– Ребята, сколько вам лет? – с удивлением спросил Генрих.
– Девять лет, ваше величие, – хором ответили мальчики.
– Классы, и, соответственно, комнаты формируются по возрасту, – добавил Эрнст.
– Ну, не настолько же! Они ведь как братья. И что такое «ваше величие»?
– При обращении к взрослым они используют эту приставку, господин генеральный комиссар. Это директива, – Эрнст закатил глаза к потолку. – А сходство достигается разработанной у нас системой коррекции. Она включает в себя физические упражнения и некоторые препараты, разработанные нашими генетиками. Эти субъекты привезены сюда более трех лет назад. Поэтому времени для коррекции было достаточно.
– Как тебя зовут, мальчик? – с улыбкой поинтересовался Эрик, подойдя к крайнему воспитаннику.
– Рихард Третий… ваше величие, – ответил тот и виновато посмотрел на Эрнста.
– А как твоя фамилия? И где первый и второй Рихарды? – не унимался Эрик.
– Не знаю, – Рихард напряженно продолжал смотреть на наставника.
– Эрик, перестань его мучить, – рассмеялся Эрнст, – он на самом деле не знает. У нас здесь нет фамилий. Будущим арийцам они вовсе не нужны. Не правда ли, господин генеральный комиссар?
– Не уверен, – хмуро ответил тот. – Позднее время. Нам с Эриком пора.
– Папа, подожди, ты видел здесь хотя бы одну икону?
– Нет, по-моему…, – пробормотал Генрих и вопросительно посмотрел на Эрнста.
– Нашим воспитанникам некогда этим заниматься, – прозвучал ответ.
В коридоре тем временем несколько десятков будущих арийцев трижды проскандировали: «Да здравствует великая Арийя!». Когда же гости спускались на лифте, на одном из этажей послышался душераздирающий детский крик. Но еще больший шок Эрик испытал, когда они вышли из корпуса. Из черного диска, припаркованного к парадной, люди в черных комбинезонах выносили бездыханных младенцев.
– Папа, они что, умерли?
– Нет, нет, Эрик, ты что. Они утомились и спят.
– Свежие! – радостно добавил Эрнст.
Назад летели молча, пока Генрих не нарушил молчание, продолжив свою лекцию. На этот раз он рассказал о ручном управлении гравилетом и его вооружении. Эрик внимательно слушал отца и вникал во все тонкости техники, зная, что очень скоро они ему пригодятся. Если бы Генрих догадался хотя бы о сотой доле плана, созревшего в маленькой голове сына, он ни за что бы так подробно и скрупулезно не обучал бы его управлению аппаратом. Он не мог этого сделать даже по той причине, что считал себя виноватым перед ним в обратном эффекте состоявшейся экскурсии. В какой-то момент у отца зазвенел цитрон и тут же в световой рамке появился Вилли – его первый помощник по работе. Для Эрика это был второй по авторитету ариец в стране. Первым, конечно же, был отец.
– О! – удивился он, увидев Эрика. – У нас появился новый пилот. Эрик, ты куда направляешься?
– Мы летим из Дома детства. Папа хотел меня туда сдать, но пожалел, – неожиданно выпалил Эрик.
– Эрик, что ты такое говоришь!? – воскликнул Генрих, – Вилли, не слушай его! У меня и в мыслях не было.
Вилли изумленно смотрел то на отца, то на сына и, спустя минуту, сказал:
– Генрих, он перенес совет на одиннадцать часов. Поэтому с утра у нас нет никаких мероприятий…
– Я понял. Завтра встану попозже. Спасибо, Вилли…
Эрик проснулся примерно за час до рассвета, как и рассчитывал. Он понял, что дальше тянуть нельзя. Сегодня утром он должен все решить. Генрих и его жена Ирма недооценивали своего старшего сына. Точнее, он сам не давал им повода. Он обладал отнюдь не детским умом и, как мог, скрывал это от окружающих и, тем более, от своих родителей. Это происходило по одной причине – больше всего в жизни он боялся их потерять. Поэтому он очень старался быть именно таким, каким они хотели его видеть. Он чувствовал их любовь. Он безумно любил их сам, как и своих маленьких братишку и сестренку. И вот этот человек опять решил у него все отнять. Он однажды это уже сделал. В Арийи Эрик ни разу вслух не вспомнил своих родных папу и маму, хотя он их не забывал никогда, как не забывал и звездное небо Берлина. В первое время он по ночам тихо плакал, вспоминая свое раннее детство.
Соскользнув с кровати, он взял фонарик, подаренный отцом на день рождения, и пробрался в гостиную. Здесь он осветил стену, на которой висел портрет. Точно такой же находился и в берлинском доме, пока мама не сняла его и бросила в угол со словами: «Это ты уничтожил нашу семью». Впоследствии вместо него на столе стояла папина большая фотография с черной лентой. В Арийи его называют рейхскомиссаром. Там, в Германии он был фюрером. Его имя – Адольф Гитлер. Там он придумал жестокую войну, а в Арийи – Дом детства, чтобы отбирать детей у родителей. Если его не будет, то и отбирать детей будет некому. Эрик знал, где находится резиденция Гитлера. Ему так же было известно, что один залп папиного гравилета сравняет эту резиденцию с землей. Таков был план восьмилетнего арийца. И он приступил к его реализации.
Пробравшись к родителям в комнату, он осторожно взял со стола цитрон отца. Теперь его нужно было надеть. Он понимал, что если взрослые переносят этот процесс очень болезненно, то для него это будет смертельно опасно. Но он обязательно должен это сделать. Эрик опять взобрался на свою кровать, уткнулся лицом в подушку и стиснул зубы. Одновременно свою левую руку он просунул в браслет цитрона. «Лучше бы это был кипяток», – успел он подумать, когда тысячи иголок вонзились ему в запястье, а в голове взорвался огненный шар. Но уже через минуту осталось только ощущение естественной тяжести в руке.
На крыше Эрик без труда отыскал папин гравилет. Четыре из них были меньшего размера, а один, который принадлежал дяде Мартину, отличался более темным цветом. Подняв цитрон на уровень глаз, он приказал открыть люк диска. Как ни странно эта команда успешно прошла с первого раза. Воодушевленный успехом, Эрик влез в аппарат и удобно устроился в качестве пилота, поскольку кресло моментально уменьшилось и приняло форму восьмилетнего мальчика. Входной люк захлопнулся. Перед ним находился матовый экран примерно такого же размера, как и дома. Внутренние стены диска излучали ровный голубой свет. Растерянность первых секунд прошла, и в голове образовался некий порядок всех рекомендаций отца. Прежде всего, необходимо было отрегулировать обзор и вывести на экран параметры полета. Без особых усилий это было сделано и, более того, Эрику с первого раза удалась регулировка изображения на экране. Теперь можно было приступать к главному. Он поднял руку, совместил цитрон с экраном и мысленно на нем сосредоточился.
«Взлет!», – последовала команда. Гравилет слегка качнулся и… остался на месте. Что-то не так. Он закрыл глаза и представил цитрон. Так он просидел целую минуту, пока цитрон не заполнил все его сознание. Ничего больше в этом мире не существовало. Только один этот предмет с мерцающими бликами на матовой поверхности. Эрик, открыв глаза, повторил команду. На этот раз диск, подобно лифту, вертикально пошел вверх. После команд «Вперед!» и «Горизонтально!» диск полетел над городом. Плазмоиды едва начали открываться и на зданиях появились утренние блики. Эту красоту Эрик наблюдал второй раз в жизни. Только в первый раз, а это было полгода назад, он видел это снизу, с улицы города, когда сам уговорил отца показать ему утреннюю зарю. Огни на улицах и крышах домов постепенно гасли. Вдали показалась граница города. Следующими командами были «Вправо!» и «Вперед!». После этого гравилет, как полагал Эрик, должен был направиться к резиденции рейхскомиссара. Он помнил, как она выглядит сверху, потому что однажды с отцом уже пролетал над ней.