Виктор Точинов
Сила обстоятельств
Глава 1
Вход в пещеру был узкий, низкий, – и вся стая разом наброситься не смогла.
Нападали лишь спереди, по двое, по трое, – да и тогда мешали друг другу. Однако же моим союзником теснота тоже не стала, продвигаться вперед приходилось согнувшись, только что не на четвереньках. Не распрямиться и не пустить в ход Фламмбланш… Я знал, что впереди логово изрядных размеров, найдется где развернуться. Но туда еще надо пробиться.
Пробивался. Рубил коротким скрамасаксом, колол кинжалом-ронделем. Давил ногами теплые агонизирующие тела. Вэйверы – твари небольшие, со среднюю собаку размером, но пасти у них несоразмерно велики, клыки длинные, острые и смертельно ядовитые, – и пару раз мне досталось… Одна тварь умудрилась прокусить толстое голенище сапога, другая сумела зацепить узкую полоску незащищенной кожи на запястье… Меня эти укусы лишь разозлили, яд на меня подействовать не мог и не подействовал. Укусившим пришлось хуже… Немедленно забились в агонии, – такая уж меня кровь, она самая убийственная отрава для всех видов нечисти.
С ночным зрением дело обстояло иначе… Вэйверы видели меня лучше, чем я их, – действие заклятия, наложенного святыми сестрами на мои глаза, подходит к концу. Недалек день, когда такие темные дыры в земле станут не для меня… кроме той, что приютит навеки… но пока справляюсь.
Еще одна пасть стремится к глотке, но напарывается на скрамасакс… И тут же ронделем – в другую тварь, норовящую запустить клыки в бедро.
Большая пещера все ближе… Остается сделать каких-то пять шагов… Четыре… Три… Проклятье, клыки все-таки добрались до бедра! Получай!
Наконец-то выбрался на простор… Кинжал и скрамасакс упали под ноги, убирать их в ножны времени не было. И тут же Фламмбланш со свистом рассек темноту…
На этом схватка – в которой одна из сторон все же имела крохотные шансы на победу – завершилась.
Началась бойня.
И не затянулась: вэйверы не стали таиться по углам и дальним закоулкам, бросились все разом. Не знаю уж, надеялись ли они задавить меня количеством, сбить с ног, прикончить множеством мелких ран, пусть и отдавая одну жизнь за каждый укус… Или ни на что не надеялись, действовали согласно инстинкту: чужак в логове, все в атаку!
В любом случае теперь шансов против Алого плаща – да еще меченосца с фламбергом – у них не осталось ни единого. Ладно, пусть против бывшего Алого плаща… Все равно без шансов. Да и фламберги бывшими не бывают…
Через пару минут, не долее, все закончилось. Твари, только что яростно бросавшиеся со всех сторон, устилали пол пещеры. Некоторые слабо подергивались, пока я их не добил.
На вскидку тридцать с лишним голов, если считать вместе с теми, что напали на входе… Неудивительно, что пищи в окрестных лесах вэйверам перестало хватать, они начали совершать дальние ночные рейды в поисках добычи, и добрались до деревушек, окружавших Сен-Женевьев-де-Луайр, – а скотина живущих там вилланов и сервов показалась им добычей легкой и лакомой… После того уничтожение стаи и логова стало вопросом времени. Выследили и наняли специалиста, то есть меня. И специалист, то есть я, сделал все как надо…
Хорошо, что успели до весны, пещера перенаселена, с появлением новых выводков молодые самцы и самки попарно отправились бы путешествовать, приискивать места для своих логовищ… Теперь не отправятся. И работы для меня в этих краях станет меньше. Так что хорошо, да не совсем.
А теперь самое интересное: сокровища.
По условиям договора сокровища доставались нанимателям, но интересно же, что достанется…
Где лежит богатство, гадать не приходится, – в дальнем от входа конце пещеры, где же еще, привычки вэйверов в этом смысле никогда не меняются. Пошагал туда и чуть не грохнулся, нога подломилась, – рана на левом бедре была глубже, чем показалось в горячке боя.
Пришлось задержаться, наложить жгут поверх одежды. До богатств истребленной стаи я добрался с запозданием, но потерял от задержки немногое.
М-да…
Головенки у вэйверов небольшие, а если пасть рассматривать отдельно, так и вовсе крохотные, – черепа толстые, мозгов совсем немного… Мнение, что разумом они далеко превосходят всех прочих зверей, истине не соответствует. Возможно, причина тому – их передние лапы с пятью пальцами, очень напоминающими человеческие… Дрессированные вэйверы с вырванными ядовитыми клыками могут делать своими «ручками» всякие забавные фокусы.
Но на воле вэйверы собирают золото и драгоценные камни бескорыстно, просто любят играть с небольшими блестящими предметами… Точно так же сороки тащат в свои гнезда любые сверкающие безделушки, и ценные, и не особо.
На беду моих нанимателей, перебитая стая была совсем молодая. И место вокруг безлюдное, ненаселенное, а по обочинам проезжих дорог много богатств не соберешь. Кучка блестящих предметов оказалась невелика, и состояла из сущего барахла, – насколько я мог разглядеть, не роясь в ней. Осколки стекла, несколько пуговиц, оловянная пряжка от башмака, сломанная фибула, пара позолоченных бляшек от конской упряжи. Монеты тоже присутствовали. Две или три. Кроме них какой-то ценностью обладало лишь серебряное колечко – дешевое, никаким камнем не украшенное.
Не густо… В логовах вэйверов, обитаемых век, а то и более, действительно находили богатые клады. Этот же никак не окупит нанимателям затраты на мой гонорар… И получить свое мне лучше бы до того, как станет известен размер и ценность «сокровища», – люди, чьи мечты и надежды безжалостно разрушены, склонны к глупым поступкам.
Делать в пещере было решительно нечего, но я не спешил вылезать из-под земли. Ни к чему демонстрировать, что работа выполнена слишком быстро. Люди охотнее отдают деньги за долгий и тяжкий труд.
Подобрал кинжал и скрамасакс, потом занялся ранами и ранками: обмыл водой из фляги, перевязал, запасец чистой материи у меня всегда с собой… Заживет все очень быстро, хвала сестрам из Святейшей Инквизиции, в свое время напичкавшим мое бренное тело множеством заклятий… Иные из них давно утратили силу, другие, подозреваю, останутся со мной до конца.
Внимательно осмотрел пещеру… Когда-то, давным-давно, она была жилой, причем в те времена обитали здесь отнюдь не зубастики-вэйверы. Свод закопчен, и имеется в нем отдушина, ведущая наружу – небо я увидеть не смог, но ток воздуха позволял понять, что отверстие сквозное.
Не знаю уж, кто выбрал для обитание мрачное, но весьма удобное для обороны местечко… Люди? Орки? Саарги? Кто бы тут ни жил – их всех убили разом. Камни даже многие десятилетия спустя еще хранили легчайшие следы смертоносного заклятия, очистившего пещеру от всего живого. Можно представить, какой силы оно было… Вернее, трудно представить, – даже мне, повидавшему заклятия святых сестер из капитула Инквизиции.
Ладно… пора выбираться. Сыро тут и холодно, а времени прошло достаточно, чтобы труды мои не выглядели торопливыми и небрежными.
* * *
Осенний день выдался мрачный, пасмурный… Набухшие влагой тучи ползли низко, чуть не цепляясь за вершины деревьев. А те тянулись и тянулись корявыми руками-сучьями к тучам, словно надеясь ухватить хоть одну и сдернуть с неба. Небесные странницы презрительно игнорировали эти попытки и плыли себе дальше, лишь изредка отвечая на домогательства мелким противным дождем.
В общем, самая обычная середина осени на Верхней Луайре, – сыро, ветрено и прохладно. Но после мерзкой пещеры вэйверов, пропахшей кровью и кишками, даже промозглый осенний лес показался мне светлыми и благоуханными чертогами Девственной Матери…
Наниматели в точности следовали моей инструкции: остались на расстоянии двух полетов стрелы от входа в пещеру. Иначе какой-нибудь раненый вэйвер, вырвавшись из логова, мог натворить дел…
Они держались в отдалении друг от друга, – небольшая кучка всадников и пешие вилланы, значительно превосходящие их числом. Увидев, что я выбрался из пещеры и призывно помахал рукой, обе группы поспешили в мою сторону.
Всадники, разумеется, поспели первыми. А вилланы подошли чуть позже, но опять-таки сгрудились в отдалении, дожидаясь своей очереди вступить в разговор. Все с кирками, лопатами и прочими инструментами, предназначенным перекрыть вход в пещеру… Едва ли это поможет, при нужде вэйверы вновь прокопают ход и заселят опустевшее логово. Избавить от такой напасти смогло бы добротное заклятье, обрушившее своды. Ну да не моя забота…
У многих из вилланов я заметил вместительные холщовые сумы, настоящие мешки. Это ж какое сокровище они рассчитывают найти?! Можно подумать, что я поработал Фламмбланшем в золотой кладовой гномьего клана… Смешно, да не до смеха, – пару раз в похожих ситуациях недалекие люди, ослепленные жадностью, пытались расплатиться со мной ударом кинжала… Мир их праху.
Встал я так, чтоб перекрыть вход, ладонь держал на рукояти фламберга. Не то чтобы ждал каких-то подвохов от сьера Гидо, не тот он человек, – по привычке.
Семеро конных подъехали почти вплотную, копыта неслышно ступали по влажной земле и палой листве. Вновь заморосил противный мелкий дождь.
Мессир Гидо сюр Вер-Эшуи, видам замка Сен-Женевьев-де-Луайр, был не молод, за шестьдесят, пожалуй. Но в седле держался уверенно и прямо, молодым на зависть. Он скептически оглядел меня, с ног до головы измазанного своей и чужой кровью. Спросил коротко:
– Ну?
– Чисто, – в тон ответил я.
– Ожье, проверь. Ла-Мар, расплатись.
Деловой человек, приятно иметь дело.
Оруженосец по имени Ожье спрыгнул с коня, двинулся к пещере, с каждым шагом все медленнее…
Заранее разожженный фонарь в его руке подрагивал, лицо – совсем юное, с едва пробивающимся пушком над верхней губой – побледнело. Я шагнул в сторону, открыв путь. Опасения парня понятны… Один укус агонизирующего вэйвера – и никогда не бывать оруженосцу Ожье рыцарем. Понимал и мессира Гидо (тот-то хорошо знал, что недобитков после меня не остается), – проверяет, испытывает в безобидной ситуации, хоть и выглядящей опасной. Дабы заранее узнать, на что окажется способен оруженосец в бою. Если Ожье сейчас остановится, замнется у входа в пещеру, – рыцарских шпор ему в любом случае не видать.
Но нет, не остановился. Сотворил знак Святого колеса, распахнул дверцу фонаря и полез внутрь. Молодец.
А человек, названный Ла-Маром, повел себя по-хамски. Судя по одежде, был он из замковых служителей высокого ранга. Эконом какой-нибудь или ключник…
Так вот, ключник-эконом скроил брезгливую мину и с коня не слез: кинул в мою сторону кошелек, – так, что тот упал в паре локтей от моих сапог. Мессир Гидо глянул искоса, но ничего не сказал. Эконом-ключник ощерил упитанную рожу в усмешке, пары зубов не хватало.
Ждет, что я склонюсь перед ним, крыса амбарная? Интересно, понимает ли мордастый хам, что я могу разделать фламбергом всех шестерых быстрее, чем он пролопочет самую короткую молитву Девственной Матери?
Кончиком меча подцепив завязку кошелька, я подбросил звякнувший мешочек высоко в воздух. Затем поймал его левой рукой, причем демонстративно глядя в другую сторону.
Три четверти гонорара получены… Еще четверть должны вскладчину внести три вилланские деревушки, более других страдавшие от набегов вэйверов, – это их представители толпились в отдалении с мотыгами и мешками, поджидая своей очереди.
– Реньяр, – обратился ко мне мессир, – теперь у тебя достаточно денег, чтобы расплатиться со всеми долгами и отправиться зимовать в иные края. Дело в том, что я, кажется, видел твое имя в розыскных листах, регулярно присылаемых канцелярией королевского прево… В точности не уверен… Но рыться в бумагах, освежая память, не буду.
Мессир Гидо слегка лукавил. Таким, как он, ничего не кажется. Или, по меньшей мере, озвучивать показавшееся мессир не станет… Он знает точно: мое имя в розыскных листах есть. И знает, за что оно там появилось, – за Последний поход, конечно же. Уцелевших солдат Арноваля не прекратят искать никогда.
Любопытно, что мессир видам тоже участвовал в той войне, но с другой стороны: командовал одним из отрядов «зеленой стражи», и семь лет назад мы вполне могли столкнуться на поле боя, но не столкнулись. Зла друг на друга за те давние дни мы не держали, – оба профессиональные солдаты, оба выполняли свой долг, и все старые счета закрыты… А вот законники отличаются куда большей злопамятностью, ничего не забывают.
Он продолжил:
– Однако если из столицы или из Святого города придет запрос, касающийся тебя лично… Тогда я буду вынужден принять меры. Не думаю, что нам обоим интересен такой вариант развития событий.
Красиво излагает, сразу видно, что изучал науки тривиума и занятия не прогуливал… Нет чтобы сказать проще: пошлю, дескать, если потребуется, хоть весь гарнизон замка, и всех ты не перерубишь, скрутят, – так что уезжай, Реньяр, не доводи до греха.
– Я привык зимовать в теплых краях, от холодов ноют старые раны, – сообщил я попросту, как и подобает наемнику, едва одолевшему низшую ступень храмовой школы.
Не соврал… Заживает на мне все удивительно быстро и раны никогда не воспаляются. Но шрамы остаются и раны не просто ноют в холодную погоду: порой едва хожу, а сплю урывками, любое неосторожное движение, совершенное во сне, заставляет проснуться от резкой боли. Так что путь мой в любом случае лежит в те места, где никогда не бывает снега и деревья весь год остаются зелеными, – чтобы там ни прислали мессиру Гидо королевский прево и капитано-ди-джустица Святейшей матери.
Мессир хотел что-то добавить, но тут из-под земли вернулся Ожье. Задул фонарь, доложил: все чисто, никого живого… Лишь закончив доклад, сдавленным голосом извинился, отвернулся, согнулся, – и немедленно изблевал на жухлую траву остатки завтрака.
Случается… Столь густой запах крови и вспоротых кишок не каждый желудок выдержит. Я, например, спустился сегодня в логово натощак.
Видам опять-таки даже бровью не повел. Дождался, когда подчиненный вновь окажется в седле, – и все семеро неторопливой рысью пустились в обратный путь и исчезли за деревьями.
Любопытно, что о сокровищах мессир Гидо не обмолвился, так и не спросил ни меня, ни оруженосца, нашлось ли что ценное в пещере… Похоже, он с самого начала не питал иллюзий. В отличие от вилланов с их мешками.
Они, легки на помине, приближались, наконец-то дождавшись своей очереди. Мне было слегка неловко за то, что их мечтам о лежащем под землей богатстве скоро предстоит разбиться о суровую реальность. Двадцать пять имперских рэндов для вилланов деньги преизрядные, даже распределенные на жителей трех деревушек… Но за все в жизни надо платить: королевские сервы, например, не имеют ничего, их дома, скотина, вообще все имущество принадлежит короне, как и они сами, – зато и бремя защиты всего перечисленного лежит на мессире видаме. Вилланы возделывают чужие земли, однако скотом своим владеют полноправно, – но при этом вынуждены сами защищать имущество. Или нанимать за свой счет защитников…
Все так, но все же я им слегка сочувствовал… Надеюсь, ободранные шкуры вэйверов помогут частично возместить убытки, хотя этот мех и недорого ценится. А вот мясо убитых мною зверюг в пищу решительно не годится. Не забыть бы подсказать еще один возможный источник дохода: аптекари и знахари зачастую проявляют интерес к ядовитым…
Мысль осталась незаконченной. В голове прозвучал сигнал тревоги, – громко, словно некий дозорный в моей черепушке заметил опасность и с размаху ударил по гонгу.
Все было неправильно…
Вилланы, числом поболее двух десятков, приближались как-то скованно, скучившись, словно за их спинами таился кто-то, кого я не должен был заметить.
Впереди держались трое, все видные, представительные, в годах, добротно (для вилланов) одетые. Одного я знал – Гранвиль, староста деревушки Лезье-Руж, осанистый бородач. Двое других, надо понимать, его коллеги.
Настораживало многое… Бегающий взгляд одного из троицы и его же рука, лежавшая на рукояти длинного ножа. Бледность другого старосты – низкорослого, но плечистого, с клочковатой, плохо растущей бородой, – и испарина, проступившая на его лбу. А больше всего подозрений вызывал мешок в руке Гранвиля, большой, никакого сравнения с кошельком мессира видама. Оно и понятно, откуда у вилланов золото, им по всем дворам пришлось бы собирать серебро и медь на мой гонорар…
Да только они не собирали. Мешок был набит чем угодно, но не монетами. Завязка его врезалась в руку Гранвиля не так сильно, как должна была… И сквозь натянувшуюся кожу проступало нечто более угловатое, нежели монеты.
Глупцы… набили мешок глиняными черепками или чем-то вроде того… Затевая свою авантюру, вилланы не подозревали, что мое изощренное зрение, спасибо святым сестрам, позволит одним беглым взглядом разглядеть и эти нюансы, и многие другие.
Убивать их не хотелось… надо постараться обойтись без трупов и тяжких увечий. И не дать покалечить себя, разумеется. Мешок должен послужить приманкой – отвлекусь, потянусь к нему, – тут-то и пойдут в ход мотыги, ломы и лопаты. До чего же глупы бывают люди…
Я быстро сделал несколько шагов назад, выскользнув из норовившего сомкнуться кольца. Приказал, держа Фламмбланш наготове:
– Стойте, где стоите! Мешок – на землю!
Они замерли. Гранвиль медленно снял ременную петлю с запястья, медленно выпустил мешок… Но затем все замелькало очень быстро. Едва моя якобы плата коснулась земли (звук и близко не походил на тот, что издали бы монеты), – клочкобородый староста выкрикнул что-то громкое, неразборчивое, и метнулся в сторону. И все остальные шустро, напуганными крысами, шарахнулись врассыпную.
Я увидел ее.
Ту, кого скрывали до поры плотно сомкнувшиеся вилланы.
А за кратчайшую долю мгновения до того, как увидел, почувствовал жжение – под рубахой, там, где висел на груди амулет Инквизиции.
Заклятье… Направленное на меня. Магия и вилланы… Не бывает. Неужели приютили у себя одну из Черных Ведьм, чудом избежавшую сожжения?
Но нет… Слишком молода. Но красивой назвать творившую заклятье девушку не повернулся бы язык даже у записного льстеца…
Плечи такие узенькие, что руки – на вид сущие прутики, но с огромными кистями – казались растущими прямиком из шеи. Та была тоненькой, не способной выдержать тяжесть несуразно большой головы, – и оттого согнулась набок… Вообще вся фигурка колдуньи казалась перекрученной, скособоченной, а платье из грубой небеленой холстины не обтягивало на груди ничего, хоть отдаленно напоминавшего женский бюст.
Все это я успел разглядеть в деталях одним быстрым взглядом. А больше не успел ничего. Даже фламберг выставить перед собой не успел (мое оружие способно погасить немалую часть враждебной магической энергии).
Колдунья резким жестом выбросила вперед руки, – казалось, ее кисти оторвутся сейчас от прутиков-рук и полетят меня душить… Не оторвались и не полетели. Но и без того пришлось солоно.
Это было похоже на удар невидимого кулака. Громадного, разом вмазавшего по всему телу от макушки до пяток.
Ослепительный всполох перед глазами – и вот я уже лежу на земле. И смотрю на серое низкое небо, а больше никуда и не взглянуть…
Ни единая мышца не желает подчиняться. Голова гудит похоронным колоколом. Во рту соленый вкус крови, и по лицу стекает она же из разбитого носа, – либо какой-то побочный эффект заклятия резко нагрел падавшие дождевые капли, но это едва ли.
Зато амулет Инквизиции на моей груди нагрелся, да еще как… Так, что расплавился. Или по меньшей мере раскалился настолько, что выжег на моей коже натуральное тавро, – из-под одежды отчетливо тянуло горелым мясом, но обожженная грудь почти не ощущала боль.
Ощущения вообще постепенно уходили, не попрощавшись… Спина перестала чувствовать нечто небольное и твердое – древесный сук? камень? – не знаю уж, на что меня угораздило свалиться… На серое небо с краев наползала непроглядная чернота. Я уже не понимал, сжимаю ли до сих пор рукоять Фламмбланша, вообще не ощущал рук. Обычно сознание теряют резко, разом. Меня оно покидало неторопливо, словно сомневаясь, правильно ли поступает.
Вот вам и деревенская колдунья, невесть кем обученная магии, а то и вовсе самоучка, в лучшем случае шлифовавшая стихийный талант по обрывкам старых книг… В Святейшей Инквизиции собраны далеко не последние магички, но, например, сестра-заклинательница второго ранга так легко и просто меня бы не свалила… Первого – может быть. А может и нет, оказии проверить не случалось.
«Зачем же они нанимали меня, имея этакую изощренную в магии девчонку?»
Мысленный вопрос был риторическим, а ответ на него стал неважным, – между мною и уцелевшим от черноты пятачком серого неба появился багор.
Самый обычный багор – древко, хищный изгиб острого крюка – такими вилланы весной вылавливают из вздувшейся от половодья Луайры бревна, доски и прочие деревянные обломки, принесенные течением. Или выуживают ведра, упущенные в колодец. Возможно и другое применение, – например, прикончить сбитого с ног Алого плаща… Ладно, пусть бывшего Алого плаща. Все равно обидно и глупо: точку в карьере поставит не благородный меч, не пика, не стрела, даже не секира палача, – а незамысловатое крестьянское орудие.
Возмутившись такой жизненной несправедливостью, сознание покинуло меня окончательно.
Не стало ничего.
