© Виктор Тюрин, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону
Родился в Германии, в семье военного, но большую часть своей жизни прожил в Беларуси, в Минске. Закончив среднюю школу, был призван в армию. Вернувшись домой, работал и учился. Работал слесарем-сборщиком, электромехаником, инженером. Любит сочинять, смотреть «в глубину веков» глазами своих героев и путешествовать.
Я знаю, есть на все ответ;
Я знаю, где черно, где красно;
Я знаю, что где на обед;
Я знаю, лжем мы ежечасно;
Я знаю, хищна волчья стая;
Я знаю, жалобы напрасны;
Я знаю все, себя не зная.
Ф. Вийон
Колокола били к заутрене. Перезвон церковных колоколов уже не вызывал у меня того раздражения, как в первые недели моей жизни в Средневековье, а стал привычным во множестве других звуков просыпающегося города. Моя прежняя работа приучила меня приспосабливаться и подстраиваться к различным изменениям окружающей обстановки, относительно легко перенимать привычки и нравы народа той страны, куда меня забрасывали. Этому сильно помогала моя врожденная способность к изучению языков. Я до сих пор не знал за какие-такие заслуги я оказался во Франции пятнадцатого века, но при этом совпадения имели место быть. Во-первых, я был потомком француза, пришедшего в Россию с армией Наполеона, а во-вторых, как и в прежней жизни, я служил здесь в качестве шпиона. Правда, теперь с приставкой. Королевский шпион.
У правителя Франции, как по всей стране, так и за границей была целая сеть агентов и шпионов, благодаря которой он знал все о своих врагах, за что получил от своих врагов прозвище «Всемирный паук». Внедряя в окружение своих противников шпионов, лживых и вкрадчивых «советчиков», наемных убийц или подкупленных им «бунтарей», засланных, чтобы поднять народ на восстание, Людовик мог устроить заговор среди их сподвижников, раздуть волнения и беспорядки в их стране или даже физически уничтожить угрожавшего его замыслам врага. Попав в тело Клода Вателя, королевского шпиона, я оказался в «слугах дьявола». Придумав эту аллегорию, которую категорически не рекомендуется произносить вслух из-за фанатичной веры местного населения, я исходил из того, что действия средневекового шпиона полностью соответствовали деятельности дьявола, каким его представляли народу церковники. Как и врагу рода человеческого, шпиону полагалось не просто искать вражеские тайны для короля, а действовать намного шире: убивать, клеветать и совращать души продажных и слабых духом людишек.
Встав, стал делать зарядку, которую ввел в свое расписание несколько дней назад, потом провел короткий бой с невидимым противником, защищаясь и нанося удары. Смыл пот, поплескавшись водой из тазика, затем вытерся насухо полотенцем, оделся и вышел из комнаты. Моей хозяйки дома не было, как видно она отправилась к городскому фонтану за водой. Из-за сильной жары, стоявшей несколько последних дней, потребность в воде резко увеличилась, поэтому у фонтана с самого раннего утра нередко выстраивались очереди, на которые, впрочем, мадам Бове никогда не жаловалась, так как именно там она пополняла свою коллекцию слухов и сплетен. Закрыв дверь и спустившись вниз, я привычно вдохнул запах свежего хлеба из лавки пекаря, поздоровался с Пьером и его учеником Луи, после чего отправился к брадобрею, чья парикмахерская находилась на соседней улице. Я уже освоил бритье в домашних условиях, но при этом считал этот процесс слишком долгим и утомительным занятием, предпочитая пользоваться услугами цирюльников. Выйдя, освеженный, я отправился по привычному маршруту, в сторону «Дубового листа», завтракать. В таверне на этот раз было довольно много народа.
«Похоже, в город приехало сразу несколько больших торговых обозов, вот гостей и подвалило», – решил я, подходя к хозяину заведения, стоявшему у стола.
Он встретил меня своей привычной кривой ухмылкой. Мы поздоровались.
– К тебе пришли, – негромко сказал он.
Я кивнул ему, после чего поднялся по лестнице наверх. Остановился на мгновение перед дверью, потом осторожно постучал.
– Входите, – раздался мужской голос.
За столом сидел седой щуплый мужчина, лоб высокий, лицо худое, от впалости щек скулы кажутся заостренными. Его возраст приближался к пятидесяти годам. Много морщин, в основном на лбу и у глаз, а возле рта лежали складки. Можно было предположить, что это профессор университета или чиновник из мэрии, если бы не его пристально-острый взгляд. Его глаза впились в меня, как два буравчика. Одет он был по последней моде, только темные цвета его одежды говорили, что он чиновник на государственной службе. Никаких украшений на нем не было, за исключением серебряных пуговиц на туфлях. На столе перед ним лежали две книги в пухлых засаленных кожаных переплетах, пара свитков, чернильница, перья и несколько чистых листов бумаги.
– Клод Ватель?
Я замешкался, не понимая, надо ли предъявлять ему печатку или просто кивнуть, соглашаясь, но незнакомец сам разрешил этот вопрос, разжав кулак правой руки, и я увидел на его ладони знакомый перстень.
– К вашим услугам, сударь.
– Садись. Я Жан Дюваль, один из помощников генерального советника по делам косвенных сборов. Это все, что тебе нужно знать. Мне сказали, что ты знаешь грамоту и умеешь считать. Это так?
– Немного, сударь.
С моими словами на его лице заиграла высокомерная улыбка, полная язвительности, которая могла отображать только одну фразу: еще один тупица. Да сколько можно?!
– Пусть так. Теперь слушай меня внимательно и запоминай, что я тебе говорю. И еще. Пока я говорю, не лезь ко мне с вопросами. Все понятно?
Мне оставалось только кивнуть, хотя вопросов у меня хватало, особенно после того, как он представился. Где я, а где налоги? Или из меня решили сделать аудитора? Впрочем, все они исчезли, стоило помощнику генерального советника заговорить, к тому же у него был талант преподавателя, он умел объяснять простыми словами сложные вещи. Для начала он мне вкратце рассказал о государственном и местном управлениях в средневековой Франции. Кое о чем мне уже доводилось слышать, но очень многое, до этого совершенно неизвестное, он рассказал. В принципе ничего сложного. Во главе вертикали власти стоит король. Под ним государственный совет, осуществляющий по указаниям короля руководство и контроль за отдельными звеньями управления. Счетная палата – своего рода главное финансовое управление. Среди должностных лиц наибольшее значение имели: канцлер, который осуществлял текущее управление и контроль за деятельностью должностных лиц, во время отсутствия короля председательствовал в государственном совете, под его руководством составлялись проекты ордонансов. Коннетабль – командующий королевской армией и камерарий – главный казначей.
Кроме этого, рядом с королем находилась группа людей, выполнявших его отдельные особо важные поручения. Оливье Негодяй и Тристан Отшельник.
Должностные лица, составлявшие основные кадры нового государственного аппарата управления, как и эта парочка, были, как правило, люди незнатные, обязанные своим возвышением королю. В отличие от большинства вельмож, кичившихся богатством и знатностью рода, это были люди умные и грамотные, окончившие университетский курс юриспруденции и отлично разбиравшиеся в сложных переплетениях законов. Именно они зарекомендовали себя как наиболее ревностные и последовательные сторонники централизации и усиления королевской власти. Король с их помощью существенно оттеснил именитую знать от основных рычагов государственного управления, лишив их доходных должностей, а значит и возможности набивать карманы из королевской казны.
Местные органы государственного управления, в свою очередь, благодаря королевским ордонансам, постепенно забирали права управления у сеньоров-землевладельцев над ремесленниками и крестьянами, жившими на их землях. Впрочем, феодалы тоже перестраивались, стараясь получить, или лучше сказать, купить, высокие государственные должности, так как даже король не всегда имел возможность сразу назначить на важнейшие посты в местном управлении своих людей. Именно в таких случаях в руках аристократов и вельмож концентрировалась вся власть, дававшая им определенную независимость от правительства. Вся эта подковерная борьба, естественно, замедляла создание централизованного государственного аппарата, но сам процесс отменить не могла. Каждый королевский домен был разделен на почти равные административные единицы, которыми управляли бальи, чиновники, назначавшиеся королем. На них было возложено общее управление, сбор налогов, наблюдение за деятельностью административно-судебных органов. Ему также подчинялся прево, обладавший судебной и фискальной властью. На юге Франции реконструкция государственного аппарата шла слабее, так как главами южных округов (их чаще всего называли сенешалами) являлись представители местной знати.
Правительство также усиливало свой контроль и над городами – коммунами. Помимо административного управления и суда коммуны имели право издавать постановления, обязательные для горожан. Выборный орган городского самоуправления – городской совет – состоял из выборных людей и мэра. Ими, как правило, были влиятельные и состоятельные горожане.
Крестьянство по-прежнему находилось под властью «своих» сеньоров, сохранивших хотя и довольно ограниченные, благодаря королевским законам, полицейские и судебные правомочия. Сеньоры контролировали деятельность органов общинного самоуправления схода и его исполнительного органа – синдика, состоявшего из наиболее зажиточных крестьян. Синдики ведали внутренними делами общины, включая раскладку податей и повинностей.
Вывалив на меня массу информации, правда, отменно изложенную, разбитую по темам и снабженную соответствующими примерами, он замолчал. Судя по гладкости речи, ему уже доводилось читать подобные лекции не один раз.
– Все понял? Если нет, задавай вопросы.
– Понял, что наш король хочет правильно и справедливо управлять страной, но только не через вельмож, а через чиновников, которых назначает сам или его доверенные люди.
Насмешка на лице Дюваля сменилась задумчивостью. Теперь он не смотрел на меня, как на деревенского дурачка, а вместо этого на его лице читался интерес к слушателю.
– Хм. Действительно, понял. Думал тебе разжевывать придется… Ладно. Подведем итоги.
Как оказалось, еще отец нынешнего короля Карл VII отменил сбор тальи (земельного налога) отдельными крупными сеньорами. Вместе с этим он запретил феодалам устанавливать новые косвенные налоги. Когда на трон сел его сын, Людовик XI, он отнял у феодалов право чеканить собственную монету. Короли лишали феодалов и их традиционной привилегии – вести частные войны, и лишь отдельные крупные феодалы сохраняли свои независимые армии, которые давали им некоторую политическую автономию (Бургундия, Бретань, Арманьяк). Существенно ограничилось законодательство вельмож, с помощью которого бароны и графы творили на своих землях суд и расправу, а вместо этого расширился круг дел, составлявших «королевские случаи» и теперь попадавшие под юрисдикцию королевских чиновников.
Его короткий и лаконичный рассказ, как независимого эксперта, в очередной раз подтвердил вывод, сделанный для самого себя: для средневекового короля у Людовика XI довольно современный взгляд на государство и право.
– Все понятно?
Я кивнул.
– Тогда продолжим.
Начал он с того, что объяснил, кто платит налоги, а кто от них освобожден. От уплаты налога, как оказалось, были освобождены дворяне, духовенство, должностные лица королевской администрации, солдаты и офицеры, профессора и студенты университетов, а также некоторые вольные города (в том числе Париж). Основные налоги, поступавшие в казну государства, это был прямой налог – сбор под названием талья. Тальей облагались земли, замки, деревни. Этот налог ежегодно устанавливался королем и должен был выплачиваться теми, кто не принадлежал к церкви или к дворянству, вот только способы сбора налога и расчета налоговых обязательств различались в разных частях страны. Например, город покупал коллективное освобождение для всех живущих внутри городской стены или не дворянин освобождался от тальи, являясь королевским служащим. В некоторых провинциях, в частности, в Дофине, освобождение дворян от налога было привязано к землям, столетия назад зарегистрированным как «благородные», а не к людям. Если дворянин владел «неблагородной» землей, он должен был платить талью из расчета оценочной стоимости собственности, вот только дворяне или богатые землевладельцы не торопились его платить и старались находить способы уйти от налога.
Вторыми по величине в средневековой Франции были косвенные налоги – акцизы на продукты питания или изделия ремесленников. Сюда входили таможенные и дорожные сборы, а также городские ввозные пошлины. Остальные налоги поступали из разных источников. К примеру, чтобы заниматься некоторыми профессиями и видами торговли, перед началом работы было необходимо заплатить своего рода вступительный взнос. Или это мог быть налог с продаж, который собирали в Париже (такая рента называлась ратушной). Одним из важнейших источников дохода – совершенно нетипичным для современного государственного управления, являлось создание и продажа государственных должностей, прежде всего внутри судебного и финансового аппаратов монархии. Должность одновременно давала владельцу и престиж (как, например, судебная), и привилегии в форме освобождения от налогов, а иногда и дворянский статус. К этому добавлялась возможность получать деньги неправедными путями по факту исполнения своих обязанностей. Взятки в среде судей и сборщиков налогов были распространены, по сути, поголовно. Кроме того, такую должность можно было продать.
Мало что в стране вызывало столько ненависти и отвращения, как система сбора налогов, так как при взыскании налогов королевские чиновники часто прибегали к жестокому принуждению. Они отбирали скот, землю и другое имущество даже у тех злополучных крестьян, которые не могли заплатить по не зависящим от них причинам: из-за плохого урожая или природных катаклизмов, причем возможности что-либо обжаловать просто не существовало. Каковы бы ни были источники налогов, все деньги, прежде чем достичь королевских сундуков, проходили через множество рук, что давало возможность нечистым на руку людям воровать государственные деньги. Когда средства, собранные на местах, оказывались в региональных королевских казначействах, разбросанных по всей стране, из них сначала забирали средства на жалованье местным чиновникам и расквартированным в районе войскам. После этих вычетов оставшееся (если что-то вообще оставалось) попадало в центральное казначейство в Париже. Такая несовершенная система сбора налогов порождала море возможностей для коррупции, растрат и задержек. Гневные обвинения в мошенничестве и воровстве в адрес королевских чиновников, финансистов и сборщиков налогов можно было услышать от каждого человека.
Лекция о налогах затянулась надолго, к тому же было много специфической информации, которую мне не всегда удавалось схватывать, хотя Дюваль и старался говорить как можно проще. Также сбивали с толку множество примеров и ссылок на принятые законы, королевские ордонансы и эдикты.
– Я не зря спросил: грамотный ли ты? Возьми эту книгу. Там закладка, начинай читать с начала страницы.
С горем пополам я осилил страницу, на которую у меня ушло, наверно, минут семь-восемь.
– Расскажи, что прочитал.
После моего краткого и далеко не точного пересказа наставник строго и недовольно сказал:
– Плохо. Думал, сам почитаешь. Ладно. Встречаемся завтра с утра, в то же самое время.
Он встал, неторопливо собрал свои вещи и ушел, не попрощавшись. Мне очень хотелось узнать, какое дело мне собираются поручить, но спрашивать у Дюваля не стал, так как, скорее всего, он должен был дать мне общий обзор по этой теме, а ставить задачи мне будут совсем другие люди.
– До завтра, сударь, – попрощался я с ним, когда он уже стоял на пороге.
Мне показалось, что его голова чуть склонилась. Впрочем, это могло мне и показаться. Времени на анализ у меня не было, так как приходилось сразу усваивать большой объем информации, о которой до этого урока я имел довольно относительное понятие. К тому же это был какой-то уж больно крутой и непонятный поворот в моей новой работе, причем с ходу, без подготовки.
«Старичок, судя по всему, большой специалист по налогам. Цифры, параграфы, статьи у него прямо от зубов отлетают. Ни разу в свои гроссбухи не заглянул. Вывод сделать несложно, но будет ли он правилен? Похоже, предстоит мне дорога дальняя, рядом с королевским ревизором. Будем мы с ним выявлять мошенников, которые запустили руку в королевскую казну. Вот только зачем я ревизору? Вести тайную слежку за ворюгами? А может, мне поручат следить за самими ревизорами, чтобы те не договорились с местными жуликами? Ну, пройду я учебный курс по налогам. И что мне это даст? Людей я там не знаю, обстановку не знаю. Ладно. Будет завтра, а там смотришь, что-нибудь и прояснится. Интересно, сколько мы тут просидели? Часа три как минимум. Духота. Жарко. Может, гроза будет? И все-таки почему я? Стоп. Как же я раньше об этом не подумал! Так вот откуда меня так хорошо знает сеньор де Бомон! Похоже, я и раньше для него подобную работу выполнял».
Спустившись вниз, я подошел к Жерару, который с явным любопытством смотрел на меня. Было видно, что его тоже удивило, сколько времени у нас ушло на разговор. Спрашивать он ничего не стал, зато сразу предложил:
– Вина налить?
– Налей. Похоже, гроза собирается.
– Обязательно будет, у меня разрубленное плечо ломает. Это всегда к непогоде. Есть будешь?
– Спрашиваешь! Я же еще не завтракал.
– Как насчет овощного супа и жареной рыбы?
– Давай.
Выйдя из таверны, сначала я определился со временем. Судя по всему, сейчас было ближе к полудню или, согласно молитвенным часам, – секста, час шестой. Полоса сизых туч надвигалась на город. Солнце пекло нестерпимо, прибавляя еще больше духоты в раскаленный воздух. Сытый желудок и жара клонили ко сну. Желание идти к Луи заниматься испарилось, как капля воды на раскаленной сковороде. Где-то далеко, и пока еще негромко, ударил гром. Многие из прохожих, бросая взгляды на небо, быстро крестились, а у иных шевелились губы, они читали молитву. Ненастье, сопровождающееся дождем, ослепительными вспышками молнии и раскатами грома представляло для простого человека угрозу, причем чисто психологического плана. Это бог, создатель наш, гневается на нас за грехи наши тяжкие, так думали и говорили в народе. Я так не думал, но тот же гром поставил точку в моих сомнениях, поэтому отправился домой, собираясь в очередной раз удивить хозяйку.
Раздевшись до нижнего белья, я прилег на кровать и незаметно провалился в сон. Проснулся уже от сильного удара грома. Городской шум разом прекратился, и я снова уснул, убаюканный ровным шумом упавшего с небес дождя. Проснулся я, уже когда гроза почти закончилась. Подойдя к окну, увидел отмытое до прозрачной голубизны небо и с удовольствием втянул в легкие пока еще свежий и бодрящий воздух. Выйдя на улицу, я решил, что сейчас самое время для загородной прогулки. Вернувшись в «Дубовый лист» и оседлав коня, я отправился на прогулку за город, а закончил свой день в таверне «Меч и роза» хорошей дракой.
Второе занятие началось коротким повторением предыдущего занятия, а затем Жан Дюваль устроил мне короткий экзамен, при этом, похоже, я снова удивил его своей сообразительностью. Скажу честно, я старался, так как мне надо было усиливать свои позиции в новой должности, а чем больше хороших отзывов, тем лучше. Затем мы перешли к новой теме, которую можно было назвать «Король, чиновники и злоупотребления властью».
Дело в том, что в средневековой Франции полностью отсутствовала упорядоченность в сборе налогов, что порождало чрезвычайную сложность и запутанность финансовой системы государства. Фактически в каждом отдельном городе или провинции существовала собственная внутренняя налоговая система, поэтому обычным явлением было откровенное несоответствие размеров налогов. Дюваль привел мне десяток примеров, когда чиновников смещали целыми палатами, как это сделали в августе 1462 года, когда были смещены все элю (сборщики) косвенных налогов в Париже, или когда генерального советника по делам косвенных сборов Жана Компэна король Людовик XI сместил в 1465 году. Его обвинили в измене и посадили в тюрьму.
Дюваль сказал, что лично он считает, что все смещения за злоупотребления в финансовой сфере чаще всего касались чиновников в столице и крупных городах, где чиновник легче подвергался контролю, а в провинции такие проверки происходили редко, да и о приездах ревизоров там всегда знали заранее, поэтому гнева короля здесь никто не боялся. Теперь было принято решение такое положение вещей изменить. Королевские ревизоры с соответствующей командой специалистов будут собираться, как и прежде, неделю или полторы, но куда они поедут, теперь будет знать только глава комиссии и его заместители. Эти сведения меня еще больше укрепили в том, что мне придется отправиться куда-то в провинцию с командой ревизоров.
При этом я подумал, что лекции по налогам закончились, но не угадал, так как Дюваль назначил мне новую встречу.
На третий день он обобщил сказанное, дополнил подробностями и деталями, потом устроил мне еще один, правда, совсем короткий экзамен, после чего рассказал более подробно о методах и способах злоупотреблений и краж при сборе налогов, а затем предложил задавать ему вопросы. Тема налогов, скажем так, была мне не очень интересна, но полезна в плане как общей, так и специфической информации, поэтому я, как и в любом поручаемом мне деле, старался докопаться до мельчайших подробностей. Около часа он отвечал на мои вопросы, давал уточнения, ссылался на какие-то указы, вышедшие еще при прошлых королях. Ссылки я пропускал мимо ушей, зато Дюваль отметил мой интерес к своему предмету, и было видно, что он с явным удовольствием отвечает на все мои вопросы. В завершение нашей беседы, так как к этому времени мы незаметно уже вышли из формы «учитель – ученик», заявил, что я довольно быстро все схватываю, и он бы не отказался от такого ученика вроде меня. Как я понял, в его устах это была своеобразная форма похвалы.
– На этом все, Клод Ватель.
– Сударь, а вы мне не скажете, что за работа мне предстоит? – все-таки не удержался я от интересующего меня вопроса.
– На все воля его величества, – получил я неопределенно-насмешливый ответ Дюваля.
После чего мой преподаватель ушел.
Мне понравилось общаться с суховатым в отношениях, но умным и преданным своему делу специалистом. К тому же от него я получил довольно объемный кусок информации, до которого мне самому пришлось бы доходить умом очень долго, так как мне не всегда здесь удавалось понимать внутренние побуждения людей, а в особенности их причины.
Только с утра я успел привести себя в порядок, как раздался стук в дверь.
«Зовут на работу», – подумал я и, как всегда, угадал.
– Сударь! К вам пришли! – раздался за дверью голос мадам Бове. – Прибежал мальчишка из «Дубового листа».
Открыв дверь, я вежливо поздоровался с хозяйкой и пошел к лестнице, а выйдя на улицу, привычно влился в поток горожан, спешащих по своим делам. По обе стороны улицы стояли узкие деревянные дома с выступающими вперед вторыми этажами и с торговыми лавками или мастерскими в первых этажах. Обогнал худого безбородого старика в черной длиннополой одежде и в высокой шапке. Заметив на его шее широкую узорчатую цепь, решил – либо профессор университета, либо городской чиновник. Из приотворенной двери таверны, расположенной на углу, и двух настежь открытых окон доносились голоса и тянуло смешанным запахом вина, чеснока и подгоревшего жира. Затем встретился взглядами с девушкой лет двадцати, крепко сложенной, с веселыми, добрыми глазами, и с густыми прядями волос, выбивающимися из-под белого чепчика. Я улыбнулся и весело ей подмигнул, а она в ответ рассмеялась. Город жил своей привычной жизнью. Женщины шли с ведрами за водой или толпились у мясных, рыбных лавок и булочных; мужчины работали в мастерских, разбросанных по всему городу, торговали вразнос и оптом в лавках и на рынках.
Не успел я войти в зал таверны, как Жерар махнул мне рукой. Подошел к хозяину заведения, после того как мы поздоровались, я его спросил:
– Я что, рано пришел?
– Не волнуйся, приятель. У тебя есть время позавтракать.
– Раз есть, значит, будем завтракать. А кто должен прийти?
– Да какой-то надутый индюк. А! Не хочу говорить, сам увидишь.
Мне не понравилась данная хозяином постоялого двора моему будущему куратору характеристика, поэтому плотно наедаться не стал, а то вдруг новая лекция, а я сытый, так и заснуть могу случайно, поэтому ограничился стаканом вина и куском мясного пирога. Быстро перекусив, я поднялся наверх. Только успел устроиться на стуле, как дверь открылась и на пороге показался молодой мужчина. Двадцать – двадцать два года, не больше. Я напрягся, так как он мне показался слишком молод для шпиона, но тот с ходу показал мне перстень-пароль. Я встал.
– Клод Ватель?
– Да. Я Клод Ватель, сударь, – я коротко кивнул, обозначив поклон. – Чем могу служить?
Ни усов, ни бороды незнакомец не носил. Лицо правильное, немного детское, но с четким профилем, хоть чекань его на монеты. На мужчине был пурпуэн из лилового бархата, двухцветные, желто-синие, штаны-чулки и мягкие туфли с длинными носками из оленьей кожи. На голове жесткая с короткими полями шляпа в форме усеченного конуса. Из украшений – перстень-печатка на указательном пальце левой руки, серебряная застежка на шляпе, крепившая пышное перо, и костяная рукоять кинжала с отделкой из серебра.
«Одет модно, но и не богато. Печатка и кинжал. Дворянин. Похоже, один из третьих и четвертых сыновей небогатых баронов и виконтов, кто сделал ставку на короля, – сразу промелькнуло у меня в голове. – Для таких близость к королю означает карьеру, а вместе с ней покровительство и привилегии».
– Шевалье Антуан де Парэ, – представился дворянин. – Садись, Клод, нам есть о чем поговорить.
Мы сели, потом он начал говорить с чувством некоторой важности в голосе:
– Год тому назад в городе Бурж произошли народные волнения. Люди были возмущены несправедливыми налогами, которые, как потом оказалось, назначались ворами, сидевшими в местном казначействе, самовольно. Ты должен понять, что это государственная измена! Подрыв королевской власти! Они не вылились в мятеж только потому, что туда вовремя были посланы королевские чиновники, которые разобрались в этом деле. Виновные тогда были наказаны и волнения стихли.
«Значит, вот куда я поеду. В Бурж».
Не знаю, что он хотел от меня услышать, но я просто промолчал. Тогда он спросил меня:
– Ты об этом что-то слышал?
– Нет, ваша милость, до меня не доходили подобные слухи.
– Это не слухи, – строго, с ноткой назидания, сказал он. Дескать, такая важная политическая новость, а ты не слышал. – Вот только две недели тому назад пришло донесение от доверенного человека, что там все может повториться снова. Его величество обеспокоен, поэтому было принято решение разобраться, что происходит в Бурже на самом деле.
Де Парэ снова замолчал, очевидно для того, чтобы я наконец осознал важность поручаемого мне дела.
«Жерар прав, есть в нем напыщенность, но это от молодости. Паренек, действительно, совсем зеленый и неопытный, вот и пытается показать, что он крутой и важный человек».
– Я вас внимательно слушаю, сударь, – сказал я, придав лицу выражение почтительности.
– В Бурж собираются послать комиссию во главе с королевским эмиссаром, которая должна будет разобраться на месте с тем, что же там на самом деле происходит. Согласно присланному письму, в котором говорится, что есть группа людей, которые раскрадывают деньги, поступающие в королевскую казну, к тому же без ведома королевских служб ведется торговля государственными должностями, а значит, возможна подделка королевских печатей. В доносе были указаны имена. Вот их список. – На стол лег листок бумаги. Я взял, прочитал, затем посмотрел на шевалье, ожидая продолжения. – Надо провести тайное расследование и все тщательно проверить.
«Тайное расследование? Да об этой комиссии в Бурже не слышали только глухие. И то не факт».
– Кто эти четверо? – спросил я. – И почему одно имя зачеркнуто?
– Все они королевские казначеи. Один из них, Анри Марэ, как нам сообщили, недавно погиб. Катаясь на лошади, упал и свернул себе шею.
«Скорее всего, этот парень и написал донос. За что и поплатился», – подумал я, но говорить этого вслух не стал.
– А что говорит королевский наместник, который наблюдает за обстановкой в тех местах? Ведь это к нему сходятся через осведомителей разные слухи, новости, разговоры людей. Именно он обязан знать, что делается в городе. И почему прево там, на месте, не занимается этим делом?
О таких представителях королевской власти на местах мне стало известно от Дюваля, который в ходе своих лекций немного просветил меня об административной структуре провинций.
Шевалье явно не ожидал от меня подобного вопроса, на который он, похоже, не знал ответа. Об этом сказала его растерянность, а я вот удивлялся другому: какой идиот доверил неопытному в этих делах парню секретное дело. У него все чувства и переживания легко читались с лица, как страницы книги.
«Да из него шпион, как из меня балерина».
Мои предположения не замедлили подтвердиться. Судя по злости и раздражению, почти сразу проявившимся на его лице, он посчитал меня за выскочку, которого надо поставить на место.
– Не твоего ума дело, дурак! Ты понял меня?!
В ответ я резко выпрямился на стуле и, приняв дурашливый вид, стал «есть глазами начальство», как бы тем самым говоря: виноват, ваше благородие, все понял, больше не повторится. Посчитав мое подобострастие за чистую монету и решив, что поставил меня на место, он продолжил наставительным тоном:
– Ты, Клод Ватель, должен знать и помнить одно: так как едешь тайно, то не можешь обращаться к каким-либо официальным лицам.
– К кому мне тогда обращаться, чтобы понять, что делается в городе?
– Как приедешь, тайно встретишься с помощником прево, Антуаном Обрио. Он все расскажет и поможет тебе на первых порах. Покажешь ему свою печатку и скажешь: «Все мы – слуги короля».
Я коротко кивнул, дескать, понятно. Он порылся в поясной сумке, и на стол легло запечатанное письмо.