Виктор Ярошенко
Река времени. По следам моей памяти
Моим родителям и Оксане посвящается
© Ярошенко В.Н., 2021
© ООО «Агентство Алгоритм», 2021
Введение. Ни дня без строчки
Примерно до 60 лет я был прилежным и успешным экономистом, организатором, администратором, а затем вдруг что-то произошло, как будто поменялись местами во мне некие магнитные поля, и я стал упорным кропотливым аналитиком, писателем-мемуаристом. Быть может, эти мемуары станут моим маленьким вкладом в историю Отечества; такое занятие, полагаю, на сколько хватит сил, займёт моё время и мысли на всю оставшуюся жизнь…
Я совершенно уверен, что всё то, что происходит с нами на этом свете, имеет свои причинно-следственные связи, ничего не бывает просто так: всё зачем-то нужно, всё почему-то случается, а главное, что всё это – расплата за что-то очень важное… Ведь «Если звёзды зажигают, значит это кому-то нужно…» И если обернуться на прожитые годы, то каждый из нас имел тысячу и одну возможность сделать что-то очень существенное, добиться хоть какого-то успеха в этой жизни, но по разным причинам не все эти шансы реализовали. Когда же приходит время подводить итоги прожитого, и мы направляемся к неизбежному, как писал В. Высоцкий «вечному приюту», то начинаем охать и кусать локти. Отсюда у некоторых из нас появляется необходимость ещё раз пристально взглянуть на прожитые годы – так появляются мемуары, уникальный литературный жанр, который не только освежает память, но и позволяет пофилософствовать, посомневаться и даже поспорить с самим собой. В тексте мемуаров вдруг сам обнаруживаешь, что миром правит не только любовь, как поётся в одной популярной песне, но ещё и – ненависть, ревность и зависть… Чёрное и белое, – полосы дней и событий, которые так тревожили или радовали нас, могут превратиться просто в серые будни необратимого хода нашей российской истории…
Эта книга – своего рода попытка взгляда изнутри на драматические события новейшей истории нашей страны: на бестолковых политиков и коррумпированных чиновников, заблудшую интеллигенцию и жадных бизнесменов, которые со стороны читателю могут видеться совсем иначе, чем автору. В книге нет особых сенсаций, разоблачений, нет «жаренных фактов», нет исповеди или и душевного стриптиза. Люди и события не подразделяются на правых и виноватых. Я сам был заместителем генерального директора крупного объединения, в котором работали несколько тысяч человек, народным депутатом и членом двух российских правительств, торгпредом во Франции. По себе знаю, что всё не так просто и однозначно в управлении и принятии решений, как часто изображают наши журналисты и политологи.
Ассоциативная память перебирает один за другим различные факты, выстраивая их в цепочку событий, тогда значимых, а сейчас, быть может, – нет; которые складываются в большую, всегда неоконченную мозаику современной российской истории. Наш мозг, подобно компьютеру, обладает колоссальным объёмом механической памяти, возможно, он помнит практически все перемены, тексты, лица и события нашего бытия. Но природа не дала нам права легко считывать всю записанную в памяти информацию. Поэтому только иногда, в силу каких-то причин и обстоятельств нам удаётся вдруг считать в памяти этого загадочного мозга-компьютера некую уникальную, давно записанную и совсем забытую информацию… И, напротив, как каждый компьютер, наш мозг, засорённый «вирусами» и «спамами» стрессов и перегрузок, может дать сбой, затереть или сделать недоступной какую-либо явную и важную для других наблюдателей информацию. Так что не судите строго.
Одним из многих тысяч примеров прямо противоположного отношения разных людей к одному и тому же человеку является фигура И.В. Сталина: для одних он всегда будет спасителем Отечества, «эффективным менеджером», а для других – людоедом и жестоким тираном. Или, например, Майкл Джексон. Для меломанов и почитателей его таланта он обожаемый «король поп-музыки», а для многих других – мерзкий педофил. Ещё один пример – отношение к семье первого мэра Питера: для одних они являются достойной подражания семьёй новой демократической России, другие считают, что не было ещё в России более коррумпированной и гнусной семейки…
Каждый этап нашей жизни приносит свои испытания и свои радости, очарования и катастрофы, своё, проверенное временем, понимание людей и событий. Биологически все важные персонажи, о ком идёт речь, – одни и те же физические субъекты, а отношение к ним у читателей может быть прямо противоположное. Значит на самом деле причина не только в них, но в нас – в нашей осведомлённости и образованности, воспитании и политических взглядах, в умении или неумении мыслить логически, проверять и перепроверять подаваемую информацию, отличать компромат от подлинности… Что уж говорить о менее заметных личностях в разных областях нашей жизни: политике, экономике, истории. Одним словом, чтобы не разочаровываться в людях, не надо в них очаровываться – старый вывод напрашивается сам собой: не создай себе кумира…
Однажды в далёкие советские времена я увидел по телевидению интервью с известной писательницей и историком Мариэттой Шагинян. Она была известна в основном благодаря своей тетралогии «Лениниана», написанной при непосредственном участи и консультациях Надежды Крупской. Участие Крупской придавало книге элемент надёжной правдивости и документальности. Среди хвалебных работ о семье Ульяновых это было самое серьёзное. Сталиным книга была немедленно осуждена и запрещена, а Шагинян и Крупской вынесены выговоры и порицания. Было даже соответствующее решения ЦК ВКПБ. Суть претензий Сталина, в частности, заключалась и в том, что по информации официальной и многолетней жены Ленина Надежды Константиновны Крупской, Ильич совсем не был великороссом, а скорее наоборот. Исследования Шагинян невольно нарушали придуманную сталинскую довольно стройную причинно-следственную «русскую» связь трагических для России событий октября 1917 года.
Сталин и сам был большим писателем и теоретиком (см. многотомное «Собрание сочинений»), и в своих трудах популярно объяснял рабочим, крестьянам и трудовой интеллигенции кто, что и почему всё «это» сделал с их необъятной родиной. Крупской же впервые было указано на то, что в книге озвучили сведения, что по матери Ильич был Бланк, ну а таких русских фамилий в империи отродясь не бывало. Эта тетралогия очень напрягала Сталина, поскольку после октябрьского переворота 1917 года некоторые сионисты откровенно назвали эти события «национально-освободительной борьбой еврейского народа». И это в то время, когда вождь всех народов, в свою очередь, упорно позиционировал всему миру октябрь 1917 года как «великую русскую революцию». Поэтому последовали предсказуемые репрессии и против самой тетралогии о семье Ульяновых, и против её незадачливых авторов, которые не уловили особенностей политического момента.
Такая же «запретная» судьба ждала книгу Карла Маркса «Секретная дипломатия XVIII века», которая в СССР вплоть до перестройки, когда скрывать уже было нечего, не издавалась (Marx Karl. Secret diplomatic history of eigtheen century. London, 1899). В этом опусе он оскорбительно высказывался о России и наивных русских, которым, по иронии судьбы, удалось навязать пресловутый марксизм.
Но дело не в этом, это так, художественное отступление (уже в 1972 году за свое исследование Шагинян получила Ленинскую премию от Брежнева, который в отличие от И.В. Сталина, не понимал, какого джина он выпускает из бутылки). В своем телеинтервью Шагинян среди прочего рассказала о многолетней кропотливой работе над книгой. То, что мне особенно понравилось и запомнилось, это её метод работы по принципу «ни дня без строчки», – именно такой принцип я взял для себя на вооружение.
Когда пишется серьёзная исследовательская работа, нельзя торопиться, иначе в спешке и желании как можно скорее ознакомить окружающих со своими мыслями, можно легко ошибиться. В этом случае выводы окажутся слишком легковесны, не очень аргументированы или даже ошибочны. А более тщательная работа, как утверждала М. Шагинян, занимает много лет, в течении которых надо кропотливо и методично работать, погрузившись в тему исследования, каждый день по крохам добавляя, что-то новое. Отсюда и её полезная формула, которой я стараюсь придерживаться всю жизнь: «ни дня без строчки». Это не означает, что каждый день я писал статью эту работал над книгой, но каждый день я оставался в теме, делал заметки, работал в личном архиве… Постепенно отдельные заметки формировали, как я их называл, «тетради» – маленькие кирпичики будущей конструкции, а те, в свою очередь, – «папки». Это очень интересно и полезно, всплывает и фиксируется давно забытая информация.
P.S. Добавлю для внимательных читателей моей книги: некоторые фамилии и имена участников событий умалчиваются или были изменены по их просьбе, либо по соображениям безопасности, этики, либо во избежание склочных судебных разбирательств обидчивых самовлюблённых персонажей. Любые совпадения имён, отчеств и фамилий (за исключением моих родных и близких) случайны, это однофамильцы, полные тёзки, либо вымышленные персонажи, похожие на реальных людей… То же касается и фотографий, рисунков, коллажей и прочих наглядных иллюстраций, если таковые будут размещены в данном издании.
Часть I. Всё течёт, всё изменяется
1.1. Отчий дом
Жизнь прожить – не поле перейти
Очень быстро и неумолимо течёт река времени, с каждым годом превращаясь в стремительный поток, который несёт нас, как пел Высоцкий, к последнему приюту. За 75 лет уже столько воды утекло, столько было событий разного масштаба… Начинаешь понимать, что жизнь состоит из бесконечной череды больших и малых дел, причём, значимость и масштабы этих дел постоянно меняются в зависимости от различных обстоятельств, возраста, семейного положения, здоровья и прочая. Иногда то, что было очень важно и ценно вчера, оказывается сегодня просто фетишем, а то, на что не обращал никакого внимания, может оказаться чуть ли ни смыслом всей жизни…
Всё, что происходит с нами, имеет глубокий смысл, причинно-следственные связи: всё случается зачем-то, почему-то и за что-то… Поэтому очень хочется понять и не потерять себя в водовороте событий, не опоздать, обернуться на прожитые годы и успеть рассказать о тех, кто был рядом, что было и что не свершилось, о чём думал, сомневался и мечтал – написать историю своей жизни на фоне жизни других людей и истории нашей страны. Для этого начинаешь заглядывать в самые удалённые и сокровенные уголки своей памяти, вспоминать, перечитывать и анализировать прожитое. Я бы сравнил этот интересный процесс с разборкой на чердаке своего дома, в котором прожил 70 лет и куда складывал на всякий случай всё то, что имело относительную ценность и до чего не доходили руки, а сегодня стало безумно интересным.
Если серьёзно и честно писать книгу (особенно мемуары), если не подгонять её выход из печати к какой-то дате или юбилею, то следует отключиться от стереотипов, пересмотреть, перепахать многие собственные взгляды, симпатии и антипатии, быть может уединиться и отключить телефоны. Но всё это сделать очень трудно или почти не реально…
Ещё раз хочу подчеркнуть, что мемуары – это такой литературный жанр, которому в отличие от беллетристики противопоказана излишняя скорость, суета и пламенная страсть. Их надо писать долго и тщательно, обращая в прошлое спокойный и, по возможности, объективный взгляд. Это такая, можно сказать, разновидность «литературного блюда», которое должно готовится очень долго и подаваться холодным после того, как остынут страсти, а его качество и вкус будут многократно проверены временем… Мемуары – это не только воспоминания о прожитых годах, событиях и людях, но и некоторые философские мысли и рассуждения вслух, которые раньше по разным причинам не произносились.
Книга не писалась к какому-то юбилею, не была никем заказана или поручена. Я писал её не ради денег, спокойно и с удовольствием, вспоминая и перелистывая заново прожитое, споря с самим собой, друзьями и оппонентами. Долго ли я её писал? И, да и нет.
Есть такая притча: на художественной выставке журналист спросил всемирно известного художника, как долго он писал картину, которой все так восхищаются. Художник подумал и ответил: всю жизнь.
– А вот и нет, – возмутился журналист, – я знаю от ваших знакомых, что вы нарисовали её за несколько дней.
– Ну, хорошо, – согласился художник, – считайте, что всю жизнь плюс несколько дней.
Примерно также писалась и эта книга: всю жизнь накапливался, «переваривался» черновой материал плюс несколько месяцев ушло обработку, систематизацию и правописание.
С возрастом у меня (полагаю, не только у одного меня) постоянно менялось понятие о старости, оно, как линия горизонта, по мере приближения всё время удалялось. Когда я был ребёнком, то пожилыми людьми считал всех, кому перевалило за 20, а после двадцати прожитых лет – тех, кому за 50. После пятидесяти лет я, наконец, понял, что это лишь зрелая молодость, а старость – это где-то в районе после 70. Но когда мне исполнилось уже полных 70, то стало совершенно очевидным, что настоящая старость, а, точнее, мудрость, придут, наверное, между 90 и 100 годам. Поживём – увидим. Посмотрим, что же будет дальше, где истинный предел для удаления линии горизонта, ведь земля-то круглая, а жизнь, не считая земной, вечна.
Большое место в воспоминаниях, естественно, занимают родители. До конца восьмидесятых годов по-настоящему историю своей семьи почти никто не знал… Заговорщики-большевики совершили в октябре 1917 года государственный переворот под лозунгами строительства государства «диктатуры пролетариата». Поэтому всё население СССР в разделах о происхождении бесконечных анкет и автобиографий вынуждено было поголовно писать «из рабочих» ну, в крайнем случае, «из беднейших крестьян». Не понятно при этом, куда же подевались остальные 60 % затурканного населения. В противном случае, если анкета была не рабоче-крестьянской, то получить квалифицированную работу, высшее образование, обеспечить себе и детям сносное существование было практически невозможно. Поскольку в официальных документах было записано «из рабочих и крестьян», то родители с детьми не очень-то откровенничали дома насчёт своего истинного происхождения и прошлого, а уж тем более прошлого дедушек и бабушек. Свежи ещё были воспоминания о «подвиге» Павлика Морозова, которого система коммунистического воспитания толкала доносить на своего отца…
Наша семья в этом смысле также не была исключением – никакой «лишней» информации о прошлом семьи дети не имели, это могло только помешать их будущей жизни. Я знал, что со стороны семьи матери – ни она, ни её родители – никогда не были коммунистами: членами КПСС, ВКП(б) и т. д. Хотя я не раз задавал наводящие и каверзные вопросы об их происхождении, что деду – Фабрину Ивану Максимовичу, что бабушке – Анастасии Ивановне, они до последнего вздоха хранили таинственное многозначительное молчание. Единственное, что я точно знал, так это то, что они коренные москвичи, а в 30-е годы их, как следует, «уплотнили», то есть, подселили в их квартиру ещё одну или две семьи.
Какие-то невнятные косвенные сигналы о прошлом их семьи и намёки о происхождении подавала мне мама, воспитывая меня строго и с определёнными полезными «интеллигентскими заскоками», привычками и навыками. Она почти 30 лет проработала заместителем директора Московского автомеханического техникума (МАМТ). Техникум готовил специалистов среднего звена, сейчас бы их назвали «синими воротничками», в основном, для таких машиностроительных предприятий, как Завод имени Лихачёва (ЗИЛ). Сегодня, в результате политика Гайдара, завод канул в лета, а тогда, в советские времена, был крупнейшим производственным объединением, на котором работали более 100.000 человек.
Сначала мама закончила МАМТ, затем Автомеханический институт и стала на всю оставшуюся жизнь бессменным заместителем директора по организационной работе и учебной части. Одновременно она преподавала там же черчение и ещё какой предмет, связанный с металловедением. Мне в некотором роде повезло, хотя мама и преподавала технические дисциплины, но она была настоящим опытным педагогом и знала, как убедить, заставить или увлечь меня делать то, что нужно делать в данный момент, а это, в свою очередь, помогло мне в будущем… Помню, связанный с её работой и воспитанием, один забавный случай. Как все городские послевоенные дети, я ходил в детский сад. Однажды, когда мне было лет 6, а сад по каким-то причинам не работал, девать меня было некуда, мама с разрешения директора взяла меня в техникум на свой урок черчения. Она решительно меня предупредила – смотри, не подведи… И я понял, что, наконец, мне предстоит серьёзное испытание. Когда мы вошли в аудиторию, я, как меня всегда учила мама, первый поздоровался, громко и уверенно сказал:
– Здравствуйте, – и так как народу была, тьма, добавил то, что часто слышал по радио и в кино, – товарищи.
В ответ я ожидал услышать громкое «Ура!», но, очевидно, что-то пошло не так. Ошарашенные студенты вскочили со своих мест, загудели, а потом и вовсе рассмеялись, нестройно поздоровались. Меня посадили на последний ряд, дали бумагу и цветные карандаши. Но я не рисовал, а всё это волшебное таинство лекции по черчению просидел с открытым ртом. Мама нарисовала мелом на огромной доске какую-то автомобильную шестерёнку, затем предложила студентам мысленно вырезать из неё четвёртую часть, и, наконец, сама начертила 3 проекции этого чудовища: вид спереди, сверху и сбоку – фантастика! Какое надо было иметь геометрическое воображение… Я был в шоке: в детском саду меня ставили в пример по рисованию, а теперь я с ужасом понял, что вообще не умею рисовать. Потом, несколько лет по совету родителей я всё-таки учился рисованию в различных детских студиях и кружках и что-то освоил. Занятия живописью не только воспитали определённый художественный вкус, но и способствовали распознанию некоторых особенностей характеров и вредных привычек человека по чертам лица, что очень полезно в практической работе, хотя, легко и ошибиться.
Профессиональным художником, конечно, я не стал, но зато навсегда получил культурную прививку от пошлости и безвкусицы. Полюбил живопись, скульптуру и архитектуру; понял разницу между искусством и шарлатанством, что со временем стало здоровой основой для коллекционирования и меценатства.
Меня очень удивляет отсутствие художественного вкуса у сегодняшних российских олигархов, которые покупают за любые деньги и даже у себя вывешивают так называемый «русский авангард». На самом деле, это обычный «арьергард», который махровым цветом распустился в Советской России. Особого развития он получил в 20–30 годы под духовным руководством и покровительством русофоба-атеиста Лейбы Давидовича Бронштейна и его жены. Или, того хуже, они покровительствовали шарлатанскому абстракционизму. Кто был ничем, тот станет всем! Благодаря этому ублюдочному, оторванному от национальных корней «искусству», была объявлена жесточайшая война многовековой русской национальной культуре, которая почти увенчалась успехом. Большевистская секта серийных убийц, захватив власть, насаждала в стране антиискусство с целью разрушения национальных традиций, искусства, самосознания и религии. Для этого они призвали и мобилизовали второсортных неудачников – в том числе художников, поэтов, писателей… Мобилизованные особенно не сопротивлялись – это был их единственный шанс пробиться на поприще искусства: в прямом и переносном смысле они стали злобными и агрессивными комиссарами большевиков в области культуры. Беспредметное искусство должно было, по мнению коммунистов, уничтожить национальные корни русской культуры.
Своей антииконой эта публика выбрала чёрный квадрат К. Малевича. В эту же стаю раскрученных коммунистами дилетантов сбились ставшие известными в различных областях В. Кандинский, М. Шагал, В. Маяковский, В. Мейерхольд и др. Этот грустный, потерянный для настоящего искусства период, можно рассматривать как неизбежный, но временный этап декадентского отката и деградации нашей культуры. Если уж «это» и коллекционировать, то, как курьёз, как дефект – ведь коллекционируют же, например, бракованные монеты и марки с опечатками…
Наконец, прозвенел звонок, и мы пошли обедать в местную столовую. Для кормления профессорско-преподавательского состава было выделено изолированное от студентов большое помещение с длинным общим для всех преподавателей столом. Самообслуживания в те времена практически не было и даже в обычных столовых посетителей обслуживали официантки – толстые тётки в белых коротких белых фартуках и головных уборах, напоминающих диадему из белой кружевной ткани. Они привычными ловкими движениями метали на стол ножи, ложки и вилки, тарелки с хлебом и салфетки. Преподаватели быстро всё расхватали и принялись за долгожданную трапезу, видно было, что проголодались. Я с достоинством разложил перед собой столовые приборы: вилку с салфеткой и хлебом – слева от тарелки, нож и ложку – справа. Стараясь особенно не чавкать, проглотил первое блюдо – половинку борща c куском чёрного вкусного бородинского хлеба. Посмотрел на маму – она утвердительно кивнула (значит, всё-таки пока не подвёл, не пропали зря её труды). Потом официантка принесла второе – сосиски с картофельным пюре. Я незаметно покосился на «красную профессуру» и с удивлением обнаружил, что большинство из них держат вилки в правой руке и смешно потрошат ими сосиски, никак не могут справиться. Передо мной встал мучительный вопрос: а как же правильно? Как они, или, всё-таки, как изо дня в день упорно учила меня мама? По своему опыту я знал, что мама всегда была права: поэтому в правую руку я решительно взял нож, а в левую вилку. Сначала этого никто не заметил, но потом воцарилась странная тишина, сидящие напротив перестали жевать и уставились на меня, независимо от того, в какой руке они держали вилку и нож. Я смутился и покраснел. Через много лет мама рассказывала, что в этот день она получила много комплиментов в свой и мой адрес… Она не скрывала, – было приятно, что её учёба пошла мне на пользу, а ей во славу и уважение. Потом она поняла, что некоторые подхалимы пользовались этим эпизодом, чтобы получить некие преференции, и стала уходить от разговоров на эту тему. Когда заместитель директора по хозяйственной части кивнув в мою сторону сказал:
– Конечно, чувствуется порода…
– Порода здесь не при чём – обычное воспитание.
Вспоминая маму, я должен отдельно ей поклониться за то, что она вернула и сохранила мне значительную часть потерянного из-за болезни здоровья. Когда мне едва исполнился один год, я был сражён страшной инфекционной болезнью – полиомиелитом. В СССР началась эпидемия, а вакцина от этой болезни еще не была внедрена, поэтому никакой вины моих родителей в том, что я заболел, нет. С первого дня мама не только молилась, но наметила и стала вместе с отцом последовательно и настойчиво реализовывать целый план действий по моему спасению. Это были специальные массажи и упражнения, грязевые ванны и парафиновые накладки, поездки в Евпаторию на грязелечебницы и лечебные ванны, операция, наконец. Я уже не был прикован к постели, вставал, начал ходить. А к 13 годам имел третий разряд по плаванию, ходил в пешие походы с рюкзаком за плечами летом и катался на лыжах зимой, немного увлекался борьбой и боксом, дрался, играл в волейбол, получил разряд по стрельбе из пистолета и винтовки. В общем, освоил «курс молодого бойца». Врачи делали удивлённое лицо и ставили меня и моих родителей в пример другим подросткам и родителям, у которых раньше времени опускались руки. Активная фаза реабилитации закончилась, но всю оставшуюся жизнь физическое здоровье требовало к себе особого внимания. Эта многолетняя борьба с невидимым противником невольно ковала во мне определённый характер, прививала работоспособность, настойчивость и целеустремлённость. Перед всей семьёй была поставлена сложная задача: поставить меня на ноги, и мы упорно стремились её решить. Иногда было больно, некогда или лень выполнять какие-то предписания врачей и тренеров, но мама всегда была на чеку, говорила:
– Витя, немедленно возьми себя в руки, никто не сможет тебе ничем помочь, если ты сам себе не поможешь. Тяжело в лечении – легко в бою.
Приходилось нехотя подчиняться, ещё тогда я понял, что что самое реальное и эффективное средство от депрессии и хандры – это упорная физическая и интеллектуальная работа: всё, как рукой снимет.
Родители воспитывали меня в умеренной строгости – все, что нужно было для текущей скромной жизни, они обеспечивали. Но для удовлетворения дополнительных запросов я должен был предпринимать особые усилия в школе, институте или на работе.
– Хочешь магнитофон (по тем временам это была роскошь, которая дорого стоила)? – Пожалуйста, в твоем распоряжении все московские овощные базы: разгрузка вагонов по ночам или выходным. …
– Ах, студент хочет автомобиль? – Хорошая идея, но у нас для этого лишних денег нет: займись после учёбы техническими переводами с французского языка и т. д.
– Любая учёба, Витя, тебе когда-нибудь пригодится, – нравопоучительствовала мама, – хоть в школе, хоть на пенсии, всегда будет интересно и содержательно жить. Вот помяни мои слова, главное – не теряй времени зря, жизнь, увы, очень коротка…
– Зачем ему эти уроки музыки, рисования, абонемент в консерваторию? – удивлялся отец. – Если есть свободное время, пусть лучше занимается спортом, плаванием и осваивает оружие…
– Я же не спорю, – отвечала мама, – у нас ведь для этого разработана целая программа. Пусть он хорошо плавает и стреляет, но этого мало, чтобы стать самодостаточным и гармонично развитым человеком. Чем больше мы заложим в него элементов культуры, тем легче будет ему жить и бороться. Тем больше он будет радоваться жизни. А то ещё, не дай Бог, вырастет слабак, зануда и нытик…
– А деньги на марки ты ему зачем даёшь, – не унимался отец, – что в них толку? Пустая трата времени и средств.
– Нет, не пустая, может быть именно в них и есть больше всего толку, это своего рода «Малая советская энциклопедия». В марках отражено всё. Там история и география; флора и фауна; живопись и скульптура; великие открытия и космонавтика. В общем всё, с чем сталкивается человечество. Марки – это первое приближение к общечеловеческой культуре… А дальше пусть сам выбирает свою судьбу, но уже будет из чего выбирать.
– Хорошо, хорошо, – упорствовал отец, – но пусть не забывает и мои уроки: никогда не комплексует; не зацикливается на потерях и неудачах; после каждого поражения делает выводы и становится ещё сильнее и бьёт первым.
– Не возражаю.
Обоим искренне хотелось, как следует, подготовить меня к предстоящей непростой (?) жизни. Одним из их кредо было научить меня найти гармонию в отношениях с самим собой. Добиться равновесия между желаниями и возможностями, между амбициями и обстоятельствами, между любовью и ненавистью… Но разве этому можно научить? К сожалению, это часто приходит только с годами, иногда слишком поздно…
На примере моих родителей и на собственном опыте я убедился, что самая справедливая и эффективная помощь детям, как сегодня принято говорить, – инвестиции в их образование, воспитание и здоровье. Вместо того, чтобы пичкать рыбой, научите детей пользоваться удочкой. Важнейшая задача для родителей сегодня – это убедить или, в крайнем случае, заставить детей учиться хотя бы до 25 лет. В этом случае и сами они войдут в жизнь потенциально обеспеченными людьми с достойной работой (если только не бездельники и лентяи), и государство получит дееспособных граждан, способных служить отечеству. При этом можно работать, продолжая учёбу.
Грубо ошибаются те же родители, которые сначала пускают всё на самотёк, а потом впихивают своим бесхозным отпрыскам бесконтрольные не заработанные деньги (в том числе на наркотики и алкоголь), тряпки и автомобили, квартиры и яхты, губят их на корню. Родители обрекают целое поколение «слабаков-мажоров» – своих наследников – на пустую, бессмысленную жизнь, которая часто заканчивается алкоголизмом, наркоманией, а иногда и самоубийствами.
Отец говорил мне:
– Как гласит народная мудрость, смысл жизни в том, сынок, что каждый человек должен воспитать ребёнка, посадить дерево и построить хороший дом…
– И это всё?
– Нет, не всё, а дальше, как записано в Конституции СССР: от каждого по способностям, каждому по труду. Вот так-то. Запомни.
Хорошие слова, между прочим.
