bannerbannerbanner
Соломон. Царь тысячи песен

Виктор Зонис
Соломон. Царь тысячи песен

Полная версия

Глава 4

И сказал я в сердце моем: «И меня постигнет та же участь, как и глупого: к чему же я сделался очень мудрым?» И сказал я в сердце моем, что и это – суета; потому что мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто и, увы! Мудрый умирает наравне с глупым.

И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо все суета и томление душ! И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня. И кто знает: мудрый ли будет он или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился и которым показал себя мудрым под солнцем. И это – суета!

И обратился я, чтобы внушить сердцу моему отречься от всего труда, которым я трудился под солнцем, потому что иной человек трудится мудро, с знанием и успехом, и должен отдать все человеку, не трудившемуся в том, в чем была часть его. И это – суета и зло великое! Ибо что будет иметь человек от всего труда своего и заботы сердца своего, что трудится он под солнцем? Потому что все дни его – скорби, и его труды – беспокойство: даже и ночью сердце его не знает покоя. И это – суета!

Не во власти человека и то благо, чтобы есть и пить и услаждать душу свою от труда своего. Я увидел, что и это – от руки Божьей; потому что кто может есть и услаждаться без Него? Ибо человек, который добр перед лицом Его, Он дает мудрость и знание и радость; а грешнику дает заботу собирать и копить, чтобы после отдать доброму пред лицом Божьим. И это – суета и томление духа!

Экклезиаст. Гл. 2

В последний день траура по усопшему Давиду Вирсавия разыскала Соломона в хранилище. Он вместе с писцами Елихорефом и Ахией разбирал царский архив.

Вирсавия удивленно посмотрела на сына.

– Я с большим трудом нашла тебя. Разве с архива должен начинать свое правление царь?

– Ты сейчас искала сына или царя? – улыбнулся Соломон.

– Больше царя, чем сына, если одно можно отделить от другого, – после некоторого раздумья ответила она.

– Ну, если больше царя, то встретимся в полдень в тронном зале. Я хочу еще немного здесь покопаться.

Когда Вирсавия вошла в зал, Соломон уже восседал на троне, окруженный многими слугами. Увидев мать, он велел внести малый трон и, отослав царедворцев, усадил ее.

Вирсавия улыбнулась Соломону.

– Зачем столько торжественности? – спросила она. – Я пришла просто поговорить.

Соломон пристально посмотрел на мать.

– Если хотят просто поговорить, не разыскивают лично целый день по всему дворцу, а посылают слуг, чтобы узнать, где находится царь.

Вирсавия потупила взгляд.

– Да, истинно говорят, что Соломон мудр не по годам! Исполнишь ли ты просьбу матери?

– Как я могу ответить – да, если не знаю, в чем просьба и по силам ли мне ее исполнить? Но если просит мать, то я могу смело сказать – да! Мать ведь никогда не попросит то, что принесет вред ее сыну, или то, что он не в состоянии исполнить? Говори, я сделаю все, что смогу.

– Вчера у меня был Адония. Он просит в знак примирения между вами отдать ему в жены Ависагу-сунамитянку. Говорит, что воспылал страстью к ней.

– Да? И когда воспылал – сейчас или еще при жизни Давида?

Вирсавия пожала плечами.

– Не знаю. Какое это имеет значение?

– Действительно, какое? – ухмыльнулся Соломон.

– Я думаю, что ты можешь это сделать… Ради примирения. Зачем тебе эта глупая девчонка? – настаивала Вирсавия. – Адония опасный человек, и я хочу, чтобы между вами не было вражды.

Соломон встал с трона, прошелся по залу.

– Не думал я, что, став царем, не смогу выполнить первую же просьбу моей любимой матери, – задумчиво произнес он. – А царство мое он у тебя не просил? – вдруг зло выкрикнул он – Ты не понимаешь разве, что Ависага нужна ему не более, чем тебе? Трон ему нужен, трон! Так давай отдадим его Адонии вместе с наложницей!

– Но почему?

– Потому, – жестом остановил мать Соломон, – что тот, кто владеет имуществом Давида, его женой или наложницей, в глазах народа владеет и троном! Половина военачальников, священников, чиновников и без того на стороне Адонии, готового в любую минуту поднять бунт против меня. Ависага не просто наложница – она согревала последние дни жизни Давида, и весь Иерусалим это знает! Поэтому просьба твоя к царю Соломону направлена против сына твоего Соломона. И я говорю тебе – нет!

Когда обескураженная Вирсавия ушла, Соломон позвал Ванею.

– Знаешь, о чем просила мать? – раздраженно спросил он. – Дать в жены Адонии Ависагу!

Ванея пожал плечами.

– Я бы дал ему в жены смерть! Я говорил, говорю, и буду говорить: Адонию надо уничтожить! Нельзя держать рядом с ложем скорпиона.

– Но он мой брат… и Давид завещал не трогать его.

– Ты знаешь, как я был предан царю Давиду, сколько раз подставлял грудь под копья, направленные в него. Поэтому имею право сказать то, что думаю. Так вот – Давид многое делал необдуманно, полагаясь больше на сердце свое и доблесть, чем на разум. Поэтому и наделал в жизни много ошибок. Ты же, прости меня, царь, не сможешь сравняться с ним в доблести. Но ум у тебя много выше доблести отца! Так что живи им и решай только сам!

Соломон удивленно посмотрел на Ванею.

– Да, трудно разобрать сразу, чего больше в словах твоих – искренности прямодушного воина или тонкой лести опытного царедворца…

Ванея махнул рукой.

– Понимай, как знаешь! Я так часто смотрел смерти в глаза, что не боюсь говорить правду, опасаясь наказания. Я сказал то, что думаю!

– Но Адония имеет много сторонников, да и в глазах народа он должен был наследовать трон по старшинству. Если убить его, может начаться смута, – если убить только его одного… – рассуждал Соломон. – Сколько человек в охране у Адонии? – жестко спросил он.

– Пятьдесят пеших наемников и два десятка конных.

– Пятьдесят и двадцать, – задумчиво повторил Соломон. – И у его окружения, наверное, еще столько же…

– Пусть это тебя не беспокоит, великий, – невозмутимо отреагировал Ванея. – Твои гиборим[7] справятся.

– Тогда сегодня ночью и всех разом, понял? – сжал кулаки Соломон. – Знаешь, кого с ним вместе?

– Еще как знаю! – оскалился Ванея. – Выкорчуем с корнями это гнилое дерево, великий царь!

– С корнями – это хорошо… – задумчиво произнес Соломон. – Авиафара не трогай! Он преданно служил Давиду и вместе с ним спас Ковчег Завета. Пусть идет из Иерусалима на все четыре стороны, Первосвященником ему больше не бывать! Ну, а с остальными – знаешь, как поступить… Да, и Семея гоже пока не трогай!

– Пока?

– Пусть поселится здесь, в Иерусалиме, под нашим наблюдением. Позже решим, что с ним делать…

* * *

Когда Ванея ушел, Соломона охватили сомнения. Тревога, родившаяся где-то глубоко в груди, быстро расширилась, расползлась по всему телу, отозвалась терпким холодком в онемевших ногах.

Правильно ли я делаю? Не много ли доверяю Ванее? То, что должно произойти этой ночью, повяжет меня с Ванеей навсегда, до конца жизни одного из нас, а до этого не буду ли я зависим от него… или потом Ванею – тоже? – подумал он. – Нет! – отверг мысль Соломон – Нет! Я царь, а не убийца. И смерть Адонии нужна не мне, его брату, а царю Израиля во имя мира и спокойствия в стране. И у меня хватит ума и сил удержать Ванею на том месте, куда я его определю!

Ванея был с Давидом много лет. Еще с тех пор, когда Давид, тайно помазанный на престол пророком Самуилом, прятался от царя Саула; с тех пор, когда они одержали великую победу над филистимлянами; с тех нор когда, скрываясь в горах, грабили и своих и чужих… Ванея, сын раба, погибшего на медных рудниках от непосильного труда, в очень короткий срок поднялся в армии Давида от простого десятника до начальника его личной гвардии. Безрассудный в бою и расчетливый в жизни, он сделал ставку на младшего сына Иесея еще тоща, когда судьба Давида в руках царя Саула была тоньше папируса и мягче воска. Давид был единственным шансом Ваней – шансом погибнуть вместе или вместе вознестись. Сын раба мог стать только рабом – так было в Израиле и так было везде и для всех, но только не для Ваней. Собственная жизнь для него стоила меньше, чем желание стать свободным и богатым. Ванея шел к власти не путем интриг и заговоров, он шел к власти путем жертвы собственной крови, расточительно теряя ее в набегах и битвах. И он сумел обмануть судьбу – стать не только командующим армией Израиля, но и самым доверенным царедворцем Давида и Соломона…

К утру все было закончено, и только крики женщин, посыпающих головы пеплом, и пятна крови, ржавчиной проступающие сквозь свежий песок, свидетельствовали о том, что Соломона на царство помазали не только елеем. Но разве можно было удивить этим Иерусалим, разве мало женского плача и мужской крови видел этот великий город во времена Давида? Стенания, рожденные в доме Адонии, подхваченные саваном черной ночи, горячей волной пронеслись над ним – над садами и конюшнями, базарами и домами: пронеслись и растворились в песках Великой Пустоши.


Никто в спящем Иерусалиме не встал со своего ложа, никто не зажег светильник, никто не оплакал царя-однодневку. Только высоко на холме, в доме Давида, на террасе, нависшей над городом, вздрогнул человек и закутался зябко в царский плащ.

* * *

К полудню следующего дня Соломон собрал в тронном зале царедворцев, влиятельных людей, старейшин, священников. Он внимательно всматривался воспаленными глазами в лица, подолгу останавливал пристальный взгляд на каждом, словно пытаясь проникнуть в их мысли, понять, как изменила их прошедшая ночь. И никто из тех, кто стоял сейчас перед Соломоном, не смог удержать его тяжелый взгляд, не посмел ответить на его вызов. Только глаза Ваней смотрели прямо и бесстрастно.

 

«Сегодня я стал царем! – подумал Соломон. – Не тогда, когда помазал меня елеем Садок! Сегодня ночью меня помазал мечом Ванея…»

Соломон, при виде всеобщего покорства, расслабился, обмяк, развалился на троне.

– Сегодня ночью приснился мне сон, – нарочито тихим голосом произнес он. – Дивный сон… Хочу поведать вам и услышать, что скажете.

Соломон встал с трона и подошел к окну.

– Пошел я в Гаваон, к святому источнику, и присел у вод его на камень отдохнуть после дороги дальней. И явился мне Господь наш единый голосом дивным и спросил, доволен ли я тем, что сделался царем над Израилем? И ответил я Господу: «Разве можно быть недовольным волей Всевышнего?» Тогда сказал Он: «Проси, что хочешь, ибо люб ты мне от рождения твоего». И ответил я: «Отец мой, Давид, царствовал сорок лет над Иудеей и Израилем. И собрал он весь свой народ под десницей Твоей, в едином царстве. И исполнял он волю Твою во все дни жизни и завет Моисеев и пророков. И почил он в согласии и умиротворении. А я молод еще годами и взошел на трон его, не зная, где вход и где выход и как управлять многочисленным народом Твоим, как удержать и приумножить то, что сорок лет создавал отец мой. Если милость Твоя пребывает со мной, даруй мне ум светлый и мудрость, чтобы мог я судить по справедливости народ Израиля, чтобы мог сделать его сильным перед врагами». И ответил мне Господь: «За то, что не просишь у меня долгих лет и большого богатства, за то, что не просишь у меня славы великой, дам я тебе и мудрость, и годы, и славу. Богатство твое будет неисчислимо, враги твои будут унижены, и слава твоя переживет тебя…» Хотел я о многом еще спросить у Господа, только растаял голос в небе высоком, и проснулся я… Как думаете, был ли тот сон пророческим, и что значит он для меня и для Израиля?

Присутствующие переглянулись и, как один, посмотрели на Натана. Тот кашлянул и сделал шаг вперед.

– Нет! – остановил его Соломон. – Пророк говорит устами Всевышнего, когда сам слышит голос Его. Поэтому негоже толковать Натану чужие сны. Хочу послушать вас, мудрые слуги и друзья мои.

В зале наступила мертвая тишина.

Соломон сел на трон, поджал губы и, ехидно ухмыльнувшись, произнес:

– Нечего сказать? Какая же польза мне от вас? Зачем кормитесь тогда со стола моего и деньги берете из рук моих? Ты – Иосафат, сын Исайи, как сказали мне, пишешь историю Израиля – древнюю и настоящую? – указал Соломон в сторону пожилого мужчины.

– Да, я веду летопись в меру скудных сил своих и способностей, – поклонился писатель.

– Вот и покажи меру своих способностей. Растолкуй сон мой. Или ты полагаешь, что сон этот не достоин внимания историка?

– Нет, великий! Сомневаюсь только, достоин ли я толковать сон этот перед тобой и уважаемым обществом…

– Твои слова сейчас наполнены воздухом. Не путай сам себя пустыми словами, – перебил Соломон. – Говори!

* * *

На улице услышал Иосафат торопливые шаги за спиной. Он обернулся и увидел царских писцов – братьев Ахию и Елихорефа.

– Постой, уважаемый Иосафат, не торопись! – подбежали к нему братья. – Ну и быстр ты, несмотря на преклонные годы! Еле догнали, – отдуваясь, произнес Елихореф.

– Быстрые ноги – долгая жизнь! – улыбнулся Иосафат – Особенно во времена теперешние. Чего хотели?

– Давай промочим горло где-нибудь поблизости. Что стоять на дороге? Солнце совсем сошло с ума: вот-вот голова запылает.


– Послушай, Иосафат! – начал Елихореф, отставив в сторону чашу. – Что думаешь о сегодняшнем собрании у Соломона?

Иосафат лукаво посмотрел на него.

– А что мне теперь думать? Царь думает за всех.

– Ну да, ну да… – закивал Ахия.

– Только мы ведь неспроста спрашиваем, – подался вперед Елихореф. – Сам видишь, как все поворачивается. Давид, да будут покойны дни его в мире ином, совсем не интересовался, кто и что про него пишет. А тут… – он отпил большой глоток вина. – А тут, неровен час, голову потерять можно, если царю не понравится. Скажи откровенно, что думаешь про сон Соломона?

– Яркий сон… образный. Глупому человеку такое не приснится, а если и приснится, не перескажет он так красиво.

Ахия оглянулся по сторонам.

– Что ты говоришь, как на собрании? Красивый, некрасивый… Ты знаешь, о чем мы спрашиваем!

Он совсем близко наклонился к Иосафату и шепотом продолжил:

– Чувствую, круто повернулись времена. Мы с тобой не просто слуги царя, носящие за ним опахало или подающие пищу. Запишешь что-то не то или не так, как Соломону угодно, и не исправить потом. Головой расплатишься за ошибку свою! Ты тоже теперь не вольный писатель, а такой же подневольный, как и мы. Вместе надо быть, каждое слово обдумывать!

– Чего ты так разволновался? – удивился Иосафат. – Пиши все, что царь говорит, и так, как говорит – не ошибешься.

– Ты так думаешь потому, что видел Соломона сегодня впервые и не знаешь еще его. Попробуй, запиши за ним, когда он не договаривает, или говорит загадками. Трудно понять его, когда нет определенности в словах.

– Ну что же, может, вы и правы… – задумчиво произнес Иосафат. – Чувствую, что теперь Историю буду писать я под бдительным царским оком… что я могу посоветовать вам и чем помочь? Имейте при себе всегда несколько восковых табличек, чтобы можно было переписать по настроению Соломона. И не спешите слова на глину переносить, время часто многое меняет, и слова тверже камня становятся.

Глава 5

Познал я, что нет для людей ничего лучшего, чем веселиться и делать доброе в жизни своей. И если какой человек ест и пьет, и видит доброе во всяком труде своем, то это – Дар Божий.

Познал я, что все, что делает Бог, пребывает вовек: к тому нечего прибавлять и от того нечего убавить, – и Бог делает так, чтобы благоговели пред лицом Его.

Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было, – и Бог воззовет прошедшее.

Экклезиаст. Гл. 3

Накануне праздника Кущей собрал царь всех своих приближенных – членов Совета. Это никого не удивило: Соломон взял за правило проводить такие встречи постоянно. Раз в неделю главный казначей и сборщик податей Адонирам, сын Авды, докладывал о состоянии финансов; Ванея – о положении в армии и делах на границах; Завуф, сын Натана – о торговле и заморских сплетнях; Аменхотеп и Ахисар – о нуждах гарема и дворцовом хозяйстве; начальник над приставниками[8] Азария, сын Натана – о поставках продовольствия…

Но сегодняшнее собрание было расширенным, и на него, кроме царедворцев, пригласили старейшин, пророка Патана, главных священников, левитов, воинских начальников.

Когда зал заполнился, и Ахия переписал всех присутствующих, царь кивнул Вансе, и тот начал доклад.


Соломон внимательно выслушал его, казначея, главного приставника и подвел итог.

– Сдается мне, что я напрасно трачу время, призывая вас сюда, ибо каждый раз слышу одно и то же.

– Это свидетельствует о том, что в государстве все, слава Создателю, благополучно, – возразил Садок.

– Эго свидетельствует о том, что мои приближенные не знают положения дел или скрывают его от меня. Но, к счастью, я сам имею хорошие глаза, да и в наушниках у нас недостатка нет. Четыре месяца прошло с того времени, как ушел от нас царь Давид, но кроме бесконечных пиров по поводу моего помазания, приближенные, опора трона, ничем больше не занимаются. Так мы с вами очень быстро вернем Израиль к временам патриархов.

– Было бы совсем неплохо… – проворчал Натан.

Соломон сделал вид, что не расслышал, и продолжил:

– Много ли стран прислали послов своих, чтобы засвидетельствовать мне мир и дружбу?

– От царя Хирама прибыли люди. Иевусеи выразили почтение, хетеяне привезли дары… – вспоминал Садок.

– Немногие, – нахмурился Соломон, – немногие…

– Мы имеем достаточную армию, чтобы вернуть себе почтение соседей. А еще лучше, их страх! – сказал Ванея.

– Это мы всегда успеем сделать. Есть и другие пути… Я решил взять в жены дочь фараона! – решительно произнес Соломон.

Присутствующие переглянулись, по залу пронесся шепот неодобрения.

– Как понимать это, Соломон? – вперед выступил Натан. – Зачем Израилю египетская принцесса? Разве забыл ты, что были мы рабами в Доме фараона? Египет наш извечный враг!

– Все так думают? – напрягся Соломон.

Он встал с трона и подошел к Натану.

– Скажи мне, пророк, из какой ткани сделаны твои одежды?

Натан удивленно посмотрел на царя.

– Из льна… А почему ты спросил?

Соломон не ответил, только удовлетворенно кивнул.

– У тебя мощный меч, с искусно выделанной рукояткой, – обратился он к Ванее. – Где в Израиле делают такое прекрасное оружие? Где в Израиле выращивают коней для армии и изготавливают грозные колесницы? – повысил голос Соломон. – А украшения, которые носят ваши жены, а благовония, и еще тысячи необходимых для жизни вещей? Ответьте вашему неискушенному царю – где? Он не знает! Молчите? Тогда отвечу я – не делают нигде! Все это привезено из Египта или Финикии. Почему же вы всем этим пользуетесь? Почему носите одежду и оружие из страны своих врагов?



Соломон уселся на трон.

– Я не случайно задавал вам эти вопросы. Я не хочу вернуть страну к тем временам, когда Израиль занимался только земледелием и скотоводством, обеспечивая скудные потребности свои исключительно за счет непосильного труда.

– Не понимаю, при чем здесь египетская принцесса? – не унимался Натан. – Она что, умеет прясть ткани или делать оружие?

– Когда-то, учитель, ты говорил мне: «То, что приносит пользу народу Израиля, должно быть приятно и царю», – подавив вспышку гнева, натянуто улыбнулся Соломон. – Я не знаю, что умеет делать египетская принцесса, но я знаю, что когда я породнюсь с фараоном, мы не будем опасаться нападений на наших южных границах. Египет сегодня не настолько силен, чтобы идти на нас войной, но и не настолько слаб, чтобы мы не допускали такой возможности в недалеком будущем. А я хочу много лет мира для Израиля, потому что нам нужны красивые дворцы и Храм, дороги и укрепленные города вместо слез и крови! – Соломон ударил кулаком по подлокотнику трона – И я возьму в жены египетскую принцессу, и не только ее! За невестой идут мир и торговля! Вас же я пригласил для того, чтобы обсудить, какое посольство послать нам в Египет, что передать в дар фараону и его дочери. Это очень важно! Мы должны продемонстрировать Египту, что Израиль богатая и сильная страна. Поэтому, кроме даров, он должен увидеть и нашу военную мощь. Ванее нужно будет лично отобрать самых лучших верховых лошадей. Щиты и одежду воинов отделать золотом и серебром. Числом их должно быть не меньше трехсот! Взять в сокровищнице самое красивое и ценное из даров, присланных Израилю сейчас и в прежние времена. Не скупиться и не жалеть – все вернется сторицей! Подготовку поручаю Ванее и Аменхотепу – как человеку, знающему обычаи и вкусы египтян. Все буду проверять лично, все до самой последней мелочи!

– А кто возглавит твое посольство, великий? – спросил Ванея.

– Хороший вопрос… – задумался царь. – Иосафат, сын Исайи! – всплеснул руками Соломон. – Кому же, как не ему можно доверить это? Иосафат, как мне показалось, многое знает, рассудителен и остер умом. Пусть египтяне увидят, что израильтяне не сборище диких племен, а образованный и великий народ!


Когда собрание закончилось, Соломон попросил остаться Ванею, Садока и Натана. Слуги внесли в зал скамьи, и царь предложил всем присесть. Это подчеркнуло доверительность и важность предстоящего разговора, так как в присутствии царя приближенные всегда должны были стоять; исключение делалось только для некоторых послов иностранных держав.

 

Когда все расположились, Соломон велел принести вино, фрукты, сладости и присел рядом с царедворцами.

– Вы не только самые влиятельные люди в Израиле, но, надеюсь, и преданные друзья мои. Поэтому у меня нет от вас тайн, и я очень надеюсь, что вы меня поймете, как никто другой. Мой покойный отец, да будет благосклонен к нему Сущий в мире ином, указал на вас, как на опору Престола. Поэтому кто же, как не вы, должны поддерживать царя в его начинаниях?

Ванея вскочил, с вызовом посмотрел на присутствующих и ударил кулаком себя в грудь.

– Я всегда с тобой, господин, даже если ты прикажешь мне умереть!

Соломон поморщился и произнес:

– Сядь, Ванея, я ценю твою преданность мне и памяти отца моего… Так вот, – продолжил он, – мне, как и большинству народа Израиля, ненавистен Египет, – Соломон многозначительно посмотрел на Натана. – Эта ненависть вошла в меня, как и в вас, вместе с кровью и молоком матери. По меняются времена, и голос рассудка должен возобладать над голосом крови. Наша многочисленная армия не имеет практически ничего, кроме доблести. Но доблесть побеждает врагов только тогда, когда она хорошо вооружена. Иначе она захлебывается в потоках собственной крови!

– Разве нам кто-то сейчас угрожает? – недоуменно пожал плечами Ванея.

– Сейчас – нет. Но Бог поселил нас среди других народов. Разве мы можем считать иевусеев, идумеян, филистимлян и других нашими друзьями или хотя бы преданными союзниками? Увы, тоже нет! Я знаю, что наше посольство в Египет вернется ни с чем. Знаю, что фараон сочтет мое предложение породниться с ним дерзким и вызывающим. Но он увидит это посольство, увидит могучих, отлично вооруженных воинов, богатые дары, которые в состоянии преподнести только очень сильное государство, и это даст глубокую трещину в укоренившемся в веках презрительном отношении к нашему народу

– Не думаю, что посольство, каким бы внушительным оно ни было, изменит отношение фараона к Израилю. Не забывай, царь, и о том, что в Египте живет в изгнании идумейский принц Адер – наш заклятый и недобитый враг! И фараон благоволит ему. Насколько мне известно, Адер окружен большими почестями и является крупным военачальником в египетской армии, – заметил Ванея.

– Правильно, очень правильно! – воскликнул Соломон. – Это тоже часть моего плана! Египет сегодня переживает тяжелые времена. Внутри него происходят разброд и шатания. Если ничего не изменится, фараон в недалеком будущем может потерять трон, и он это понимает. Фараону, как и нам, очень нужен могучий и верный союзник. И мы для него можем значить то же самое, что и он для нас. Я уверен, после тяжелых раздумий фараон поймет это. Он пожертвует и Адером, и дочерью ради союза с Израилем. Фараону очень нужен, кроме прочего, свободный доступ товаров из Финикии. А самый короткий путь караванов пролегает через наши южные земли! И это крайне важно для изнеженного и привыкшего к роскоши Египта.

– Хорошо, пусть так, и это будет когда-то, но что сейчас получит Израиль от этого союза, кроме народного возмущения? – покачал головой Садок.

– Когда фараон преодолеет свое высокомерие и согласится на мой брак с дочерью своей, я попрошу в приданое за ней крепость Газер! Скажи нам, Ванея, хорошо ли укреплен Газер?

Ванея нахмурился.

– Это почти неприступная крепость. И чтобы ее взять, нужно положить многие тысячи голов.

– Я тоже так думаю. Вот пусть фараон и воюет с хананеями, пусть проливает кровь своих солдат.

– А если он откажется от войны за Газер? – усомнился Ванея.

– Вот тут и есть моя ловушка для фараона! – воскликнул Соломон. – Не откажется, потому что ему для укрепления собственной власти нужна серьезная военная победа. А с осадными орудиями и хорошо вооруженной армией фараон знает, что возьмет Газер. И этим покажет всем врагам в Египте силу своей власти, а Израилю – мощь египетского войска. А мы получим неприступную вражескую крепость, как проказа вросшую в нашу землю, не пролив ни одной капли крови, и устраним этим самого опасного сегодня врага – хананеев. А когда Газер будет нашим, станет безопасным и беспрепятственным путь к порту Яффа! – Соломон поднял руки и потряс кулаками. – Понятен теперь вам мой замысел? – голос царя дрожал от возбуждения.

– Да, Газер – это нарыв на теле Израиля, здесь нечего возразить, – кивнул головой Натан. – Но как мы можем допустить, чтобы египтяне воевали с кем бы то ни было на нашей земле? Ты хочешь впустить армию фараона в Израиль? А если он, взяв Газер, не остановится и направит свои колесницы на Иерусалим? – закричал Натан. – Это неслыханно!

– Тогда мы встретим его и уничтожим! – вскочил Ванея. – Я поддерживаю царя!

Наступила тишина.

– Ты действительно поражаешь нас своей мудростью и дальновидностью, Соломон, – прервал молчание Садок. – Но даже ради политических выгод, которые ты здесь так блестяще живописал, все равно не следует вступать в брак с египетской принцессой! И ты никогда не сможешь меня в этом переубедить. Это нарушение Заповедей Господних! Я знаю, что меня можно сместить или лишить жизни, но народ Израиля не убьешь, а он восстанет, как один, если ты приведешь египтянку в дом Давида! Слишком велика ненависть к стране, где праотцы наши были унижены и растоптаны!

Соломон нахмурился и удрученно покачал головой.

– Как же вы все не понимаете! – он вскочил со скамьи и стал ходить по залу. – Разве суть в том, кто станет женой царя – египтянка, филистимлянка, израильтянка или хеттеянка? Суть в том, что она принесет мир в Иерусалим! Давид отвоевал этот славный город у иевусеев. Ванея лучше других знает, сколько крови наших братьев было при этом пролито. И вот этот город – Иерушалайм – называют сейчас городом Давида, столицей Израиля! Зачем ему нужен был он? – Соломон воздел руки к небу. – Затем, что Давид понимал: должен быть у народа город, которым бы он гордился; город, который объединит разрозненные племена Израиля; город, в котором будет великий Храм Великого Бога!

Соломон тяжело вздохнул и устало опустился на трон.

– А египетская принцесса не переступит порог дома Давида. Я выстрою для нее отдельное жилье… – тихо добавил он и продолжил: – Давид завоевал этот город, а я его отстрою и укреплю. И пусть покарает меня Бог страшной карой, если это не будет самый прекрасный и сильный город во всем Ханаане! И здесь будут жить люди Израиля и люди иевусеев и хананеев. И будет мир, будет торговля и процветание! Так я хочу, и так будет! И если нет у кого-то из вас поддержки этому, встаньте сейчас и уйдите с миром. Никто не тронет вас во всех чертогах Израиля, но и под рукой моей вам не бывать более!

7Гиборим (ивр.) – охрана Соломона.
8Приставники – представители царя во всех Коленах Израиля (12 человек), обеспечивающие каждый на один месяц поставки продовольствия во дворец Соломона: Бен-Хуш; Бен-Декер; Бен-Хесед; Бен-Авинодав; Ваана, сын Ахелуда; Бе-Гевер; Ахинодав; Ахимаас; Ваана, сын Хушая; Иосафат; Шимей; Гевер.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16 
Рейтинг@Mail.ru