Виктория Александровна Миско
Будь здесь
– Всё будет хорошо, помнишь?
Они стояли у подъезда посреди февраля и смотрели на единственный въезд во двор, где с минуты на минуту должно было появиться такси.
На нём была расстёгнутая спортивная куртка, а она куталась в дублёнку, купленную задолго до его рождения. Он чувствовал в теле приятное тёплое волнение, а она – холодную грусть. И сегодня, ранним утром, эти два совершенно разных на первый взгляд человека смотрели в одном направлении. Ждали.
Антон моргнул и так и оставил глаза закрытыми то ли от холода, то ли от томительного ожидания.
– Ты не выспался? – взволнованно произнёс женский голос, стараясь перекричать завывания морозного ветра.
Сколько Антон себя помнил, она всегда с ним так разговаривала: и в 2, и в 7, и в 25 лет.
– Я же говорила, я же говорила, что не нужно было вчера засиживаться до полуночи. Как же так… Как же ты теперь поедешь? Что же будет, Тоша!
Он почувствовал, как тонкие женские пальцы обхватили его ладонь в кожаной перчатке и крепко сжали. Он почувствовал её тепло и волнение, сбивчивый пульс и то, как она хотела скрыть свой страх.
– Ты боишься, мам, – только и сказал парень, слегка приоткрыв глаза.
– Не боюсь, – буркнула женщина, как ребёнок, которого заподозрили в отсутствии взрослой решительности.
– Я же вижу. А боишься, потому что ничего не знаешь про космос.
– Я всё знаю, всё! – Марина резко достала из кармана пальто блокнот и потрясла им в воздухе.
Февральский ветер тут же забрался в широкий рукав и напомнил о себе. Женщина напряглась, постаралась прогнать мысли о холоде, чтобы продолжать думать только о самом главном, и ещё сильнее сжала ладонь сына.
Антон открыл глаза и рассмеялся.
– И что это?
– Конспекты, – громко, как-то по-театральному выкрикнула женщина и, смутившись, уточнила, – мои заметки про космос.
Парень зубами стянул перчатку с широкой ладони и открыл блокнот где-то посередине. Страницы были изрисованы простым карандашом, и из мелких штрихов, подчёркивающих тени и полутени, складывалось точное изображение ракеты с космическим кораблём «Восток-1».
Он не смог этого скрыть.
Их отношения с матерью были непростыми, немногословными, но долгими: он не помнил себя без неё, а она не знала о себе то, что узнала благодаря сыну. Это их связывало, и они оба об этом знали.
Поэтому он не смог скрыть улыбку. То самое движение губ, которое появляется в ответ на самое честное проявление заботы и любви. В груди стало щекотно от нахлынувших чувств, и Антон постарался пошутить.
– И это всё, что ты знаешь?
– А я не космонавт, я художник.
Марина сказала это с гордостью, как всегда говорила другим о себе, и потянула блокнот из рук сына.
– Нет уж, – хрипло произнёс молодой мужчина и улыбнулся уже открыто, честно. Это происходит неизбежно вместе с любовью. – Дай посмотрю.
На пожелтевших страницах было всё: от определения слова «космос» («словарь Ожегова», – гласила уточняющая подпись в углу страницы) до названий тестов и зачётов, которые проходил Антон за время подготовки.
– Значит, всё это время ты просто меня обманывала?
