Федя сглотнул слюну, впервые пожалел о своем простом происхождении, не дававшем возможности подать заявление на вступление в сие благородное и весьма тайное сообщество. Оно единственное привлекло его внимание не с точки зрения расследования, а с чисто обывательской. Пётр Васильевич тоже чувствовал необходимость хоть как-то сгладить ситуацию и предложил очередной тост. Хрустнув огурцом и надкусив пирожок, он продолжил:
– Отравили князя Бабичева тем же цианидом. Только в этот раз добавили яд в абсент. Наверное, цианид остался с прошлого раза, когда травили графиню Шунскую. Видимо, решили: чего добру пропадать. Ничто убийцам не чуждо – ядами, небось, разбрасываться не желали. Сначала подумали, что Бабичев выронил бокал и упал с непривычки пить абсент. Но потом увидели, что признаков жизни он не подаёт и вызвали врача. Тот увидел другие моментики во внешности трупа, что привело к вызову полиции. Мы с графом Сиверсом опять встретились, обсудили ситуацию. Но как, позвольте, угадать, где совершится убийство в следующий раз?
Труп пятый
Очередной граф – Андрей Сергеевич де Мирнетюр, сын французского поданного Сержа де Мирнетюра и русской дворянки – умер совершенно таинственным образом. В турецкой бане.
– В бане тайно собирались члены запрещенной масонской ложи. Их окутывал пар, и даже надежные люди не видели друг друга. В турецкой бане пили чай, курили трубки, гостям делали массажи. Общение между членами ложи происходило на лежанках, когда один подсаживался к другому. Они обсуждали важные вопросы и снова расходились. Беседы организовывались по предварительным, зашифрованным спискам. Именно поэтому, когда кто-то уходил или оставался, ни за кем не следили и этого не замечали. Так вот граф де Мирнетюр переговорил с одним из гостей, попил чаю. Потом, согласно показаниям, ему стали делать массаж. После чего он расслабился и лежал, отдыхал.
– То, что он убит, никто не заметил? – встрял Федя.
– По нашей версии, которая подтверждается наличием снотворного в чае, граф заснул, но не был убит. Его убили позже. Кто-то прошел мимо, тонкой спицей ткнул под лопатку, в самое сердце, и скрылся. Крови особо не было, так как укол был слишком мал. Из-за пара убийцу вообще никто не видел, а укол обнаружили после того, как вызвали полицию. Более того, сначала, когда хозяин бани обнаружил тело, он не стал поднимать шум. Ему это было невыгодно. Подобные инциденты всегда бросают тень на заведение. Короче говоря, он попросил массажиста помочь вытащить тело на улицу и бросить подальше от бани. Они вытерли несчастного графа, что нам позже сильно помешало, одели его и потащили. Однако доблестный городовой Тарас Григорьевич Голопытько заметил неладное. Во время обхода он увидел, как из бани волокут человека. Подумал, что пьяного. Но его смутило то, что из бань обычно не тащат пьяных. Более того, эту баню посещали люди высокого происхождения – негоже их так волочь, пусть даже упившихся. Положено вызвать экипаж и аккуратно погрузить злоупотребившего алкоголем. Тарас Григорьевич решил подойти, уточнить.
– Можно было арестовать хозяина бани и массажиста, – предположил Фёдор.
– Можно. Их таки арестовали. Они дали показания. По всему было понятно, что убивать им графа незачем. Напротив, его жизнью они дорожили. Бани же призваны здоровье укреплять, а не доводить до смертельного исхода, пусть бани и турецкие. Исследовав тело, нашли тот самый, малозаметный укол спицей… Вот наши пятеро убиенных. Все они члены общества «Хранители истины», не последние люди в государстве, родом из дворянских семей, из высшего сословия. Мало того, что велят срочно расследовать и установить убийц, так еще и приказано предотвратить дальнейшие зверства. Как ты верно, Федь, заметил, убийства происходят раз в неделю. Вскорости явно случится шестое!
– Как вы вознамерились действовать, вашблагородь?
– Завтра составь списки присутствовавших на всех пяти собраниях. Выпиши тех, кто присутствовал хотя бы на двух, а тем паче, трех и более. Допросим. Мягко, но настойчиво. Наша цель – выяснить у всех этих людей, куда их еще приглашали. Придется по всем этим приглашениям пройтись. Обычно списки составляются тщательно, рассылаются пригласительные. Так что вряд ли кто затеряется. Далее, надо составить списки слуг, прислуживавших во время собраний, включая тех, кто работал в бане. В графа Золотилова стреляли с улицы. Но тем не менее, сведения о гостях и обслуге на том суаре тоже возьми. Действовать надо быстро. У нас в запасе осталось всего шесть дней.
***
На следующий день, несмотря на головную боль, Фёдор собрал нужные сведения. И правда, списки приглашенных у всех содержались в полном порядке. С обслугой обстояло хуже, но какие-то сведения и по ним собрали. На трех собраниях присутствовал коллежский советник, бывший шеф-повар одного из лучших московских ресторанов «Вилла Савуар» Герман Игнатьевич Радецкий. На двух – его супруга, Ольга Михайловна, в девичестве Давыдова-Конради.
– О, а господина Радецкого с его женой я прекрасно знаю! – увидев список, воскликнул Пётр Васильевич. – Вижу тут и других знакомцев по делу двухлетней давности: банкира Бобрыкина и знатного помещика Афанасия Никифоровича Каперс-Чуховского. Но, пожалуй, начну с Германа Игнатьевича. Весьма цепкого ума господин. Насколько я помню, тридцати семи лет, вырос в семье военного, но так как имел сильную склонность к поварскому делу, несколько лет работал в ресторане и даже прислуживал самому государю-императору. Что, впоследствии, привело к получению титула, дарованию именьица и прочим приятностям. Отчего господин Радецкий с печалью покинул пост шеф-повара и стал вести более подобающий новому статусу образ жизни…
Жизнь Германа Игнатьевича Радецкого текла бы скучно и заурядно, но в какой-то момент его попросили помогать с составлением меню в Английском клубе, и он ожил. Дарованный ему государем титул коллежского советника не позволял более предаваться любимому делу официально. Поэтому готовил Герман Игнатьевич в основном дома, балуя супругу и гостей. В Английском клубе работал отличный шеф-повар, давний знакомец Радецкого. Зная о безусловных кулинарных талантах Германа Игнатьевича, он попросил его помогать иногда на дружеских началах, за что обещал ходатайствовать о членстве в клубе.
– Бог с ним с членством, – объяснял Герман жене, – больно хочется вернуться к своему главному занятию. Дал согласие.
Ольга Михайловна не возражала. Она была младше мужа на десять лет, и сама не любила предаваться праздности: активно работала в журнале «Свободная Галатея», а для написания статей посещала всяческие мероприятия. В частности, она присутствовала при отравлении графини Шунской и на поэтическом собрании, когда выстрелом убили графа Золотилова. Ольга Михайловна обладала сильным характером, который совсем не соотносился с её хрупкой внешностью. Падать в обморок привычки не имела. Поэтому про оба случая она написала довольно подробные заметки.
В один из ноябрьских вечеров в очередной раз Радецкие пригласили к себе на ужин старых друзей. Они редко вводили в свой круг новых людей, предпочитая общаться с теми, кого давно знали, с кем можно расслабиться и не думать о том, что сказать, как повернуть разговор. Единственным ритуалом, который строго соблюдал хозяин дома, был ритуал приготовления и подачи блюд, а также сервировки стола.
В небольшой двухэтажный особнячок, расположенный на тихой московской улочке, прибывали гости. В числе первых, как всегда, приехал Афанасий Никифорович Каперс-Чуховской. Большие города он не жаловал, хотя пытался осесть в Москве пару лет назад. И всё же, в итоге, проводил время в своем имении, изредка наезжая в городской дом. Всегда в таких случаях навещал Германа Игнатьевича, одинаково искренне любя как хозяина, так и его кухню.
Затем подъехал экипаж с графом Сиверским и его женой Генриеттой Сиверс де Бельфорд. Графиня, несмотря на молодые годы, успела стать вдовой. От первого мужа сохранилась вторая часть фамилии. Генриетта и Ольга дружили, хотя Радецкая была куда шустрее и более склонна к авантюрам. Но противоположности притягиваются, и дамы с удовольствием проводили время вместе. Сиверсы тоже обожали кухню Германа Игнатьевича, почитая ее за лучшую в Москве – не только среди частных домов, но и среди ресторанов.
После в дом вошел энергичный предприниматель, банкир Бобрыкин. Он познакомился с Радецкими на Всемирной выставке в Париже. Тогда Герман и Ольга не были женаты. Но именно приключения во Франции их сблизили и дали толчок для взаимной симпатии, не сказать больше. Конечно, господин Бобрыкин ценил поварские таланты Германа Игнатьевича и сожалел, что тот не открывает собственный ресторан, так как испытывал готовность мгновенно вложить в это предприятие деньги.
Когда все уже собрались в гостиной, и подали аперитив, раздался очередной звонок у входной двери.
– Друзья, а ведь мы, вроде, больше никого не ждем, – удивился хозяин дома, оглядев собравшихся.
К тому моменту дворецкий успел открыть дверь и поинтересоваться у нежданных гостей, как их представить.
– Полицейский следователь Курекин Петр Васильевич с помощником! – громогласно объявил дворецкий, появившись в гостиной.
– Простите, господа, – послышался знакомый голос из коридора. – Не знал, что у вас тут собрание. Но оно и к лучшему. Позвольте, – Пётр Васильевич потеснил дворецкого и вошел в комнату. – Прошу, вот-с, мой помощник – Фёдор Самоваров. Молод, но подаёт надежды.
Герман Игнатьевич колебаться долго не стал.
– Иван! Накрой еще на две персоны, друг мой! – попросил он крепкого молодого человека, одетого в ливрею, с залихватским русым чубом, явно припомаженном дабы не рассыпался по лбу.
– Что вы, – замахал руками Курекин, – мы на угощение не претендуем. Быстренько обсудим проблемы насущные и пойдем.
– Насущные проблемы на пустой желудок не обсуждаются, – заявил Герман, – не так ли, Ольга Михайловна, – обратился он за поддержкой к жене.
– Конечно! Господа, даже не пытайтесь отказываться. Берите пока аперитив, без стеснения. Фёдор, не знаю вашего отчества, проходите. Вот канапе, сухие фрукты…
– Герман, расскажите нам про аперитивы. Недавняя традиция. Хочу внедрить у себя, но никак не уловлю идею, – подал голос Каперс-Чуховской, имевший лучший ресторан во всей губернии, который он когда-то открыл при помощи Радецкого в левом крыле своего поместья.
Обрадовавшись возможности поговорить на любимую тему, Герман Игнатьевич отвлекся от Феди:
– Как всегда, друзья мои, всё, что связано с кухней и приемом гостей, пришло из Франции. Аперитив служит цели пробуждения аппетита, а также помогает скоротать время, пока прибывают гости. Подавать можно шампанские вина, белые. Из крепкого – абсент, но я бы не стал им злоупотреблять вследствие высокой крепости. Можно подавать коктейли. У нас сегодня шампань из Крыма. Наши делают весьма недурственно – в который раз убеждаюсь. Французское белое. И советую попробовать «Кир Рояль». Это прекрасная смесь шампанского с черносмородиновым ликёром. Пейте всего по чуть-чуть. Аперитив в больших количествах пить не следует, так как затем нам предстоит ужин.
У Фёдора голова слегка пошла кругом от услышанного, но он послушно взял со столика бокал, в котором признал знакомое шампанское. В смесях с вышеозначенным ликёром пить не стал: оно риск, конечно, дело благородное, но на службе стоит сохранять благоразумие.
– Закуски, господа. С ними тоже нельзя переборщить. У нас сегодня, посмотрите, на шпажки нанизаны кубики сыра, ветчина и яблоко. Спрыснуто лимонным соком. Далее, поджаренные кусочки белого хлеба из соседней пекарни. Мы там всегда берём – отлично пекут, рекомендую! Так вот, хлеб посыпали тертым сыром, положили надрезанную пополам оливку. Также прошу не пропустить пирожки по-лотарингски и ветчинные рулетики.
– Понял, – дожевывая пирожок, откликнулся Каперс-Чуховской. – Поправьте мою ассоциацию, если она не верна, Герман Игнатьевич. Пусть вы и говорите, что аперитивная традиция пришла из Франции, но мне кажется, наш русский обычай выпить рюмку водки перед обедом, закусив малосольным огурцом или квашенной капустой, имеет ту же цель и назначение.
– Отчасти вы правы, Афанасий Никифорович, – кивнул Герман, не имевший склонности к спорам, тем более на темы, касавшиеся родного отечества.
Рот наполнился слюной. Федина рука потянулась к шпажкам, рулетикам и пирожкам. Забылось, зачем он здесь, но Пётр Васильевич не преминул напомнить: сказывались многолетняя выучка и опыт.
– Господа, я вот тут по делам печальным, – произнес следователь, несколько нарушив благостную атмосферу. – Вы же слышали о серии убийств, произошедших в течение последнего месяца. Несмотря на то, что Герман Игнатьевич просит нас сначала отужинать, а потом обсуждать дела, я бы настаивал на обратном. Мы с Фёдором не имеем возможности сильно задерживаться. Преступления взяты под личный государев контроль, нам нужно работать, не покладая рук.
– Предлагаю всё же продолжить за столом, – Германа не так просто было сбить с пути истинного. Если для следователя путь истинный являлся в виде ведения расследования, то для Радецкого – в виде проведения вечера: аперитив, закуски, горячие блюда, десерты. Любые отступления почитались за преступления. Пусть не такого масштаба, как убийства, но тем не менее…
Из гостиной, где проводился аперитив, гости послушно, с готовностью прошли в столовую. На столе уже красовался сервиз тонкого фарфора. Пользуясь милостью государя-императора, Герман Игнатьевич сумел заказать для своих приемов сервизы на Императорском фарфоровом заводе. Для повседневных нужд семья пользовалась сервизами завода Матвея Сидоровича Кузнецова, имевшими на посуде знаменитое клеймо «Гарднер».
Возле тарелок стояли серебряные подставки с карточками с именами гостей, написанными витиеватым Ваниным почерком. Иван отвечал в доме за сервировку стола. Карточки он подписывал старательно и крайне медленно, зато красиво, аккуратно сверяясь со списком гостей. Незваные гости несколько нарушили гармонию, но пока все находились в гостиной, Ваня, погрызывая кончик пера, надписал еще две карточки, поэтому Пётр Васильевич и Фёдор обнаружили свои места с легкостью.
Рассевшись, гости не спешили продолжить беседу: знали, что сейчас будут поданы закуски. Слуги у Германа Игнатьевича были облачены во фраки на манер английских. Они выстроились с блюдами в руках вдоль стены, а хозяин, встав, зачитал список блюд.
– Сегодня у нас, господа, ужин à l'anglaise[1]. Сейчас консультирую шеф-повара Английского клуба, а потому опробую различные рецепты. Сначала мне казалось, что кухня эта лишена французской изысканности, тонкости и разнообразия. Но при ближайшем рассмотрении и у господ англичан нашлось, что позаимствовать.
Гости готовы были вкушать и без изысканности, так как знали – у Германа Игнатьевича невкусно не бывает. Но ритуал есть ритуал. Продолжили слушать хозяина, возвышавшегося над столом аки какой-нибудь исполин: росту он был богатырского, подтянут, в плечах широк. Голосом обладал громогласным, а на кухне проявлял крутой характер, не терпя ни малейших нарушений в рецептуре или в чём другом, способном повлиять на процесс приготовления блюд. Впрочем, по выходу из святая святых Герман Игнатьевич мгновенно превращался в мирного обывателя, весьма спокойного норову.
– Итак, салат из сардин. Эту рыбу французы успешно хранят в банках, поэтому мне оттуда привезли некоторое количество. Добавлен бельгийский эндивий, петрушка – знамо дело, наша, с родных краев, каперсы и дижонский соус. Далее, котлеты из омара. Как видите, в панировке и с хвостиком, чтобы брать с блюда руками. Шпинат по-итальянски. Да-да, не удивляйтесь, часто подают в Англии. К шпинату добавлены анчоусы и черный изюм. И наконец, помидоры, фаршированные кусочками ананаса и орешками с соусом майонезным.
Слуги быстро прошлись вокруг стола, предлагая гостям взять себе на тарелку закуски. Затем поставили блюда на стол и удалились. Иван, как главный не только по сервировке, но и по напиткам, предложил вино и чего покрепче.
Попробовав блюда, утолив голод и любопытство, Пётр Васильевич все же решился перейти к интересовавшим его вопросам:
– Видел, что вы Герман Игнатьевич присутствовали на трех собраниях, где произошли убийства. А вы, Ольга Михайловна, на двух. Хотелось бы услышать ваше изложение событий, так как мы с Ефимом Карловичем считаем, что все убийства связаны между собой.
– Я была вместе с Ольгой Михайловной на суаре, – вмешалась Генриетта Сиверс де Бельфорд. – Послушаю Оленьку и возможно тоже внесу свою лепту в расследование.
– Отлично! – следователь почтительно кивнул в сторону графини. – Я об этом не подумал. Может, еще кто-то из присутствующих находился на так печально закончившихся приемах?
– Я был… да и господин Бобрыкин, – подал голос Каперс-Чуховской. – Граф Сиверс тоже. Уж не упомню, кто где, но все мы пересекались на тех собраниях. Я читал газетные заметки и подумал еще, что нам сильно повезло.
– Почему повезло? – насторожился Курекин.
– Как же почему? Ведь среди убитых могли оказаться и мы!
– Действительно. И один важный факт подтверждает ваши опасения. Надеюсь, граф Сиверс позволит мне раскрыть его суть?
– Здесь все свои, Пётр Васильевич. Раскрывайте, – вздохнул граф. Впрочем, вздох относился не к словам Курекина, а к происходившим событиям, которые всё больше его беспокоили.
– Дело в том, что даже в этом уютном доме господина Радецкого гости не могут чувствовать себя в безопасности. Ведь хозяева никак не были способны предотвратить убийства, при всем желании. Граф Сиверс пришел ко мне, когда убили троих. Он понял, что все убитые являются членами одного тайного общества – «Хранители истины». И вряд ли это совпадение. Вам знакомо это название, так как присутствующие, включая дам, но исключая нас с Фёдором, тоже состоят в этом обществе.