Виктория Дьякова
«Тигр» охотится ночью
6
– Как мадемуазель Натали? – спросила Маренн у Женевьевы, едва переступив порог дома. – Вы познакомились?
– Да, мадам, – кивнула экономка. – Очень милая девушка. Меня только одно смущает… – Она понизила голос: – Вы сказали, что наша гостья – подруга месье Штефана, но ведь она явно иностранка!
– Да, она русская, – подтвердила Маренн, передавая экономке манто.
– Я и сама до сих пор удивляюсь этому факту, Женевьева, – добавила Джилл.
– Тем не менее я прошу вас обеих ни о чем пока Натали не расспрашивать, – объявила о своем желании Маренн, направляясь в гостиную. – И никому о ней ничего пока не говорить, особенно о ее… дружбе с месье Штефаном. Знаю, что моя просьба наверяка излишня, вы и так всё понимаете, но, как говорится, на всякий случай…
– Хорошо, мама, конечно.
– Да, мадам.
– Ты сейчас пойдешь к себе? – повернулась Маренн к Джилл.
– Да, мама, мне надо переодеться.
– Прикажете подавать обед?
– Да, думаю, пора, Женевьева. И не забудьте приплюсовать еще одну персону, – улыбнулась Маренн домоправительнице.
– Я помню, мадам. Кстати, я отнесла мадемуазель кофе, но она к нему так и не притронулась.
– Возможно, это и к лучшему. И еще, Женевьева, возьмите вот это, – Маренн достала из сумочки и протянула домоправительнице рамку с фотографией Штефана, которую ей передала в клинике Наталья. – Поменяйте стекло и поставьте на комод в моей спальне.
– Все будет исполнено, мадам. – Взяв фотографию, Женевьева несколько мгновений молча смотрела на нее, а потом тихо всхлипнула и вышла.
Мать с дочерью поднялись по лестнице на второй этаж. Джилл сразу прошла к себе, а Маренн остановилась у дверей бывшей комнаты Штефана и прислушалась: внутри царила тишина. Она постучала, но ответа не последовало. Тогда Маренн тихонько толкнула дверь, и та приоткрылась. Айстофель тотчас вскочил и приветственно замахал хвостом. «Тс-с!» – Маренн прижала палец к губам, и собака снова улеглась на ковер.
Наталья спала на диване, сжимая в руках рамку с детской фотографией Штефана. На столе, в золоченой чашке на подносе, стоял остывший кофе.
Маренн бесшумно приблизилась и осторожно присела на край дивана. Айстофель снова поднялся и подошел к ней. Женщина потрепала его по жесткой шерсти на загривке и, наклонившись к уху, шепнула: «Не шуми». Собака послушно уселась у ног хозяйки, с любопытством склонив голову набок.
«Ты его таким не знала, Натали, – грустно подумала Маренн, глядя на детскую фотографию Штефана. – Ты знала его только таким, каким он изображен на том фото, что ты вернула мне сегодня. Это я его помню разным: и ребенком, и подростком, и юношей… Ох, Штефан, сколько раз я представляла себе, как ты, приведя Натали в наш дом, спросил бы меня смущенно: “Как она тебе, мама?”. И я бы тебе обязательно ответила: “Она мне очень нравится, Штефан! Мы подружимся, не сомневайся”. Так оно и вышло: мы действительно с ней подружились. И теперь мы вместе, только тебя с нами, к сожалению, нет. Но знай, мы помним о тебе! И я, твоя мама, и Натали, твоя невеста».
Наталья всхлипнула во сне, и Маренн, чуть подавшись вперед, прикоснулась ладонью к ее щеке.
– Не бойся, моя девочка, я здесь, рядом.
Наталья действительно успокоилась и даже, как показалось Маренн, улыбнулась во сне. «Интересно, что ей снится? – подумала Маренн. – Впрочем, нетрудно догадаться: наверняка что-то, связанное со Штефаном».
Мадам не ошиблась: Наталье и в самом деле снился Штефан. Жаркое лето, ясный солнечный день у реки… Бросив черную пилотку в траву, он обнимал ее, и металлические буквы на воротнике мундира слегка холодили обнаженные плечи девушки. Потом, откинувшись на траве на спину, Штефан цитировал английского поэта, которого, как он сказал, любил его отец. Потом рассказывал о картинах, которые отец писал всю жизнь и которые считаются теперь национальным достоянием. Так они провели весь день. А рано утром пришел приказ о выступлении, и Штефан, спрыгнув с сеновала, убежал к своей машине. Поцеловал на прощание, пообещал: «Я тебя найду». Но нашел не он, нашла его она. Спустя год после разлуки. На поле танковой битвы под Прохоровкой. Нашла то, что осталось от Штефана – обожженный труп, пепел… Пепел… Штефан…
Вздрогнув, Наталья испуганно открыла глаза.
– Успокойся, я рядом, – Маренн взяла руку девушки и с нежностью прижала к своей груди. – Все будет хорошо, моя дорогая. – Приподнявшись, Наталья обняла женщину за шею и тихо заплакала. Маренн взяла из ее рук фото сына и, вздохнув, положила его на подушку. – Идем обедать, – ласково предложила она. – Женевьева наверняка уже накрыла стол. Я познакомлю тебя с Джилл, мы приехали вместе с ней. Кстати, ты уже думала, Натали, чем хотела бы заниматься здесь?
– Я вам говорила еще на Балатоне, что хочу, как и вы, стать доктором, – ответила Наталья, встав с дивана и подойдя к зеркалу, чтобы поправить волосы.
– Для этого надо учиться.
– Меня не пугают трудности. Я готова.
– Это хорошо, – улыбнулась Маренн. – Тем более что учиться никогда не поздно. К тому же в таком случае мне будет кому оставить свою клинику.
– Но я не знаю, с чего мне начать.
– Для начала надо поступить в Университет. Я помогу тебе подготовиться к экзаменам. А пока будешь работать у меня в клинике сестрой.
– Я не боюсь никакой работы! Даже самой трудной.
– Я знаю.
Взяв с диванной подушки фотографию Штефана, Наталья поставила ее на прежнее место и слегка дрогнувшим голосом негромко произнесла:
– Я буду помнить его всегда. И никогда больше не выйду замуж.
– Жизнь покажет, – мягко остановила ее Маренн. – Нам не суждено знать, что произойдет с нами завтра. Так что идем лучше обедать. Я слышала, Джилл уже спустилась вниз, а она очень хочет с тобой познакомиться.
– Я тоже хочу познакомиться с ней. Штефан часто рассказывал мне о Джилл.
– Наверное, о том, как они объедались пастилой в Чикаго? Или о том, как без моего разрешения убегали в зоопарк на соседней улице, чтобы поглазеть на фламинго?
– И об этом тоже, – улыбнулась Наталья.
– Они оба выросли с тех пор. Только Штефан останется теперь молодым навсегда… А Джилл долго болела после войны, но, по счастью, мне удалось ее вылечить. И лет ей сейчас уже больше, чем было Штефану, когда он погиб. Теперь она – старшая сестра… – Маренн смахнула слезу, выступившую на глазах. – Идем, Айстофель!
Лизнув ей руку, собака побежала вперед.
За обедом Наталья рассказала, как, чудом избежав ареста НКВД, сбежала с сестрой и гувернанткой из Ленинграда прямо по льду Финского залива, как потом они втроем нашли приют у бывшей фрейлины русской императрицы и как чуть позже прибыли наконец во Францию, в Лион. Поведала и о том, как, не поставив в известность ни сестру Лизу, ни бывшую гувернантку, заменившую когда-то им обеим мать, однажды утром она собралась и уехала из Лиона в Париж, чтобы найти фрау Ким…
7
– Док, подъем! – Капитан Роджерс тронул Наталью за плечо. – Выступаем!
Она нехотя открыла глаза. Перед мысленным взором все еще колыхались белые ромашки в руках Штефана, сорванные им на берегу реки, очень далекой от долины Иадранг…
– Что? – приподняла Наталья голову. – Утро? Гуки?
– Утро – да, а гуков пока нет, слава богу. – Роджерс наклонился и поцеловал ее в висок. – Вставай. Пора выдвигаться к посадочной зоне. Я уже отправил одно отделение вперед. Они пошли налегке, чтобы подготовить место для посадки вертолетов. Мы идем следом, отрываться надолго нельзя. Если вчера что-то было не так, прости…
– Что не так? – вяло улыбнулась Наталья. – Все так. Я же не ребенок. Где Ломбертс?
Опираясь на руку капитана, она опустила с лежанки одну ногу, и та тут же по щиколотку провалилась в сильно размокшую от дождя землю. Посмотрев вниз, Наталья в блеклом свете свечи увидела вокруг своей ноги бурую пену – за ночь земляной пол в палатке обильно пропитался кровью. По телу пробежал неприятный озноб.
– Гэри там, где ему и положено быть. – Роджерс помог Наталье подняться, земля отвратительно захлюпала под ногами. – Занимается ранеными. Двинемся как обычно периметром. Раненые – в центре.
– Поняла, кэп.
Вдвоем вышли из палатки. Небосвод уже посерел, предвещая скорый рассвет.
По приказу капитана группа солдат численностью примерно с взвод собралась в центре боевого периметра: им надлежало нести носилки с ранеными, которых санитары уже доставили из госпитальной палатки.
– Раненых, способных идти самостоятельно, – тоже в центр, – приказала Наталья Ломбертсу.
– Есть, мэм.
Сама же подошла к носилкам, начала осматривать раненых.
– Капельницу не снимать, – повернулась она к солдату, которому предстояло сопровождать носилки с тяжелораненым десантником. – Так и несите с капельницей. Держать строго вертикально. Пойдете последними. Смотрите под ноги. Если уроните или споткнетесь, в кровь может попасть воздух, и тогда случится тромб. Ясно?
– Да, мэм.
– Я пойду впереди группы. Гэри, вы – замыкающий. Следите, чтобы никто не отставал.
– Да, мэм.
– Дорога пойдет вниз, причем она довольно узкая. Так что всем соблюдать предельную осторожность, – объявил Роджерс.
То, что он назвал «дорогой», на деле оказалось проторенной лесной тропой, спускавшейся к подножию высоты вдоль лежавшего на земле длинного и огромного дерева. Макушка его была обращена вверх, к склону, а вырванные из земли корни вздымались массивным плотно переплетенным клубком, торча концами в разные стороны. Вывороченный вместе с корнями пласт земли образовывал некое подобие холма. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, Наталья, цепляясь за торчащие корни, вскарабкалась на этот холм и прыгнула с него на ствол поваленного дерева. Оказавшись на своеобразном возвышении, смогла разглядеть, что дерево под ней было очень большим и могучим. В том месте, где верхняя часть дерева исчезала в густых джунглях, диаметр ствола наверняка превышал полтора метра, а у самого основания его толщина достигала и всех трех. Ничего подобного Наталья прежде никогда не видела.
– Док, а ну вниз, живо! – строго прикрикнул на нее Роджерс. Потом подошел ближе и, протянув руку, помог спуститься. – Что это еще за баловство? Гуки наверняка следят за нами. Один выстрел – и прощай, жизнь! Бегом в центр периметра, и больше ни шагу в сторону! – Он слегка подтолкнул ее в спину.
Дальше шли в полном молчании: напряженно и настороженно. Внезапно наступила полная тишина: и щебет птиц прекратился, и даже доселе роившиеся вокруг насекомые куда-то исчезли. Наталья на мгновение остановилась, и тут же прямо у нее из-под ног с громким противным писком вспорхнула ярко окрашенная птица, похожая на курицу. Наталья, вскрикнув от неожиданности, сделала шаг назад, а птица, хлопая крыльями, пустилась наутек.
– Где-то рядом гуки? – Присев на корточки, Наталья повернула голову к Роджерсу.
– Ага. Не останавливайся. – Он подтянул ее к себе, ухватив под локоть. – Ты задерживаешь остальных.
Весь отряд растянулся по тропе метров на девяносто. Вдруг впереди послышался резкий свист, вслед за которым ухнула граната и застучали автоматы Калашникова.
– Ложись! – крикнул Роджерс.
Наталья упала на землю, больно ударившись коленом о сук дерева.
В ответ на выпад неприятеля послышался стук М-16, и через несколько секунд обоюдный огонь из стрелкового оружия перерос в шквальный.
– Сюда! Сюда! – крикнул Роджерс, махнув рукой в сторону мощной корневой системы поваленного дерева, и Наталья стала отползать в указанном направлении.
Ураганный огонь стих так же внезапно, как и начался. Схватив винтовку попавшегося на пути убитого солдата, Наталья высунулась из земляного укрытия и прицелилась в промежуток между деревьями, откуда только что стреляли гуки. На противоположной стороне лесной прогалины мелькнули несколько вспышек подряд: видимо, то была последняя автоматная очередь, выпущенная по кустам кем-то из вьетконговцев. Больше выстрелов не последовало: со стороны гуков слышался теперь только хруст ломаемого кустарника.
– Уходят?
– Уходят, – кивнул Роджерс. И повернулся к отряду: – Чего замолчали? Огонь! Огонь! Мы здесь не на прогулке!..
Снова застучали М-16, но безответно: похоже, их выстрелы лишь заставили гуков ретироваться еще быстрее.
– В головном дозоре есть раненые, – не оборачиваясь, сказал Наталье Роджерс.
– Ясно, кэп. Я пошла.
– Только осторожнее! Гуки хоть и уходят, но мало ли что…
Пригнувшись, Наталья побежала вперед и почти сразу наткнулась на убитого сержанта Моргана, который шел в головном дозоре первым. Сержант лежал на спине, застыв в той позе, в которой его застала смерть. Мертвые руки зажимали рваную рану на горле, представлявшем сейчас собой кровавое месиво. Наталье показалось, что остановившимися выпученными глазами сержант Морган смотрит прямо на нее.
Следом за сержантом, на той же лесной прогалине вдоль всей длины гигантского поваленного дерева, лежали безжизненные тела еще нескольких солдат. Видимо, гуки прятались за стволами деревьев, растущих буквально шагах в пятнадцати от тропинки, поэтому расстрелять тех, кто шел впереди, им не составило никакого труда.
– Эй, это я! – громко крикнула Наталья, предупреждая таким образом тех, кто находился сейчас у другого конца огромного ствола и не видел ее, а значит, мог открыть по ней огонь.
– Действуйте, док! – донеслось в ответ.
– О’кей!
Наталья стала переползать от тела к телу, определяя, кто из солдат ранен, а кто уже мертв. Среди погибших она обнаружила многих из тех, кто был ранен накануне и кого сегодня должны были эвакуировать. Также были раненые и убитые из числа тех, кто нес носилки с ранеными и кто помогал им. У самого основания гигантского дерева Наталья увидела солдата, раненного днем раньше: он был прижат к земле трупом того, кто нес его носилки. Наталья оттащила погибшего, раненый парень оказался жив.
– В меня снова угодила пуля, посмотрите мою ногу, док, – испуганно проговорил он.
– Сейчас перебинтую, сделаю укол, так что ничего страшного. – Наталья раскрыла сумку, ввела бедняге морфий и сыворотку и двинулась дальше.
И очень скоро наткнулась на Ломбертса. Только мертвого. Наталья присела на корточки, перевернула тело. Да, шансов у Ломбертса не было: справа на затылке зияла огромная дыра. Наталья вернула тело бывшего санинструктора в первоначальное положение. Спереди не оказалось ни одного повреждения. Ломбертс лежал с закрытыми глазами, лицо его хранило абсолютное спокойствие. Наталье даже показалось на миг, что она ошиблась: что Гэри спит и вот-вот проснется…
Оглядевшись, она увидела неподалеку хвостовую часть от гранатометного выстрела В-40. Наталья взглянула вверх: в стволе соседнего дерева отчетливо виднелась выемка.
– Да, док, граната ударила именно сюда, прямо рядом с головой Гэри, – сказал ей один из лежавших поблизости раненых. – Он упал и больше ни разу даже не шевельнулся.
Наталья опустилась на колени рядом с Ломбертсом, с трудом сдерживая слезы. Но этого допустить нельзя. «Никогда не показывай своих эмоций раненым, – учила ее фрау Ким. – Им и так тяжело. Поэтому в тебе они должны черпать уверенность и надежду». Нет, она не вправе раскисать, когда в ее помощи нуждаются не менее десятка солдат и сержантов! Сжав зубы, Наталья поднялась, подошла к очередному раненому, привычно принялась за дело. Перевязав его, продолжила путь по тропинке к дальнему концу лежавшего на земле дерева, туда, где лес снова становился густым, смыкаясь в плотную непроходимую стену.
– Док, этих грузить на вертолеты? – окликнул ее сзади один из уцелевших санинструкторов.
– Да, Стив. Заполните бирки и несите.
– Жалко Гэри. – Он остановился рядом с погибшим товарищем.
– Жалко. – Наталья опустила голову.
Подошел Роджерс. Посмотрел на Гэри, отдал честь, вздохнул.
– Как думаете, кэп, – обратился к нему санинструктор, – гуки совсем ушли или просто затаились?
– Ты когда-нибудь видел, чтобы они уходили насовсем? – криво усмехнулся Роджерс. – Наверняка продолжают наблюдать за нами. Просто мы их тоже крепко помяли, вот они пока и зализывают раны. Так что не тратим зря время и идем к посадочной зоне! – приказал он. – Но всем быть начеку. Док, готовы? – наклонившись, спросил кэп Наталью. И почти шепотом добавил: – Не плачь. Пожалуйста.
– Да, сэр, – так же громко ответила она и так же тихо сказала ему одному: – Я не плачу, кэп. Держусь.
– Молодец.
Отряд снова двинулся по лесной тропе, стволы выставленных в стороны винтовок раскачивались в такт шагам.
– Тигры! – раздался крик от основания огромного дерева. Это был их позывной. – Вы в порядке?
– Змеи! – откликнулся Роджерс. – Идем к вам!
– Ждем!
Группа, пришедшая со стороны посадочной зоны, поджидала их на небольшой поляне. К Наталье тут же присоединился еще один врач, капитан Ладуха.
– Помощь нужна? – с ходу поинтересовался он.
– Да, кэп, – кивнула Наталья. – Здравствуйте. Приглядите пока за теми, кто уже готов к эвакуации, а мне еще надо подготовить остальных.
– О’кей, мэм. Со мной прибыла бригада санитаров. Отправить их с вами?
– Благодарю, кэп, не помешало бы.
– А где Ломбертс? Что-то я не вижу его.
Наталья, опустив голову, промолчала. Ладуха догадался без слов.
– Жаль, – сказал он глухо. – Я как раз собирался сообщить ему, что его назначили старшим санинструктором. Он был бы рад. Но теперь не узнает…
– Не узнает, кэп.
– А ведь ему оставалось служить всего около месяца. И все, домой…
8
Два санитарных вертолета приземлились, чтобы забрать раненых. Десантники Роджерса заняли позиции по периметру поляны для обеспечения охраны. Пока раненых грузили на борт, пилот одного из вертолетов выскочил из кабины проверить сливной клапан. Потом взобрался на крышу по скрытым между дверями пилотской и грузовой кабин ступенькам. Вертолет был марки «Хьюи», крышу имел плоскую, и по ней можно было спокойно ходить и при желании даже танцевать.
– Посмотри, нет ли трещин в лопастях, – крикнули ему из кабины, – из-за того чертова сука, за который мы зацепились! Как бы лопасть не оторвалась при взлете!
– Ага, гляну!
Над поляной кружили еще порядка двух десятков вертолетов, в том числе четыре «ганшипа». Они ждали окончания погрузки раненых, чтобы потом забрать десантников.
– Готово, док, – доложил санинструктор. – Залезайте.
Наталья поднялась в кабину, в глаза ударило утреннее солнце. От его лучей по плексигласовой внутренней обивке разбегались в разные стороны белые полосы. Борттехник помог Наталье пристегнуться. Под лучами солнца ей сразу стало жарко.
– Придвиньтесь ближе к броне, док, – посоветовал борттехник, – мало ли что…
– Нет, док полетит с нами! – услышала Наталья голос капитана Роджерса. Он подбежал к вертолету и протянул ей руку: – Спускайся!
– Как угодно, кэп, – кивнул борттехник.
Наталья отстегнула ремень и спрыгнула вниз.
– Стартуйте.
– Есть, кэп.
– Скорее. Не то снесет. – Роджерс потянул Наталью за собой в укрытие.
Санинструктор захлопнул двери. Завыли стартеры, лопасти вертолетов крутанулись сперва медленно, а затем заработали все мощнее, сливаясь постепенно в один сплошной диск, и слоновая трава высотой с человеческий рост, росшая на поляне, пригнулась до самых корней. Санитарные вертолеты взмыли вверх один за другим. Едва они достигли нужной высоты, к поляне начали снижаться «слики». Двери у всех были раскрыты и прикреплены к бортам шпильками, чтобы не сорвало. По приказу Роджерса десантники сгрудились на небольшой площадке и теперь ждали, когда вертолеты снизятся настолько, что можно будет запрыгнуть внутрь.
– Сапоги готовы! – донеслось с борта одного из «сликов».
– Почему они называют вас «сапогами»? – удивленно спросила Наталья у Роджерса.
– Кавалерия, значит, – усмехнулся он. – Пилоты очень высокого мнения о себе. Считают, что по сравнению с ними у нас интеллект как у сапожников, вот и издеваются. – И громко скомандовал: – Приготовиться!
Когда первый вертолет опустился до приемлемой высоты, десантники один за другим принялись запрыгивать в его салон. Сделать это было непросто, поскольку они несли на себе все свое снаряжение – винтовки М—16, гранатометы М—79, гранаты, патроны, фляги… В каждый вертолет помещалось не более десяти человек, но брали по двенадцать, не взирая на риск перегруза машины.
– Наш вертолет последний, – предупредил Роджерс Наталью, взяв ее за руку.
Пятнадцать «сликов» загрузились довольно быстро. В последний набилось аж четырнадцать человек, так как двоим не хватило места, а оставлять их было нельзя. Машина с тяжелым гулом стала набирать высоту.
Наталья сидела на одной скамье с пилотами, ее сильно зажали с обеих сторон, дышать было трудно. Вертолет с трудом поднялся над деревьями, потом сбавил скорость, занимая место в общем строю и замыкая левый клин. «Ганшипы» прикрывали вереницу вертолетов с флангов.
Машину качнуло – это весь клин начал медленно разворачиваться в сторону перевала Анкхе. Солнце нещадно било в глаза, слезы туманили взгляд. Преодолев перевал, достигли долины, и тут с земли послышались выстрелы. Наталья глянула вниз и увидела большую группу крестьян.
– Похоже, у них пикник, – крикнул борттехник, обернувшись.
Капитан Роджерс отрицательно мотнул головой:
– Не думаю.
Выстрелы участились. Из передовых вертолетов стали поступать сообщения о попаданиях. Меж тем стоявшие внизу люди вроде бы ничего не делали: просто стояли и, прикрыв ладонями глаза от солнца, смотрели вверх – на вертолеты, летящие низко и медленно. Сколько Наталья ни вглядывалась, ни одного вооруженного человека так и не увидела – только толпу женщин, детей и мужчин, глазевших на небо. Прицельные огневые попадания в вертолеты тем не менее продолжались.
– Я ничего не понимаю, – повернулась она к Роджерсу. – Кто и откуда стреляет?
– Снайпер, – коротко пояснил он. – С очень удобной огневой позиции.
– Где это?
– Всмотрись в самую середину толпы.
Наталья пригляделась. Действительно: из центра группы людей, якобы собравшихся невинно отдохнуть среди кокосовых и банановых пальм, поднимался дымок. А вскоре увидела и самого стрелка, управлявшего пулеметом. Невдалеке виднелась еще одна группа людей, и из ее середины тоже взмывали вверх вспышки. Получается, мирные жители прикрывали засевших среди них снайперов собственными телами. Причем стояли совершенно неподвижно, точно смирившись с уготованной им судьбой.
– Значит, чтобы уничтожить снайперов, надо убить всех мирных жителей?! – ужаснулась Наталья.
– Опасная работа, док, ты сама говорила. – Роджерс крепко сжал ее пальцы. – Потом как-нибудь все тебе расскажу. Сейчас не время.
– Вижу пулемет, сэр! – доложил бортовой стрелок.
Командир вертолета повернулся к Роджерсу:
– Всех?
– Стреляй сначала в землю, – крикнул в ответ кэп, – попробуй напугать. Может, разбегутся.
– Есть, сэр.
С вертолета открыли огонь. Пулемет теперь стучал так близко, что Наталье казалось, будто с каждым выстрелом кто-то бьет ее ладонями по ушам. Она зажмурилась.
Люди по-прежнему стояли не шелохнувшись, хотя пули «с неба» уже взбивали фонтанчики грязной воды на рисовом поле и быстро приближались к ним. Засевший среди них стрелок сосредоточился, видимо, на другом вертолете и пока не видел подкрадывающейся к нему смертоносной очереди.
Усилием воли Наталья заставила себя открыть глаза и снова посмотреть вниз. Нет, ее надежды не оправдались: черные пижамы и конические шляпы крестьян не сдвинулись с места ни на шаг.
– Они что, связаны? Прикованы? – спросила она Роджерса.
– Я думаю, просто запуганы, – хмуро ответил тот.
Когда пулеметная очередь с вертолета приблизилась к мирным жителям на расстояние пятидесяти футов, стало ясно, что никуда они не побегут. Получая «свою» пулю, каждый лишь вскидывал руки и, словно кружась на месте, плавно опускался на землю… А огонь с вертолета все продолжался, и Наталье показалось, что до того момента, как снайпер был наконец «открыт», прошло очень много времени.
– Есть! – крикнул бортстрелок.
Наталья снова посмотрела в окно: пулеметный ствол свесился вниз, снайпер-пулеметчик недвижно распластался на земле, окруженный мертвыми телами мирных жителей числом не менее дюжины.
Наталья скорбно опустила голову. Она молчала. Впрочем, молчали и все остальные – говорить никому не хотелось. Но потом снизу снова раздались выстрелы. Причем на сей раз уже не одиночные, а залпово-шквальные.
«Слики» сбросили скорость – это означало, что пришел черед действовать «ганшипам». «Ганшипами» называли те же вертолеты «Хьюи» модели В, просто они летали чуть медленнее, имели более надежную защиту и, кроме того, были оснащены тяжелым вооружением. Мелькнули белые вспышки ракет, за ними заструились такие же белые полосы дыма. Заработали тяжелые пулеметы. От взрывов снарядов вверх взметнулись крупные комья земли. Со «сликов» открыли дополнительный огонь – из бортовых пулеметов.
Спустя мгновение снова загрохотал пулемет и в их вертолете. Десантники стреляли из винтовок просто через открытую дверь. Трассеры чертили воздух. Снизу доносились стоны и крики: вьетконговцы сгоняли на верную смерть очередную толпу мирных жителей – на этот раз босоногих чумазых ребятишек, бежавших за ручку с мамами. Больше Наталья уже не смогла заставить себя смотреть вниз. Она знала, что после работы «ганшипов» в живых, скорее всего, не останется никого…
– Они поступают так всегда! – прокричал ей в ухо Роджерс. – Сгонят целую деревню женщин и детей и заставляют их стоять, а сами прячутся за ними. И тогда выбора у нас два: либо крошить ребятишек, либо позволить вьетконговцам подбить все наши вертолеты…
Миновав долину, начали долгий заход на посадку. Деревень в поле зрения уже не было. Растительность виднелась скупая – трава, редкие деревья да сухие рисовые поля.
– Герцоги, начинай боевой! – услышала Наталья голос пилота.
Вперед снова выдвинулись «ганшипы». С помощью пулеметов и ракет они стали «зачищать» окрестности, готовя таким образом зону для высадки и избавляясь от возможной засады. Снова вокруг замельтешили белые дымовые полосы.
Наконец первое звено долетело до дальнего конца выбранной для посадки площадки, и треск пулеметов, бивших по окружавшим ее кустам, несколько ослабел. Когда «зачистка» была полностью завершена, вертолеты один за другим начали опускаться на траву.
– Они в перелеске! – крикнул вдруг Роджерс.
Наталья посмотрела вниз, но не увидела ни одного вьетконговца – за окном мелькали лишь вспышки от выстрелов.
Едва вертолеты коснулись полозьями земли, десантники один за другим выскочили из машин и побежали к краю площадки. Началась яростная перестрелка с засевшим в перелеске противником. Потом разом все стихло.
– Ушли, – устало сообщил Роджерс Наталье, вернувшись. – Хотя и близко подобрались…
Подвели итоги: за время перелета к лагерю двенадцать машин было повреждено и три – сбито. Погибли два пилота и два стрелка.
Лагерь располагался в зоне Лима. За несколько месяцев пребывания здесь это место – усеянная сухими рисовыми полями большая равнина и проходившая неподалеку от нее дорога – стало Наталье уже хорошо знакомым.
Как только раненых выгрузили из вертолетов, «ганшипы», для порядка покружив над полем, улетели. Видимо, «поддерживать» другую группу.
Где-то за перевалом начинались влажные рисовые поля, тянувшиеся на протяжении нескольких миль на восток. Наблюдая, как вынесенных из вертолетов раненых транспортируют в джип для последующей доставки в госпиталь, Наталья заметила шедшего по дороге старика. Перед ним медленно и лениво тянулась цепочка буйволов, на которых восседали ребятишки. Видимо, возвращались с работы. Увидев вертолеты, старик остановился. Потом приблизился к Наталье и сказал:
– Бонжур, мадам. – На его изрезанном морщинами лице обозначилось некое подобие улыбки.
– Бонжур, – ответила Наталья, быстро оглядев его.
Ничего особенного: узловатые руки, покрытые язвами босые ступни, черная рубашка, набедренная повязка… Обычный старик.
– Я рад, что вы вернулись, – улыбнулся он как можно шире.
Наталья поняла, что старик принял их за французов, которые десять лет назад проиграли вьетконговцам в этих же местах крупное сражение.
– Вы воевали? – спросила она его.
– Я был в ваших частях, – кивнул он. (Наталья знала, что на стороне французов выступило тогда много местных жителей, поэтому не удивилась его ответу.) Старик меж тем тоже задал вопрос: – Вы разобьете северных коммунистов?
– Постараемся.
– Хо Ши Мин…
– В чем дело? – подошел капитан Роджерс. – Ну-ка живо убирайся отсюда! – прикрикнул он на деда.
– Зачем ты так, Том? – укоризненно взглянула на него Наталья. – Он сказал, что сражался на стороне французов.
– Вы слишком добры и наивны, док, – Том больно сжал ее локоть. – Здесь никому нельзя верить. Никому! Вьетконговцы далеко не такие безобидные, какими кажутся на первый взгляд. Этот дед запросто может оказаться разведчиком ВК.
Наталья оглянулась: старик уже снова брел по пыльной дороге, устало подгоняя буйволов.
– Тебе виднее, кэп. – Наталья высвободила руку и расстегнула воротник. – Уф, душно!.. Я и впрямь мало что понимаю в этой странной войне.
– А кто понимает? – угрюмо усмехнулся Роджерс. – Думаю, никто. Даже наши генералы ни черта не понимают, только делают умный вид. Но мы уже так увязли, что неизвестно, как выбираться будем… Ты отвезешь раненых и назад, я надеюсь? – Он посмотрел ей в глаза. – Я распоряжусь, чтобы для тебя оставили обед.
– Лучше ужин, – вздохнула Наталья. – Я же их не просто отвезу, мне их еще и прооперировать придется. Так что вернусь к вечеру, не раньше.
– Хорошо. Ужин так ужин. В любом случае я буду тебя ждать.
– Ты что-то хотел рассказать мне.
– Вечером расскажу. Сейчас не до разговоров, сама видишь. Кстати, док, на ужин у нас то же самое, что и на обед. Пайки и кофе. Еще и сигареты, правда, но ты не куришь.
– Меня устраивает, – она поцеловала его в колючую от щетины щеку.
– К тому времени, как ты вернешься, я побреюсь, – пообещал он.
– Меня устраивает, – повторила Наталья и улыбнулась.
