Ночью я проснулся, оттого что кто-то ходил рядом лёгкими и неторопливыми шагами. Я повернул голову. Луна заливала светом просторную комнату, и я увидел женщину в длинном платье, которая медленно переходила от одной моей картины к другой.
Сначала я подумал, что это призрак, потому что от её лица, рук, её платья исходило слабое сияние… Но я не испугался, напротив, я следил за женщиной с каким-то радостным трепетом, почти восторгом!..
Наконец она перестала разглядывать полотна, не спеша подошла ко мне и села рядом.
– Твои картины очень хороши, – сказала ночная гостья. – Ты один из немногих, кто сумел понять мою душу.
– Но кто вы? – воскликнул я в невероятном смятении.
Она засмеялась тихим, приглушённым смехом, и мне показалось, что шелестящий осенний ветер пронёсся по мастерской.
Дрожащими руками я нашарил спички и зажёг свечу – она всегда стояла у моего изголовья. На лицо женщины пролился свет…
Никогда в жизни я не видел ничего подобного. У неё была белая кожа – не бледная, а именно белая и чистая, как первый снег, и удивительно глубокие синие глаза… По плечам и груди незнакомки струились пряди золотых волос. Женщина была прекрасна, но её красота рождала в сердце острую боль.
– Кто же вы? – снова спросил я, хотя в глубине души уже знал ответ.
Чудесная гостья улыбнулась, и вдруг на мою постель опустилось тонкое покрывало из осенней листвы.
– А теперь ты узнаёшь меня? – спросила она.
– Да, да! – воскликнул я в ужасном волнении. – Я так счастлив, я даже не предполагал!.. Ну, конечно, эти золотые волосы, эти глаза цвета сентябрьского неба!..
И вдруг отчаянная мысль родилась во мне.
– Я должен написать ваш портрет! – закричал я. – Непременно! О, это будет грандиозно!.. Это будет гениальнее, чем Мона Лиза! Вы ведь согласитесь позировать мне?
Она покачала головой:
– Нынешней ночью я покидаю этот город.
– Умоляю вас, задержитесь! – как безумный, закричал я. – Задержитесь хотя бы на один день!..
– Это невозможно, – ответила она и поднялась. – Прощай.
Я рванулся за ней, но, видимо, от сильного потрясения потерял сознание и упал обратно на кушетку.
Когда я очнулся, было раннее утро. Не открывая глаз, я вспомнил о золотоволосой красавице. «Какой удивительный сон», – подумалось мне.
Я открыл глаза и сел – мою постель и меня самого укрывали осенние листья.
Со стоном вскочил я и бросился из дома. На землю упала роса, и трава во дворе казалась седой. Выбежав на крыльцо, я увидел, как по этой седой траве тянется к калитке тёмно-зелёная цепочка следов.
– О боже, она ушла!.. Я больше никогда не увижу её!..
Вернувшись в дом, я упал на постель, уткнувшись лицом в осенние листья, и безутешно заплакал. Потом вдруг у меня появилась мысль написать портрет по памяти, и я немедленно принялся за работу.
Но меня ожидало разочарование. Сколько ни старался, я не мог передать того, что увидел минувшей ночью.
– Нет, нет, это опять не она!.. – с отчаянием говорил я, вглядываясь в написанный мною образ.
Что-то главное всё время ускользало от меня, а я никак не мог понять, что именно. Так прошло несколько дней, и я совсем измучился. Теперь-то я понимаю, что мне следовало поблагодарить судьбу за эту встречу и жить, как раньше… Но тогда я поступил по-другому.
Я сложил в чемоданчик кое-какие вещи, взял кисти, краски, холсты и все деньги, которые у меня были, запер свой дом и, никому ничего не говоря, отправился на пристань. Я решил догнать осень и во что бы то ни стало написать её портрет. Так началась моя печальная одиссея.
Я не стану рассказывать тебе о моих странствиях – на это ушло бы слишком много времени… Скажу лишь, что, следуя за осенью, я переезжал из города в город, из страны в страну. Я караулил её в задумчивых туманных рощах и на берегах озёр – таких же синих и глубоких, как её глаза, на тихих городских улочках и шумных площадях… Я видел бесчисленное множество её примет, но догнать так и не мог.
Порою я слышал её смех, порою передо мной вспыхивал её золотой локон – на мгновение, после которого всё исчезало. Осень как будто дразнила меня, нарочно увлекала за собой – возможно, она хотела испытать мою преданность.
Однажды я обнаружил, что денег у меня осталось совсем немного – только на обратную дорогу домой… Но я не стал возвращаться, я уже был неизлечимо болен этой безумной, роковой болезнью… Я заперся в гостиничном номере, быстро набросал несколько прелестных осенних пейзажей, не торгуясь, продал их – и снова бросился в погоню… И так продолжалось почти сорок лет.
…Старый художник замолчал, и Варя, немного подождав, осторожно спросила:
– А как же вы всё-таки вернулись?
– Как? – переспросил он. – Да очень просто. В одно прекрасное утро я вдруг понял, что мне никогда не догнать её… Я состарился, гоняясь по белу свету за своей мечтой, и сил у меня совсем не осталось… Вот так я снова очутился в этом городе, где меня уже никто не помнит и не узнаёт.
– Какая грустная сказка, – прошептала Варя, с трудом сдерживая слёзы.
– Ах, моя дорогая, если бы это была сказка!.. – вздохнул художник.
Несколько минут они сидели в молчании. Старику, наверное, и в самом деле стало легче после своей исповеди: с его лица исчезло выражение страдания, взгляд сделался спокойным. Варя же, нахмурив брови, сосредоточенно размышляла о чём-то. Вдруг глаза её заблестели.
– Дедушка, – сказала она, – а вы могли бы ещё один, последний, раз попробовать написать портрет осени?
– Но зачем? – удивлённо спросил художник.
– Это очень, очень нужно! – горячо заговорила Варя. – Вы должны написать её портрет, но не так, как делали это сорок лет подряд!..
– А как же? – ещё больше удивился старик.
– Вы должны сделать так, чтобы на портрете она не была такой красивой!.. Понимаете, нарочно сделать!..
– Я не смогу, – упавшим голосом проговорил художник, – у меня просто не поднимется рука…
– Поднимется, ещё как поднимется! – закричала Варя. – Она сорок лет дурачила вас и гоняла по всему свету, а вы не можете пойти на маленькую хитрость!..
– Ты говоришь, хитрость? – переспросил старик и вдруг улыбнулся. – Кажется, я понимаю… Ну, что ж, давай попробуем. Пойдёшь со мной?
Варя кивнула, и художник, взяв её ладошку в свою руку, пошёл из парка неожиданно быстрой, совсем не старческой походкой.
…Его дом стоял неподалёку. С первого взгляда было видно, какой он старый и заброшенный. Черепичная крыша потемнела и кое-где прохудилась, стены, с которых дожди давно смыли всю извёстку, заросли плющом, да и сам двор превратился в почти непроходимые заросли кустарника…
В своей мастерской хозяин постарался прибраться, но и здесь витал всё тот же сиротский дух запустения. Пока старик готовился к работе, Варя рассматривала его прежние картины. Они очаровали девочку. Варя и сама любила осень, но осень раннюю – ласковую, бархатную, такую, как сейчас… Она никогда не думала, что ветер, сдирающий с деревьев листву, и низкие серые тучи, сеющие дождь, и лужи, пузырящиеся под дождём, – всё это может быть так волнующе красиво!.. «Конечно же, он гений, – думала Варя о художнике. – Он видит то же, что и все, но видит совсем иначе… А главное – он может передать нам то, как он видит и что чувствует. И нет ничего удивительного, что он сорок лет бежал по следам осени…»