Виктория Ивановна Алефиренко
Мамин Восход
– Витусенька, а ну, попробуй покраситься. Мне кажется, тебе очень пойдет светлый цвет волос, – сказала она мне, пятнадцатилетней десятикласснице, доставая из сумки маленькую бутылочку темного стекла. Так я стала блондинкой.
Есть у нас родственник – двоюродный брат Игоря, Саша – Александр Васильевич. Живет в Москве, очень образованный и умный человек. В былые времена служил на высоких должностях – в Московской управе, и даже ЦК КПСС. Оканчивая Академию общественных наук, защитил диссертацию.
С мамой они были в очень хороших отношениях. Когда та бывала в Москве, Саша приходил к ней в гостиницу, беседовали часами. О чем – судить не берусь, но я видела – разговоры эти доставляли удовольствие обоим.
Недавно мы с ним встретились опять. Встретились, когда мамы уже не стало. И тут Саша открыл мне еще одну сторону ее успеха:
– Нина Ивановна была, как называли мы, партийные работники, опорным директором.
– Как это? – не поняла я.
– На ее фабрике, а лучше сказать – на коллективе Райком пробовал новые идеи.
– Какие такие идеи?
– Например, решил инструктор райкома партии поднять план на производствах, которые он курирует, на пять процентов. А план и без того высокий, рабочие с трудом справляются. Но чтобы отчет за год выглядел солидно, этот процент ему во как нужен! – Саша провел ладонью по горлу, – Тогда вызываешь своего «опорного директора», обещаешь поддержку во всем, только попробуйте немного поднять план! Посмотрите, как будут реагировать рабочие?
– И что?
– Все зависело только от директора, его авторитета, умения говорить с народом. У твоей мамы это получалось.
– Не сомневаюсь!
– И тогда инструктор «махал флагом», мол, на «Восходе» поднять план могут, а на сажевом заводе нет? Действовало безотказно! Зато Нина Ивановна всегда могла рассчитывать на поддержку райкома – в вопросах снабжения или сбыта, а то и машину новую отпишут на фабрику!
Так, через много лет, открылся еще один мамин секрет. А может и не секрет это вовсе, просто к слову не приходилось, вот и не рассказывала она мне об этом…
Будучи директором фабрики, маме доводилось бывать в загранпоездках. Она возила образцы своих ковров на выставку в Лейпциг, входила в состав делегации в город-побратим Пазарджик, бывала руководителем туристических групп. И отовсюду привозила мне замечательные подарки – будь это писк последней моды – сапоги-чулки из Финляндии, или маленький чешский лаковый кошелек – в красную клеточку – хвасталась я ими неимоверно.
Заграница…
Тем летом мама вернулась из Канады оживленная и довольная, раздала нам иностранные диковинки:
– А себе ничего не привезла – мне наградой была поездка.
Мы долго сидели за столом, слушая рассказы о красотах тамошних мест, зеркальных озерах и ухоженных зеленых газонах, где нет табличек «По газону не ходить» а можно расположиться всей семьей, и много еще о чем. Потом нас отправили спать:
– Идите-идите! – сказала мама, мы с бабушкой сами уберем со стола.
Горела настольная лампа, о чем-то тихо вещал телевизор – убирать посуду они не спешили, а долго шептались. Бабушка почему-то стала плакать, а мама говорила сердито:
– Фенечка, ну пойми ты – не могу я! Ведь тогда придется положить на стол партбилет и оставить фабрику!
– А зачем тебе там все это будет нужно? – всхлипывала бабушка.
Наутро я пыталась вспомнить их разговор, но на память приходили только обрывки фраз, ясная картина никак не складывалась. Пришлось обратиться к бабушке. Та долго отнекивалась, потом, плотно прикрыв двери, рассказала удивительную историю.
Давным-давно, еще в гражданскую войну, дедушкин старший брат Илья пропал без вести. Родственники долго ждали весточки, а потом решили – он погиб. Но все оказалось совсем не так – на самом деле Илья был жив, и в конце своих приключений оказался в Канаде. Став довольно состоятельным человеком, захотел найти брата Ивана, Галину и их детей. Но через некоторое время понял, что его чудесное «воскрешение» в 1976-м году принесет родным, живущим в Советском союзе, большие неприятности. Тогда он оставил затею воссоединения, но решил разузнать о семье побольше – для человека со средствами такое дело не составляло труда. Вскоре ему было известно о нас все. А в 1979-м году Илье сообщили, что мама едет в Канаду руководителем туристической группы.
…Аэропорт Оттавы встретил туристов из СССР Канадскими флагами с кленовым листом и теплой погодой. Любезный гид ждал у выхода, автобус стоял на стоянке. Расселившись в гостинице, народ отправился знакомиться с городом. Католический собор Нотр-Дам, здание парламента с высоченной «Башней мира», торжественная смена караула на парламентской площади, великолепные парки и многое другое увидели в этот день наши туристы.
Поздним вечером в мамином гостиничном номере раздался телефонный звонок. Приятный женский голос на ломаном русском языке приглашал на завтра всю группу к некоему Гленну Вернеру.
– Вас ждут приятные неожиданности, – пообещала собеседница.
На следующее утро отправились в гости.
Миновав каменные джунгли столичных высоток, автобус ехал по тенистой улице двухэтажных коттеджей и, наконец, остановился у одного из них. Этот коттедж был посолиднее окружающих.
– Живут же люди! – восхитился один из туристов.
Вошли в дом. Обстановка на первом этаже соответствовала внешнему виду. К гостям вышла женщина в белом фартуке – наверное, экономка:
– Располагайтесь поудобнее, хозяин сейчас будет.
Кто уселся в мягкое кресло, кто ходил по залу, рассматривая мебель, диковинные обои и картины на стенах. Где-то наверху хлопнула дверь, раздались шаги и по лестнице стал спускаться хозяин…
– Я подняла глаза и обомлела, – рассказывала бабушке мама, – ко мне спускался папа – папа, которого давно нет на свете – сухощавый, высокий, такой же нос с горбинкой, цепкие темные глаза.
– Здравствуй, Ниночка, – на русском языке произнес он, – наконец-то мы встретились!
Ниночка смотрела на него во все глаза, ничего не понимая. Сэр Гленн предложил пройти в кабинет наверху – она послушно стала подниматься по ступеням.
Мама слушала рассказ Гленна, который на самом деле оказался тем самым, пропавшим в войну Ильей. Рассказ о том, как помотала его жизнь по миру, как трудно пришлось выбиваться из нищеты, но теперь он вполне состоятельный человек, правда семьей так и не обзавелся. Как искал брата и Галю и боялся объявиться, а сейчас рад, что мама приехала в Канаду. Гленн – Илья навел справки и знает о ней все: что она член КПСС, успешный директор большой фабрики, имеет двух дочерей и внучку, что один зять – офицер, а другой – комсомольский работник. Но самое главное сказал потом:
– Приглашаю вас переехать ко мне в Канаду. Моего состояния хватит на всех, соглашайся. Бери девочек и зятьев – короче, собирайтесь! – мама молчала…
В том далеком году, во времена «железного занавеса», об этом страшно было даже подумать – иметь родственников за рубежом считалось преступлением. В анкетах наших туристов, выезжающих за рубеж, даже графа такая была: «Родственники за границей».
Мама ничего не пообещала Илье и совсем не переживала, вернувшись домой. Интересная работа, напряженные дни и недели, а так же далекое существование Ильи где-то там, в Канаде, сделали свое дело. Нам же об этом она тогда и вовсе не рассказала, может, боялась, что проболтаемся?
А Илья так и не сказал ей самое главное – не сказал, что мама его дочь! Его, а не брата Ивана. Кто знает, как бы все сложилось, узнай она об этом тогда?
Через много лет маму разыскивала Инюрколлегия – вероятно, по делу о наследстве – она не отозвалась…
А потом мамина тетушка, жившая на Украине, перед смертью открыла тайну ее рождения, тайну Гали, Ильи и Ивана. Мама некоторое время носила это в себе, потом рассказала нам. Мы были в шоке, даже не верили – мол, выдумки все это! Но потом стали разыскивать хоть какие-нибудь сведения об Илье Рожко – благо уже был интернет. И представьте, наши старания увенчались успехом – пришло письмо из Канады. Вот его краткое содержание.
«Долина реки (Илья – Гленн) жил в Канаде и арендовал комнату у некоего друга, с которым они встретились, когда Илье было 97-98 лет. Илья работал и получал «маленькое количество денег». Илья никогда не имел автомобиль, никогда не учился и не имел телевидения. Он никогда не женился и жил один, но упоминал о родственниках в России. Его день рождения был 15 мая 1895 года. В возрасте 102-х лет Илья уже никого не узнавал и в 1997 году его поселили в санаторий, где он и умер на следующий год. Илья был добрый и щедрый человек вы могли бы им гордиться. Гленн знал о вас и был доволен, что его брат брал хорошую заботу о вас и хранил все сейфом (я так понимаю – в тайне)»
Сколько разговоров и вопросов было вокруг этого письма! Почему Илья имел «маленькое количество денег» и куда делось его огромное состояние? Почему не искал нас теперь, когда времена изменились? Ответов не было – все это так и осталось нераскрытой тайной…
Принципиальная в работе, но мягкая в личных вопросах, мама была строгой, но очень заботливой – эдакое воплощение настоящей женщины – кротость и доброта, слава и всеобщее уважение.
Принимая участие в судьбе работниц своей фабрики, старалась помочь каждой. Одну отправляла учиться в текстильный (юридический, финансовый) институт, другой помогала получить квартиру. Даже семейные скандалы ей, испытавшей это все на себе, приходилось улаживать. После того, как она устраивала разнос мужу-выпивохе, в семье надолго воцарялся мир.
Ее любили все. Девчата из экспериментальной лаборатории, провожая на курорт, шили модный комплект из летящего шелка – легкие брюки и такая же туника. Примеряя, подгоняли по фигуре, приговаривая:
– В таком костюме только замуж!
– Кто первый позовет, за того и пойду! – соглашалась мама.
– А кто на примете? – любопытничали портнихи.
– Один военный (генерал из Москвы), и один «шофер» (руководитель транспортного управления).
…Забегая вперед, скажу – первым позвал «шофер»…
Она была совсем не требовательной – при случае могла спать на жестком матрасе с маленькой подушкой и позавтракать одной гречневой кашей, запивая пустым чаем. Но, хотя времена были нищенские, красивые вещи любила.
Однажды летом, когда на улице шел проливной дождь, я, собираясь за молоком, крутила в руках старый зонт с поломанной спицей и ворчала:
– Мам, ну ты бы хоть зонтик приличный приобрела!
– Да где же его взять? В магазинах не продаются.
– Как где, – удивилась я, – ты директор, или кто? Идешь на базу и просишь у заведующего складной зонтик и… моток мохера! Берет Ирочке свяжу!
– Да что ты, Витусенька, как-то неудобно …
Но на следующий день мама, переступив через свое «как-то неудобно», все-таки обратилась к управляющему базой и с удивлением прошлась по ее складам – как по пещере Алладина:
– Выбирайте, что хотите, Нина Ивановна! Порадую, чем смогу – вместе же работаем! – завбазой был очень любезен – ведь его план напрямую зависел от поставок маминой фабрики – вышитого постельного белья, полотенец с мережкой, ковров ручной работы и т.д. и т.п.
Вечером на столе лежало все, что мама, как у того классика, «пожелала». Три складных китайских зонтика – всем по штуке; коробка с мотками разноцветного мохера; маленькие трусики с нахальными кружевами по всей попке – Ирочке, ей же немецкая кукла с моргающими небесно-голубыми глазами; расписной платок бабушке Фене и еще всякая мелочь типа жвачки.
С тех пор, несмотря на скудность магазинного ассортимента, проблем с модными вещичками у нас не стало. А мама потихоньку начинала понимать всю силу своего могущества. Хотя это слишком громко сказано, но слово «нет» для нее вскоре существовать перестало. Ей удавалось посодействовать старшему зятю – моему мужу – подняться на новую ступень комсомольской карьерной лестницы – в другом городе, как вы понимаете; устроить в престижное Ставропольское военное училище непутевого сына своей подруги или попасть на новый спектакль Большого театра в Москве. Ирочка, начиная с восьмидесятого года, частенько отдыхала в детском лагере в Болгарии, а мы с сестрой, не стесняясь, требовали сапоги последней модели, путевку в Геленджик или Кисловодск – исполнялось все. Порой ее презенты даже опережали наши желания – больше никогда и никто не делал мне таких подарков.
В конце 60-х годов появились записи Владимира Высоцкого, звучавшие с кассетных магнитофонов и гибких пластинок журнала «Кругозор». Их слушали с упоением, знали наизусть, а доморощенные «барды» подражали, не жалея гитар. На моем магнитофоне эти записи были тоже, и в один воскресный день мама, накрывая к обеду стол, их услышала. Ее возмущению не было предела:
– Что за хрипатый хулиган? Убери немедленно, не могу его слышать! – и я перестала включать эти песни при ней, однако любви своей к Высоцкому не изменила.
Той осенью 1973 года, приехав в Москву, мама сразу направилась в кабинет к министру – порешать производственные вопросы и заодно вручить Восходовские «сувениры». Очаровательные мягкие игрушки понравятся его внукам, красивое постельное белье – жене, а большой ковер ручной работы – бежевого цвета с розами по всему полю придется к месту в министерской спальне.
Но вот насыщенный день подошел к концу и у дверей министерства маму ожидает черная «волга» начальника охраны одного из руководителей государства. Холостой генерал был рад ее приезду и всегда продумывал культурную программу – в этот раз они отправились в театр на Таганке посмотреть новый спектакль с Высоцким в главной роли.
…Невысокий парень в джинсах и грубом свитере сидел на полу пустой сцены и перебирал струны гитары. Увлеченный своим делом он даже не смотрел в зал. Декораций не было совсем, а вместо занавеса – простая рыбацкая сеть. Мама была в недоумении – это что, столичный театр?
– Ты куда меня привел? – спросила она у генерала.
– Смотри! – отвечал тот…
…Зрители входили в зал и рассаживались по местам, не подозревая, что спектакль уже начался. Но вот на погруженной в темноту сцене луч света выхватывает артиста. Пока трудно было уловить, кто это – Высоцкий или Гамлет в современной одежде. Но когда он встал и медленно направился к рампе, зал замер – бессмертная драма Шекспира началась. Высоцкий играл Гамлета, как никто не играл – для его героя, взрывного и честного вопроса «не быть» не существовало – только быть!..
Впечатление было огромным, и мама еще долго рассказывала нам о спектакле, а записи Высоцкого с тех пор легализовались в нашем доме:
– Ну, включи, что ли, хрипатого вашего послушать, – иногда просила она.
В фильме «Москва слезам не верит» показан до боли знакомый образ как будто списанный с моей мамочки. Такой же трудный жизненный путь от бригадира до директора фабрики, похожая фабрика, те же случаи из жизни. А кадры, где героиня идет по огромному цеху с бобинами трикотажной нити, похоже, и вовсе снимали на фабрике «Восход».
1974 год. Строчевышивальный цех.
Мама показывает новые немецкие швейные машинки «Текстима» представителям Управления народных промыслов и горкома КПСС.
Фото Шестакова В.Н.
В тот вечер 1974-го года мама пришла с работы в радостном волнении:
– Девочки, – сказала она нам, – меня сегодня снимал тележурналист из Москвы – для программы «Время»!
Три дня подряд, ровно в девять вечера, мы садились перед телевизором и внимательно смотрели всю программу. От начала до конца – ведь там должны были показать нашу маму. И ведь показали – на третий день!
– А теперь директор ставропольской фабрики «Восход» расскажет о своем производстве, – сказала дикторша и на экранчике маленького телевизора появилась мама.
Она была такая родная, выглядела на все сто и говорила уверено. Казалось, ничуть не волнуясь, обстоятельно рассказала о фабрике, трикотажных костюмчиках, постельном белье и коврах которые они выпускают. Мы готовы были слушать и слушать, но дикторша сказала ей «Спасибо» и мамы не стало видно…
– Класс! – скакали по комнате мы с сестрой, переполняемые чувством гордости…
То, что мама стала директором огромной фабрики, мы восприняли как само собой разумеющееся, совсем не задумываясь, как ей это удалось.
Не буду гадать, оказалась ли в нужное время в нужном месте, так ли было написано «на роду», только делала она все добросовестно, с удовольствием и полной самоотдачей, не стремясь к каким-то высотам – жизнь давала их сама.
«Восход». В своем кабинете. 1974 год.
Мама была сильной женщиной – это когда все планы летят к чертям, а она улыбается, выглядит отлично и знает, что если не будет так, как ей нужно, значит, будет еще лучше.
– Я вам вчера такой нагоняй устроил, – удивлялся начальник управления, – а вы сегодня, как ни в чем не бывало!
– Так что же мне теперь – голову пеплом посыпать и так ходить? – удивлялась мама.
Она не зацикливалась на неприятностях и те как-то незаметно проходили мимо. Маме всегда было присуще врожденное чувство такта, интеллигентность, к ней не приставала никакая грязь, ничего гадкого или пошлого. Она и меня учила говорить только хорошее или промолчать.
– Вообще-то я очень скромная женщина, – пооткровенничала она однажды.
– Да ладно, слышала, как вчера в своем кабинете наша скромняга давала разнос грузчикам – даже мне страшно стало!
– Так это работа заставляет, а вообще-то мне свойственна застенчивость.
Над моей же юной душой «трудились» сначала свекры со своими постоянными скандалами, а потом и сама жизнь – беспощадная и циничная. В этих «боях» я закалилась, совсем разучилась плакать и таким тонким созданием как мама не стала. Хотя ей тоже пришлось пережить – дай боже, сколько бед, но она сумела сохранить веру в людей, чистосердечность и детскую непосредственность.
– Наша бабушка такая наивная! – удивлялась Ирочка, оставленная на месяц на ее попечение, – Ты совсем не такая.
– Что сравнивать! – отмахивалась я, – У нее были «железные тылы» – бабушка Феня – я же с вами кручусь одна. Надо еще что-нибудь объяснять?
…Тем не менее, сегодня моя связь с сыном наглядна – стоит соскучиться и сказать вслух:
– Ромочка, позвони немедленно! – как через часок-другой раздается звонок из Болгарии – точно говорю, проверяла много раз!
…Меня мама держала «в ежовых рукавицах» – воспитанная в строгости я понимала один ее взгляд, старалась жить и поступать так же. Но даже маленькой девочкой не сомневалась, что была главной в семье – правда, только после мамы.
Мы с ней бережно хранили большие тайны и маленькие секретики – наша связь была очень сильной. Когда муж увез в другой город, я неимоверно страдала от разлуки и через день бегала на телефонный переговорный пункт – услышать родной голос, поделиться своими новостями, рассказать, как растет Ирочка. Если же мама приезжала в гости мы не расставались ни на час. Она даже побывала у меня на уроках, где внимательно слушала рассказ о десятичных дробях и квадратных уравнениях.
– Какие любознательные детки! – хвалила она ребятишек по дороге домой. На самом деле ученики были разные – и пытливые и с ленцой, но она, как всегда, старалась видеть в людях только хорошее…
Той весной я только вышла на новую работу – методистом во Дворец пионеров, как сразу пришлось ехать в Москву.
– Мне тоже надо в министерство, – сказала мама по телефону, – закажу-ка я в гостинице номер на двоих.
Мы несколько дней созванивались, уточняя сроки и вот, наконец, Москва! Вышла из поезда, на метро добралась до станции Китай-город к гостинице «Россия», – какая огромная! В волнении переступила порог высоченного холла, мимо важного швейцара по мраморным полам прошла к стойке дежурного администратора:
– Поднимайтесь на второй этаж, в номер 212, – сказала миловидная девушка, заглянув в мой паспорт.
Мама уже ждала. На столе – ваза с фруктами, на спинке стула – новенький трикотажный костюмчик производства фабрики «Восход», рядом – чешские сапожки того же цвета.
– Ура! – обрадовалась я, расцеловала маму и стала примерять обновки. Потом покрутилась перед зеркалом – сидит замечательно, и пошла вниз – уже не помню, зачем – может просто повоображать? И там, в холле, вдруг наткнулась на коллегу из моего Дворца пионеров! Татьяна вела за собой группу туристов и удивленно воззрилась на меня – мол, откуда ты здесь? Наверное, думала, что только туристы имеют возможность пожить этой знаменитой гостинице.
Днем мы с мамой занялись своими делами – я отвезла лучшие работы научного общества учащихся в павильон «Юные техники» на ВДНХ, приобщила к ним несколько волжских рыбин и пол-литровую банку черной икры, уведомив при этом, что нам просто необходимы медали ВДНХ. Мама сдала в министерство изделия, претендующие на знак качества, и заказала проекты новых ковров. Потом мы встретились на Старом Арбате и отправились в театр «Современник» – смотреть обалденно-бесстыдный спектакль «Кто боится Виржинию Вульф» с Галиной Волчек в главной роли. А вечером в представительной компании ужинали в ресторане. Немного смущаясь, обсуждали смелую авангардную постановку и восходящую «звезду» Марину Неелову, замминистра и его помощник наперебой ухаживали за мамой, а заодно и за мной. И я, в новом костюме и сапогах, тут же решив – имею огромный успех, была на седьмом небе!
На следующий день маме любезно предоставили министерскую «Волгу» – до обеда. Мы промчались по магазинам, накупили подарков и разъехались – каждая в свой город. Вобщем, три дня провели замечательно.
Татьяна же рассказывала в кулуарах Дворца пионеров, дымя сигаретой:
– Была на днях в столице – иногда подрабатываю экскурсоводом. Так вот – расселяю в гостинице «Россия» своих туристов, и вижу Викторию – идет по холлу в модном рыжем костюмчике: юбка клеш, тонкий свитерочек, сверху жакет с оторочкой по вороту, сапоги до колена – вобщем, последний писк моды! – и как бы невзначай уточнила:
– А кто та шикарная дама, с которой видела вас потом?
– Так это моя мама!
Присутствующие со значением переглянулись – видно о «шикарной даме» уже были наслышаны.
Когда маме дали новую квартиру, она была неимоверно счастлива. Это стало воплощением всех «мечт»! На втором этаже пятиэтажного дома, двухкомнатная, с балконом, выходящим во двор, а главное – с теплой ванной и отдельным туалетом.
В квартире сразу появилась новая мебель, а мы с дочкой приезжали уже туда, на улицу Льва Толстого.
***
Спасаться от знойного Волгоградского лета мы с Ирочкой и в этот раз летели в Ставрополь. В небольшом здании аэропорта, под негромкое звучание эфира торопятся улетающие и прилетающие пассажиры, от легких столиков кафетерия «В полет» разносится приятный запах кофе – и над всей этой суетой витает терпкий аромат маминых духов – модных арабских духов «Каир». А вот и она сама!
На пресловутой белой «Волге», как всегда безукоризненно-шикарная, мама привезла нас домой и укатила на работу со словами:
– Деньги в верхнем ящике стола, машину сейчас пришлю. Поезжайте на базу, порадуйте себя – я позвонила, вас ждут.
– Да ладно, мам, и магазинами обойдемся!
– И что ты там купишь? В них пустые полки.
Наступили счастливые дни – целый месяц будем жить как у Христа за пазухой, не заботясь ни о чем.
Вечером мы с мамой готовили на кухне ужин, а Ирочка с подружками играла во дворе в мяч – тот иногда залетал на клумбу, и девочкам приходилось его доставать. Бабулька, посадившая цветочки, тут же нарисовалась в наших дверях:
– А ваша Ира топчется по клумбе!
Поддавшись ее недовольству, бегу на улицу призвать ребенка к порядку и по пути натыкаюсь на соседку Лиду:
– Куда летишь?
– Там моя Ирка куст пионов помяла!
На что Лида реагирует совсем странным, на мой взгляд, образом:
– Да и хрен с ними, с теми пионами – этим бабкам только дай волю! Кто для тебя дороже – ихние цветочки или твой ребенок? Мамашка, совсем потеряла ориентацию в пространстве?
Привожу дочку домой, не сложив своего мнения на этот счет. Рассказываю маме, и слышу в ответ:
– Витусенька, Лида совершенно права – кто же, если не ты, заступится за девочку? Никогда не давай своего ребенка в обиду – сейчас сами во всем разберемся!
На другой день Ирочка занялась примеркой новых нарядов – с самого утра и занялась:
– Принцесса была ужасная – погода была прекрасная! – взявшись пальчиками за края розовой юбочки, кружилась она по комнате:
– Нет, не так: погода была ужасная, а принцесса была прекрасная! – подпрыгивая на одной ножке, поправляла себя дочка.
Мама, сидя перед трюмо, собиралась на работу, а я еще валялась в огромной двуспальной кровати – рассматривала приобретенные вчера обновки и любовалась прекрасной маминой фигурой. Она же продолжала вчерашний разговор.
– Скажи, ты бы смогла быть заведующей техническим отделом твоего Дворца пионеров?
– Мам, даже не думала об этом – я методист научного общества, а в этом авто, авиа, судомоделизме совершенно не разбираюсь.
Но она продолжала гнуть свою линию:
– А ты подумай и скажи – смогла бы?
– В жизни нет ничего невозможного – после развода я это точно знаю!
– Почему тогда сидишь, сложа руки?
– А что делать – прийти к директору и сказать: дайте отдел?
– Нет, дорогая, давай по-другому. Сходи в исполком, к вашему куратору – вы ведь знакомы по комсомолу? Уверена – посодействует…
… Куратор действительно посодействовала – потом я долго и успешно руководила отделом науки и техники городского Дворца пионеров, выучила много чего про моделизм и умела отличить «таймерку» от планера – но это опять другая история…
Дворец пионеров, судомодельные соревнования, 1983 г.
Ранняя весна половодьем залила все вокруг – даже из нашего окна было видно – деревья на том берегу стоят по пояс в воде. В разливе виднелись только небольшие зеленые островки, и вспомнилось, как в прошлом году мы катались между ними на лодочке.
– Давай маму позовем, такую красоту она вряд ли видела! – осенило меня – Игорь согласился, и я тут же взялась за телефонную трубку:
– Мамочка, родненькая, ну приезжай! А то я уже забыла, как ты и выглядишь!
Она тут же откликнулась на наше приглашение. В Ставрополе в багажник директорского автомобиля погрузили тушу барана, помидоры – огурцы и прочую снедь, а так же ящик фирменной водки «Стрижамент» – и к вечеру были в Волгограде.
Утром Игорь надел новый спортивный костюм, привезенный мамой, и уехал готовить, как он выразился, «поляну». Программа пребывания «нашей тещи» в городе-герое была продумана друзьями – комсомольцами экспромтом, но до мелочей – вместе с семьями все отправлялись на шашлыки «на природу» – то есть на Волгу.
Проводив Игоря, мы стали собираться: во-первых, долго перебирали наряды – чтобы такое надеть? Потом мама принимала душ, красилась – все делала с удовольствием и довольно обстоятельно. Я ходила следом, и разговорам не было конца. Пятилетняя Ирочка, единственное разумное существо в нашей компании, крутилась рядом, подгоняя:
– Ну, бабушка! Хватит краситься, поехали! Папа ведь ждет!
А тот уже привез родителей – они тоже высказали пожелание отдохнуть вместе с нами, смотался в магазин за хлебом, который, как всегда, забыли купить – нас все не было. Тогда Игорь, потеряв терпение, опять сел в горкомовскую волгу и помчался за нами – на другой конец огромного города.
Разминулись мы совсем немного – наше авто уже подъезжало к пристани, где томился в ожидании инспектор рыбнадзора Родион Букин, взявшийся обеспечить уху комсомольскому активу:
– Останетесь довольными! Ушица будет – ложку проглотишь! Ну и свежая икорка к ней, конечно! – пообещал добрый молодец Родион, начинавший полнеть на волжской икре.
Он посадил нас в лодку и перевез на остров, зеленеющий среди всеобщего наводнения. Было уже тепло, солнышко играло в воде яркими бликами, птицы поднимали шумиху, строя новые гнезда. Комсомольские жены выгружали из сумок на деревянные столы, вкопанные под деревьями разную снедь, ребята разжигали костер.
«Профессионал» Букин разделал только что пойманную двухметровую осетрину: вспорол серебристое брюхо, осторожно достал икру, вывалил в ведро, посолил, помешал и поставил на стол. Бросил рядом расписные деревянные ложки:
– Угощайтесь! – и принялся резать рыбину на куски – как раз для шампуров.
Костер догорал, уха и шашлыки из осетрины были почти готовы, баранина еще жарилась. Дети носились по берегу, кувыркались, обсыпались песком, так и норовя забраться в холодную воду.
Мы постелили на молодой травке плед, расселись на нем, разлили под горячую уху вторую бутылку «Стрижамента», оживленно обсуждая политическую обстановку в мире – мама, как всегда, была в центре внимания и это – я видела – ей очень нравилось. Устроившись на пеньке у костра, она с удовольствием обгрызала с шампура кусочки рыбки, облизывала жирные пальцы и, казалось, урчала от удовольствия. Тесть поглядывал на нее, удивляясь такому аппетиту:
– Нина Ивановна! Осетрина очень жирная, не увлекайтесь! – предостерегал пристально следивший за своим здоровьем солидный полковник.
– Так вкусно же! – смеялась мама.
А комсомолята вместо приевшейся осетрины отведывали молодого барашка. Поднимая рюмки, все дружно опустошали ведро с черной икрой, когда, наконец, появился Игорь. Он был в бешенстве – ведь мы, и только мы с мамой, были виновницами его опоздания к пиршеству. Я застыла в ожидании громов и молний, а мама отложила шампур, встала, уперла руки в бока и возмутилась:
– Игорь, ну где ты был? Сколько можно ждать? – зять онемел…
– Вот это урок дочкам! – долго смеялся комсомольский секретарь – Лешка Веденеев…
В 1977-м году маме исполнилось 50 лет. Юбилей отмечали с большим размахом.
В газетах напечатали поздравления директору ставропольской фабрики «Восход» Нине Ивановне, а в одном из престижных ресторанов был арендован большой зал, где ожидалось множество гостей. Начальник Управления художественных промыслов собрал директоров подчиненных ему фабрик – из Ставрополя, Кисловодска, Пятигорска и строго наказал, чтобы подарки были дорогими и престижными. То есть, чтобы никто не ударил в грязь лицом.
Узнав об этом, мы стали думать, как же всех переплюнуть?
– Давай подарим приличное колечко! – предложил Игорь. Но в ювелирном магазине оказался такой скудный выбор, что набравшись наглости, мы побеспокоили директора. Так прямо и сказали:
– Нашей маме, директору фабрики «Восход», на днях исполняется пятьдесят лет. Помогите порадовать юбиляршу! – он проникся, полез в сейф, достал колечко с бриллиантом:
– Думаю, как раз то, что надо!
…Юбилей был шумный, подарки хорошие, но наш превзошел всех!
У моей Ирочки были огромные голубые глазищи в обрамлении длинных пушистых ресниц и светлые локоны до самой попки. Мимо этой куколки спокойно пройти не мог никто – некоторые бабульки даже ворчали, глядя на роскошный хвост, завязанный на затылке:
– Ну, зачем цеплять малышке такую «куделю»?
