Виктория Королева
Я (не) твоя рабыня
Акчурин, не прощаясь, покинул кабинку, девушки выскользнули за ним. В раскрытые двери ворвалась музыка, одна из тех мелодий, где непонятно то ли плачет кошка, то ли пьяница поет, набрав в рот дерьма. Когда дверь закрыться, отрезав звук, кабинка утонула в оглушающей тишине. Вита замерла, ожидая расправы, не заставившей себя долго ждать.
– И что это сейчас такое было? – спросил Филипп.
– Он торгует снаффом, – защита так себе, но другой у Виты нет.
– Да, он мерзкий извращенец, но твоя выходка едва не стоила жизни моему младшему брату, а мне – стройки на несколько миллиардов. Очевидно, ты не поняла свое место. Ты моя собственность, вещь, а вещи не разговаривают. Будешь открывать рот, когда тебя об этом попросят и больше никогда, слышишь?! Никогда не станешь гавкать на моих партнеров, даже если они маньяки, педофилы или злогребучие сатанисты, поняла?! – В голосе Филиппа звенела сталь.
Вита кивнула:
– Поняла.
– Если так хочется воспользоваться ртом, то можешь мне отсосать.
Вита боялась обернуться и посмотреть на Филиппа, глупо надеясь, что ослышалась, неужели он правда хочет, чтобы она сделала ему минет посреди ночного клуба, пока за тонким стеклом веселятся все эти люди.
– Ты глухая?!
– Нет, – прошептала Вита, спустилась на пол, встала на колени перед Филиппом, а дальше растерялась, она понятия не имела, как делают минет.
– Я жду, – Филипп склонился к девушке, зажал ее подбородок между двумя пальцами, с силой надавил и приблизил лицо Виты к своему, – забыла с кем имеешь дело? Ну так я тебе напомню.
Вита попыталась вырваться, но хватка Филиппа стала сильнее.
Деловой лощеный бизнесмен исчез. Она осталась наедине с Хароном, жутким перевозчиком душ в царство мертвых.
– Малюта любит таких сладких девочек, как ты. Он с ними развлекается неделями, чтобы не сдохли сразу. Постепенно подкрадываясь к сокровенным местам, порез за порезом, кусочек за кусочком, косточку за косточкой, – Филипп говорил тихо, но каждое слово отдавалось набатом в мыслях Виты, – видела торсы Венер?
Вита задышала чаще. Воображение живо нарисовало мраморные статуи без рук и ног. От мысли, что с ней палач Филиппа сотворит то же самое, оставит кровоточащий, агонизирующий обрубок, ее затошнило.
– Я все сделаю, – прошептала Вита, стараясь не разрыдаться.
На лице Филиппа мелькнула презрительная усмешка.
– Но… – Вита запнулась.
Филипп сильнее сжал ее подбородок, в глазах сверкнула злость.
– Я не знаю как, я ни разу… – Вита запнулась.
– Разберешься, у вас, шлюх, это в крови, – Филипп отпустил ее подбородок, откинулся на спинку дивана в ожидании.
Вита боялась поднять на него взгляд. От угроз знаний не прибавилось. Одно дело смотреть в кино или читать, и совсем другое применять теорию к практике.
Стараясь унять дрожь в пальцах, Вита расстегнула молнию на брюках Филиппа, замешкалась, думая, стоит ли расстёгивать ремень, все-таки решила расстегнуть, затем пуговицу. Подступила тошнота, вспомнилось вдруг, что если в горло засунуть что-то слишком глубоко, то можно вызвать рвотный рефлекс. Вряд ли облеванные брюки избавят ее от лап палача. Вита придвинулась, склонилась ниже, стянула трусы, высвободив начавший затвердевать член. Она ни разу не видела мужской орган так близко. Неловко провела языком по пересохшим губам, склонила голову ниже.
Все это кончится, скоро она будет дома, свернется калачиком в любимой кровати и забудет этот вечер, как страшный сон.
Одной рукой Вита перехватила член у основания, пальцы скользнули по мягким курчавым волосам, покрывавшим лобок. Орган был таким большим, что Вита испугалась: она просто не сможет открыть рот так широко. Вчера она боялась на него взглянуть, но сегодня не осталось выбора. Преодолевая тошноту и отвращение, Вита склонилась еще ниже и взяла самый кончик в рот, языком провела по горячей нежной коже. Орган в руке становился все тверже, Вита начала посасывать головку, надеясь, что все делает правильно. Проталкивая плоть все глубже, как в детстве пальцами запихивала в рот еду норовившую вывалиться, если откушенный кусок был слишком велик. Повторяя движения, которые видела в кино. Удовлетворенный стон подсказал, что Вита все делает правильно. Когда рот заполнило соленое горячее семя, Вита едва не отпрянула, сдерживая рвотный позыв. Она отстранилась, прижав пальцы ко рту, больше всего ей хотелось выплюнуть содержимое, но сделав над собой невероятное усилие, она проглотила сперму Филиппа. Это был акт принятия, смирения с неизбежностью. Теперь это ее жизнь. Акчурин прав: она всего лишь спермоотстойник.
Вита подняла взгляд на Филиппа, в его ледяных глазах блуждали задорные огоньки:
– Пожалуй, сделаем это традицией, каждую встречу будем начинать с минета.
– Мне нужно в туалет, – Вита ненавидела себя за просящие нотки в голосе.
– Нужно, так иди, – Филипп не спешил убирать член, возможно, ждал, когда она этим займется, или хотел трахнуть ее. Вита слишком устала и перенервничала, чтобы разгадывать эту головоломку. Она поднялась и на непослушных ногах вышла в зал не оглядываясь.
Сквозь веселящуюся толпу пробиралась, потирая рот, боялась, что заметят размазанную помаду и слюну или предательские капельки спермы в уголках губ.
Невыносимый стыд глодал сердце, среди веселящейся в наркотическом угаре толпы Вита чувствовала себя моряком, брошенным на необитаемом острове. Она хотела позвонить Глебу, довериться, все рассказать. Но чувствовала: возможность упущена. Еще сегодня утром надо было написать ему, попросить о встрече, но не теперь… У нее не хватит сил рассказать ему о том, что произошло в офисе или сейчас. С головой накрыло ощущение невозврата, непоправимости. Проглотив семя Филиппа, она заключила договор с демоном. Мульцибер – архитектор ада, и в этом аду есть пыточная камера, построенная лично для нее.
Вита едва дождалась, когда освободиться кабинка. Захлопнув тонкую дверку, бросилась к унитазу. Ее болезненно вырвало. Спазмы не прекращались несколько минут, когда в желудке ничего не осталось, вывернуло желчью. В кабинке справа кто-то трахался, в другой втягивал кокаин. Москва тонула в сладострастном пороке, не замечая агонии и страха.
Дождавшись, когда спазмы окончательно стихнут, Вита вышла из кабинки.
– Подруга, ну тебя и драло, – у раковин стояла, покачиваясь смазливая девица с блестками на высоких скулах и растрепанной платиновой копной волос, – ты в порядке?
– Да, спасибо, – Вита поправила задравшееся платье и подошла к раковинам.
– Ну ладно, писать хочется, – сообщив эту важную новость, девица скрылась в кабинке.
Вита тщательно прополоскала рот, промокнула пот, выступивший на висках.
– Если тебя так калит от мужика, пошли его на хрен, – блондинка вернулась, поправляя юбку.
– Не могу, – ответила Вита, улыбнулась в отражении блондинке и вышла из туалета.
Когда она вернулась в кабинку, Филиппа внутри уже не было, у входа ее ждал Слава, прокричавший, стараясь переорать музыку, что Шефу она сегодня больше не нужна.
Вита выдохнула с облегчением, все заканчивается, даже плохое, закончился и этот невыносимо долгий день.
Глава 8
Вита чувствовала, как заледенели пальцы в тонких демисезонных перчатках, хотя в салоне автомобиля было тепло. Холод ледяными когтями прошелся по спине. Она старалась дышать ровнее и глубже, пытаясь успокоиться, но получалось плохо. Еще немного и начнет звать на помощь, умолять не трогать, обещать исполнить любые приказы. В вечерних сумерках черный роллс-ройс, шелестя шинами по влажному асфальту, ехал по неровной дороге, пересекавшей старое кладбище. Фары выхватывали из сероватого морока покосившиеся кресты и черные памятники с выцветшими фотографиями.
Филипп приказал Вите днем заехать в офис, зайти к пиарщикам компании, проработать стратегию развития блога. И все шло хорошо, пока она не сделала очередную глупость.
Восстанавливая теперь в голове цепь событий, Вита не могла удержаться и не обозвать себя последней дурой. Ну, зачем она снова распустила свой неугомонный язык?
А теперь роскошный автомобиль, один из тех, что они с Тоней в шутку называли «катафалками», вез ее на кладбище, и за рулем сидел Харон.
Забавно, до ломоты в костях.
Вита изредка бросала на Филиппа робкие взгляды, не осмеливаясь попросить прощения за сказанные сгоряча слова. К ошейнику она не привыкла, и все еще пыталась сопротивляться, но каждый из бунтов обходился все дороже.
Машина остановилась у серого каменного склепа начала прошлого века.
– Выходи, – бросил ей Филипп, отключил зажигание и выбрался из салона. Помедлив, Вита открыла дверцу и неуверенно вылезла из машины.
Давящую тишину разорвал вороний грай. На кладбище не было ни души, слишком рано для церковных праздников, когда родственники приезжают навестить могилы. Снег еще не сошел, грязные подтаявшие сугробы, лежали между оградами, прятались за покосившимися памятниками.
Филипп, не говоря ни слова, захлопнул дверцу и направился к узкой тропинке между надгробиями, поняв, что Вита стоит у машины, обернулся и выжидательно посмотрел на нее. Поежившись в легком пальто, обняв себя за плечи, чтобы унять дрожь, Вита последовала за Хароном. Здесь прозвище владельца «Мульцибера» стало зловещим, наполнилось новыми оттенками и смыслами. Светлое пальто из верблюжьей шерсти, небрежно распахнутое на груди Филиппа, казалось черным саваном.
Надо было просто вовремя заткнуться!
Но уже не заткнулась, уже напоролась на неприятности. Поздно теперь.
Одеваясь днем на встречу, Вита не думала, что окажется ночью на кладбище. Узкая юбка-карандаш, блузка с туго натянутыми на груди пуговицами. Подбирать нужный размер она так и не научилась, сорок шестой велик в плечах и талии, а сорок четвертый мал в груди. Открытые ботильоны на высоком каблуке и пальто цвета стылой розы (что бы это ни значило). Не лучшая одежда для прогулок по талым сугробам и весенней грязи. Вита почти скучала по ночи в «Крапиве», в клубе убить и спрятать тело сложнее. Среди деревьев хрустнула ветка, Вита испуганно обернулась на звук, сердце забилось чаще, она не заметила, как наступила на талый лед. Нога заскользила, и девушка начала падать.
– Осторожнее, – Филипп успел схватить ее за предплечье, – «скорой» сюда ехать минут сорок, не лучшее место для переломов.
– Спасибо, – выдохнула Вита.
Филипп окинул ее презрительным взглядом, отвернулся и пошел вперед. Сумерки сгущались, окутывая кладбище сероватой мглой.
Что ж, если он говорит о «скорой», то возможно убивать не будет. Пока что…
Вита собрала остатки мужества и, внимательней смотря под ноги, пошла за Филиппом.
Спустя пять минут они вышли к ряду могил с одинаковыми памятниками и оградами. Филипп остановился, дожидаясь, пока Вита справится с увязшим в жидкой грязи каблуком.
– Это будет твой первый репортаж, – Филипп кивнул на памятники, – снимай.
Вита, недоуменно, рассматривала надгробия, на некоторых не было ничего кроме дат смерти. Ни имен, ни фамилий, ни дат рождения. На других – только имена и фамилии, без лет жизни. Лишь на некоторых полная информация о покойных. Вита достала телефон, камеру она не брала, думала, что в планах Филиппа засадить ей по самые гланды, а не давать материал для статьи. Но она сама виновата. Смысл теперь злиться?
Свет таял. Вита включила вспышку и начала фотографировать. Сделала десяток панорамных фото, затем принялась снимать отдельные надгробия: имена и даты, черноту гранита и мрамора. Свежий весенний ветер принес сладковатый запах дыма, Филипп сел на скамейку у одной из могил и закурил. В отличие от остальных захоронений на кладбище, здесь не было искусственных цветов и венков. За ними ухаживали, не торчали из снега сухие стебли сорняков, не возвышались кучки гнилой прошлогодней листвы, но, судя по всему, никто не навещал покойных.
– Закончила?
Вита кивнула.
Ночь опускалась на кладбище ледяным саваном.
– Кто здесь похоронен? – спросила Вита, подходя к Филиппу. Огонек его сигареты тлел в темноте.
Вместо того чтобы ответить на вопрос Филипп, усмехнулся и сказал:
– Ты мне расскажи.
Вита поморщилась, вспомнив, с чего все началось.
– Я не хотела, – она попробовала попросить прощения.
Филипп только выпустил ей в лицо клуб ароматного дыма, темнота вокруг становилась гуще. Если бы Вита так сильно не боялась Филиппа, то ужас зародился бы от самого этого места. В голову полезли нехорошие мысли о некрофилах, призраках, заложных покойниках. Она хотела убраться отсюда как можно быстрее, но Филипп явно никуда не спешил.
Ну чего стоило ей просто промолчать? Не заикаться, что под плащом Харона скрывается Приап. Одна неосторожная фраза и вот результат.
– Я не знаю, – сказала Вита.
– Плохо выучила уроки? Ай-ай-ай, – Филипп погрозил ей пальцем, того и гляди перекинет через колено и отшлепает.
– Ты начинал с того, что помогал избавляться от трупов убитых на «стрелках» братков, еще в девяностые, – Вита твердо посмотрела на Филиппа, собрав все оставшееся мужество (помирать так с музыкой) и продолжила, – эти могилы – один из способов. Подозреваю, что изначально в них хоронили каких-нибудь бомжей, а под гробами – тела твоих врагов или свидетелей, или конкурентов, или… да кого угодно! – Резко оборвала догадку Вита и так выговорила себе место в одной из могил.
Филипп хитро прищурился, а затем рассмеялся. Звонкий искренний смех разорвал кладбищенскую тишину, заставив раскаркаться притихших ворон.
– Тебе надо детективные романы писать, а не блоги, – сказал он, отсмеявшись, – я сильно тебя расстрою, если скажу, что сигара, – Филипп бросил недокуренную сигарету в грязный снег, – всего лишь сигара? Но ты права: в могилах и впрямь похоронены те, о ком больше некому позаботиться. Не только бомжи, кстати, старики и просто одинокие люди, у которых не осталось близких. Ты же обратила внимание, что на каких-то памятниках нет дат?
Вита кивнула, она начинала чувствовать себя полной дурой.
– Там похоронены те, кто умер в одиночестве дома и годами ждал погребения.
– «Мульцибер» занимается и этим? – спросила Вита.
– Нет, конечно. Для этого есть «Харон».
– Но… как же? – Вита запнулась, поняв вдруг, что хочет спросить: как Филипп избавляется от тел?
По его губам скользнула усмешка:
– Если ты это узнаешь, то мне придется тебя убить. Дня хватит, чтобы написать статью? – Филипп встал.
Вита кивнула.
– Тогда в среду скинь пиарщикам, меня поставишь в копию, не хочу сюрпризов. Материалы по деятельности фирмы и подробности тебе завтра пришлют на почту.
Филипп включил фонарик в мобильном, подал Вите руку. Она помедлила несколько секунд, опасаясь, что за джентльменским жестом скрывается ловушка, но Филипп лишь поддерживал ее на обратном пути. Идти в темноте по рыхлому снегу, когда единственный луч света озарял узкую кривую тропку и впрямь было опасно. Но она бы не призналась самой себе, что прикосновение его теплой, живой руки среди царства смерти, успокаивало. Странно, но человек вызывавший чистый ужас, в этот конкретный миг казался таким близким, что стоило ему бросить ее одну посреди темноты, как она начала бы звать его, повторяя ненавистное и страшное имя – Филипп.
– Филипп, – выдохнула Вита, когда нога вдруг провалилась в яму рядом с покосившейся оградой. Снег просел и с тихим хрустом, оглушительным в царящей вокруг тишине, начал проваливаться куда-то в черную дыру. Вита вскрикнула, отпрянула от провала, почти упав на грудь Харона. Паника живо нарисовала в воображении картину: из земли высовывается рука в обрывках разложившейся плоти. Вита судорожно вцепилась в полы пальто Филиппа, в поисках опоры. Она боялась оторвать взгляд от провала и одновременно с тем – посмотреть на Филиппа. Не в силах понять, что страшнее: выдуманный ужас или вполне осязаемый, с сильным бьющимся сердцем прямо под ее ладонями.
– Все в порядке, просто почва осела, – в голосе Филиппа звучали привычные презрительные нотки, но все же он направил луч фонаря на яму. Из провала не лезли мертвецы, лишь тянуло холодом и поблескивала на склонах влажная земля.
– Прости, – прошептала Вита, сердце все еще быстро билось в груди, а руки дрожали.
Филипп дал ей минуту прийти в себя не отстраняясь. Вита крепче сжала его ладонь, когда они снова пошли вперед.
Впереди пискнула сигнализация и дорогу озарил свет фар. Машина ожила, как «Кристина» из романа Стивена Кинга, послушная техническому прогрессу, а не мистике, хотя на долю секунды Вита успела в этом усомниться. Подойдя к ролс-ройсу, Вита выдохнула, обрадовавшись скорому возвращению в город.
Рано.
Филипп резко притянул ее к себе.
Его горячее дыхание обожгло шею, заставив затрепетать.
– Значит, Приап под плащом Харона? – спросил Филипп.
Вита замерла, не зная, что ответить.
– Не думал, что у меня настолько большой, но как скажешь, – Филипп провел кончиками пальцев по ее волосам, убирая с лица непослушные локоны.
– Я не хотела, – пролепетала Вита, от одной мысли, что он заставит сделать ему минет посреди кладбища, внутри все сжалась, – пожалуйста, не надо, – сказала она едва слышно.
Но что значат мольбы в царстве Харона…
Глава 9
Филипп прижал Виту к капоту урчащей машины, стараясь уклониться от его прикосновений, она отшатнулась и вскрикнула. Фея на капоте болезненно «клюнула» ее в спину. В глазах Филиппа вспыхнули задорные искорки. Вита судорожно втянула холодный воздух, не хочет же он трахнуть ее на кладбище?.. Но именно этого Филипп и хотел. Не тратя время, он рванул ее пальто, отлетевшие пуговицы глухо запрыгали по асфальту. Дыхание Филиппа стало тяжелее, но в глазах так и плясали веселые огоньки. Но Вита не могла разделить его горячность. Она осмотрелась по сторонам. Спасения ждать неоткуда. Кресты и памятники вдоль дороги скрыла густая чернота. Виту одновременно терзали страх и стыд. Покойники на черно-белых фотографиях смотрели на нее с осуждением. Секс на кладбище – это что-то запретное и противоестественное. Вита предприняла последнюю попытку остановить Филиппа:
– Не надо, пожалуйста, – прошептала она сухими горячими губами, – не здесь.
– Полная жизни боится смерти? – глухо прошептал Филипп.
– Так нельзя, это… – но Вита не нашла слов.
Что «это»? Грех? Правонарушение? Оскорбление памяти мертвых? Для Филиппа все это только обострит удовольствие, усилит желание.
У нее нет достаточно сильного аргумента, способного охладить пыл Харона. Разве что?..
Вита глубоко вдохнула, прежде чем открыть рот, возможно, в последний раз:
– Сейчас ты и впрямь похож на мерзкого волосатого Приапа, а не Харона!
Но вместо того, чтобы разозлиться Филипп рассмеялся, прижавшись к Вите всем телом, давая почувствовать свое возбуждение и горячо зашептал в самое ухо:
– Молись, чтобы это было не так. Ты знаешь, что изображение Приапа использовали в древности для дефлорации невесты, а первенца потом приносили в жертву божеству?
Горячее дыхание обожгло кожу, Вита попыталась высвободиться из плена теплых рук. Филипп не позволил, продолжил:
– Надеюсь, ты не забыла противозачаточные, потому что я собираюсь отыметь тебя прямо на этом мрачном, грязном кладбище, – Филипп ухмыльнулся, лизнул ее шею, отчего по коже пробежали мурашки, а сердце забилось чаще, – и ты будешь послушной, как овечка под ножом, ведь жизнь всегда уступает смерти. Посмотри вокруг, они не дадут соврать, – Филипп кивнул в сторону могил.
Не дав Вите произнести и слова, Филипп отстранился и разорвал ее блузку, оголив грудь. Соски затвердели от холода. Ледяной ветер погладил кожу. Вита попыталась прикрыться, но Филипп приказал:
– Не смей!
Вита безвольно опустила руки. Он прав, она покорилась, уступив страху. Филипп облизнул кончики указательного и большого пальцев и дотронулся сначала до одного соска, затем до другого.
Влага сделала соски твердыми как камень, а прикосновения к ним болезненными. Вита застонала. Она приоткрыла рот, но сама не была уверена, чего хочет – умолять, чтобы он остановился или продолжал. Может жизнь и покорялась смерти, но лишь затем, чтобы рождалась новая жизнь. Даже на кладбище деревья, трава и цветы прорастали сквозь скорбь и слезы. На голых ветвях покачивались пустые гнезда в ожидании птиц. Уже сейчас неумолимо пахло весной и пробуждающейся природой. Вита подалась чуть вперед, подставляя грудь под дразнящие болезненные и сладостные прикосновения. По лицу Филиппа скользнуло удивление.
Собственный порыв испугал Виту сильнее, чем все запреты, которые они нарушали. Сильнее, чем сама смерть, притаившаяся за ржавыми оградами и покосившимися крестами. Но Филипп прав в том, что она полна жизни. Вита выгнула спину и сделала то, чего сама от себя не ожидала, перехватила его ладони, направляя и удерживая там, где это доставляло наибольшее удовольствие. Филипп ласкал груди, поглаживая, пощипывая, внимательно вглядываясь в ее лицо, вслушиваясь в учащенное дыхание. В какой-то момент он высвободил ладони и поднес пальцы к ее губам. Вита послушно облизала самые кончики, а потом болезненно застонала, когда он дотронулся до сосков, и подалась вперед под терзающие ласки. Увидев ее порыв, вместо того, чтобы продолжить, Филипп ухмыльнулся, коротко бросил:
– Нет, – резко развернул ее и заставил склониться к капоту. Задрал полы пальто и юбку, так что холод погладил обнаженную полоску кожи над чулками и ягодицы.
– Шире!
Вита подчинилась, расставив ноги. Холод острым язычком лизнул ее лоно. Филипп перехватил шею Виты рукой и склонил еще ниже, пока она не уперлась грудью в потеплевший черный металл.
Холод обжигал ее обнаженную кожу, но низ живота наливался жаром и становился тяжелее. Вита замерла в ожидании, она не думала о том, что собирается отдаться человеку, который взял ее силой, унижал и шантажировал. Тело жило собственной неправильной жизнью. Отзываясь на прикосновения умелых мужских рук, поглаживающих бедра; пальцев, проникающих в лоно, истекавшее соком. Жизнь и смерть перестали иметь значение. Вита так долго лишала себя этого, что теперь природа заставляла разум расплачиваться за годы, проведенные в одиночестве.
Филипп не спешил, бесконечно долго слышался звук расстегиваемой молнии и ремня. Когда звякнула пряжка, Вита почувствовала, как в груди разгорается страх, она вся сжалась в ожидании боли. Поднесла ладонь ко рту и закусила костяшки, чтобы не закричать.
– Хм, знал бы, что тебя возбуждают покойники, давно бы трахал в морге, – усмехнулся Филипп.
Когда он вошел в нее, боли не было, только ощущение заполненности. Филипп не спешил, двигался медленно. Вита застонала, она бы ни за что не призналась себе, но это был стон удовольствия, как теми полными горечи и отчаяния ночами, когда тело требовало ласки и она касалась себя между ног, подчиняясь настойчивым призывам. А потом сгорала со стыда и обещала себе, что больше не подастся порыву. Опасаясь, что однажды не выдержит и отдастся первому встречному, забыв про клятвы и обещания. В каком-то смысле так и случилось. Мозг все еще бунтовал, но тело перестало подчиняться, сладостные судороги сводили низ живота, ее словно качало на волнах. Так нельзя, это неправильно.
Филипп брал ее силой!
Но Виты, скромной девушки, с искалеченной судьбой больше не было. Вместо нее появлялась какая-то незнакомка, самковатая и бесстыдная.
Вита закричала, когда удовольствие стало непереносимым. Обмякла.
Филипп с глухим стоном излился внутрь нее.
Он застегивал брюки, поправлял одежду. Вита с трудом поднялась с капота, требовалось слишком много сил, чтобы просто двигаться, хотелось лежать так вечность, забыв обо всем на свете.
Харон притянул ее к себе, погладил шею, обнял и прошептал: – Вот что значит быть с мужчиной. Я приучу тебя к своему члену, как непослушную лошадку приучают к кнуту. Будешь себя хорошо вести и больно больше не будет, наоборот… – Филипп поцеловал Виту в шею, снова начал поглаживать грудь.
Почувствовав, что Вита подается ласке, он оттолкнул ее.
– На сегодня с тебя хватит.
– Что ты со мной сделал? – спросила Вита, когда они сели в машину.
– Ничего такого, чего ты сама не хотела, – ответил Филипп.
– Я не хотела получать удовольствие от близости с тобой, – Вита почувствовала, как по щеке скользит слеза.
– Не хотела бы, не получила.
– Пожалуйста, не делай так больше, – голос звучал тихо, так тихо, что Вита сама себе не слышала.
– Не доставлять тебе удовольствие во время секса? – Филипп невозмутимо разворачивал машину на свободном от оград пятачке.
– Да.
– Нет.
Вита посмотрела на него. Она пыталась свести на груди блузку и пальто, но с оторванными пуговицами ткань все норовила разойтись, снова оставив ее обнаженной.
– Мне не стоило называть тебя Приапом, – сказала Вита и опустила голову, боясь взглянуть на Филиппа, ей было невыносимо стыдно за собственную слабость; за грех, пропитавший кожу и мысли. За семя, у нее внутри, которому не суждено взойти.
– Не стоило, но это неважно. – Сказал Филипп. – Мне просто нравится, когда женщина подо мной кончает, особенно если она этого не хочет.
Роллс-ройс вырвался на трассу, влился в поток машин, мчавшихся сквозь ночь к сердцу страны.
Вита всплеснула руками, позволив полам пальто и блузки разойтись. Она ничего не могла удержать, хоть и пыталась изо всех сил.
– У меня не было заказчика, я просто хотела, чтобы в мире было немного меньше зла, – тихо проговорила Вита.
– Я знаю, – ответил Филипп, – но это тоже неважно.
Он окинул ее грудь быстрым взглядом и снова посмотрел на дорогу.
– Теперь ты часть моего плана, нравится тебе это или нет. И в каком-то смысле я тебе нужен. Рафаэль Акчурин не прощает обид, и он захочет, чтобы ты расплатилась сполна за свои слова. И поверь, его не удовлетворит пара перепихонов и минет.
– А тебя? – спросила Вита устало.
Вопрос повис в салоне без ответа.
Глава 10
«Машина будет через пятнадцать минут. Оденься поудобней, не как шлюха. И я разрешаю надеть белье», – Вита еще выкарабкивалась из сна, когда пришло сообщение. Часы на мобильнике показывали семь утра, восьмого мая. Завтра вся страна будет праздновать День Победы.
«Возьми камеру», – звякнул телефон секундой позже.
Теперь это ее жизнь. Вернее, уже не ее, а Филиппа Благополучного, Харона. Вита стала марионеткой в его руках. Стоит ему потянуть за ниточку, как она послушно раздвигает ноги или встает на четвереньки, или…
Ниточка натянулась, и Вита поднялась с кровати, быстро умылась, но выбор одежды занял непозволительно много времени. Что значит «поудобней»? Куда они едут так рано? Она привыкла не задавать вопросов и делать то, что ей говорят. Странно, но это оказалось проще, чем она думала. После ночи на кладбище Вита держала язык за зубами, боясь лишний раз, посмотреть в глаза Филиппу. Едва он дотрагивался до нее, как возвращалось ядовитое, обжигающее чувство стыда. Хуже всего: он видел, как ее тело, изголодавшееся по ласке, отвечает на прикосновения.
Вита старалась сдерживать крики и стоны, но не могла скрыть дрожь, пробежавшую по телу или удовольствие искажавшее лицо во время пика наслаждения. Она не должна получать удовольствие от близости с Филиппом, ведь резиновая кукла не бьется в экстазе, когда в нее кончают. Беда в том, что она не кукла. Ее кожа не из латекса. А рот, хоть и принимал форму буквы "О", когда Вита сосала член Филиппа, принадлежал живой женщине, начавшей открывать для себя мир плотских наслаждений. Иногда она мучительно, невыносимо хотела ощутить вкус губ Филиппа. Но он никогда не целовал ее в губы. Лишь покрывал покусывающими, жалящими поцелуями шею и грудь, пробуждая внутри яростный огонь, испепелявший гордость, самоуважение, душу. И это было еще одним унижением. Порезом, боль от которого приходилось скрывать. Она не любовница, она рабыня, шлюха, а шлюх и рабынь не целуют в губы. Ее рот предназначался для того, чтобы делать минет и отвечать на вопросы, если Филипп вдруг из прихоти хотел узнать ее мнение.
Телефон нетерпеливо звякнул: «ты где?»
Времени на раздумья не осталось. Вита быстро натянула простые хлопковые трусики, спортивный бюстгальтер, широкие джинсы, объемный мятный худи, ветровку и кроссовки. Это вполне отвечало «поудобней и не как шлюха». Вышла из квартиры, чуть не забыв фотоаппарат, в последнюю минуту вернулась в кабинет и схватила камеру со стола, задев ноутбук. Замешкалась, соображая, куда положить, сумка была слишком маленькой.
Телефон раздраженно пищал: «Ты заставляешь меня ждать».
Но несколько минут потребовалось, чтобы переложить вещи в рюкзак: ключи, мобильный, косметичка, влажные салфетки. И… спица, разумеется. Вита кинула ее в рюкзак, словно ядовитую змею и выбежала из квартиры.
Черный Роллс-ройс у подъезда, напоминал катафалк в ожидании покойника. Девушка поморщилась, вспомнив, как Филипп отодрал ее на этом самом капоте. С той ночи прошло две недели, а, казалось, что вечность.
Мысленно поблагодарив Бога за то, что в предпраздничный выходной соседи еще спали, Вита села в машину. Салон привычно окутал запахами дорогой кожи, сигарет и едва уловимым ароматом кальвадоса.
От самой Виты пахло смертью. Ром, кофе, цианид. «Black Phantom» стал частью новой жизни, как и сумка «Гермес» с острой спицей на дне.
Memento mori
И Вита помнила, каждую минуту.
За рулем сидел Слава, он коротко глянул на нее в зеркало заднего вида, будто испачкал в чем-то липком.
Филипп, против обыкновения, одетый в джинсы, голубой пуловер и кожаную куртку, бросил на не недовольный взгляд. Вита могла поклясться, что вещи на нем из самого обыкновенного магазина, никаких Армани и Дольче.
– Ничего не забыла?
– Доброе утро, – неуверенно сказала Вита, но Филипп явно ждал не этого.
Когда она поняла, чего он от нее хочет, тело прошило раскаленной иглой. Она неуверенно посмотрела на Славу, невозмутимо управлявшего автомобилем.
С минета начиналась каждая встреча в офисе, это стало своего рода ритуалом. Но одно дело, ублажать господина за закрытыми дверями и совсем другое на глазах у слуги, пока за стеклом проносится Москва, скованная утренней дремой.
Филипп все еще смотрел на нее с ожиданием. Почувствовав, как на щеках вспыхивает румянец, Вита сняла с колен рюкзак и поставила в ноги, снова посмотрела на Славу, но для него, казалось, существовала только дорога. Вита протянула руку и положила на промежность Филиппа, начала неуверенно поглаживать и сжимать, ожидая, когда суровая ткань под пальцами начнет топорщиться. Надеясь, что чем больше поработает рукой, тем меньше предстоит – ртом.
Проглотив сперму вместе с гордостью, Вита отстранилась от Филиппа, отодвинулась к боковой дверце, стараясь слиться с дорогой шелковистой кожей сиденья. Она просто часть салона, и соленый привкус во рту вовсе не от члена.
– Останови у какого-нибудь кафе, нашей принцессе надо прополоскать рот и выпить кофе.
– Есть, Шеф, – подал признаки жизни Слава.