Виктория Пак
Блуждающий во лжи
И через тысячу дней, что плакало небо, вышло первое солнце. И почва стала плодородной. А Джесуа, был Святой. ”.
– Черт… – мой голос и звук скрола мышки, нарушили умиротворяющую тишину кабинета.
На сайте были фотографии с письменами на древнекоуэльском. В догадке и предвкушении, я нашел в своей галерее фото креста, сегодняшнее, из парка. На нем были те же символы, что и на этих письменах. Я набрал номер бестии.
– Соскучился? – блядство, её игривый голос из трубки звучал еще сексуальнее. Если я сегодня не потрахаюсь или, хотя бы, не подрочу, у меня чердак поедет. Я прочистил горло, избавившись от фантазий пацана в пубертате, который овладевал моим разумом при мыслях об этой женщине.
– Надпись на кресте. Она на древнекоуэльском.
– Ага, знаю. Её уже расшифровывают. Что-то еще, детектив? – я передразнил ее про себя и снова прочистил горло. Быстро эти тараканы из ФБР работают.
– Ко мне только что женщина заходила, утверждает, что жена нашей жертвы. Я запросил материалы для анализа ДНК. Мой детектив завезет сразу вам в лабораторию.
– Ага. Умница, детектив. С нетерпением ждем. – в очередной раз, я прочистил глотку.
– И еще… Сколько вам столов понадобится в нашем отделении полиции?
– Один. Тот, что в вашем кабинете. Мои люди будут продолжать работу в ФБР, в нормальных условиях и в хороших лабораториях, а я, присоединюсь к вам. – я закатил глаза от “предвкушения” – И, детектив. – она сделала короткую паузу, показавшуюся мне вечностью. – Пососите, что ли, леденцы от кашля. Ваше першащее горло меня беспокоит, я не хочу заразиться от вас этой простудой, или чем вы там… больны.
И повесила трубку. Могу поклясться, она улыбалась.
Леденец пососать… Я откинулся на своем кресле, запрокинув голову с оскалом на лице. Из меня вырвался неконтролируемый смешок.
– Пососи леденец, детектив. – передразниваю её, усмехнувшись, и отдаю должное за подобный сарказм. Эта заноза в заднице встанет мне поперек горла костью, от которой я задохнусь и сдохну, как драный пес. Мне начинает нравится это сотрудничество с федералами. С одной конкретной, ненормальной и видимо, такой же недотраханной как я, бестией.
Я набрал Мадсу.
– Звонок от тебя, в будний день… Мужик, пугаешь. – я смеюсь, пропуская волосы сквозь пальцы и взъерошиваю их.
– Тебе разве не доложили еще, о святом Джесуа на кресте в центральном парке? – разваливаюсь на диване и прикрываю глаза, потирая их пальцами. Чувство, будто из меня все соки высосали.
– Я только с самолета, еду в Бюро. Новости даже не открывал, 16 сраных часов в небе с плоской задницей. – он тяжело вздыхает. – Всё так плохо?
– Если не считать того, что из трупа старика сделали скульптуру Святого, президент требует посадить ублюдка за решетку уже завтра, а меня приставили к Одетте Лаверье, – всё как обычно.
– Лаверье?! – он почти кричит в трубку и мне приходится отстранить телефон от уха. – Блять, мужик… Сочувствую.
– Всё так плохо?
– Если не считать того, что она злобная сука, вечно трахающая мозги, и ты в полной жопе, – всё как обычно. – я посмеиваюсь, сам не понимая, от безысходности или потому, что испытываю от этого факта странное удовольствие.
– Кто бы мог подумать, выглядит, как ангел. – закатываю глаза.
– Ты с ней не разговаривал, что ли? – друг моего сарказма не понял.
– Ну… она сказала, что у меня классный член. – издаю смешок и потираю вспотевшую ладонь о ткань брюк.
– ЧТО БЛЯТЬ?! – кажется, я оглох. Держу пари, водитель такси, с которым он сейчас едет, оглох тоже. – Мы сегодня идем в бар и это, блять, не обсуждается.
Он отключается, не дождавшись моего ответа и я посмеиваюсь. По всей видимости, это фишка всех агентов ФБР. Через минуту, телефон издает звук пришедшего сообщения и я открываю геолокацию бара, в котором мы с Мадсом встречаемся вечером, после работы.
Место приличное, мне пришлось заехать домой и переодеться в более подходящие брюки и рубашку, верхние пуговицы которой я не стал застегивать. Добравшись на такси, я сунул на чай водителю пару лишних купюр и направился к заведению. Бар был в старом здании театра. Колонны, балконы, хрустальные люстры и красный свет прожекторов создавали атмосферу античности, схлопнувшейся с современностью в невероятном тандеме. Танцпол был небольшим и сейчас – пустовал. Немудрено, на часах было всего десять вечера. Внутри, меня уже ждал Мадс.
– Что за пидорская рубашка, узкоглазый? – друг встречает меня объятиями и похлопывает по спине, когда мы садимся за барную стойку.
– Ты охуел, таракан? Это итальянский шелк. – я протестую на это нелестное высказывание о моем тонком вкусе, но смеюсь.
– Я так и сказал. – Мадс пожимает плечами и подмигивает мне, мы заказываем виски и решаем пока остаться здесь.
– Тебе адрес магазина скинуть? – усмехаюсь.
– Естественно. – уже смеюсь с него и достаю телефон, чтобы сделать это прямо сейчас.
Мы познакомились с Мадсом лет семь назад, когда нам обоим еще было по двадцать пять – зеленые и наивные, мы раскрыли первое в нашей практике, дело о серийном убийце. Это было тяжело, как морально, так и физически. Эта тварь на ножках, не заслуживающая жить и сдохнувшая на электрическом стуле, насиловал детей, оставляя на их телах по 50, а то и 80 ножевых ранений. На такое способен только самый настоящий монстр. Первые, и самые зверские на моей памяти по сей день, убийства. Именно это дело стало решающим в моей, и в карьере Мадса. Он стал аналитиком профиля личности в ФБР, а я, остался в полиции, сначала в отделе по борьбе с серийными преступлениями, а после, тут – в кресле комиссара полиции. Спасибо старику Ричарду. Удружил, посадив на свое место и свалив в отставку.
– Если ты думал, что я просто по тебе скучал.. – Мадс щелкнул пальцами и мотнул головой, задумавшись на секунду. – ну, это само собой, ладно. – ткнув в меня пальцем, сощурился. – Но сначала, я требую подробности обстоятельств, при которых это отродье Сатаны оценило твой член!
Его лицо выражает нечто среднее, между удивлением и отвращением от озвученного, я хохочу, направляясь подальше от барной стойки со стаканом виски в руке. Мы устраиваемся в более тихой части бара, на полукруглых диванах, заказываем закусок и целую бутылку виски с ведром льда. Отсюда хорошо видно практически весь первый этаж, а лестница на второй, виднеется недалеко от нас.
– Да нечего рассказывать. Она приперла меня к стене, сжала мои яйца в руке, а когда член встал, ощупала и его тоже. А потом, прошептала мне в губы, что он классный. – я смачиваю горло янтарной жидкостью, что обжигает глотку и откидываюсь на спину, удобно располагаясь на диване.
– Блять, что? Мы об одной и той же женщине говорим?
– Кудрявая блондинка с голубыми глазами.
– Мелкая такая, да? – Мадс сидя пытается выставить рукой ее рост, попадая, разве что, в карлика.
– Небольшого роста. – поправляю его, соглашаясь. – А ты её чего так не взлюбил?
Мадс осушает стакан и наливает себе еще.
– Её весь отдел терпеть не может. Выскочка. – ухмыляясь, он делает еще глоток. – Сначала все мужики по ней слюни пускали, ну ты понимаешь, но у нее флирт – это стиль общения. Хрен поймешь, серьезно ты ей нравишься, или она так играется. А как на общие дела с ней ставить начали, все агенты, с кем я знаком, держатся после них подальше от этой Одетты. – её имя он протягивает в пренебрежении и с закатанными глазами.
– Ты с ней работал? – делаю глоток виски, Мадс совсем не спешит отвечать.
Флирт – стиль общения? Кто бы мог подумать… Усмехаюсь тому, что посмел решить, будто я ей действительно настолько понравился, раз она так агрессивно подкатывает.
– Не доводилось, слава святому Джесуа. Мне хватило рассказов коллег.
– А мне вот, придется… – прячу за стаканом улыбку и делаю глоток.
Мадс протягивает смачное “хуево” и осушает свой бокал полностью, требуя от меня всех подробностей взаимодействий с “этим отродьем Сатаны”. И, я делюсь ими, рассказывая и об Одетте, и о найденном в парке теле, о котором Мадс и без того уже слышал от начальства.
– Сука, так и знал что зря в этом Ресборге на день задержался. Прилетел бы как положено, назначили бы меня, а не эту выскочку.
– Там что? Серийник? – не хотел ему говорить, что в таком случае я скорее бы расстроился.
– Да какой там. Висяк. – Мадс осушает стакан.
– Без улик, или…?
– Куплено, конечно. Тело отсюда. Как там очутилось – хрен его знает. Улики были, но полиция Ресборга “потеряла”. Новых не взять, а у мужика еще и конечностей не хватает. Ну пиздец?
– Полный.
К концу его тирады, бутылка виски практически пустеет. Друг идет к бармену за еще одной, хотя мы могли бы просто попросить официанта, танцпол уже заполнен людьми и мне приходится протискиваться через них, чтобы добраться до уборных. Тут буквально повышена влажность из-за пота танцующих тел и их уже нетрезвого, дыхания. Трель в кармане мешает спокойно отлить.
– Слушаю, Ник. – прижимаю телефон к уху, чтобы застегнуть ширинку и ремень брюк.
– Шеф, вы просили сравнить заявления о пропавших с вашим фото с места преступления. Думаю, я нашел похожего мужчину. Джошуа Росатти, он пропал несколько дней назад, жена и сын заявили, но я не нашел у нас отчета о поисках.
– А жену как зовут?
– Жослин Росатти, шеф.
– Принял. Спасибо, Николас, хорошо поработал.
Я завершаю звонок, Ник сегодня на ночном дежурстве и кажется правда нашел имя жертвы. Нужно ждать сравнительный анализ ДНК от федералов, чтобы убедиться. Я уже мою руки, когда все мысли сводятся в одну, потому что вижу в отражении зеркала Одетту Лаверье. В чертовски сексуальном черном платье, открывающем умопомрачительный вид на её груди и, еле прикрывающем её задницу. Оно делает ноги этой женщины длинными и еще более привлекательными, чем они уже есть. Её волосы, кудрями струятся по спине, а лицо обрамляет пара непослушных прядей. У меня перехватывает дыхание и я оглядываюсь в непонимании.
– Это мужской туалет. – её голос, эхом отскакивает от стен и мешается с еле слышной музыкой из зала.
– Тогда что ты тут делаешь? – я отвожу от нее взгляд и мою руки еще раз, в попытке привести себя в чувства.
– В женском очередь, длиною в жизнь. – она закатывает глаза и подходит ближе, касаясь своим бедром моей ноги. Наклоняется, чтобы необходимое количество мыльной пены выдавилось на ладонь, и отодвигает меня от раковины, подставляя руки под струю воды. Я откашливаюсь и отрываю бумажное полотенце, чтобы высушить руки.
– Сосали?
– Чего? – я смотрю на нее, не в состоянии соображать.
– Леденцы от кашля.
– Я не болен.
– Для здорового человека, вы слишком часто прочищаете своё горло, детектив. – она касается моего лба мокрой ладонью и хмурится. Я столбенею. – И правда, температуры нет.
Высушив руки, она бесцеремонно достает из кармана моих брюк пачку сигарет и прикуривает одну зажигалкой, которую находит внутри самой пачки.
– Будете?
Я, завороженный, беру из ее пальцев протянутую сигарету, испачканную красной помадой ее губ, затягиваюсь, и возвращаю женщине. Она ведьма? Что это вообще за нахрен? Я не могу пошевелится, почти не моргаю и чувствую, что сейчас задохнусь.
– Вы достаточно пьяны, Адам?
– Достаточно… для чего? – мой голос предательски хрипит.
Она выдыхает сигаретный дым мне в лицо, тушит сигарету о камень столешницы раковины и касается пальцами моей груди. Я упираюсь в эту преграду руками. Одетта проводит ногтями по открытому участку моей кожи, задевая и пресс, скрытый рубашкой. Я смотрю в её стеклянные голубые глаза, что она не отводит ни на секунду, и слышу лязг пряжки своего ремня. Её улыбка выглядит хищно, а пухлые, красные губы лишь усиливают это ощущение опасности. Я выдыхаю полустон, прикрываю глаза и вжимаюсь в раковину сильнее, когда она запускает руку в мои боксеры и сжимает член, который стоит с той самой секунды, как я увидел её. Притягивает к себе моё лицо пальцами, сжимающими мои скулы, не встречая сопротивления моего тела и проводит языком по моим губам. Я издаю стон, от стимуляции внизу и ее острого языка тут, на моих губах, в которые она врывается жадным поцелуем. Не в силах больше держать себя в руках, я осторожно притягиваю её к своему телу за талию, но она тут же отстраняется, улыбаясь той же хищной улыбкой. Резинка боксеров шлепает меня по животу, а её удаляющиеся шаги оглушают меня звуком шпилек, ударяющихся о кафель. Я слышу музыку, доносящуюся из зала, когда она захлопывает дверь уборной, не произнося ни слова.
– Блять… – шумно выдыхаю, взъерошивая волосы рукой и провожу ею по лицу, гипнотизируя дверь в этот чертов сортир. Каким образом, блять, это единственный бар в Девнесте, чтоли? Какого хера она тут забыла и какого хера творит? Ненормальная, и я этому даже не сопротивляюсь потому что, сука, нравится как она меня изводит.
Я хлопаю дверью кабинки, и ударяюсь о нее затылком, прикрывая глаза. Выдыхаю. Все мое тело горит, а желудок сжимается и скручивает, и это далеко-о не вина выпитого мной алкоголя. Все мысли. Сводятся. К одной.
– Блять!
Расстегиваю ширинку, спускаю боксеры и дрочу в гребаном сортире, потому что я уже не натянутая струна, я сраный извергающийся вулкан, в который она кинула взрывчатку. Ладонь мокрая и я чувствую себя подростком. Опять. Только теперь, я дрочу не на порно журналы под подушкой, а на женщину, которую даже не знаю, потому что она сраная ведьма или гребаный демон из Ада, мне насрать. Но если она сделает это еще раз, я пошлю к черту свое воспитание и уважение к женщинам. И трахну её на месте.
– Черт…
Облокачиваюсь рукой о стену сбоку и передвигаю ногами поближе к унитазу. Какое же блядство, мать твою. Сердце бьет чечетку и приходится опереться о стену напротив. Роняю голову прямо на руку и издаю едва слышный стон. Тело содрогается в экстазе, и я слышу, как капли моего позора, мешаются с водой в унитазе.
– Сука. – взъерошиваю волосы и облокачиваюсь спиной о стену кабинки.
И, наконец, чувствую облегчение, что мое тело теперь – принадлежит мне. Как с этой женщиной, блять, работать?
Я мою руки, стираю салфетками размазанную по своему лицу её красную помаду и, привожу в порядок одежду. Мадс ахуеет.
Не нахожу друга у нашего столика, видимо, он занимается чем повеселее. Зато, нахожу глазами бестию. Её тяжело не заметить в толпе, она выделяется в ней ярким пятном даже в черном платье. Расслабленная, танцующая, и с закрытым ртом, она действительно походит на ангела.
Ангела смерти.
Моей.
Я слишком надолго забыл о том, что в этом мире есть не только преступники, но и женщины, которых хочется добиваться и трахать. Какая она, Одетта Лаверье? Злобная, флиртующая со всеми сука, какой окрестил работающий в её отделе Мадс? Или, бесцеремонная, развратная бестия, какой она предстала передо мной в первый же день знакомства?
Может, это всё маска, за которой прячется совсем другая, настоящая Одетта? Но какая она – настоящая?
Её кожа светится под софитами, а в глазах озорной блеск, который видно даже издалека. Я разваливаюсь на диване и ловлю взгляд её голубых глаз. Она улыбается, отчего у меня перехватывает дыхание и ускоряется пульс. Сколько она выпила? И с кем она вообще, в этом баре?
– Где ты шлялся? – Мадс падает рядом, явно не терявший времени и, выпивший еще как минимум, пару стаканов виски. Я, как назло, протрезвел.
– А ты где? – посмеиваюсь, глядя на друга, у которого уже заплетается язык. Он блаженно улыбается.
– А тебе скажи-и-и.
Не удивлюсь, если и он где-то в этом баре оставил свой биоматериал. А, судя по его роже, так оно и было. Мы просидели в заведении еще несколько часов и бутылок виски на двоих, прежде чем разъехались по домам, но Одетту, я больше не видел, как не стал и Мадсу сообщать о том, что она со мной сотворила в грязном сортире этого бара. Он мне плешь потом за это проест.
Прошло несколько дней, прежде чем мы вновь встретились с ней. Она попросила меня подъехать в Бюро, её люди нашли пару зацепок.
2
“Я видел ангела в куске мрамора. И резал камень, пока не освободил его.”
Микеланджело Буонарроти
Гомон людских голосов эхом разносится в стенах церкви Благословенного, в молитве:
– “Господи мой, живущий на небесах!
Пусть имя твоё спасенье несет, тем, кто верует
И погибель тому, чья душа отказывается от веры.
Воля твоя – неоспорима.
Имя твоё – благословение наше.
Веди, своею рукою,
В мир лучший и праведный.”
Мужчины и женщины, старики, и дети, – хором кончают священнодействие.
– “Омэн.”
Внутри церкви светло. Витражные окна отбрасывают разноцветные тени от слепящего утреннего солнца на покрытый коврами пол, а худощавый Священник с поседевшей бородой, стоя у алтаря, призывает людей к новой молитве.
Маленький мальчик, на вид лет семи, соединяет ладошки, касаясь ими своего лба, губы его, шевелятся подобно всем в этой церкви, но он, бормочет вовсе не заученную наизусть молитву. Искренне веря, он просит у Господа спокойствия в их доме. Просит, чтобы папа был добр к нему, и к его маме. Просит, чтобы Господь помог отцу не искушаться напитками, от которых он становится плохим и обижает их двоих. Мальчик молит Господа о том, чтобы он прекратил его страдания.
Я выезжаю по шоссе из своего дома, бестия вызвала в Бюро.
Дорога ведет через небольшой лес, окутанный золотистыми лучами солнца. Девнест, наконец, не льет слезы по окончанию лета, – город любезно предоставляет возможность насладиться теплыми днями осени. Из-под колес летят сухие листья деревьев, – они кружат в воздухе, подбираясь к обочине, и порывами ветра несутся дальше по шоссе. Дорожный знак указывает не ехать больше 40, вот я и плетусь, наслаждаясь тишиной, солнцем и этим золотом вокруг.
К Бюро я подъезжаю ровно в 12 утра, набираю бестии.
– Детектив. – её голос звучит вымотанно и тихо.
– Я на парковке. Встретите?
– Ждите у главного входа в здание.
Она выходит в пиздецки короткой кожаной юбке, высоких сапогах на шпильке и коротком легком свитере под цвет её алых губ. Я чувствую себя непривлекательным на её фоне, в своих темных джинсах и свитере поло.
– Вы ели? – её вопрос сбивает меня с толку, это проявление заботы, или намек на то, что в морге стоит вонь, к которой я давным давно привык, но она намекает, что выверну свой завтрак обратно?
– Да.
– Славно. Тогда ограничимся фотографиями.
Мы входим в просторный кабинет Одетты, светлый, совсем не похожий на кабинет главы отдела. Она обставляла его самостоятельно? Если да, то у этой женщины еще и вкус – превосходный. Плюс за плюсом, когда будут те её минусы, о которых так распылялся Мадс? Или, она сменила тактику, увидев, что с ней никто не хочет работать?
– Кофе? – даже несмотря на красивый макияж, она выглядит уставшей, мне не показалось. Возможно, и её приятный тон – следствие этому.
– Да, благодарю. – кто откажется от машинного кофе, когда в отделе его ждет ослиная моча 3 в 1?
– Побудете в кабинете?
– Это просьба, или предложение пройтись с вами? – даже жаль, что рыться в чужих вещах это противозаконно. Слишком велик соблазн. Оставить меня в кабинете одного было бы опрометчиво, но безопасно, я ведь из полиции.
– Как хотите. – она ведь даже не спорит. И кто смог испортить настроение этой женщине? Мне она казалась непробиваемой.
Пройдя мимо нескольких кабинетов в коридоре, мы вошли в небольшую комнату отдыха. Наверное, она предназначалась только для какой-то определенной части работников, или, просто не пользовалась популярностью, потому что пустовала. Одетта поставила пару чашек на подставку кофемашины, закинула в неё капсулы, и включила. Характерный звук заполнил комнату, мешаясь с приятным ароматом кофе. Держу пари, в прошлый раз кофемашина была не капсульной.
Мы устраиваемся на мягком белоснежном диване в её кабинете. Он расположен, как и мой – у окна, но обладает той мягкостью, что моему и не снилась. Одетта протягивает мне серую папку, озвучивая содержимое в ней.
– Мой специалист по дешифровке посмотрел тексты.
– Тексты? Он ведь один. – я нахожу в папке фотографии, на которых действительно не один текст на древнекоуэльском.
– Мы нашли письмо, внутри таблички. Надпись на ней самой – имя жертвы.
Я нахожу бумагу с отчетом дешифровщика и вижу: “Джошуа Росатти, сын Господний”. Убийца подписал свою работу, это интересно. И Ник не зря рылся в делах пропавших. Ниже, нахожу расшифровку письма: “для чего Ты Меня оставил?”. Что это значит?
– Для чего оставил? Что это значит?
– Понятия не имею. Но, вероятно, он знаком с жертвой.
– Смерть могла произойти случайно?
– Нет. – она обрубила мою версию сразу же. – Джон уверен, это убийство. Травма черепа на сто процентов нанесена тупым предметом, других повреждений на теле не найдено, это не характерная для падения или чего-то еще, травма. Его убили.
– А отпечатки? На письме, есть?
– Увы. Вероятно, убийца пользовался перчатками или обработал пальцы, чтобы не наследить.
– А на трупе?
– Ни одного. – блять. Это хреново, где взять хоть что-то для сравнительного анализа?
– Джошуа Росатти это старик, о котором я говорил, верно?
– Он самый, детектив. Более того, он действительно муж той женщины, что к вам приходила. Сравнительный анализ ДНК подтвердил, что её сын – и его тоже.
– Нужно ехать опрашивать их. – я откладываю папку на стол и встаю с дивана, но рука Одетты касается моей.
– Не спешите, Адам. Это не всё. – она отпускает мою руку, и я поражаюсь нахлынувшему чувству грусти в этот момент. У меня больше не встает член на каждое её слово, это прогресс, пубертатный пацан во мне ослабил хватку. Зато теперь, выдает перлы мозг. Я сбиваю хрипоту с голоса.
– Вы обнаружили что-то еще?
– Скорее, не обнаружили. В Центральном парке стоят камеры видеонаблюдения. Это самый крупный парк Девнеста, они должны работать всегда, но, почему-то, мы не нашли записей. Вообще ни одной. Камеры не работают.
– Не может быть. Откуда у убийцы доступ к ним?
– О, это не самое интересное. На дорожных камерах мы тоже не обнаружили ничего подозрительного. На чем нужно перевозить двухметровый труп мужчины, чтобы не засветиться?
– Фургон. Автобус. – я пожимаю плечами, точно не легковое авто.
– Мои люди пробивают все крупногабаритные машины, которые проезжали мимо Центрального парка с ночи перед обнаружением тела, до момента нашего прибытия на место преступления. Я хочу попросить вас подключить и ваших сотрудников, машин много. Нужно опросить каждого.
– Хорошо. Пусть ваши люди обратят особое внимание, на каком расстоянии от места обнаружения тела эти машины останавливаются. Как правило, максимум – 100 метров можно протащить труп к месту захоронения. Тут же, у нас бетонное основание и деревянный крест. Это было сделано либо с чьей-то помощью, либо, труп тащили от машины недолго. – Одетта кивает. – Следов шин в парке не обнаружили? – не особо обрадуются мои ребята, конечно, но тут она права, действовать нужно быстро. Убийца уже мог избавиться от улик.
– Нет. Делайла пригласила к нам еще одного палинолога, они пробуют собрать споры с тела жертвы, чтобы определить, где его убили и в чем могли перевозить. Все это займет время. Возможно, много времени. Но нам, как вы и сказали, есть, чем заняться. – она допила свой кофе и оставила чашку на кофейном столике.
– Опросим чету Росатти.
Бестия достала из шкафа легкий тренч, взяла с собой большую сумку, в которую сложила ноутбук с блокнотом, и, попросила меня взять наши чашки, чтобы оставить их в посудомоечной машине по пути. Бюро Федеральных Расследований действительно было оснащено гораздо лучше моего полицейского участка. Даже в таких мелочах, как удобство и комфорт для сотрудников. Моя задница до сих пор помнила мягкость этого дивана, в кабинете Одетты. Мой – был такой же твердый, как койка в изоляторе.
Мы вышли на парковку. На улице все так же светило солнце, лучи которого приятно грели кожу в сочетании с легким осенним ветром.
– Поедем на моей машине, мне нужно ваше внимание и мозги, детектив.
Одетта водила свежую модель спортивной машины. В ФБР настолько хорошо платят, подарок родителей, или, у нее есть мужчина? Стала бы она тогда так себя вести со мной несколько дней назад? С ним она была тогда в баре? И зачем мне это, блять, знать.
Лаверье уже имела представление, куда нам нужно ехать, и вбила адрес в навигатор, так что, я просто сел на пассажирское сидение и расслабился.
– Думаю, мы оба согласимся с тем, что это убийство ритуальное и особой жестокости.
– Полагаю, что так. – я действительно был с ней согласен.
– Убийца оставил тело жертвы в белом районе, и жертва, тоже белая. Это практически наверняка говорит о том, что и убийца – белый мужчина. Предполагаю, в возрасте от 23 до 35 лет. Ранее был судим.
– Отчего вы решили? – я перебил её, так как мне было интересно услышать ее мнение на этот счет.
– Что у него есть судимость? А вы предполагаете, что на такое изощренное преступление способен человек, который не делал раньше ничего подобного?
– Он религиозный фанатик. С таким почерком во всем Норсестаддене убийц не сыскать, не то, что в нашем городе. Но… невозможно с настолько жестокого убийства начать криминальный путь. Стоит проверить. – Одетта усмехнулась.
– Он оставил тело в Центральном парке, на аллее, которая скрыта от глаз прогуливающихся с детьми мамочек, но, не в его глубине. Он хотел, чтобы тело обнаружили быстро. Я могу сделать вывод, что он местный житель. И, вероятно, отец. – интересное умозаключение. Постукивая по рулю пальцами, она продолжила:
– Модус операнди у него довольно интересный. Жена жертвы, она сказала, как пропал ее муж?
– У него деменция. Сын отвернулся на минуту, а отца рядом после не обнаружил.
– Ага. Значит, я права. Жертва была похищена.
– Или, он завел в темный переулок ничего не понимающего старика и убил на месте. Нужно проверить камеры.
– Уже смотрят. Что касается почерка, он еще более необычен. Проломленный череп это одно, но бальзамирование, покрытые тела смолой и его распятие на кресте – совершенно другое.
– Погодите, смолой? Я думал, это бетон.
– Эксперты определили. Можно не думать. – она ехидно улыбнулась, показав, наконец, ту Одетту, что я видел в первый день нашего знакомства. Надеюсь, именно моё присутствие подняло ей настроение.
Мда. Поплыл. Нужно взять себя в руки.
– Так вот, это всё, – говорит о том, что убийца знаком с технологией бальзамирования и тем, как следует обращаться с телом.
– Предлагаете искать бальзамировщика?
– Или просто работника морга. Как вариант. – она снова улыбнулась, довольная собой.
– Интересное намечается дело. – я усмехнулся. Сложности с отсутствием отпечатков пальцев убийцы уже не так нервировали. Быть может, он прокололся в другом. – А что насчет профиля личности? Составляли?
– Да, но без достаточного количества улик я в нем пока не уверена. Но, могу сказать наверняка – пойти на преступление его заставил сильный всплеск стресса. Такая жестокость по отношению к жертве указывает скорее на перемещенный гнев, потому что будь он направлен на саму жертву, не было бы этой инсталляции в парке. Мужчины не убивают так других мужчин. Что-то, или кто-то подтолкнуло его пойти, и убить старика. Ссора с женой или матерью его ребенка, возможно, потеря этого ребенка, или, потеря работы – то, что выбило его из привычной жизни. Триггер, ставший последней каплей.
– Вера в Господа подвела. – усмехаюсь. Стандартный профиль личности, увы, ничего примечательного. Даже самые изощренные убийцы, в том числе и среди серийных, не идут убивать просто так. Этот триггер похож на правду, он выбрал не главную аллею, но ту, где труп быстро обнаружат. Местный, белый мужчина до 40 лет, вероятно женат и возможно, имеет ребенка, работающий в сфере ритуальных услуг…
– Может, и так. Он был разгневан на Господа и отнял душу, что тот послал в мир. – бестия поддерживает мою усмешку.
– Надо дать объявление СМИ. Это может помочь в поисках, и, может быть, найдутся свидетели, которых мы могли упустить.
– Мое руководство будет против. – Одетта сжимает пальцами руль и ерзает на сидении. Похоже, ей тоже приходила эта мысль в голову.
– Это нужно будет сделать позже, если мы так и не найдем, за что зацепиться. Ваше руководство должно это понимать. СМИ оказывают хорошую помощь в расследовании таких дел, помогая найти свидетелей.
– Хорошо. – она тяжело и недовольно вздыхает. Федералы не любят светить лицом на телевидении, тем более, с просьбами о помощи. Это выше их достоинства. Даже Мадс такой. А Одетта, она из таких?
– К чему было это “на что ты меня оставил?” в письме? – у меня все это время не выходила из головы эта фраза.
– Понятия не имею, детектив. Как я уже сказала, это может быть послание к самой жертве. Но судя по характеру преступления… Не знаю, я могу ошибаться и жертва с убийцей не были знакомы.
– Тогда каков мотив? Религиозный?
– Маловато вводных для его определения. Если все завязано на одной религии, да. Извращенная форма обращения к Господу. С нерелигиозным сложнее.
– Думаю, другого нет. Записка странная, но звучит знакомо.
– Знакомо?
Одетта припарковывает машину у милого, небольшого домика. Он походит на его хозяйку. Чистый газон, цветы в клумбах, пара деревьев на участке, под которыми не видно опавшей листвы. Ухоженный двор с верандой, на которой красуется винтажный кофейный столик, похожий на старушку Жослин.
Последняя, занималась клумбой когда мы вышли из машины, выкапывая луковицы цветов.
Жослин Росатти встретила нас теплой, старушечьей улыбкой. А мне до безумия жаль было, нести ей плохие вести о её любимом муже. Бросив на еще зеленый газон свои рабочие перчатки, старушка обтерла ладони о теплые велюровые штаны в клеточку и подбежала к нам, открыть замысловатый замок на низких железных воротах.
– Господин полицейский, вы не одни! – она с теплом в глазах, посмотрела на Одетту. – Проходите, давайте в дом, я чаю заварю, пирог поедите, еще горячий, персиковый.
Я не смел возразить, но Одетта, хотела – не успела, больно быстро для ее состояния здоровья, старушка в доме скрылась.
Одноэтажный, он был небольшим. С порога, можно было сразу очутиться в уютной гостиной, на полу которой был узорчатый ковер с довольно длинным ворсом, на нём, располагался старый диван, с подушками явно ручной работы, – вышитыми розами. Напротив, за кофейным столиком, стояли уютные кресла с высокими спинками. С такими же подушками, что украшали диван. Кофейный столик был из хорошей древесины. Я умел определять такую благодаря отцу. Он хоть и был профессором литературы в университете, любил мастерить руками мебель в гараже. Мы часто пропадали с ним там на выходные, и я безумно скучал по тому времени. Его уже давно нет, но в воспоминаниях, – он живее всех живых.
Жослин прокричала с кухни:
– Вы пока устраивайтесь на диване, не стесняйтесь!
Он был мягким. Старость совсем не испортила поролон внутри. Возможно потому, что на нем не часто проводили время, или, это просто был отличный диван. Раньше их умели делать. На стенах, висело множество фотографий Жослин и Джошуа. И, конечно, их сына. По всей видимости, он был единственным их ребенком. Подошедшая с подносом чая и пирога женщина это подтвердила.