Висенте Гарридо
Самые жестокие преступники. Психологические профили нацистов, диктаторов, сектантов и серийных убийц
Марлоу, приблизившись к концу своего долгого пути по реке к поселению, где находился Курц, был поражен украшениями в виде бесчисленных пик, окружающих пристань, пока не понял, что эти украшения – человеческие головы, насаженные на верхушки деревьев. Черепа улыбались ему зловещими гримасами ужаса. Он достиг ада. И это именно то, что создала Ильза, многократно усиливая страдания, уже присущие лагерям смерти.
Чтобы понять Ильзу, нужно осознать три вещи. Во-первых, в Бухенвальде она обнаружила, что сексуальность может иметь другое измерение. Измены были лишь способом продолжать заниматься сексом в обход мужа, но когда новизна прошла, все стало повторением одного и того же. Это другое измерение – садизм, где секс может появляться лишь как средство для достижения удовольствия через полный контроль над другим. Читатель уже знаком с тем, что она сделала, не стоит углубляться, но есть аспект, который я хотел бы выделить.
Есть люди, с раннего возраста проявляющие садистские наклонности через жестокое обращение с животными или интенсивное издевательство над другими детьми (например, связывая их или неоднократно запугивая), но, по имеющимся данным, это не касается Ильзы, которая, насколько нам известно, имела вполне обычное прошлое[30]. Моя гипотеза заключается в том, что этот садизм смог проявиться только благодаря уникальным обстоятельствам, которые были идеальны для этого: обладание абсолютной властью (муж не был помехой, напротив, помогал ей) в месте, где пытки и убийства составляли часть системы.
Я убежден, что без этого специфического места и времени – лагерей уничтожения при режиме истребления – Ильза Кох оставалась бы в пределах своей второй ключевой черты личности: манипуляции или макиавеллизма. С юных лет Ильза не делает ничего иного, кроме как хитрит, лжет и притворяется. Для нее нацистская идеология – лишь лестница к осуществлению амбиций. Ей было бы все равно, какой расы или национальности заключенные. Как только они оказывались за решеткой и лишались всех прав, для Ильзы моральное отчуждение происходило мгновенно. Мы знаем, что такая дегуманизация была распространенным психологическим механизмом среди палачей и геноцидников[31], но в ее случае объективация человека не основывалась на традиционной нацистской рационализации, что узники – это враги немецкого народа. Ее действия объясняются абсолютным отсутствием эмпатии к тем, кто оказывался в ее власти. Доказательством этому служит тот факт, что она и ее муж без зазрения совести грабили собственный народ.
Следует также обратить внимание на ее отношения с детьми, которые практически прекратились, когда она стала Ведьмой Бухенвальда, или на ее отношения с любовниками, которых она использовала лишь для сексуального удовлетворения и возвышения собственного эго. Это приводит нас к третьей составляющей ее личности: психопатии, то есть неспособности устанавливать значимые или по-настоящему человеческие связи с окружающими. Единственный сын, который хотел ее увидеть, Уве, при встрече в тюрьме Айхах только напомнил ей о том, что она уже утратила. Ее будущее в тюрьме – это прежде всего унижение, невыносимая боль для человека, который когда-то обладал властью над огромным концлагерем.
Ее способность к манипуляциям – часть ее макиавеллизма – больше не сможет вывести ее из этой ситуации; ранее это удавалось, когда она каким-то чудом вызвала жалость у высокопоставленного американского офицера, но скандал положил конец ее надежде затеряться в послевоенной анонимности. Садистка, психопатка, макиавеллистка, Ильза Кох обладала абсолютной властью в течение нескольких лет и, сама того не желая, стала завершенным примером моральной деградации, которую нес нацистский режим, полностью разрушающий этические нормы цивилизованного общества. Здесь, повторюсь, нет никакой идеологической отговорки. Ильза воплощает собой ночной кошмар, будто вырванный из фильма Пазолини («Сало, или 120 дней Содома», 1976), типичный продукт «наци-эксплуатации», где похоть и жестокость переплетаются с нацистской символикой, а Ильза, в обтягивающих шортах верхом на лошади, продолжает истязать тех, кто осмелился взглянуть на ее тело. Это китчевая эстетика, поклоняющаяся убийству, высшим выражением которой стала татуированная кожа, добытая путем сдирания с живых мертвецов.
Представляет ли Ильза Кох отклонение от своего пола[32]? Всегда существует соблазн навесить ярлык на женщин-садисток или убийц как на «недостойных женской природы». Этот стереотип был применен и к ней. Она не была «настоящей женщиной» – она была «зверем», «ведьмой» или «сукой» из Бухенвальда. Много лет спустя мы увидим тот же процесс отрицания «истинной женственности» у Эйлин Уорнос, ошибочно названной «первой серийной убийцей в США». Причина в том, что она убивала как мужчина: пользовалась пистолетом и нападала на незнакомцев в отдаленных местах, где потом и оставляла их тела. (Женщины обычно убивают знакомых людей в домах, используя яды или лекарства, и оставляют тела в закрытых помещениях.)
Разумеется, женщины не делают того, что совершила Ильза. Однако мужчины тоже редко делают то, что совершили их коллеги по управлению концлагерями. Ильза Кох поступала так, потому что, во-первых, женщины, как и мужчины, способны проявить худшие стороны человеческой природы. Эта жестокость в женщине не отменяет ее женственности, так же как садизм или психопатия не лишают мужчину его мужского начала. Таким образом, Ильза не была менее женщиной, чем другие; она была таковой, но в своей самой темной и жестокой версии. Во-вторых, Ильза Кох жила в микрокосме концлагеря внутри политической системы, которая позволяла и поощряла зверства, где она наслаждалась абсолютной властью, поддерживаемой мужем, разделявшим многие ее порочные наклонности, хоть и без ее демонстративности. Итак, Ильза Кох наслаждалась властью, потому что была женщиной, которая не колебалась навязать другим свою волю, подобно Куртцу в романе «Сердце тьмы».
Йозеф Геббельс
Биографическая справка
С древнеримских времен и до сегодняшних демократий все политические режимы использовали пропаганду для легитимизации власти или возвеличивания своих лидеров и достижений. Однако немногие из них сумели использовать ее так эффективно, как нацизм: пропаганда стала решающим фактором, благодаря которому Национал-социалистическая немецкая рабочая партия за десятилетие прошла путь от незначительной политической силы до захвата власти в 1933 году. С ее помощью немецкое население поддерживало и как минимум мирилось с антисемитской, расистской и тоталитарной политикой Третьего рейха, а также с его преступлениями и завоевательными кампаниями, которые привели Германию ко Второй мировой войне. Главным архитектором всего этого был Йозеф Геббельс, человек, убежденный в том, что не существует ничего, чего нельзя было бы достичь с помощью пропаганды, понимаемой как чистая манипуляция.
Йозеф Геббельс родился 29 октября 1897 года в городе Райдт, к югу от Менхенгладбаха, в зажиточной католической семье. Будучи болезненным ребенком, в возрасте четырех лет он перенес остеомиелит, из-за чего у него развилась деформация правой стопы. Операция, сделанная ему в десять лет, не исправила этого дефекта, и поэтому Геббельсу, у которого одна нога была короче и слабее другой, пришлось носить протез и ортопедическую обувь. Инвалидность лишила его возможности участвовать в Первой мировой войне, хотя позже он приписывал ее ранению, якобы полученному на фронте.
Будучи блестящим студентом, Геббельс в 1921 году получил докторскую степень по германской филологии. Его главной мечтой было стать писателем, однако романы, драмы и статьи его авторства не вызвали интереса у издателей и газет. Этот провал глубоко ранил его и усилил неприязнь к евреям, которые, по его мнению, контролировали издательский и культурный мир, исключая из него истинных немцев.
Именно в этот период Геббельс начал сближаться с нацистской партией. Его привлекли ее националистические и антисемитские постулаты, но в первую очередь – харизматичный лидер Адольф Гитлер, которого он вскоре начал фанатично обожать. Благодаря своему ораторскому мастерству, которое он направил на создание ярых антисемитских и провокационных речей, Геббельс быстро продвинулся по партийной лестнице. Уже в 1926 году он стал лидером партии в Берлине, а в 1930-м – руководителем ее пропагандистского отдела, где вскоре проявил себя как искусный мастер и новатор.
Геббельс возглавлял избирательные кампании нацистов, в которых, используя методы из мира коммерческой рекламы, умело эксплуатировал страхи, разочарования и ненависть масс, одновременно внушая им идею, что только особенная личность, избранная провидением, может вернуть Германии утраченное величие и уничтожить ее врагов, прежде всего коммунистов и евреев. Конечно же, такой личностью был Гитлер. Стратегия сработала, и в 1933 году, когда нацисты пришли к власти, Гитлер отблагодарил Геббельса, назначив его министром народного просвещения и пропаганды.
На этом посту Геббельс посвятил себя завоеванию умов немецких граждан, чтобы сделать их абсолютно лояльными к фюреру и его режиму. Плакаты на улицах, пресса и радио были среди средств, которые он использовал для этой цели. Огромную роль играли и кинофильмы, прославлявшие Гитлера и воспевавшие превосходство арийской расы, одновременно изображая евреев существами, которые едва можно назвать человеческими, но наделенными дьявольским коварством.
Геббельс также осознавал силу массовых демонстраций, поэтому организовывал митинги с толпами, преданными Гитлеру, а также военные и парамилитарные шествия, тщательно постановленные и срежиссированные, которые демонстрировали непреодолимую мощь нацистского движения и, транслируясь по радио и в кино, проникали в дома по всей стране. В этих действиях истина была неважна: единственное, что имело значение – это служение рейху и его вождю. Хотя приписывание фразы «ложь, повторенная тысячу раз, становится правдой» Геббельсу сомнительно, она в полной мере отражает его макиавеллистское понимание пропаганды.
Геббельс не ограничился тем, чтобы спроектировать и возглавить пропагандистскую машину режима – он сам активно участвовал в ней, публикуя статьи и выступая с речами, в которых разжигал ненависть к еврейской общине. Как он записал в своем дневнике: «Евреи больше не люди, они животные. Поэтому наша задача не гуманитарная, а хирургическая. Необходимо будет сделать разрезы, и весьма радикальные. В противном случае Европа будет уничтожена еврейской болезнью. Евреи […] больше являются вопросом гигиены, чем социальным». Эта кампания, инициированная Геббельсом, привела к нескольким погромам. Самый жестокий произошел с 9 на 10 ноября 1938 года – так называемая Хрустальная ночь. Тогда около сотни евреев погибли от рук членов СА и взбудораженной толпы граждан, а более 30 000 были арестованы в ходе различных облав и полиция не предпринимала никаких действий, чтобы остановить это. В ту ночь также сгорели более ста синагог, тысячи еврейских магазинов и домов были разграблены и разрушены.
Именно министр пропаганды в 1941 году приказал немецким евреям носить желтую звезду. Хотя его первоначальной целью была депортация евреев из Германии, он в конечном итоге принял «окончательное решение», то есть их уничтожение в лагерях смерти. «Против евреев было принято варварское решение, – записал он в своем дневнике 27 марта 1942 года, – но вполне заслуженное».
В отличие от других нацистских лидеров, которые, увидев неминуемое поражение, поспешили сдаться американцам, Геббельс и его жена Магда, убежденная нацистка, на которой он женился в 1931 году, решили довести свою верность фюреру до конца. Таким образом, 1 мая 1945 года, на следующий день после того как Гитлер покончил с собой в бункере рейхсканцелярии в Берлине, они подготовились к собственной смерти. Однако прежде их фанатизм[33] привел к тому, что они убили своих шестерых детей – пять дочерей и одного сына в возрасте от четырех до 12 лет: после того как им ввели морфин, чтобы усыпить, их заставили проглотить содержимое ампул с цианидом. После этого супруги вышли из бункера, служившего им убежищем. Геббельс выстрелил в свою жену, а затем застрелился сам. Предупрежденный заранее солдат добил их, затем их тела были облиты бензином и сожжены.
Великий сценограф нацизма
Психологический профиль Йозефа Геббельса
Йозеф Геббельс собрал все свои силы для выступления во Дворце спорта, когда произносил знаменитую речь о тотальной войне. На дворе 18 февраля 1943 года. Русский фронт рухнул, битва за Сталинград проиграна. На Западном фронте союзники захватили Сицилию. Министр пропаганды заполнил Дворец средним командным составом и офицерами – теми, кому предстояло продолжать внушать солдатам веру в победу на поле боя. Геббельс прекрасно понимал, насколько тяжелы времена. С тех пор как он познакомился с Гитлером в эпоху Пивного путча, вся его работа была направлена на одно: убедить немцев, что фюрер непогрешим, что он – почти бог на земле. Однако на этот момент уже становилось очевидно, что этот мессия недооценил стойкость славян – «низшей расы» в его глазах – перед некогда непобедимой армией. Более 20 миллионов русских отдали бы свои жизни, защищая свои поля и города от намерений нацистов поработить их. Это было начало конца, но Геббельс не собирался сдаваться. Чем больше опасность для родины, тем сильнее он старался убедить Германию, что победа все еще возможна.
В этот же день активистка движения «Белая роза» Софи Шолль (1921–1943) попала в руки гестапо, и всего четыре дня спустя ее казнили. Софи изучала философию и биологию в Мюнхенском университете. Вместе со своим братом Хансом она была сердцем этого удивительного движения сопротивления, которое собрало несколько десятков молодых людей (в основном студентов), решивших восстать против коллективного безумия, созданного Геббельсом, пропагандировавшим миф о превосходстве немецкого народа и его праве уничтожить всех остальных. Софи и ее друзья сталкивались с гигантским вызовом: борьба с помощью листовок в университетах и других местах против неумолимой машины нацистского государства.
Я упоминаю здесь «Белую розу», потому что она помогает лучше понять Геббельса и его роль в Третьем рейхе. Словно Софи и те, кто так отчаянно рисковал жизнью, были одними из немногих, кто осознал, что вся нацистская идеология – это гигантская выдумка, и кто-то должен был разбудить немецкий народ от этого кошмара, указав пальцем на Гитлера и его окружение, крича, что, ради бога, нужно остановить весь этот ужас[34].
По сути, эти две жизни, существовавшие одновременно – Геббельс, использующий весь государственный аппарат в высшем стремлении сохранить иллюзию, которая продолжала отправлять его соотечественников на смерть, и Софи с ее листовками, провозглашавшая, что все это – позорная ложь, направленная против человечества, – прекрасно иллюстрируют жизненную цель нацистского лидера и его успех, достигнутый для Гитлера и нацизма. В конечном итоге этот успех заключался в том, что Геббельс создал грандиозный спектакль, где зрители чувствовали себя счастливыми и ободренными после тягот Версальского мира, вдобавок им пообещали, что они станут хозяевами мира.
Это счастье включало в себя принятие «полного пакета» нацизма без особых внутренних конфликтов: евреи как главный враг немецкого народа (вместе с коммунистами), Гитлер как мессия новой религии, арийская раса как единственная имеющая право править миром по сценарию, написанному словно для кино, и война как необходимый инструмент для того, чтобы Третий рейх мог возглавить цивилизацию на следующие тысячу лет. Лишь немногие, такие как Софи, смогли подняться и забросать тухлыми яйцами экран, перед которым зрители находились в гипнотическом состоянии.
В сознании Йозефа Геббельса
До сих пор ведутся споры, был ли Геббельс создателем современной массовой пропаганды, а также о степени ее эффективности. Безусловно, Орсон Уэллс уже в 1938 году продемонстрировал, что с умелым и манипулятивным использованием самого мощного на тот момент средства коммуникации – радио – можно было мобилизовать массы, внушив им фантастические идеи вроде того, что Земля подвергается вторжению марсиан. Однако Геббельс вывел массовую коммуникацию на совершенно новый уровень, создав единый и гегемонический дискурс, который действовал как Большой Брат из романа Джорджа Оруэлла «1984».
Только нацизм оказался в исторически благоприятных условиях, чтобы использовать весь потенциал радио (через массовое производство и распространение дешевых приемников) и кинематографа. Эйзенштейн внес свой вклад в создание мифологии Русской революции с помощью кино, но его немые фильмы демонстрировались в огромной стране и их эффект едва ли мог быть значительным. Геббельс же находился во главе управления сознанием нации, живущей в государстве более умеренных размеров, современном и почти полностью охваченном радио и кинематографом, которые в те годы достигли значительного технологического и индустриального развития. Таким образом, у Геббельса были все необходимые инструменты, чтобы «продать» свой фильм нации, оказавшейся «в плену».
Именно это состояние пленения аудитории пропаганды некоторые историки приводят в качестве аргумента, умаляющего заслуги доктора филологии: «Ну, так любой смог бы!» – утверждают они. И да, с точки зрения креативности, Уэллс в 1938 году добился гораздо большего. Но это не отменяет того факта, что Геббельс использовал все свои огромные преимущества с поразительной эффективностью. Не будем забывать, что наш герой – человек высокообразованный. По сути, он был единственным среди высшей нацистской элиты – Гитлера, Бормана, Гиммлера и Геринга, – обладающим такой культурной подготовкой. Только он мог создать тот фантастический и параноидальный нарратив, который лег в основу нацистского режима и способствовал тому, что Германия продолжала сражаться и отправлять евреев в газовые камеры до последней минуты.
При поддержке Вагнера и крепкой команды кинематографистов, радиопрофессионалов и графических художников, а также используя порабощенную прессу, Геббельс создал теллурический и мифический образ прошлого, героический нарратив, который служил успокоительным для тех, кто слышал отдаленное эхо войны, которая «всегда идет хорошо», а трагическая сторона которой показывалась только родным погибших.
Разумеется, начиная с 1943 года ситуация усложнилась. Союзники начали массированные бомбардировки немецких городов, и – в некотором роде поэтическая справедливость – среди бомб с неба падали листовки «Белой розы», доставленные Сопротивлением. Однако Геббельс всегда делал ставку на повышение. В отличие от тучного фельдмаршала Геринга, у него не было жизни вне нацистской партии. Когда он решил стать глашатаем Гитлера, его жизнь не имела никаких стимулов. Низкорослый, хромой, отвергнутый газетами, когда еще пытался быть писателем, он нашел в компании ефрейтора, ставшего мессией, мощную причину, чтобы бороться и стать значимой личностью.
Да, оказавшись у власти, он наслаждался привилегиями своего положения – роскошной жизнью и многочисленными актрисами, жаждущими успеха и неспособными отказать ему в своих услугах. Но это было далеко от того гедонизма, в котором купался фельдмаршал, нашедший в своей нацистской принадлежности средства для великолепной жизни среди украденных произведений искусства, сытной еды и женщин; морфий подкрепил страсть к жизни, которую он начал испытывать, став асом авиации в Первой мировой войне.
Это объясняет, почему в последние дни существования нацистского режима, когда уже не было другого выхода, кроме как спасать собственную жизнь, Геббельс оказался единственным из высокопоставленных нацистов, кто остался с Гитлером. Он создал фантастический нарратив Третьего рейха, рассчитанного на тысячу лет, и полностью в него верил. Лучшая интерпретация личности Геббельса заключается в том, чтобы рассматривать его как самого преданного члена секты – культа, который он сам решительно помогал создать вокруг Гитлера. В строительстве этого убийственного мифа ему оказала значительную поддержку его жена Магда, ведь, несмотря на все проблемы в их браке, так называемая первая леди рейха также оставалась верной последовательницей гитлеровской секты.
В этом контексте следует понимать трагедию, связанную с убийством ее шести детей. Сама Магда ясно и просто объяснила это в письме, отправленном своему старшему сыну (от первого брака), который в тот момент находился на фронте, за несколько часов до их самоубийства с мужем и уничтожения их детей: «Мы не хотим жить в мире без Гитлера», и они не хотели такого будущего для своих детей. В отличие от других случаев семейных убийств, где один из родителей убивает детей из мести или злобы, этот ужасающий случай служит крайним примером так называемого альтруистического, или расширенного, самоубийства: они убивают из любви, чтобы дети не страдали в мире, когда родителей уже не будет[35].
В конечном итоге объяснение личности и деятельности Йозефа Геббельса нужно искать как в его биографии, так и в историческом контексте, в котором он жил. Когда он встретил Гитлера, Геббельс был униженным человеком без будущего; он не обладал харизмой, но, как и Гитлер, стал выдающимся оратором благодаря упорству. Гитлер проповедовал новую религию, тогда как у Геббельса не было никакой (его научный руководитель был евреем!), но он отчаянно искал веру. Религия Гитлера была предназначена не для загробной жизни, а для настоящего, и Геббельс быстро осознал, что роль верховного жреца даст ему цель, важность и власть. Он писал в своих дневниках: «Национал-социалистическая партия стала новой верой, ради которой следовало пожертвовать всем». С почти полным отсутствием привязанности к традиционной жизни и лишенный прочных моральных ценностей, Геббельс поклялся в верности своему фюреру и создал для него захватывающую мифологическую сценографию, которая обрела земные черты на фоне горящих книг и факелов ночных маршей.
Он быстро понял, что одной «нацистской библии» (Mein Kampf) недостаточно для создания нового культа – необходимо было создать коллективную иллюзию, полную лжи и мифов, за которую бы ухватился немецкий народ, чтобы не думать об ужасах, совершенных во имя нации. Когда Геббельс сделал этот шаг, пути назад уже не было.
Его жизнь потеряла смысл без нацистской партии. Геббельс стал моральным чудовищем по собственному выбору. Как и все тираны, он был глубоким нарциссом, но его руки не были запятнаны кровью кроме того дня, когда он принес в жертву своих детей. Он не был кровожадным убийцей или садистом. Подобно Аврааму, готовому убить своего сына Исаака по приказу Бога Израиля, у Геббельса не оставалось другого выбора, когда рухнул мир, который он столь решительно помогал строить. Не потому, что он ожидал награды в загробной жизни, а потому, что его бог был уже мертв и смысла жить у него больше не было.