Заговорил, а сердце в ней пылает
Неведомым, томительным огнем.
Их запахом встречает куст незримый,
И, словно тоже страстию томимый,
Вдали, вдали – на рубеже степей,
Гремит, поет и плачет соловей.
И может быть, он начал понимать
Всю прелесть первых трепетных движений
Ее души – и стал в нем умирать[5]
Крикливый рой смешных предубеждений;
Но ей одной доступна благодать
Любви простой, и детской, и стыдливой…
Нет! о любви не думает она —
Но, как листок блестящий и стыдливый,[6]
Ее несет широкая волна…
Все в этот миг кругом ей улыбалось,
Над ней одной все небо наклонялось,
И, колыхаясь медленно, трава
Ей вслед шептала милые слова…
Уезжая домой, наш герой думал про себя: «Я рад соседям… Он человек богатый… дочь у них одна и притом она мила». Думая так, он гнал от себя другие, неуместные мечты, отголоски давно минувших дней… А что же Параша? Ей казалось, что все прежнее, вся жизнь ее изменилась; во сне ей виделся он, а поэту слышится над нею, спящею, какой-то насмешливый голос, который говорит:
«В теплый вечер, в ульях чистых
Зреют светлые соты;
В теплый вечер лип душистых
Раскрываются цветы;
И тогда [7] по ним слезами
Потечет прозрачный мед —
Вьется жадно над цветами
Пчел ликующий народ…
Наклоняя сладострастно
Свой усталый стебелек,
Гостя милого напрасно
Ни один не ждет цветок.
Так и ты цвела стыдливо,
И в тебе, дитя мое,
Созревало прихотливо
Сердце страстное твое…
И теперь, в красе расцвета,
Обаяния полна,
Ты стоишь под солнцем лета
Одинока и пышна.
Так склонись же, стебель стройный;
Так раскройся ж, мой цветок;
Прилетел жених… достойный
В твой забытый уголок».
Однакож странно: почему эти прекрасные стихи так неожиданно сменяются таким прозаическим стихом – с достойным женихом?.. Не забывайте, что эти стихи прозвучал насмешливый голос… Чей же это голос? – Должно быть, сатаны; эта догадка тем основательнее, что сам поэт, вслед за тем, заставляет сатану «поникнуть угрюмою головой над любящей четою». Но не ожидайте сцены обольщения: наш поэт– писатель благонравный, а герой его поэмы не был дон-Хуаном – в этом уверяет нас сам автор:
Мой Виктор не был дон-Хуаном… – ей
Не предстояли грозные волненья.
«Тем лучше, – скажут мне, – разгул страстей
Опасен»… Точно; лучше, без сомненья,
Спокойно жить и приживать детей —
И не давать, особенно вначале,
Щекам пылать… склоняться голове…
А сердцу забываться – и так дале.
Не правда ль? Общепринятой молве
Я покоряюсь молча… поздравляю
Парашу – и судьбе ее вручаю —
Подобной жизнью будет жить она:
А кажется, хохочет сатана.
Мой Виктор перестал любить давно…
В нем сызмала горели страсти скупо;
Но впрочем, тем же светом решено,
Что по любви жениться – даже глупо.