На другой день в «Journal des Debats» приятельская рука расхвалила вранье Жирардена в силу следующей мысли: «Не будем требовать от века больше, нежели сколько он дать может».
Милостивые государи, да кто вас сделал представителями века?
Если бы все это касалось не до Парижа, то мы, право, готовы б были подумать, что остроумный автор «Хроники» мистифирует нас.
Здешние юристы, кроме Росси, сухи, как их наука, не оживляемая философиею права. Один из лучших юристов Франции, адвокат, ныне президент камеры, Дюпен, запоздалый в науке правоведения от обширной практики в почтенном ремесле своем, насмехался над Журданом, собратом своим au bureau francais[2], за то, что он советовался с наукою прав у англичан и немцев. Журдана не стало: ученый юридический журнал его прекратился, и французские юристы должны снова слепо верить бредням Лерминье о немецких юристах-профессорах, о Ганцах, Савиньи и пр.
Вот по анекдоту о трех корифеях французской литературы.
Когда еще, по пророческому выражению Сальванди, на бале у герцога Орлеанского, «dansait sur un volcan»[3], герцогиня Беррийская просила Roger сделать публичное заседание dans la societe des belles-lettres[4] и пригласить короля неаполитанского, отца ее. Roger, желая угодить ей, предложил немедленно Жюсье, одному из умнейших членов общества, приготовить статью в прозе, а Ламартину стихи. Первый соглашался охотно, Ламартин начисто отказал ему. Сперва отговаривался он, что у него нет ничего нового в портфеле. Но когда Roger напомнил ему, что его гармонии печатаются, что он может взять из них любую пьесу и потешить герцогиню Беррийскую и отца ее, то он снова отвечал ему: «Je ne veux pas perdre Famitie de mes amis Jes marchands de vin de Macon[5]. Если они узнают, что я пишу и читаю стихи для двора, то разлюбят меня, а я хочу быть депутатом; я должен непременно быть депутатом». И в самом деле, по удалении старшей линии Бурбонов, Ламартин поехал на Восток и, возвратившись, занял место в камере. Маконцы о нем вспомнили.
Жюль Жанен, в статье «Дебатов», недавно упомянув о Каннах, где высадился Наполеон, сказал, что это место прославлено и тем, что здесь Аннибал разбил римлян! Кто-то из приятелей Жанена указал ему ошибку его. «Vraiment, j'ai confondu cela! C'est drole!»[6] – отвечал он.
La reprise d'«Hernani»[7] удалась теми же средствами, как и первые представления оной. Один из приближенных к театральной дирекции, исчислив все места в ложах, в партере, в галереях, в оркестре, выданные с распоряжения автора, полагает, что Гюго роздал приятелям и приятельским сотрудникам в хлопанье до 800 билетов. Вот как здесь многим удается!
Говоря о громкой фразе, устремленной Кузеном на пэров, автор так говорит о нем самом: